Если вы разыщете Иру и попросите ее рассказать ту самую историю, уверен, она не задумается ни на секунду. Уверен также, что ее версия будет сильно отличаться от моей, но она не забыла ничего. И вспомнит она этот случай мгновенно, ибо такое не забывается. Саму Иру, если честно, я почти не помню. Помню только особенную ауру вокруг нее и связанную с этой девочкой шумиху. Помню свои собственные переживания и ту историю. Сейчас, когда я закрываю глаза, мне кажется, что она очень похожа на тебя. Точнее, на ту тебя, которую я видел в твоем детском альбоме. Длинноногую, с крупным ртом и лучистыми лисьими глазами. Видимо, такова особенность нашей памяти – делать петлю, смешивая образы прошлого и настоящего, дабы не перегружать мозг ненужными подробностями. Любопытно, каким помнит меня Ира? Может, я тоже рисуюсь ей в образе, сформированном детскими снимками ее нынешнего мужа?..
В тот день бабушка, поддавшись моим уговорам, вышла встречать меня к школьному двору, катя за ручку мой огненный велосипед, ряженный в граненые итало-польские доспехи.
Это был триумф.
Когда я подбежал к бабушке и отдал ей свой ранец, вскочил на велик и неторопливо поехал обратно к школьному двору, я каждой клеткой своего маленького тела ощущал собственную важность и значительность. Ко мне было приковано внимание всех детей моего и параллельных двух классов. Я не успел докатить до крыльца, как меня со всех сторон обступила детвора и засыпала вопросами: "Где сигнал?", "Сколько скоростей?" – и прочими мальчишескими благоглупостями. Девочки стояли чуть поодаль, но тоже не скрывали своего интереса к странной машине. Они перешептывались друг с дружкой, прикрываясь ладошками, и хихикали.
И тут Ирочка, на правах королевы, шагнула вперед и спросила: "А дашь покататься?" Конечно же, я ответил "да"! И уже через мгновение она крутила педали моего велосипеда-кометы, а я бежал рядом и захлебывался от переполняющей меня гордости. Я был бесконечно счастлив. И счастье мое длилось три дня. Три дня я каждый раз после школы давал Ире кататься на своем "мотороллере". Мы делали пару кругов по школьному двору. Она ехала не быстро, так что я легко мог бежать рядом. Мы даже умудрялись разговаривать друг с другом. Но этого мне было мало. Я хотел полной победы. Я хотел тотальной и безоговорочной капитуляции. Я хотел показать ей не просто заграничный велик, а мой сложный и красочный мир. Мир, где я умею все, а она вполне могла бы стать его королевой. И, переполняемый любовью и гордостью, я заявил Ире, что это не просто велосипед. Он может и летать.
Я был в ударе. Я знал, что велосипед не может летать, но я также помнил и о своих уникальных способностях перемещения предметов усилием воли и был уверен, что в критической ситуации способности многократно усилятся, как это было в случае с мальчиком из "Выстрела с монитора". И потому я врал без всякого стыда и малейшего намека на совесть. Я излучал максимальную энергию и уверенность в себе, на которую только может быть способен восьмилетний фантазер, обладатель чудо-велосипеда. Я даже наврал о секретном конструкторском решении, благодаря которому мой волшебный мопед-велосипед может отрываться от земли и парить в воздухе. Вещал я это настолько убедительно, что глаза моей собеседницы загорались все ярче и ярче. Значит, меня слушают, мне верят и, ясное дело, хотят испытать на себе необычные качества волшебной игрушки. Закончив с теорией, очаровав и почти влюбив в себя повелительницу всех моих детских фантазий за последний год, я перешел от теории к практике – я предложил Иришке сесть позади меня и, обхватив меня руками и поджав ноги, совершить прогулку по двору с обязательным подъемом в облака.
Сказано – сделано. И вот мы мчимся по серому асфальту на ярко-рыжем "мопедике". Я отчаянно кручу педали, пытаясь разогнать перегруженную механическую игрушку до "взлетной скорости". Я напрягаю всю свою силу мысли, я толкаю велосипед вверх, но он никак не отрывается от черного шершавого асфальта. И тогда я решаюсь на отчаянный шаг – я мчусь по прямой, в тупик. Маленький и странноватый аппендикс школьного двора, завершающийся довольно высоким бордюром. По мере того как скорость нашей рыжей бестии нарастает, смех Иры становится все тише и тише, и за несколько мгновений до неизбежного столкновения я явно слышу подступающее к ее горлу всхлипывание. Это придает мне сил.
Я не могу не взлететь.
Я напрягаюсь, ПРИКАЗЫВАЮ велосипеду взлететь, вкладывая в это желание всю свою волю без остатка, обхватываю раму ногами, дергаю его вверх – и мы летим!
Что бы там ни говорили потом, я точно знаю, что мы взлетели. Может быть, лишь на пару миллиметров, а может, даже на несколько сантиметров оторвались от земли. Но это было, совершенно точно тебе говорю. Никакие разбитые коленки, никакие скандалы с Ириными родителями, никакие слезы и даже всеобщий бойкот меня одноклассниками не шелохнули мою веру в тот полет. Я знаю: мы взлетели. Это так же точно, как и то, что через несколько недель на уроке физкультуры учитель переставил меня на два человека вперед. Может быть, я вырос, а может, повлиял тот полет и я научился при построении отрывать себя от земли усилием мысли и становиться немного выше.
С Ирой я больше никогда не общался, да и велосипед пришлось выкинуть – найти на него новую вилку, фару и обтекатель в Союзе оказалось невозможным. Но эта игрушка и эта история навсегда останутся внутри меня маленьким оранжевым огоньком. И мне до сих пор кажется, что я обладаю сверхъестественными способностями…
К чему я рассказал про детский велосипед? Просто если очень пожелать, можно полететь и наяву… А если очень сильно хотеть чего-то во сне, то можно и открыть стеклянную дверь, стоящую на лугу.
И сейчас, вспоминая тот наш разбег… Как я кричал: "Вильям Херст! Твою мать!" И как со слезами на глазах мы втроем неслись навстречу неприступной твердыне, понимая, что это наш Сталинград! Что назад пути нет, что надо вперед, сквозь это неподвижное стекло…
Я знал, что она не могла не открыться.
И она открылась.
Мы ввалились в другую реальность. На границе почувствовали нечто похожее на сильный удар током – нас тряхануло так, что я на мгновение забыл, где я и что я тут делаю. А когда пришел в себя, то сразу же понял: мы в Саду Сирен.
XX. САД СИРЕН
Открыв глаза, я понял, что нахожусь в Саду Сирен. Точнее, я понял это еще с закрытыми глазами, по запаху. До того как я поднял веки, я почувствовал аромат зеленых яблок и чуть сладковатый запах иланг-иланга. Эти два аромата, подумал я, могут сочетаться только в одном месте во вселенной. В Саду Сирен.
Я лежал на траве посреди уютного, аккуратного сада в восточном стиле. Идеально подстриженные газоны, сад камней, многочисленные прудики и водопадики, карликовые деревца в каменных кадках. Цветущий иланг-иланг и ветвистые яблони с огромными зелеными яблоками на ветвях. Было безветренно и тихо. Единственное, что звучало бэк-граун-дом для всей этой картины, так это шум воды в ручьях и маленьких водопадов в прудах. Несомненно, за садом ежедневно ухаживали.
Представить его размеры, лежа на траве, было невозможно. Поэтому я поднялся, подал руку тебе. Отряхнул Лоскута. На душе опять было очень спокойно. Но спокойствие это было немного другим.
Будто долго искал свой дом и наконец-то нашел. Откуда уходить совершенно не хотелось.
– Ребята, – напряженно сказал Лоскут, – шутки кончились. Нужно быть готовыми в любой момент свалить отсюда, проснуться. Ведь сюда НИКТО еще не добирался. А значит, здесь может быть что угодно.
– Послушай свое сердце. Оно когда-нибудь у тебя билось так ровно? У меня нет. А значит, опасности быть не может. Мы в идеальном месте, излучающем позитивную энергию. Я здесь всего лишь мгновение, а уже чувствую, как внутри меня что-то меняется, как я переполняюсь светом. Ты чувствуешь, что это место… как бы сказать… святое, что ли? – спросил я у тебя.
– Да, что-то такое есть… Подобное, но в меньшей степени, я чувствовала в храме в Таиланде. Энергетика тут и впрямь необычайная.
Мы побрели по стриженым газонам куда-то наугад. Долго брели. Ты ушла чуть вперед, и на какое-то время мы с Лоскутом остались наедине. Я решил расспросить у него про некоторые странности, произошедшие со мной в сонном пузыре с инопланетянами. Я честно рассказал ему, что решил нарушить ход сна и заняться сексом с похожей на тебя актрисой. Но в самый последний момент произошла подмена, и со мной оказалась совсем другая девушка.
– Ничего удивительного, – ответил Лоскут. – Понимаешь, каждый сон имеет свой сюжет. Бывают пустые пузыри, без сюжета, где ты просто наблюдатель, но это редкость. В основном сюжет – это очень важная часть сна. И все персонажи сна – спрайты – это персонажи, изначально созданные именно для этого сюжета. Это что-то вроде роботов, которые обучены вести себя согласно сценарию сна и никак иначе. А когда по каким-то причинам, чаще всего из-за хакеров (Лоскут хмыкнул), сценарий нарушается, то происходит сбой, спрайты начинают глючить и уже не могут играть дальше. Я доходчиво объясняю?
– Вполне.
– Поэтому, – продолжал Лоскут, – их меняют на тех роботов, или, правильнее сказать, персонажей, которые могут поддержать ход изменившегося сценария. Поэтому, как бы ты ни хотел, ты не можешь заняться сексом во сне с девушкой, с которой по сценарию ты должен был бегать и спасаться от преследователей. А если вдруг и займешься, то это будет означать, что такая сцена все же была в сценарии и ты просто чуть промотал события. Поверь мне, у меня большой в этом опыт.
– Могу себе представить…
Наш тихий разговор прервал шум прибоя. Пока мы шли, рокот волн становился отчетливее, а потом я почувствовал запах моря, и волосы мои зашевелил соленый ветер. Мы дошли до границы сада и оказались на вершине скалы, метрах в пятнадцати над океаном. Внизу, одна за одной, катили ровные, идеальной формы волны, они ударялись о подножие скалы и красиво рассыпались белоснежной пеной. Фантастическое зрелище.
На краю скалы стояла лавочка, вырезанная из серого камня и покрытая восточными узорами. Я провел пальцем по поверхности, оставляя темный след, лизнул палец:
– Соль… Здесь явно давно никто не сидел. Где же Херст?
– Если он заблудился, то возникает закономерный вопрос: как мы вернемся? – спросила ты. – Никто из нас не подумал вот о чем: сад настолько запутанный, что найти дорогу обратно к двери будет крайне сложно.
– Не сложно, – усмехнулся Лоскут – Обернитесь-ка.
Мы оглянулись, но ничего не увидели.
– И что?
– Ну посмотрите на траву внимательнее.
Я пригляделся и увидел среди травинок крошечные кусочки серого бетона. Того самого, которым был залит пол в гигантском ангаре.
– В отличие от вас я сразу подумал о том, как выводить отсюда вашего потерпевшего, и набрал полные карманы бетонной пыли.
– А где твоя шпага? – спросила ты.
– Очень жаль, но я ее потерял, когда вытаскивал тебя из кошмара. Впрочем, она мне пригодилась. – Лоскут хитро подмигнул. – Кстати, если у меня полные карманы мусора, это вовсе не означает, что он никогда не закончится. Поэтому предлагаю вернуться по нашим следам и двинуться в другом направлении.
Так мы и сделали. Найти в траве крошки бетона было непросто, но возможно. В принципе, Лоскут мог бы ронять их и пореже, чем одну на двадцать метров. Мы вернулись к двери и пошли в другом направлении. Уперлись в ту самую стеклянную стену, которую я уже видел однажды, только с другой стороны. Опять вернулись. Херста нигде не было.
– Может, его здесь и нет вовсе? Может, у каждого человека свой собственный Сад Сирен. И он застрял в каком-то другом? – спросила ты.
– Всяко может быть. А если так, то мы хотя бы попытались…
Но все же мы договорились пройтись еще раз и выбрали новое направление. Минут через пятнадцать мы вышли на поляну с большим каменистым прудом и статуей мифической сирены. Древнее изваяние держало рог, из которого чистой струей бил фонтан. На глади пруда покачивались кувшинки.
– Больше всего меня удивляет, что все это напоминает творение человеческих рук… – буркнул я.
Мы обогнули пруд и вышли к прямоугольной беседке из красного дерева. На гладком лакированном полу было разбросано несколько красных и фиолетовых шелковых подушек с замысловатой вышивкой. Я присел по-турецки на одну из них. Ты и Лоскут опустились рядом.
Мне пришло в голову проверить свою связь с реальностью. Я попытался услышать музыку, играющую где-то далеко-далеко, где спали наши тела. Но ничего не услышал, и мне стало не по себе. Лоскут, кажется, догадался, в чем дело, и тоже проверил прочность "нити Ариадны". По его испуганному лицу стало ясно, что и он ничего не слышит.
– Это плохо… Очень, очень плохо… – забормотал Лоскут.
Ты тоже поняла, в чем дело, но отсутствие "нити" на тебя не произвело столь сильного впечатления. У тебя была своя логика:
– Даже если мы потеряли связь с действительностью, мы можем просто сидеть в этой беседке, пока не проснемся ТАМ. Мы спим уже очень долго, пора бы и очухиваться. Так что ничего страшного.
– Ну, во-первых, ты понятия не имеешь, сколько мы спим на самом деле. Может, час, а может, и все десять. Времени ЗДЕСЬ нет. А во-вторых, мы понятия не имеем, проснемся ли вообще… А вдруг застрянем тут, как этот ваш Херст?
– Чушь… Мы просто выйдем через ту же дверь, что и зашли. А потом проснемся.
– Очень хочется верить…
– Не спорьте, – вмешался я. – Разве вы не чувствуете, что, пока мы здесь, нас переполняет энергия? Мне кажется, что здесь… как бы это сказать… здесь все абсолютное. Мы попали в Абсолют. И лично я никуда отсюда не спешу. Прислушайтесь, что происходит у вас внутри! Это же потрясающе!
А внутри меня разливалось море тепла. Не знаю, как объяснить. Меня словно подключили к вселенскому каналу, и прямо в тело, через темечко вливался поток пока размытых, пока неявных знаний. Не что-то конкретное, не про строение мироздания, и мне вовсе не открывались какие-то космические тайны… Просто я чувствовал, что внутри меня появляется нечто, что можно назвать знанием, пока не превратившимся в информацию. Словно в меня загружались какие-то файлы, но прочесть их можно, лишь получив ключи к паролям. Непередаваемое ощущение. Я посмотрел на Лоскута. Он совершенно не понимал, о чем я говорю. Возможно, его чувство тревоги блокировало поток энергии.
– Все. Уходим, – вдруг сказал Лоскут. – Иначе будет слишком поздно.
– Ок. Ты тут главный, не спорю… Но мы должны сделать еще одну, последнюю попытку найти Херста.
– И каким образом?
– Может, облетим сад?
– Ты что, так и не понял? – заорал Лоскут. – Ты не можешь здесь летать! Ты не можешь отсюда переместиться в другой пузырь! ТЫ ЗДЕСЬ ВООБЩЕ НИЧЕГО НЕ МОЖЕШЬ! Ты, я, она – мы тут совсем как в реальности! И это очень опасно!
Лоскуту и в самом деле было страшно. Возможно, он знал что-то, чего не знали мы. Но в таком случае ему давно надо было с нами этим поделиться…
Понимая, что Лоскут – опытнейший проводник в этом мире и испугать его чертовски сложно, я тоже почувствовал беспокойство. Мы решили вернуться к двери, и если по пути не встретим следов пребывания здесь Херста, то уберемся домой ни с чем…
Мы пошли по саду, выискивая цементные крошки. Это было совсем не сложно – в аккуратной, совершенно стерильной зеленой траве они казались настолько инородными предметами, что глаз тут же примечал их, и мы шли по этим вешкам, как Ганс и Гретель по хлебным крошкам.
Эх, надо было вспоминать сказки раньше, и не только этот гениальный способ, но и то, как ему можно противодействовать. Мы шли и шли, а двери все не было. И в какой-то момент мне вдруг показалось, что мы уже пятый раз проходим мимо одного и того же сада камней, но я не стал говорить об этом. Но когда мы опять миновали каменную беседку со здоровенной горгульей на крыше, ты не выдержала и сказала вслух то, о чем мы думали последние минут пятнадцать (если, конечно, здесь существует время с его часами и минутами). Ты произнесла всего два слова, но нам с Лоскутом тут же стало плохо. Ничего конкретного вроде, но этими словами емко и точно ты описала наше положение… Ясно, что крошки каким-то образом переместились и теперь лежат вовсе не там, где их оставлял Лоскут. Более того: очень было похоже на то, что кто-то или что-то специально запутывает нас, уводит в сторону от двери. И еще одно: мы понятия не имеем, в какой точке сада находимся. И все это мигом стало понятно только из двух слов. Ты остановилась напротив этой долбаной беседки, погладила пальцем едва заметную царапину на мху, которую сама оставила, проходя мимо беседки в последний раз, потом сунула руки в карманы и, сильно ссутулившись, произнесла на выдохе:
– Полный …дец.
И тогда Он пришел к нам.
XXI. НЕ ЗОВИ ЕГО – ПРИДЕТ
Я присел на корточки и нашарил в траве кусочек цемента. Ничего особенного на первый взгляд я не заметил. Но, приглядевшись пристальнее, я увидел микроскопическое существо, вцепившееся в крошку с нижней стороны. Оно было похоже на песчаного краба – из тех, что заставляют песок дышать миллионами воздушных пузырьков, вырывая бесчисленные норки на практически всех тропических пляжах мира. Но эта мелкая фиговина отличалась от краба тем, что у нее… было человеческое лицо, настолько маленькое, что разглядеть его гримасы можно было лишь под увеличительным стеклом. Хотя и без всяких приборов было понятно: оно весьма недовольно тем, что его обнаружили…
Зверски захотелось курить. Все отдал бы за сигариллу COHIBA. Необходимо было ощутить во рту горький вкус табака, словно это помогло бы осознать и принять происходящее. Но табака, разумеется, не было.
Я встал, подошел к тебе и Лоскуту, протянул вам крошку. Вы не сразу, но все же углядели маленького вредителя. Ясно как день: он и еще несколько тысяч сородичей сломали нашу простую систему ориентирования. И ясно – зачем.
– Неорганики… – выдохнул Лоскут.
– Кто? – спросила ты.
– Представители неорганической формы жизни. Один из бесчисленных их видов. Они живут во всех пузырях, обычные сновидящие видят их крайне редко, поскольку слишком увлечены сюжетом и не рассматривают мелкие детали. А неоргаников здесь пруд пруди. И, конечно же, они не очень рады таким, как мы…
Я щелбаном стряхнул с цементного кусочка краба-террориста. Тот с тихим свистом разлетелся в мелкую пыльцу.
– Не самая лучшая реакция на случившееся. – Лоскут неодобрительно покачал головой.
– Предлагаю идти наугад. В любую сторону. Выйдем либо к морю, либо к стене. Рано или поздно найдутся ориентиры, которые приведут нас к двери. – Ты старалась не терять самообладания. Я почувствовал гордость за тебя. Лоскуту стоило бы поучиться такой выдержке.
И мы отправились в очередной поход. Не знаю, сколько шли, но ноги у меня уже гудели от усталости. Сад и впрямь был бескрайний. Мы проходили мимо прудов и беседок, цветников и альпийских горок, пальмовых рощ и причудливо подстриженных кустарников. Шли, шли, шли… Пока наконец не уперлись в стеклянную стену. Я предложил пройти немного вдоль стены, а потом двинуться обратно в глубь сада. Прочесать местность, иначе говоря. И мы опять шли, шли, шли… И, наверное, рано или поздно добрались бы до моря, если бы не очередной fuck up: неожиданно начало темнеть.