Стюарт, молодой эмбиэшник, совсем недавно появившийся на Фабритеке, только что заключил новый контракт с одной из автомобилестроительных фирм, которая поручила Фабритеку фрезеровку и шлифовку отливок для сборки кое-каких узлов двигателей. Неделей раньше число дефектных отфрезерованных изделий почему-то резко подскочило, что затормозило работу всего шлифовального цеха.
- Стью, - сказал Дир, - у нас серьезная проблема. Такое впечатление, что мне придется поставить дополнительных людей, кое-кого заменить, работать во внеурочные или вообще добавить еще один станок.
- Постой, постой, - ответил Стью. - Мы еще не знаем, из-за чего идет брак. Если мы просто попытаемся отмахнуться от этой проблемы, решив, например, работать во внеурочные, то этот заказ нас просто разденет.
В чем же дело?
Я пришел на занятие, имея в своей тетрадке следующий анализ:
Насколько я вижу, есть только три возможных причины высокой доли дефектных изделий.
1. Брак гонит Морено, который занимается предварительной обдиркой отливок, прежде чем передать их Кларку.
2. Виноват Кларк, который делает чистовое фрезерование, возможно оттого, что Морено работает слишком быстро.
3. Какое-то сочетание обеих этих причин.
Такой анализ оказался грубоватым и поверхностным вовсе не потому, что я ленился. Я дважды прочел все десять страниц текста задачи, составил конспект и размышлял над ней по максимуму. Признаюсь, ничто в ней не вызвало у меня фейерверка воображения и во время работы я два-три раза принимался дремать. Но я действительно думал над задачей и мой ответ был самым глубоким, самым полным, насколько я смог этого добиться.
Мой результат даже близко не подходил к правильному пути решения. Когда меня поднял Бенчли и я зачитал ему свой ответ, он погладил бороду и пару мгновений просто смотрел мне в лицо, словно пытаясь понять, не разыгрываю ли я перед ним классного шута. "Сам по себе ответ не так плох, - сказал он, признавая, что я просто-напросто пропащий лирик. - Но вы даете мне всего лишь описание. Я хочу анализ. Мне нужны цифры. Что, в этом классе никто не работает с цифрами?"
Джон Лайонс, Мистер Совершенство, поднял руку.
- Я вижу, что ежедневно у Морено имеется 8 часов по 60 минут, или 480 минут, на работу, - сказал Джон. - Это в предельном случае, если предположить, что он не делает перекуров.
Бенчли записал цифры на доске, неожиданно расплывшись в улыбке.
- И? - подстегнул он.
- Задача гласит, что Морено получает 167 процентов от стандартного тарифа за смену, - продолжал Джон. - Это значит, что он обдирает 167 отливок в день. Если поделить 480 минут на 167, становится ясно, что Морено обрабатывает по одной отливке каждые 2,87 минут.
Бенчли и это записал на доске.
- Это мне нравится, - заметил он. - Продолжайте.
Далее Джон сказал, что согласно Приложению 1, таблице, которая шла в конце задачи, "длительность обработки", другими словами, то время, которое каждая отливка фактически проводила на станке Морено, составляла 2,6 минут. Вычитая 2,6 из 2,87, Джон выяснил, что для каждой отливки у Морено оставалось только 0,27 минуты на выполнение "внешних операций", в основном состоявших из установки и демонтажа отливки на станке. С другой стороны, согласно Приложению 2, стандартное время на "внешние операции" должно составлять 0,994 минуты. Чтобы заработать свои 167 процентов от стандартного тарифа, Морено, стало быть, приходилось выполнять "внешние операции" менее чем за треть стандартного времени.
- Морено жульничает, - сказал Джон. - Он слишком быстро меняет заготовки, чтобы успеть их качественно обработать. Может, он даже станок перенастроил, чтобы работать быстрее, чем запланировано. Не приходится удивляться, что у них столько брака.
- Превосходно, - просиял Бенчли. Он подошел к кафедре, где у него лежал список нашего класса. - Джон Лайонс, - сказал он, доставая ручку и делая какую-то пометку. - Очень хорошо. Очень, оч-чень хорошо… - Затем Бенчли поднял голову. - То, что сейчас продемонстрировал мистер Лайонс, это и был анализ. Надеюсь, все поняли, в чем идея?
Я понял так, что в то время как есть люди-дальтоники, не различающие цветов, имеются и такие, которые должны быть слепы к цифрам, вроде меня. Я даже искренне считал, что Приложения 1 и 2, - ключи к решению, как это показал Джон, - были добавлены специально, чтобы сбивать студентов с толку.
- Итак, Морено - бракодел, - сказал Бенчли, продолжая обсуждение. - Но что еще неладно на Фабритеке?
Теперь руку поднял Гуннар Хааконсен, Мистер Корифей. Гуннар упивался "Операциями" точно так же, как он это делал на "Калькуляции издержек".
- Проблема в системе вознаграждения за труд, - напористо заявил он. - На Фабритеке используют систему сдельной оплаты, вознаграждая работника по числу обработанных отливок. Но это поощряет каждого из них работать как можно быстрее, приводя, в свою очередь, к значительным индивидуальным расхождениям, начиная от Морено, который работает со скоростью 167 процентов от стандартной, и кончая теми, которые придерживаются номинального темпа или просто чуть-чуть быстрее.
- При групповом производственном процессе, - продолжал Гуннар, - вам лучше иметь такую структуру оплаты труда, которая бы давала инициативу для работы единой бригадой, а не разобщенными индивидуумами. Поэтому я утверждаю, что Фабритеку следует по крайней мере часть оплаты привязывать к выработке всего цеха.
- Хорошо, - сказал Бенчли, возвращаясь к кафедре, чтобы сделать еще одну пометку в списке. До окончания занятия он сделал еще полдюжины подобных пометок за особенно хорошую работу. Да, пожалуй, лирику вроде меня действительно следовало бы внимательно прислушиваться к обмену мнениями. Но я обнаружил, что не в состоянии проникнуть в материал, как уже и говорил, и что для меня следовать этому обсуждению было столь же трудно, как слепцу - понимать, о чем идет речь на занятиях живописью.
7 февраля
Сегодня, на полпути сквозь семестр, Конор наконец-то проявил свои способности: сумел задремать на "Анализе данных", быстро заснул на "Калькуляции издержек" и минут пять-десять проспал на "Операциях". Я им горжусь. Прирожденный фокусник.
ОДИННАДЦАТЬ
Термоклины
15 октября
Все мальки похожи друг на друга и плавают с той же самой энергией отчаянья, когда только-только проклюнутся. Но что до меня, нет сомнений, что со временем я превращусь в придонного жителя, вялую, громоздкую рыбину, типа морского окуня, лишь мимолетно замечающего своих стремительных, серебристых однокурсников, снующих в совершенно ином термоклине, высоко у меня над головой.
Эту запись в своем дневнике я сделал в осенний семестр, когда Филипп с Джо все еще работали почти столь же напряженно, как и я сам. К зимнему семестру они научились проводить различия в материале, изучая только самое главное и мельком пробегаясь по всему остальному, так что сейчас они оказались в состоянии переадресовать свой значительный интеллект и энергию на получение удовольствий. Словом, они мигрировали вверх.
Через неделю после начала семестра Филипп нарушил график домашних обязанностей, который мы вывесили на своем холодильнике. Он переехал. Погрузил свитера, носки, белье и бритвенные принадлежности в свой гигантский "бьюик", после чего направил колеса к лыжной кабине возле озера Тахо, которую он арендовал вместе с группой других "физиков". Филипп со своими приятелями катался на лыжах каждый выходной, по понедельникам и вторникам приезжал в Стенфорд на занятия, потом возвращался в горы, чтобы покататься в среду, вновь был в классе по четвергам и пятницам, затем уезжал на очередной лыжный уик-энд.
Во время его кратких появлений в нашем доме в Портола-Вэлли, где он занимался стиркой, Филипп рассказывал нам про очередного из своих "снежных зайчиков", то бишь, горнолыжных подружек. "Она полна жизни! Она полна веселья! Ей семнадцать!" Или: "Она зрелая женщина! Какая осанка! Ей восемнадцать!"
Джо оставался в Портола-Вэлли. Его спортивные увлечения лыж не касались. Он занимался сведением деловых знакомств.
- Питер, ты должен помнить, что большая часть всей ценности этого места - это люди, с которыми ты познакомишься, - говорил он. - Только вообрази себе тот поток сделок, который я смогу получить от однокурсников в следующие пять, десять, двадцать лет. Они будут в банках и корпорациях всего мира. Это я тебе говорю!
Джо принял решение узнать каждого человека в нашем классе. "Не в том смысле, кто они такие. Я имею в виду, узнать их по-настоящему". Практически каждый вечер он уходил ужинать со своими партнерами по подгруппе или с новыми знакомыми. Он стал активистом в Студенческой ассоциации Стенфордской бизнес-школы, нашей версии студенческого правительства. Он записался в два клуба, Финансовый и Предпринимательский. (В школе было множество клубов, включая финансы, предпринимательство, венчурный капитал, СМИ и здравоохранение).
Хотя Джо получал удовольствие от сведения новых знакомств, вскоре выяснилось, что это дело сопряжено с определенными опасностями. Как-то днем я легкой трусцой спустился к нашей кадке и обнаружил, что Джо уже там, сосредоточенно размокая в горячей воде. Пока я перелезал через край, он внимательно за мной следил.
- Вчера вечером познакомился с Кевином Самнером, - сказал Джо. Кевин был одним из наших однокурсников. - Ты знаешь, что у него отец - президент киностудии? - Как выяснилось, утром Джо сходил в библиотеку и сделал компьютерный поиск по газетам, отыскивая сведения про мистера Самнера-старшего. - В прошлом году он продал пакет опционов. Сделал себе миллионов шестьдесят.
Джо углубился в обеспокоенное молчание, разглядывая воду, струившуюся вокруг коленок.
- А ты знаешь, что дед Тима Стерлинга основал крупную розничную сеть? - внезапно спросил он. Стерлинг был еще одним из наших однокурсников, с которым Джо недавно познакомился. - Я прочитал про их семью в Форбсе. Стерлинги стоят почти $3 миллиарда.
Очередной момент тяжелого молчания. Затем:
- Я пришел в Стенфорд, потому что всю жизнь работал изо всех сил, избегал наркотиков, ничего не воровал… ну-у, ничего ценного, во всяком случае. Я-то думал, приду в Стенфорд и продолжу то же самое: напряженный труд, достижения, всякое такое… и когда уйду отсюда, то смогу сделать кучу денег. Но вот Кевин и Тим, эти ребята просто начали с деньгами такими, которые мне в голову не придет даже захотеть зарабатывать.
За ужином прошлым вечером, сказал Джо, Кевин Самнер сравнивал между собой пляжи. "Но он говорил не про пляжи в северной Калифорнии. Он говорил про пляжи по всему Таиланду и Индонезии. И я его спросил: "Да откуда ты все это знаешь?" Оказалось, в прошлом году его отец на три недели подряд устроил всей семье турне по Юго-Восточной Азии, в личном реактивном самолете. И Кевин даже не хвастался или там нос задирал. Для него это было… как сказать?.. совершенно естественно, что ли…"
Вплоть до того момента я завидовал Джо. Он сумел мастерски освоить такой материал, который я с трудом мог понять на самом элементарном уровне. Он встречался с людьми, пока я просиживал над книгами в своей кладовке. Но сейчас я увидел, что Джо делал нечто больше, нежели просто пожимание рук и записывание адресов. Он сопоставлял то, что обнаруживал в наших однокурсниках, с возможностями, которые он мог видеть перед собой. И сейчас он был столь же ошеломлен бизнес-школой, как и я сам.
- Эти ребята, они… - начал было он. А потом просто покачал головой.
В то время как "физики" раскатывали по снежным склонам или пожимали друг другу руки, "лирики" оставались позади, погруженные в отчаянную борьбу, зачастую сами с собой. Лирики, в конце концов, прибыли в бизнес-школу теми, какими они по сути и были: просто лириками. Им нравились идеи. Вместо инженерного или экономического образования у них имелись дипломы по истории или английской литературе. Многие пришли сюда, как и я сам, специально для того, чтобы стать поменьше мечтателями и побольше практиками. Но к зимнему семестру множество из них начали испытывать беспокойство, что же с ними вытворяет эта бизнес-школа.
Однажды вечером мы вместе с Сьюзан, той самой южанкой, что была в моей подгруппе, и Луизой, соседкой Сэма Барретта, втроем поехали в Сан-Франциско поужинать и там допоздна просидели за кофе (мой самый первый отдых за всю половину зимнего семестра).
- Я сюда пришла, чтобы потом опять вернуться в Алабаму и со своим архитектурным образованием начать проектировать жилые комплексы для людей с невысоким заработком, - сказала Сьюзан. - Но с этими студенческими ссудами, что мне приходится занимать, к выпуску у меня будет долгов тысяч на двадцать. Как я смогу после этого работать для бедных?
- Моя сестра со мной даже не разговаривает, - вмешалась Луиза. - Говорит, что с этой бизнес-школой я продалась богатым. У меня тоже были планы, как у Сьюзан. Собираясь сюда, я хотела потом вернуться в Бостон и работать с социально незащищенными. Но я уже вот по сюда в долгах.
- Да дело даже не только в долгах, - продолжила Сьюзан. - В смысле, сейчас-то я вижу, как живет кое-кто из наших однокурсников. Я уже увидела, что могут деньги. Джон Лайонс водит БМВ. Ему не надо беспокоиться, во что может обойтись поход в хороший ресторан.
- Я не думаю, что Джон продался. Мне кажется, он отличный парень. Даже вызвался раз в неделю добровольно тренировать школьные команды где-то в Восточном Пало-Альто. (Восточный Пало-Альто - это бедный городишко, где живут в основном негры и латиноамериканцы, в нескольких минутах езды от нашего кэмпуса).
- Вообще-то, это все наводит на размышления. Может, и не надо самому быть бедным, чтобы делать добрые дела. Может, можно делать деньги, наслаждаться жизнью и делать добро одновременно. Поди тут разберись…
Я привел этот разговор в доказательство того, что для некоторых, в особенности для склонных к искусству, интеллектуалов и сочувствующих левому движению студентов, бизнес-школа могла воплощать собой духовный и эмоциональный кризис. Сьюзан, Луиза и другие в нашем классе видели бизнес-школу и как источник обольщения, и как источник угрозы. Они трепыхались в ее объятиях.
Нигде так не проявлялся водораздел между "лириками" и "физиками", как в моих двух классах по понедельникам и пятницам: "Финансы" и "Экономика госсектора".
"Финансы" были делом серьезным. В то время как на "Анализе данных" студенты были склонны к опозданиям и дремоте, на "Финансах" они приходили в аудиторию заранее, раньше преподавателя, затем выкладывали свои книги и конспекты на столы и принимали вид трезвомыслящего, напряженного внимания. Понадобилось какое-то время, чтобы понять, чем же "Финансы" так отличаются. А потом до меня дошло. "Финансы" были насчет денег.
Нашим преподавателем была Рут Чарен, высокая, темноволосая женщина. Чарен пользовалась проектором и когда писала свои формулы, тень ее руки, многократная увеличенная на экране, выглядела как рука Господа Бога. "Лирики" и "физики" реагировали на нее совершенно противоположным образом, причем с самого первого занятия.
- Сегодня мой первый день чтения лекций после довольно большого перерыва, - с этого начала Чарен. Годом раньше, сообщила она, некий грант "очень удачно освободил меня от тягот преподавания и позволил заняться исследованиями".
Тяготы преподавания? Уж не оскорбление ли это? Лирики вроде нас с Конором переглянулись. "Вот, пожалуйста, - сказали наши взгляды, - еще один пример неуважения к студентам". Физики тоже переглянулись, но иначе. Их глаза засверкали. "Наконец-то что-то стоящее", - говорили их лица. Так как Чарен только что вернулась после годового занятия наукой, она даст нам самый свежий, самый горячий материал в этой области.
Продолжив, Чарен заявила, что хотя у некоторых студентов в классе и имеется финансовое образование, у других этого нет, так что на первые три-четыре лекции она будет придерживаться темпа помедленнее. "Тех, кому будет скучно, могу только попросить потерпеть, - сказала она. - Потом, по ходу дела мы начнем двигаться быстрее".
Сейчас оскорбленными выглядели "физики". Гуннар закатил глаза. Четыре лекции - это куча потерянного времени для человека, собравшегося сделать квантовый прыжок. Но мы с Конором приятно откинулись на своих сидениях и расцвели улыбками. Четыре занятия! И на них мы поймем-таки, о чем станет говорить наш преподаватель. Этого хватило, чтобы привести нас почти в состояние экстаза.
А затем Чарен приступила к своей вводной лекции про современную теорию портфеля ценных бумаг, записывая на проекторе формулу расчета сложных процентов. Мы с Конором перестали улыбаться.
V, объяснила Чарен, это сумма капитала в долларовом исчислении, r - процентная ставка, t - период времени, в течение которого финансовый инструмент находится в портфеле, а V0 - долларовая сумма в нулевой момент времени. Я взглянул на своих однокурсников. Возникало впечатление, что "физики" действительно понимают, о чем идет речь.
Затем Чарен перешла к взаимосвязи между облигацией с нулевым купоном и процентными ставками, расписывая на проекторе вывод формулы.