Впрочем, следующие несколько дней юноша провел в горном лагере безо всякого дела: окрестные горы и долины были плотно оцеплены пешими и конными воинами, однако тигр в эти дни почему-то здесь не показывался.
Но вот однажды ночью молодой человек проснулся от громких кличей и грохота боевых барабанов, которые гулким эхом отдавались в горах и долинах. Прибежавший солдат сообщил, что в лесу только что видели тигра.
Юноша сунул кинжал за пазуху и выбежал из палатки. Ночь была такая лунная, что казалось, будто уже наступил день. От самой палатки пока хватало глаз - повсюду виднелись фигуры солдат. Они рассыпались по берегам ручьев, по склонам холмов, по горным кручам, скрывались среди рощ и перелесков. Огромным кольцом оцепления был окружен густой девственный лес, в котором, как говорили, и скрывался тигр.
Солдат было великое множество: одни крепко сжимали в руках мечи, другие готовили алебарды и луки, третьи молились. Были и такие, кто при известии о появлении тигра едва не бросился бежать.
Юноша прошел мимо солдат, миновал линию оцепления и вышел в поле. Теперь только это поле, поросшее высоким бурьяном, отделяло его от цели - леса, в котором скрывался тигр. И как только молодой человек сделал по полю первые шаги, как разносившиеся повсюду боевые клики, звуки труб и барабанов вдруг разом смолкли.
Молодой человек добрался до опушки леса и остановился. Он подумал, что тигр, наверное, укрывается где-то глубоко в чаще, но тут же понял свою ошибку, ибо увидел зверя, который сидел на большом плоском камне у самой кромки леса.
Это и впрямь был тигр. Его отец.
Освещенный прямым лунным светом, тигр сидел недвижимо, как статуя, и только глаза у него сверкали…
Юноша, наконец, поднял взгляд на тигра. Он не видел в нем отца. Нет, теперь перед ним стоял дикий зверь, стоял враг, которого нужно убить - иначе он убьет тебя…
Тигр смотрел в сторону юноши широко раскрытыми глазами, но оставалось непонятным, видит он его или нет - зверь по-прежнему не двигался.
Наконец, тигр медленно поднялся, вытянул вперед передние лапы, выгнулся дугой и издал высокий, протяжный рык. Задул ветер, закачались деревья.
Зверь описал по камню короткий полукруг, опустил хвост, изогнулся и низко наклонил голову. Теперь он был готов к броску на этого дерзкого юнца, который посмел подойти к нему столь близко.
Глядя прямо в глаза зверю, юноша тоже принял боевую стойку, но в следующий миг тигр вдруг внезапно обмяк, словно передумал атаковать противника, снова вытянул вперед передние лапы и с самым безобидным видом опустился на камень.
Юноше стало ясно, что тигр его узнал.
Он подошел поближе. Тигр не шевелился. В глазах зверя не было ничего, кроме нежности и любви. Юноша влез на камень. Тигр медленно повернул к нему голову. Молодой человек подошел еще ближе и склонился над зверем. Тигр лег набок, сощурил глаза и снова пристально оглядел юношу взором, полным невыразимой любви и нежности.
"Отец!" - ударило в грудь юноши теплое чувство, но он сразу отогнал его, нащупал за пазухой кинжал и в мгновение ока глубоко всадил его в брюхо тигра.
Закапала кровь; ее черные брызги разлетались по поверхности камня. Тигр забился в страшных судорогах, но не выказал ни гнева, ни ярости. Он по-прежнему не отрывал от юноши кроткого, полного любви взгляда. Молодой человек изо всех сил рванул кинжал вверх и распорол тигру брюхо.
По лицу тигра впервые пробежала мука. Зверь широко раскрыл рот, будто хотел напиться лунного света, потом несколько раз взвыл то высоким, то низким голосом… Наконец, силы оставили его, тигр вытянулся и испустил дух.
На следующий день молодой человек предстал перед правителем.
- Кто ты, из какого царства и как сумел сотворить столь невиданное дело? - спросил его монарх.
- Я из вашего царства, в детстве рос в горах, там узнал звериные повадки, вот и все, - ответил юноша. Но правитель не удовлетворился таким ответом:
- Здесь что-то нечисто, - произнес он. - Поведай нам все без утайки! Расскажешь - тогда сверх награды за избавление от тигра еще более щедро вознагражу тебя!
Юноша не отвечал.
- А будешь молчать, - продолжал монарх, - тогда не останется ничего иного, как изгнать тебя из царства. Наши подданные не смеют идти против воли правителя!
Молодой человек и на этот раз ничего не ответил. Однако правитель не собирался отступать. Каждый день, снова и снова, он призывал юношу к себе и то сулил ему невиданные блага, то грозил всяческими карами. И однажды молодой человек перестал скрытничать и поведал монарху тайну своего рождения. Юноша в подробностях рассказал, как бежал от отца-тигра, как вернулся в родное царство, как прозябал в нужде и бедности и как решил откликнуться на призыв правителя.
Выслушав юношу, правитель произнес:
- Ты, добродетель поправ, на родного отца руку поднял! Мало того - жизни его лишил! Как же тогда ты будешь вести себя с другими, тебе неродными? Воистину, трудно привадить дикого зверя, но легко совершить злодеяние! Ты сделал большое дело - избавил народ от напасти. Но лишать жизни отца родного - это вершина жестокосердия! За геройский поступок твой богато награжу тебя, но за свершенное зло караю изгнаньем из царства! Быть по сему! Воистину, не бывать в царских законах кривде, не бывать в словах государя обмана!
Молодого человека увели домой, и он стал ждать новых повелений монарха.
Между тем по приказу правителя построили два больших корабля и доверху нагрузили их съестными припасами и роскошными одеждами. Когда оба корабля были готовы, к ним привели юношу и его сестру, и каждый поднялся на свой корабль. В день, когда корабли должны были выйти в море, на берегу собрались огромное число людей, чтобы поглазеть на это зрелище.
Так мудрый правитель славно вознаградил и отменно наказал брата и сестру. Что же до их матери, то она осталась в его царстве. За то, что женщина не отступила от своего супружеского долга, монарх даровал ей домик и средства на пропитание…
Сильное южное течение подхватило корабли и унесло их в открытое море. Через месяц корабль юноши прибило к берегам какого-то острова. Увидев на острове густые леса и обильно плодоносящие деревья, юноша решил остаться здесь жить. Через несколько лет у этих берегов потерпело кораблекрушение судно, на котором находился измученный морским переходом купец со своей семьей. Молодой человек убил главу семейства, а его дочерей оставил жить на острове. У юноши от этих девушек родилось множество детей; все они выросли сильными и здоровыми. У других потерпевших кораблекрушение вблизи острова также рождалось много детей. Через несколько веков население острова разделилось на господ и подчиненных, высших и низших. Был построен столичный город, деревни, возведено несколько замков…
Рассказ юноши о том, как он убил тигра, передавался на острове из поколения в поколение как предание о далеких предках. С годами тигр в этом рассказе постепенно превратился во льва. В конце концов, лев, которого, по преданию, убил пращур островитян, стал символом этого царства, и царство это стали называть Страной Львов.
А корабль, на котором находилась сестра юноши, счастливо избежал кораблекрушения и достиг запада Персии. Здесь девушка очаровала местное божество и произвела на свет множество девочек, положив начало Великому западному царству амазонок.
С этими легендами можно познакомиться в сочинении преподобного Сюань-цзана "Записки о путешествии в Западный Край при Великой династии Тан". Сам Сюань-цзан не добрался до Страны Львов, но слышал рассказы жителей тех мест и записал их.
"Люди Страны Львов ростом низки, обличьем черны. У них квадратные челюсти и высокие лбы. По природе своей они свирепы, без вреда для себя пьют вино, настоянное на перьях ядовитых птиц. Но люди эти храбры и отважны, ибо они - потомки дикого зверя" - такими словами заканчивается повествование об этом царстве в "Записках" Сюань-цзана.
Кстати, во времена путешествия Сюань-цзана в Индию в первой половине VII века это островное царство уже называлось не Страной Львов, а носило другое имя - Симхала. Теперь этот остров называется Цейлон. А на каком острове находилось Великое западное царство амазонок, основанное сестрой первого правителя Симхалы, - того сегодня уже никто не знает…
ЕВНУХ ЧЖУНХАН ЮЭ
Впервые дочь китайского императора (принцесса крови) была выдана замуж в земли Сюнну во времена государя Гао-цзу.
Гао-цзу выдвинулся во время смуты конца династии Цинь. В результате многолетних усилий ему удалось объединить все "земли, лежащие среди морей", и основать новую империю - Хань. В начальный период правления Гао-цзу внутри страны были очень сильны удельные князья - хоу и местные правители - ваны. Обладая огромными территориями и мощными армиями, они стремились отложиться от Хань. Поэтому Гао-цзу не мог уделять много внимания тому, что происходило за пределами империи.
Кроме внутренней неустойчивости, империи Хань угрожало также укрепление государства Сюнну. Кочевые племена, которые то и дело нападали на северные границы страны, всегда доставляли много беспокойства китайским правителям. Но теперь, при шаньюе Маодуне, объединившим всех сюнну, эти вторжения приобрели невиданную доселе мощь. Год от года они становились все масштабнее, а если и оставались в прежних пределах, то впервые приняли форму стремительных вылазок на юг регулярных вооруженных отрядов.
Между тем северные ханьские земли были скудными, люди там жили бедно, поэтому сюнну всеми правдами и неправдами продолжали в поисках добычи рваться дальше на юг. Остановить их продвижение можно было только военной силой, но Хань тогда не могла выделить для этой цели крупные воинские соединения. В конце концов было решено урегулировать эту проблему путем установления с кочевниками дружеских отношений. Предложил этот план вельможа по имени Лю Цзин. Он также посоветовал выдать старшую дочь ханьского императора замуж за вождя сюнну. Тогда, по мысли Лю Цзина, родившийся у нее сын со временем станет шаньюем, и, таким образом Хань и Сюнну установят между собой родственные отношения. Кроме того, Лю Цзин предложил время от времени направлять в Сюнну ханьских послов с богатыми дарами. Он считал, что в результате всех этих мер сюнну со временем будут относиться к хань-цам более мягко и перестанут вторгаться своими войсками в северные пределы империи.
Гао-цзу внял этим советам и уже в год своего восшествия на престол (202 г. до н. э.) отправил в Сюнну девушку из императорского дома, выдав ее за принцессу крови. Вместе с этой "принцессой" в варварские земли был направлен Лю Цзин, который заключил с правителем сюнну договор о мире и родстве и возвратился обратно. После этого из Хань ежегодно стали посылать в Сюнну шелк, хлопковое полотно, вино, продовольствие. В результате кочевники действительно на некоторое время прекратили масштабные набеги.
Через семь лет, на первом году правления императора Хуэй-ди (195 г. до н. э.), правитель Сюнну направил в Хань письмо, "полное безрассудных и высокомерных слов". Тогда по малолетству Хуэй-ди власть в стране принадлежала вдовствующей императрице Лю Тай. Лю Тай ответила на письмо правителя Сюнну примирительным посланием и снова направила в варварские земли девушку из императорского дома. Два-три года после этого в отношениях между Хань и Сюнну сохранялся мир, но затем мелкие набеги кочевников возобновились, а на шестом году властвования императрицы Лю Тай (183 г. до п. э.) сюнну вдруг большими силами вторглись в Дидао (ныне уезд Дидао в провинции Ганьсу).
Через четыре года после этого вторжения на хань-ский трон взошел император Вэнь-ди. На третьем году правления Вэнь-ди (177 г. до н. э.) сюнну снова крупными силами атаковали Бэйди (ныне уезд Цинъ-ян в провинции Ганьсу) и Хэнань (участок плато Ордос в провинции Суйюань). Молодой двадцатидевятилетний Сын Неба уделял большое внимание обороне, но и в данном случае не смог выставить против сюнну большую армию: внутреннее положение страны по-прежнему было сложным и не сильно отличалось от того, что было в момент основания империи…
На шестом году правитель кочевников прислал императору Вэнь-ди письмо, в котором говорилось: "Сейчас наша империя Сюнну усмирила соседние племена, и облик ее полон небывалой доселе мощи. Однако стремление к сохранению мира у нас не утеряно…" Иными словами, письмо ставило своей целью запугать Хань и продемонстрировать силу Сюнну…
Сюнну действительно дважды разбили племена юэчжи, которые долгие годы противостояли им на кочевых землях, и с такой силой нельзя было не считаться. Получив письмо, Вэнь-ди решил обсудить с приближенными сановниками и знатью, что предпочтительнее: война с сюнну или мир с ними. Большинство выступило против начала войны, полагая, что разбить сюнну будет крайне трудно, а даже если это и произойдет, то удержать их земли все равно не удастся. В результате император отправил правителю Сюнну письмо, выдержанное в сдержанных тонах, послал шаныою богатые дары и предложил продлить договор о мире и родстве.
Вернувшийся из земель варваров порученец сообщил, что Маодунь шаньюй умер, а место нового правителя Сюнну занял его сын Цзиюй, который стал править под именем Лаошан-шаныоя. Император Вэнь-ди тут же повелел отправить в дар новому шаныою Сюнну ханьскую принцессу. Пока было непонятно, что за человек новый правитель, каков он по характеру, какую политику он будет проводить. Но, так или иначе, при ханьском дворе посчитали небесполезным с самого начала выказать родственные чувства к правителю северной страны, населенной кочевым народом. Хань и впредь предстояло поддерживать с Сюнну долговременные отношения. Вот почему империя отправляла туда уже третью принцессу…
Для поездки в Сюнну выбрали шестнадцатилетнюю девушку из императорского рода. Когда же стали подбирать принцессе наставника, который должен был вместе с ней отправиться в далекие варварские земли, то выбор пал на евнуха Чжунхан Юэ (Чжун-хан - фамилия, Юэ - имя).
Вскоре Чжунхан Юэ предстал перед монаршими очами и получил наказ собираться в дорогу. Как у всех евнухов, по его испещренному глубокими складками и морщинами лицу было совершенно невозможно понять, обрадовался он или опечалился.
Медленно подняв голову, евнух посмотрел на молодого Сына Неба:
- Изволите приказать мне, дряхлому старику, отправляться за тридевять земель?
Чжунхан Юэ служил у Вэнь-ди с его младенческих лет, однако монарх не только никогда не знал возраста евнуха, но и вообще о нем не задумывался. Разумеется, он не считал евнуха юнцом, но и в старики тоже не записывал.
Впрочем, изборожденное глубокими морщинами лицо евнуха, его манера при разговоре вяло, едва-едва шевелить расслабленными губами действительно делали Чжунхан Юэ похожим на вечного старика. Но, с другой стороны, губы у него были бледно-розовые, а голос звучал хоть и хрипло, но как-то весомо и твердо.
Возраста Чжунхан Юэ действительно никто не знал. Да и не только возраста: так, например, не было ничего известно о том, чем он занимался до появления в императорском дворце. А сам евнух рассказывал о себе только то, что родился он в царстве Янь…
Отправляя достойную девушку из императорского дома в варварские земли, Вэнь-ди надеялся, что этот шаг принесет Хань определенные политические выгоды. По иному дело и не мыслилось. Находясь у кочевников, ханьская принцесса должна была не только покорить сердце мужа-шаньюя, но и установить хорошие отношения с его родственниками, а также, разумеется, умело соперничать с прочими обитательницами "задних покоев".
Но кто в этих трудных обстоятельствах может помочь принцессе подать мысль, подсказать, дать дельный совет? Вэнь-ди считал, что в империи нет человека, который подходил бы на эту роль лучше, чем Чжунхан Юэ: он обладал обширными познаниями, был незауряден в суждениях, а самое главное, был преисполнен преданности - если нужно, мог жизнью своей пожертвовать.
Вэнь-ди снова обратился к Чжунхан Юэ:
- Ты - сокровище наше, а сокровище нельзя надолго выпускать из рук! Как только упрочится положение принцессы какяньчжи, старшей жены шаньюя, - сразу велим тебя отозвать, - произнес монарх, но затем, видимо, подумал, что ему следовало бы быть более определенным, и добавил:
- Десять лет!
Но тут же, встретившись глазами с Чжунхан Юэ, исправился:
- Семь лет!
А еще через некоторое время уточнил:
- Пять лет!
Хорошо знакомое монарху лицо евнуха, которое Вэнь-ди видел перед собой каждый день в течение долгих лет, осталось совершенно непроницаемым. Чжунхан Юэ все так же сидел с неряшливо приоткрытым ртом, рассеянно глядя куда-то в пространство своими глубоко посаженными глазами. Но едва Вэнь-ди лишь только подумал о том, а не сократить ли срок пребывания евнуха в варварских землях до трех лет, как из уст Чжунхан Юэ вдруг послышался скрипучий, но отчетливый голос, разительно не соответствовавший выражению его лица:
- Государь, что три года, что год - все едино. Но если меня действительно отправят в Сюнну, то это истинно не пойдет на пользу ханьскому дому…
С этими словами Чжунхан Юэ совершил церемонный поклон, сгорбился и ковыляющей походкой покинул зал для аудиенций. Говоря монарху неприятные слова, Чжунхан Юэ вовсе не хотел уязвить Вэнь-ди. Просто он сам вдруг ощутил тревожное предчувствие того, что нечто подобное действительно может случиться, и испытал внутреннюю потребность выразить словами свое беспокойство, пока несчастье не произошло на самом деле. Так или иначе, тягостное чувство от этой встречи осталось не только у Вэнь-ди; загадочным образом сам Чжунхан Юэ тоже почувствовал к себе отвращение, как к человеку, на которого нельзя положиться.
Через полгода после этого, весной седьмого года правления императора Вэнь-ди (173 г. до н. э.), Чжунхан Юэ вместе с принцессой вышел из столичного города Чанъаня, миновал пустынные северные земли и прибыл ко двору правителя Сюнну. Евнуха поселили в шатре вместе с полутора десятками человек охраны.