Роза пожала плечами.
- Мне неприятен этот Кальвин Блик, - ответила она. - И бедный Хантер от него в ужасе.
- Блик представляет собой темную половину сознания Миши Фокса, - изрек Рейнбери. - Он совершает на деле то, о чем Миша еще и думать не думает. Именно сравнивая Кальвина Блика с Мишей, понимаешь - насколько последний невинен.
Роза сделала презрительный жест. Потом небрежно положила книгу, которую только что читала, на пол.
- Подними, - попросил Питер, - и поставь на прежнее место, иначе я ее больше никогда не найду.
Роза вернула книгу на полку.
- Но Бога ради, объясните, зачем Мише "Артемида"? - вскричал Рейнбери. Он был крайне возбужден.
- И в самом деле, зачем? - язвительно подхватила Роза. - Какой в этой жалкой "Артемиде" толк?
- Я вовсе не собирался оскорбить "Артемиду", и ты это прекрасно знаешь, - укоризненно сказал Рейнбери. - Но все же - почему именно она?
- "Артемида", - начала пояснять Роза, - это маленькое, но независимое издание. Очень маленькое, но обходящееся своими средствами. Таких, совершенно независимых, изданий в наши дни осталось считанные единицы. Возможно, у Миши нюх на эти вещи. Охотничий инстинкт, как у рыбака или охотника за мотыльками. Огромная радость - ощутить, как еще миг назад свободное бьется в твоем кулаке.
Роза вытянула руку и медленно сжала пальцы.
- Роза, - произнес Питер. Не произнес даже, а пробормотал, как магическое заклинание, необходимое, чтобы защитить, но не себя, а ее.
- И все же, это так странно… - проговорил Рейн-бери. - Хантер не продаст, я уверен.
- Я не знаю, что сделает Хантер, - заявила Роза. - Я к этому не имею никакого отношения.
- Нет, Роза, имеешь, - возразил Рейнбери. - Тебе известно, что Хантер сделает именно так, как ты скажешь.
- Вот поэтому я решила молчать.
- Я только хочу надеяться, что у Хантера достанет дерзости, - продолжил Рейнбери, - сразиться с Кальвином Бликом - такую возможность никак нельзя упустить.
- Не понимаю, почему брат должен противиться продаже, если ему захочется продать? - возвысив голос, спросила Роза. Завитки волос, как облако мрачных мыслей, нависали у нее над лбом, а сзади были скручены в длинный тяжелый узел. Повернувшись в профиль к обоим мужчинам, она глядела на уставленную книжными полками противоположную стену. - Ему будет предложена хорошая цена за акции и компенсация за утрату работы, которую он ненавидит, - вновь заговорила Роза. - Не понимаю, почему он должен отказываться. Неужели только из-за того, что кому-то хочется преподать Кальвину Блику некий урок?
- Хантер слишком горд, чтобы пойти на эту сделку! - воскликнул Рейнбери.
- Что значит "слишком горд"? - с нескрываемым раздражением спросила Роза.
- Ну… - замялся Джон. - Я хотел сказать… я думал, что "Артемида" для вас - это нечто дорогое, традиции и тому подобное.
- Если бы ты хоть немного понимал, что значит быть владельцем издания, то не молол бы чуши о "традициях", - резко ответила Роза. - "Артемида" давно иссохла, она с трудом бредет от выпуска к выпуску. Просто слезы на глаза наворачиваются. Если Мише Фоксу удастся вытащить ее из нищеты, то это будет прекрасно. Если он сделает из нее журнальчик в глянцевой обложке, приносящий прибыль, то ему и карты в руки.
- Я просто поражен, Роза, - произнес Рейнбери. Постепенно его охватывал самый настоящий гнев. - На твоем месте я лучше уничтожил бы "Артемиду", только бы она не досталась Мише Фоксу… А что скажут акционеры?
- Они согласятся с мнением Хантера, - заметила Роза.
- Если весь вопрос упирается в необходимость вложения определенной суммы денег, - стал размышлять Рейнбери, - то почему бы вам не обратиться к учредительницам со своего рода воззванием. Среди этих старых перечниц есть несколько очень богатых. Камилла Уингфилд, например. Из нее деньги просто сыплются. Ей ничего не стоит помочь "Артемиде". Вы об этом когда-нибудь думали?
- Нет, - покачала головой Роза. - Не думали. Кстати, старая дама, о которой ты упомянул, абсолютно сумасшедшая.
- Отнюдь не сумасшедшая, - возразил Рейнбери. Да, согласен, у нее навязчивая идея, что она довела до смерти своего супруга. Но кто мы такие, чтобы уличать ее в заблуждении? Как бы там ни было, я считаю, что вы должны дать бой Мише Фоксу.
- Боже правый, под какими знаменами? - вполголоса произнесла Роза. Она прикасалась ладонью к глазам, рассеянно проводила пальцами по волосам, словно мыслями была где-то в ином месте. - Пусть Хантер решает.
- Тогда почему же ты так огорчена? - спросил Рейн-бери.
- Всякий раз, когда Кальвин Блик появляется у нас в доме, мне становится плохо, - ответила Роза. - Мерзкая личность.
- Не знаю… - сказал до сих пор молчавший Питер Сейуард. - Улыбка у него приятная.
- В своем добросердечии, Питер, ты иногда доходишь до грани здравого смысла, - заметила Роза. - В общем, плох Кальвин или хорош, но я не хочу, чтобы он пронюхал об Анетте.
- Анетта? Дочь Марсии Кокейн? - уточнил Рейн-бери.
- Да, - кивнула Роза. - Марсия просила оберегать Анетту от Миши. Он не знает, что девочка в Англии. Возможно, так и останется в неведении… если Блик не выведает.
- Я не имел чести встречаться с легендарной Марсией, - произнес Рейнбери, - а вот Анетту и ее необыкновенного братца видеть довелось. Анетте тогда было лет четырнадцать. Совершенно фантастическое дитя. В свое время Марсия, кажется, была близкой приятельницей Миши Фокса. Они поссорились?
- Вовсе нет, - возразила Роза. - Просто Миша в роли провожатого Анетты по Лондону ее не очень устраивает.
- И еще до меня доходили слухи, - продолжил Джон, - что Мишу считают не более не менее как отцом Анетты. Ты этой молве веришь?
- Сплетни, - ответила Роза. - Анетте было семь лет, когда Марсия познакомилась с Мишей. - Роза повернулась к Рейнбери и, отбросив волосы со лба, посмотрела ему прямо в глаза. Раздражение покинуло ее. Теперь она была спокойна и серьезна. - К тому же, - добавила она, - для отца Анетты Миша слишком молод.
- Трудно сказать, - пробормотал Рейнбери. - Ведь никто не знает подлинного Мишиного возраста. Гадать, и то бесполезно. В этом есть что-то зловещее. Ему может быть итридцать, а может - и сорок пять. Вы встречали хоть раз человека, который знал бы наверняка? Я уверен, что даже Кальвин Блик, и тот не в курсе. Никто не знает, сколько Фоксу лет. Никто не знает, откуда он родом. Где он родился? Что за кровь течет в его жилах? Никто не знает. А как только ты начинаешь фантазировать, тебя тут же будто парализует. То же самое с его глазами. Они всегда будто чем-то прикрыты. Вы смотрите на глаза Миши, а не в глаза. Трудно сказать, что случится, если заглянуть под поверхность.
Роза нарочито громко зевнула.
- Джон, ты не обидишься, если я попрошу тебя уйти? - обратилась она к Рейнбери. - Мне надо поговорить с Питером.
- Ты просто сводишь меня с ума, Роза! - в ярости не встал, а вскочил Рейнбери. Потом, взяв шляпу, добавил уже более сдержанно: - Ну что ж, мне все равно пора на службу.
- А мне к четырем на фабрику, - тут же заявила Роза.
- Как же так? - растерянно спросил Питер Сейуард. В течение всего разговора он сидел, созерцая профиль Розы и не особо вслушиваясь в то, о чем говорили. - Значит, у нас было всего сорок пять минут?
- Совершенно верно, - кивнула Роза, - и Рейнбери двадцать из них забрал себе.
- Хорошо, хорошо, уже ухожу! - вскричал Рейнбери, продвигаясь к двери. Все так же глядя перед собой, Роза протянула Рейнбери руку. Он сжал ее и рассмеялся: - Ты сводишь меня с ума! - повторил он.
Дверь закрылась. Роза какое-то время сидела на стуле, рассеянно потирая ладонью лицо и глаза. Питер не двигался, упорно рассматривая нож для разрезания страниц. Потом он услышал, как она встала и принялась путешествовать по комнате. Такая у нее была привычка. Шаги складывались в некий танец. Питеру казалось, что комната замерла в ожидании. Стены, наполнившись сознанием, ловили каждый звук. Потолок дрожал. Пространство взметнулось рыболовной сетью и повисло в воздухе, поддерживаемое невидимыми опорами значительных пунктов. Роза двигалась неустанно. Касалась зеленого растения, проводила пальцами по оконной раме, наступала на книги, дышала на картины. Питеру чудилось - она парит в воздухе, тень ее падает на него сверху. Он терпеливо ждал. Кружась, Роза подходила к Питеру, все ближе и ближе. И вот наконец он почувствовал, как пальцы ее коснулись его волос. Сначала робко, будто крылом птицы, побоявшейся приземлиться. Но потом осмелели и глубоко погрузились в волосы. Сжав его виски в своих ладонях, она запрокинула ему голову. Роза стояла над ним. За все время визита они впервые глянули друг другу в глаза. Несколько минут всматривались один в другого, но не с нежностью, а с каким-то изумленным, вопрошающим напряжением. "Гм!" - произнесла наконец Роза и отбросила его голову, как мяч. Потом вновь стала удаляться, но Питер успел поймать ее запястье.
Сейуард хорошо понимал, что вера в способность любви пробуждать ответные чувства - это не более чем иллюзия, которой страстно влюбленные тешат себя. Но при этом ему жалко было расставаться с надеждой, что его любовь все же как-то влияет на Розу. Было ли так на самом деле или только казалось Сейуарду, но в последнее время Роза как будто начала с большим вниманием относиться к нему; впрочем, это могло оказаться всего лишь состраданием к больному, а не нежностью к мужчине. Питер понимал, что сомнение в чувствах Розы будет мучить его до конца дней. Иногда в нем пробуждалась вера, что ей нравится его упорство в работе, что оно помогает и ей как-то преодолеть внутреннее беспокойство. Всякий раз, когда она по своему обыкновению выражала недовольство его привязанностью к разгадке тайны кастанских иероглифов, он успокаивал себя следующим объяснением: в ее раздражении отражается мое собственное недовольство; значит, она чувствует, что творится у меня в душе, а чувствовать так тонко способны только любящие; но приходили минуты, когда он склонялся к иной мысли - на самом деле раздражают ее не иероглифы, а он сам, и вся эта глубочайшая привязанность к нему не более чем плод его воспаленного воображения.
Сейуард вздохнул и попытался взглянуть на нее, но Роза отошла к нему за спину и, протянув руку над его плечом, подтащила поближе одну из покрытых иероглифами простыней. Минуту они вместе смотрели на иероглифы.
- О чем здесь говорится, Питер? - спросила она.
- Мне бы тоже хотелось знать, - отозвался он. - Может, это какая-то великая поэма.
Роза всегда задавала этот вопрос, и Питер всегда отвечал одинаково, хотя на самом деле глубоко сомневался, что там поэма.
- Больше похоже на перечень сданного в стирку белья, - заметила Роза.
- Перечень белья не вырезают на боках гигантских каменных львов, - возразил Питер.
- Ну тогда это похвала мрачным подвигам какого-нибудь царя, - выдвинула иное предположение Роза: - "Множество городов разрушил, тысячи врагов обратил в прах". О, как я хочу, чтобы наконец открылось хоть что-нибудь! А вдруг тебя постигнет озарение?
В такие минуты, когда Роза, стоя сзади, заглядывала ему через плечо, он действительно чувствовал, что озарение возможно. И все же отрицательно покачал головой:
- Это не просто расшифровка кода. Разобравшись в основных элементах, я тут же встану перед новой задачей - построить словарь, а это потребует времени. Я не имею права спешить. Но обо всем этом я говорил тебе сотни раз.
- Ты говоришь, а я не понимаю, - откликнулась Роза. - Я пытаюсь вслушиваться, но мне становится скучно, до смерти скучно. О, как я ненавижу всю эту пыль! Я ее ненавижу, Питер! Объясни, почему я ее ненавижу?
Питер Сейуард не знал, что сказать. Вместо ответа он со вздохом прижал ее ладонь, лежавшую у него на плече. "Роза…" - произнес он.
- Смотри, ты опять порезался, когда брился, - перебила его Роза, потому что знала, какие слова последуют дальше. - У тебя все лицо в крови.
Всякий раз, когда Питер готов был произнести нечто важное, она тут же начинала говорить о пустяках; этот маневр она освоила просто блестяще.
- Роза, я люблю тебя, - сказал Питер. Свободной рукой машинально взъерошив ему волосы, Роза ответила:
- Требую всякий раз после произнесения этой фразы платить мне по пенсу.
Питер, который и к этим словам давно привык, произнес устало:
- Хватит прятаться у меня за спиной. Я хочу тебя видеть.
Пробравшись между книгами, Роза обогнула стол.
- Через пять минут я должна идти на фабрику, - жизнерадостным голосом сообщила она.
- Мне не нравится, что ты забегаешь всего на минуту, Роза, - сказал Питер. - Ты не представляешь, как эти мимолетные появления расстраивают меня. Я трачу на ожидание часы, в которые мог бы работать. Ты заглядываешь и тут же исчезаешь. А мне остается лишь чувство бесконечной горечи.
Теперь между ее и его глазами не было никакой преграды. Роза наконец явила ему всю энергию своего лица, осветившегося вдруг весельем и восторгом. Любовь Питера Сейуарда была единственной роскошью ее жизни.
Она неустанно подталкивала его к признаниям, она снова и снова заставляла его расстилать перед ней драгоценный покров любви, а сама при этом пряталась, предусмотрительно возведя ограду из шуток и смеха.
- Неужели! - вскричала она. - Лицезреть меня, пусть всего полчаса - разве это не ценно? За полчаса столько можно увидеть! Подумай! Вот я чихнула, вот я открыла и закрыла глаза, я села, я встала, я прошлась по комнате, я что-то сказала! Пусть и десять часов ожидания! Разве ты не отдал бы их все только за то, чтобы полчаса видеть меня?
- Отдал бы, конечно, отдал! - с готовностью откликнулся Питер. Роза протянула ему обе руки. Пламя ее улыбки перебежало к нему.
- А десять минут? Разве мало? - вдохновенно продолжила Роза. - Только подумай, за десять минут столько можно пережить! Дней не хватит, чтобы осмыслить!
- И десять минут бесценны, Роза! - подтвердил Питер.
- А секунда? На секунду согласен? Представь, что видел меня всего секунду, когда я закрывала дверь. Миг - и пропала. Словно щелкнули фотоаппаратом. Стоил бы этот миг десяти часов работы?
Ее улыбка перешла во взгляд, наполненный восторженной нежностью, и этот взгляд пронзил его, как стрела.
- Стоил бы, Роза! И десяти часов! и сотни! и тысячи!
4
Роза бежала по дороге, ведущей к фабрике. Большое квадратное здание с такими же квадратными окнами росло и росло, пока не нависло над ней. Из высокой трубы поднимался столб белого дыма, стелясь над тремя окрестными улицами и ширью Темзы. Мысли Розы были быстры, как и шаги. Ее преследовало чувство, что вся жизнь превратилась в сплошной источник отчаянной тревоги. Господи, словно прежних забот было мало! И будущее Хантера, и болезненный вопрос с "Артемидой"!.. Узел волос постепенно развязывался, она слышала, как шпильки одна за другой падают на тротуар… И то, что она вынуждена лгать Питеру, говорить с ним намеками, обиняками. Безусловно, ей и раньше случалось его обманывать. Но он знал ее так хорошо, что, как ей казалось, всегда мог угадать, когда она говорит неправду, так что волноваться было не о чем… Смена началась в четыре, значит, опаздывает… Жизнь в беспорядке. Волосы в беспорядке. Завязать носовым платком? Удержит ли? Не хватало еще, чтобы закрутило в машину! Да, закрутило в машину… Мало того, что вместе с Анеттой в их доме поселилась постоянная смутная тревога, словно где-то рядом ждал своего часа заряд взрывчатки. Так нет же, ко всему этому еще и Миша Фокс! Миша редко наезжал в Англию, и хотя Розе обычно не доводилось с ним встречаться, она издали ощущала его присутствие, и ее охватывало беспокойство. И еще братья Лисевичи, а это хуже всего. Они будут ждать ее сегодня вечером, они ждут ее сейчас. Еще одна шпилька упала. Последняя. Да, не было печали, так подай.
Роза отбила время на проходной. Узел волос каждую секунду готов был рассыпаться по спине. Поддерживая волосы одной рукой, Роза принялась разыскивать, чем бы их подвязать. Наконец, подняв узел наверх, она надежно связала его косынкой, после чего поспешила в цех. Стоило ей отворить дверь, и ритмический грохот тут же обрушился на нее. "Опаздываете, мисс Кип", - сквозь шум раздались голоса, а может, послышалось, что раздались. Она побежала по проходу мимо стальных машин. Они двигались без остановки день и ночь. Если работник опаздывал, то его товарищ с предыдущей смены не имел права уходить, пока не передаст механизм в руки сменщика. Поэтому к опозданиям относилось с неодобрением не только начальство, но и сами рабочие. От спешки Роза начала задыхаться. Цех составлял в длину не меньше сотни ярдов, а ее станок находился в самом дальнем конце. Она бежала по мягкому ковру из бумаги и стальной стружки.
Когда показался ее станок, она замедлила шаг. Напарник Розы уже ушел, доверив свое место Яну Лисевичу, который и работал, и одновременно высматривал Розу. Увидев ее, он помахал рукой. Это был знак, что можно не торопиться. Неоновой яркости улыбка осветила лицо Яна. Кроме этой улыбки, Роза ничего вокруг не видела. Все еще тяжело дыша, она подошла к станку.
- А? Торопилась? - спросил Ян. - Жди. Еще нет. Сиди, - односложно сказал он. Как правило, он изъяснялся именно так. Исключение составляли спокойные моменты, когда у него появлялось время подумать и составить фразу. Грохот заглушил его слова, но Роза догадывалась, о чем он говорит. Роза села на скамью, а Ян продолжал улыбаться ей, одновременно левой рукой направляя механизм.
- Я сейчас приму у тебя! - крикнула Роза. - Спасибо, Ян!
- Не стоит спасибо! - произнес в ответ Ян.
- Надо говорить: "не стоит благодарности"! - поправила Роза.
- Что?
Роза энергично покачала головой. Они рассмеялись, глядя друг на друга. Ян левой рукой по-прежнему держался за рычаг; Роза положила ладонь на его руку и несколько секунд чувствовала, как там, внизу, пульсирует стальной механизм. Потом его ладонь выскользнула из-под ее ладони, и он повернулся к ней.
- Ну как? - прокричал он ей в ухо. - Сегодня вечером, да?
Роза энергично кивнула, и какое-то слово прозвучало у нее в голове. Она полагала, что это слово "да". С веселой улыбкой, размахивая руками, Ян стал отдаляться по проходу между станками. А Роза припала к машине, наполнив ее ритмом свое тело.