Перетятько неловко подвигал шеей.
– Шея болит? – спросил Кирилл. – К врачу-то ходил? Нет? Дурак! Да ты должен Бога благодарить, что тебя трахнули в задницу. Ты заработал тысяч десять, а повезёт, то и все двадцать. Ладно. Вот тебе телефон. Наум Эйдельман. Надёжный врач. Тебе ещё нужен адвокат. Вот телефон адвоката Шмуклера. Американец, но свой человек. Сошлись на меня, и всё будет окей. А мне, когда денег тебе отвалят, выделишь пару тысяч долларов.
Перетятько взбодрился. Вот это да! Может, сбывается мечта приобрести собственное фотоателье. "Фото за час" – напишем в рекламе. И можно добавить такую приманку: "Больше часа – фото бесплатно".
Врач Эйдельман пощупал шею и уселся спрашивать и записывать. На затруднительные вопросы предлагал правильные ответы. Например, кружится голова и в глазах то и дело расплывается. Назначил ряд различных анализов, а также физиотерапию.
– Курс лечения – две недели. Приходите ежедневно и расписывайтесь. Девочки вам всё объяснят.
После первого же сеанса, когда Перетятько расписался, секретарша посоветовала как бы вскользь:
– Да, каждый день на терапию приезжать нелегко и не удобно. А вы, если времени не окажется, хотя бы заскакивайте расписаться. Можно сразу за два дня.
С тех пор он не настаивал на лечении, а заскакивал только расписаться. Адвокат был довольно молодым, но тело его было сильно запущено каким-то неправильным образом жизни. Живот переваливался за ремень, волосы, как будто, сопротивлялись любой попытке их расчесать, лицо было шишками и комками, и припухшим, как у людей, злоупотребляющих алкоголем. Он забросил ноги на стол, как это принято у шерифов в кинофильмах про дикий Запад, положил на колени блокнот и стал Перетятько интервьюировать. Узнав, что с ним встретился эджастер, то есть представитель страховой компании, Шмуклер потребовал дать ему копию интервью, проведённого эджастером.
– Что же вы раньше не позвонили? – сказал он, просматривая интервью. – Сразу же после происшествия? Задача эджастеров портить кровь. Надеюсь, вы дров не наломали?..
Временами он хмурился и хмыкал, и это означало, очевидно, что клиент дров таки наломал, то есть эджастеру ответил не так, как следовало отвечать.
– Ладно, – сказал он, закончив чтение. – Попробуем выправить ваши оплошности. И на будущее – совет: адвокату звоните немедленно, сразу же после происшествия. Вообще, у вас есть свой адвокат?
Да, Перетятько уже слышал, как другие время от времени говорили мой адвокат, и ему казалось, что эти другие должны быть либо очень богатыми, либо со всеми всю жизнь судились, либо должны знать что-то такое, чего ему никогда не узнать.
– Нету, – сказал он неуверенно.
– Хотите, я буду вас защищать?
Адвокатов он представлял иначе – в костюмах, в галстуках, с бритыми лицами и с аккуратными причёсками. А этот… А может оно так и лучше. С этим, похоже, можно по-свойски.
– Да, конечно, – сказал Перетятько. – Но я не уверен, что это значит.
– Ничего. Скоро узнаете, – сказал Шмуклер, и занялся делом, то есть стал задавать вопросы.
В конце попросил подписать бумаги о гонорарах, и что-то ещё, что Перетятько не понимал, но всё без колебания подписал, поскольку ему уже объяснили, что он ни цента не должен платить ни адвокату, ни врачу, а те свою мзду и сами вычтут из денег, выигранных Перетятько, и он получит чистую сумму, даже свободную от налогов.
Так закрутились колёса дела, в котором участие Перетятько заключалось лишь в том, что он расписывался на бумагах врача и адвоката. Последняя встреча с адвокатом окончилась чеком на семь тысяч долларов, отчего Перетятько остолбенел, так как знал со слов адвоката, что сумма, выплаченная страховкой, составляла двадцать одну тысячу. Получалось, что врач и адвокат забрали себе четырнадцать тысяч и разделили их пополам. Шмуклеру он ничего не сказал, поскольку тот хоть как-то работал – кому-то звонил, заполнял формы, торговался с представителями страховки. А врач-то, ведь тот только в первый раз вяло пощупал ему шею и минут пять что-то писал. А ему-то за что семь тысяч? На это он мягко намекнул, возникнув в кабинете Эйдельмана под предлогом что-то там уточнить.
– А мне-то на кой хрен с тобой было связываться? – вспылил Эйдельман, и звучал очень грубо. – А мне ты чем изволишь кормиться?
Перетятько стушевался и подумал, что он, наверное, был не прав. Как не крути, а сумма в семь тысяч ему тоже досталась легко. А то, что сумма его расстроила, то это исходило от того же, – от желания каждого человека иметь больше, чем уже есть, то есть от жадности исходило. Из этой суммы он неохотно отдал Кириллу целых две тысячи, и ему остались всего пять тысяч. Конечно, он надеялся получить сумму значительно крупнее, поскольку неплохое фотоателье, к которому он уже приценился, стоило ровно десять тысяч. Пришлось ему поломать голову, где раздобыть ещё пять тысяч. Все банки, куда он обратился, отказали ему в займе, мол, кредитная история не убедительна. Он стал просматривать объявления, опубликованные в газетах. Желающих дать деньги взаймы было более, чем достаточно, но всё с драконовскими условиями. Деваться некуда, договорился с мужчиной арабского происхождения, с условием, что все пять тысяч долга возвращаются ровно через год с интересом в тридцать процентов, и, кроме того, в течение года он должен отчислить кредитору тридцать процентов от дохода, который ему бизнес принесёт.
На деньги, полученные от страховки, а также занятые у араба, Перетятько купил фотоателье в одном из новых районов Долины, от дома почти два часа езды. Ближе к району, где он проживал, примерно такие же ателье стоили значительно дороже.
Бизнес был для него идеальный, поскольку он только и умел – фотографировать людей. У взрослых попадались и такие, кто просил, чтоб в фотографии отразился богатый внутренний мир, выпятилась мужественность или женственность. Плюгавец хотел выглядеть красавчиком, а красавица хотела быть ещё красивее, и подобная ерунда. С детьми возни было много меньше, особенно с маленькими детьми, они умиляли своих родителей самим фактом присутствия на фотографии. Ему пришла даже идея украсить витрину большим плакатом: "Дети – наша специализация". И ещё этот бизнес был тем хорош, что наконец-то в своей жизни он стал самостоятельным человеком. В России он всегда имел начальство и должен был его ублажать подарками и частью левого дохода, обязан был отчитываться и подчиняться разным идиотским распоряжениям. А здесь, наняв по дешёвке работников, он мог являться в любое время.
Разнообразя и улучшая качество фотографий, Перетятько стал использовать в рекламе благородное выражение художественная фотография. Семьи в округе скоро заметили хорошую работу фотоателье с плакатом "Дети – наша специализация", и клиентов всё больше становилось.
Но такая вот мелкая деталь. То есть мелкая с первого взгляда, а как убедимся мы несколько позже, деталь та была очень существенной. Дети, как знаем мы с малых лет, делятся на мальчиков и девочек. Так вот, почему-то наш фотограф был с маленькими мальчиками прохладен, и отщёлкивал их быстро и небрежно. А с маленькими девочками возился, дарил им шоколадки и дешёвые игрушки, сажал на колени, шутил, оглаживал, – в общем, казался добрым дядюшкой, который был от детей без ума. Всё, в самом деле, шло замечательно, пока одна из маленьких клиенток не попросила своего папу сделать ей то же, что делал дядя, который её фотографировал. Папа, конечно, хотел знать подробности, и дочка застенчиво продемонстрировала. Папа поехал в ателье, присмотрелся к поведению фотографа, но скандалить и морду бить не стал (Перетятько был слишком крупным мужчиной; кто его знает, а вдруг под жиром у него скрывались крепкие мышцы), а позвонил в организации, которые следили за порядком в отношениях взрослых и детей.
Вскоре Перетятько позвонили из правительственной организации со сложным неразборчивым названием, и задали пару вопросов, от которых фотограф омертвел. Потом та же организация прислала двух въедливых дамочек с холодными глазами и железными улыбками, которые знать хотели так много из того, что им не следовало знать, что Перетятько осознал, что в этой стране, стране "Лолиты", не столь уж удобно и безопасно соблазнять малолетних девочек. Потом приходили представители ещё каких-то организаций. Потом несколько матерей стали пикетировать ателье с такими замечательными плакатами, как "Здесь Работают Педофилы" и "Совратители Малолеток".
Перетятько решил позвонить Шмуклеру, который, как они договорились, якобы был его адвокатом. Он объяснил, что стряслось с ателье, и просил стать его защитником. Шмуклер неожиданно похолодел, сказал, что он в этом не компетентен, и тут же повесил трубку.
Детей перестали приводить, да и взрослых клиентов так поубавилось, что Перетятько закрыл ателье и выставил бизнес на продажу. Он осунулся, как при болезни. Ателье его никак не продавалось, мешала, возможно, репутация. Вэлфер ему пока не давали, и приходилось работать в химчистке за оскорбительно маленькую зарплату.
Теперь нам понятно, отчего это глаза у фотографа были грустными, отчего его не тешили, не смешили самые скабрёзные анекдоты, которыми подвыпившие мужчины наперебой засыпали дам, а дамы в соответствии с характером кто застенчиво улыбался, кто похихикивал тихонечко, а кто хохотал, так назад запрокидываясь, что стул их, как конь, вставал на дыбы.
Глава 9. Земельные аукционы
– Так вот, – вымолвил Басамент после того, как в ресторане полностью рассеялся переполох от едва не возникшего пожара, а главное, после того, как смекнул, что встреча с Заплетиным будет бесплодной, если тот поскорей не узнает, как именно можно зарабатывать по сто и больше процентов в месяц. – Так вот, – торжественно молвил он. – Земельные аукционы!
Заплетин на это не онемел, не вскрикнул да что ты! иль что-то подобное; он на откровение собеседника реагировал мелким скупым кивком и ожиданием, что дальше. Басамент побуравил Заплетина взглядом, в котором, кроме тяжести от опьянения, выражалось откровенное глумление. Заплетин подметил в собеседнике неприятную перемену, она и коробила, и раздражала, но он на то намеренно не реагировал. Он в прошлом немало общался с людьми, у которых просто не получалось пьянеть весело, по-хорошему; в мозгу их под влиянием алкоголя случалась химическая реакция, от которой они, того не желая, становились тяжёлыми и злыми.
– Ты понимаешь, что есть земля? – строго спрашивал Басамент, играя в терпеливого педагога, перед которым сидел идиот.
– Ну, земля. Земля есть земля, – услышал он именно тот ответ, какой бы измыслил идиот.
Ещё побуравив Заплетина взглядом, Басамент извлёк из кармана брошюру.
– Слушай, что о земле изрекали мудрые знаменитости. – Он стал зачитывать из брошюры: – "Покупайте землю. Её больше не производят". Слова Уилла Роджерса. "Монополия на землю – это не просто монополия, это – величайшая монополия, это вечная монополия, и это – мать всех других монополий". А это, представь, Уинстон Черчилль. "Владельцы землёй богатеют во сне". Джон Стюарт Милл. "Ничто не даёт человеку столько уверенности в себе, как обладание землёй"! Забыли вписать, кто такое сказал. "Это приятное ощущение – стоять на своей собственной земле. Земля – почти единственная вещь, которая не может улететь". Энтони Тролоп.
Он хлопнул брошюрой по столу.
– Теперь понимаешь, что есть земля?
– Да, любопытно, – сказал Заплетин.
– На земле, – продолжал Басамент, – делают деньги разными способами, не только с помощью аукционов. Расскажу тебе историю миллиардера, который сравнительно недавно превосходно заработал на земле, использовав такую комбинацию. Скупая в одном из штатов участки, он заметил, что в том районе на довольно большом пространстве было несколько городов, и ни одного аэропорта. Что он сделал? Он в том районе стал покупать всю землю подряд, а потом в самом центре своих владений выделил землю для аэропорта и подарил её правительству. Как только благодарное правительство обсудило и одобрило проект строительства нового аэропорта, вся земля, его окружающая, стала тут же резко дорожать. Её покупали и брали в аренду, чтобы использовать под отели, торговые центры, прокат машин и под десятки других бизнесов, которые кормятся аэропортом. Вот что такое владеть землёй! С землёй ты хозяин положения. Потому что всё стоит на земле. А люди где находятся? На земле. Вывод: владеющий землёй обладает властью и над людьми.
Интонация Басамента изменилась в лучшую сторону. То ли, своей же речью подстёгнутый, он пробудил в себе здравый смысл, то ли он несколько протрезвел, и того оказалось достаточно, чтоб другая химическая реакция притупила ощущение озлобления.
Он протянул брошюру Заплетину.
– Почитай-ка, как описана земля в брошюрах для участников аукционов. Заплетин открыл, где попало, брошюру, вчитался в описание участков:
"Седарпайнс Парк/район Оз. Силвервуд (СБ КА) – Тракт 2330. Лот 76. Блок С на улице без названия. Лот стандартного размера, легально поделённый. Справочник Томаса 92 Б2. Между проездом Мозумдара и дорогой Сожжённой Мельницы. Земля на холме с будущим. Живописнейшие окрестности. Радуйтесь и богатейте! Минимальная заявка – $2500".
"Солтон Сити (Имп КА) – Лот 100x110 футов на проезде Морской Раковины. В районе есть дома. Проложены улицы и коммуникации. Это новый Палм Спрингс, но у П.С. нет озера. Прекрасная рыбалка. (АП 12-013-02). Минимальная заявка – $2500".
– Да, любопытно, – сказал Заплетин, и, не насилуя себя описанием следующего участка, вернул Басаменту брошюру. – Но это, конечно, не поэзия.
– Зато какая потом поэзия, после окончания аукциона! Когда подсчитаешь на калькуляторе стоимость проданной земли. Кстати, открою тебе секрет: эта конкретная брошюра только внешне напоминает брошюры других аукционеров, но в ней почти всё – наглый обман, и если об этом узнают власти… Брошюру составил Давид Фридман. Жулик он бойкий, но малоопытный, до Эйдельмана ему далеко. Я уж не рад, что с ним познакомился – замучил телефонными звонками. По ночам даже будит, просит советов. У Фридмана многие участки, можно сказать, не существуют. Одни расположены на вертикали, на неприступной отвесной скале, и тот, кто купил подобный участок, может дотронуться до него, если только он скалолаз. Какие-то участки на горизонтали, но тоже не годятся ни на что, поскольку находятся в болоте. Многие клюют на острова, но это просто камни в океане, которые в периоды приливов полностью скрываются под поверхностью.
– Как же такое покупают? – спросил изумлённый Заплетин. – Надо быть последним дураком…
– Потому что большую часть участков люди покупают за глаза. Земля иногда так далеко, что дороже поехать её посмотреть, чем она обойдётся на аукционе. При этом в правилах аукционов обязательно есть предупреждение: перед тем, как участок облюбовать, потенциальный покупатель обязан его обследовать лично. Иначе, если ты что-то купил, значит, ты знаешь, что купил, и с организаторов аукциона снимается какая-либо ответственность.
Басамент улыбнулся.
– Но главное вот что. Даже с таким, извини, говном, купленным, можно сказать, за бесценок, Фридман замечательно заработал.
Он извлёк рулончик бумаги, какие выползают из калькуляторов, раскрутил его почти в метровую полоску, сунул Заплетину под нос.
– Я бываю не на всех аукционах, но на каждом я сажаю человека, который записывает цены, по которым участки земли продались. Вот, здесь подсчитан доход Фридмана только с одного аукциона. Эта цифра – за сколько продали, за два миллиона двести тысяч. А это – за сколько её купили, за приблизительно двести тысяч. К этому добавим тысяч пятьдесят на организацию аукциона. Итого, как ты видишь, чистый доход, правда, до выплаты налогов – один миллион сто девяносто тысяч.
Заплетин был, наконец, впечатлён. И в то же время… Опять отвлекаться на новый бизнес, опять и надолго отложить его очень давнюю мечту, мечту найти время на сочинение собственных композиций?
– Да, действительно сто процентов. Даже больше, – сказал он задумчиво.
– Вернёмся к покупке дома для бизнеса, – сказал Басамент, лицом подобрев. – Тебе для него нужно сто тысяч. Мы их достанем, нет проблем, но учти, эти деньги – не подарок, они увеличат твой новый долг. А что если эти же сто тысяч ты получил бы, как подарок?
– Как? – спросил Заплетин, заинтригованный.
– Слушай. Есть такая идея. Вместо того, чтобы брать заём, мы можем твой дом обменять на землю. На большое количество земли. Мы её разделим на участки, на много пригодных к продаже участков, и их распределим на три аукциона. Если ты дом обменяешь на землю, ты, по моим скромным подсчётам, заработаешь тысяч четыреста. А если ты, скажем, продашь свой дом, за него ты получишь триста тысяч, минус твой банковский долг в двести тысяч, минус расходы на продажу. В кармане останется тысяч восемьдесят, и из них где-то треть уйдёт на налоги. Итого, твой доход – шестьдесят тысяч. Сравни: шестьдесят и четыреста тысяч. Мы можем найти тебе землю в пустыне, она там дешёвая, за копейки. Дели на минимальные участки и продавай с молотка дуракам, которым важно, не где земля, а то, что эта земля – в Калифорнии.
Идея показалась диковатой, но разница в суммах впечатляла.
– Надо подумать, – сказал Заплетин.
– Конечно, подумай. Спешить пока некуда. А что касается аукционов… Так как? Ты хочешь ими заняться?
– Хотеть-то несложно, – вздохнул Заплетин. – Но я в этом бизнесе полный профан.
– Я знаю, что ты полный профан, но я, тем не менее, предлагаю. Как ты думаешь, почему?
Заплетин не знал, что отвечать.
– Ты хочешь быстро разбогатеть? Тогда брось валять дурака. Ты помнишь, как в начале иммиграции ты пришёл в обувной магазин и попросился на работу? Тогда ты был нищий, как тот же бездомный, который ночами спит на скамейках и ест в благотворительных кормушках. А сейчас ты зарабатываешь столько, сколько большинство американцев и не мечтают зарабатывать. Неважно, чем именно ты занимаешься, мне важен любой деловой успех. Ты начал с нуля и добился успеха за довольно короткий срок. Значит, с тобой можно дело иметь. Ты можешь мне очень пригодиться в качестве связного с иммигрантами. Подумай о тех, кто владеет землёй, либо землёй интересуется, либо кто достаточно толковый, чтобы участвовать в нашем бизнесе. Ты ведь со многими здесь знаком?
Заплетин медленно зал оглядел.
– Ну, знаю кое-кого.
Застревая взглядом на тех, кого знал, Заплетин их мысленно отвергал то из-за скудного достатка, то из-за общей безалаберности, то по поводу сомнительной порядочности. Наконец, он указал на столик, за которым сидели Жидков и Литовкин.
– Вот этот, – указал Заплетин на Жидкова. Думаю, хорошая кандидатура. В России он, кажется, был учителем, а в Америке где только не работал, в какие только бизнесы не влезал. Кажется, даже землёй спекулировал. Иначе, всем на свете занимался.
– Всем? – засмеялся Басамент. – Читал ли ты книгу "Вавилон"? Очень советую прочитать. Там есть высказывание о том, что нельзя сапожнику доверять изготовление ценного перстня, а к ювелиру не стоит нести порванные башмаки. Ну а другой, рядом с Жидковым?
– Литовкин? – задумался Заплетин.