– Давай, вперед! Смелее! – подбадривал меня Сикарту, смеясь. – У тебя все в порядке с головой? Ты бежишь с деревяшкой на приснившегося тебе древнего индонезийца!
– Недавно этой же шпагой я прогнал летуна, а теперь я заставлю тебя засадить Херста обратно в Сад!
– Извини… Но его выпустил ты, а не я. Сам его и возвращай!
Я подбежал к Сикарту и с размаху ударил его шпагой по голове. Но шпага просвистела в воздухе. Промах! Я бил, и бил, и бил. Все мимо. Сикарту уже хохотал в голос.
– Прекрати махать у меня перед носом этой штуковиной! Раздражает ведь!
– Значит, все, что ты мне говорил про мечты, про черные и красочные лоскуты, – все это обман?! Ты все время водил меня за нос? – Мне было очень обидно. Я чувствовал, что меня предали.
– Ну что ты… Да опусти ты эту палку! Я говорил тебе истины. А уж как ты их будешь применять, это твое дело. Пока у тебя не очень-то выходит, как я посмотрю.
Я без сил упал на траву. Чертов абориген прав. Я сам во всем виноват. Я сам позволил увлечь себя в игры с совершенно непонятными правилами, и винить Сикарту было лишь очередным проявлением слабости. Но я же не слабак! Ну не настолько я слабак, чтобы сдаваться без боя! Я покрутил в руках игрушечную шпагу. Она уже не светилась, снова став простой деревяшкой, обмотанной фольгой. Я сосредоточился, представляя себе, что это настоящий меч, типа того, что был у Конана-Варвара! Я до рези в глазах смотрел на шпагу, напрягая волю… И шпага вдруг стала изменяться. Точнее, сначала она менялась у меня в воображении, и тут же, с небольшой задержкой во времени, изменения происходили с ней в действительности… то есть – во сне. Я представлял себе, как деревянный клинок наливается металлическим блеском и тяжестью, как темнеет эфес, и из него растут в разные стороны защитные клинки-шипы, как клинок, отражая небесный свет, становится тоньше и острее… и вот уже я держу в руках нечто куда более серьезное, чем просто палка! У меня в руках самый настоящий средневековый меч!
Я обернулся и с размаха рубанул Сикарту. В лицо ударила красная пенистая жидкость. Удар получился такой, что я начисто отрубил божеству правую руку. Сикарту взвыл и отпрыгнул от меня на безопасное расстояние. Хлещущая из раны кровь окрасила бирюзовую траву в бордовый. Кровь не просто пачкала траву. Она именно перекрашивала все, на что попадала хотя бы маленькая ее капля, в свой цвет. И вышло так, что вся поляна вокруг нас в мгновение ока стала зловеще кровавого цвета! Сикарту крутился волчком, выставив покалеченную руку перед собой. Внезапно кровотечение прекратилось, и на обрубке появилась рука, точно такая же, целехонькая. Сикарту отряхнул с одежды капли крови, разлетевшиеся в стороны подобно высохшим лепесткам роз.
– Ну все! – закричал Сикарту так громко, что я замер. – Ты вынуждаешь меня жестоко наказать тебя, парень. Я избавлю тебя от возможности общения со мной. Считай, что это наша последняя встреча… И вообще последнее твое пребывание здесь! Неужели ты ничего не понял? Все! Партия сыграна! Ты и так забрел много дальше, чем это позволялось обычным смертным! Гордись этим. Ты успел получить частички идеального знания. И ты не остался там навсегда! Неужели этого тебе мало? Знаешь что? Я проклинаю тебя. ТЫ БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ БУДЕШЬ ВИДЕТЬ СНЫ! – И Сикарту растворился в воздухе.
Я стоял как вкопанный, осмысливая его слова. В голове была полнейшая каша. Потом я опомнился и побежал к двери. В пылу боя я чуть было не забыл самого главного. Я со всей силы толкнул стеклянную дверь, но она не открылась. Заперто надежно. Я бил ее ногами, толкал плечом… Безрезультатно. Тогда я решил пройти ее с разбега, как учил Лоскут. Я разбежался и, четко представляя себе, что на самом деле ждет меня там, за дверью, метнулся прямо на нее. Больше всего на свете в тот момент я хотел прорваться туда и… и, если надо, остаться в Саду вместо тебя. Я несся вперед так, что ветер свистел в ушах. Все быстрее и быстрее. Пока – бац! Искры из глаз! Боль во всем теле! Я налетел на непреступную плиту из бронированного стекла. С воем упал на траву. Слезы полились из моих глаз. Слезы боли и отчаяния. Я принялся бить себя по голове. Я точно обезумел и перестал соображать что делаю. Я хотел только одного: чтобы все прекратилось. И все прекратилось. Я проснулся.
XXIII. АПОКАЛИПСИС ВНУТРИ
Я всегда любил смотреть фантастические фильмы. Особенно мне нравились все эти апокалипсические фильмы. Каждый раз после просмотра подобной ленты мы много спорили с тобой о том, что ждет человечество в будущем. Спорили так искренне и яростно, будто от нас с тобой что-то зависело… Нам казалось в такую минуту, что мы – та самая часть человечества, которая способна понимать, что происходит вокруг на самом деле. Мы казались сами себе первыми христианами в Римской империи, видящими и осуждающими злодеяния Нерона, но стоящими в стороне от публичных протестов. Ибо наша задача была не сохранить мир, а сохранить мир внутри нас самих. Я всегда считал, что цивилизация неминуемо катится в ад. И спасти ее невозможно. Можно лишь абстрагироваться и не стать той частью человечества, что ускоряет предопределенное большинством людей движение. Само устройство мира предполагало его непременную кончину, и тот факт, что многие тысячи лет светлейшие и умнейшие головы не смогли предложить более-менее идеального общественного порядка, заставлял меня искренне верить, что никто и не сможет предложить. Люди не смогут измениться, а потому рано или поздно сожрут сами себя. Ты же всегда отстаивала немыслимую идею насчет того, что изменения возможны. Добро может победить зло, и все такое.
Мы выходили из кинозала после просмотра очередного апокалипсического блокбастера, шли по тихим московским улочкам и рассуждали о судьбе человечества. В те секунды мы были почти богами. Мы парили над суетным миром, мы были свободны. Мы ощущали нашу способность думать и принимать решения за самих себя так остро, что это казалось Счастьем.
Сила искусства.
Сила кинематографа.
Легко представить себе конец света. Легко представить себе свою собственную гибель вместе со всем человечеством. Ведь это не так уж и обидно. Если мир после нас станет лучше, то почему бы не сгинуть, к чертовой матери, со всем сегодняшним дерьмом?!
Но как представить свой собственный апокалипсис? Когда мир преспокойно живет дальше, а тебя – нет? Или ты есть, но лишь часть тебя? Это же несправедливо! Ведь ты не был преступником или убийцей! Ты не бомбил города и не развязывал войны. Не обрекал на голод и страдания тысячи людей. Ты просто жил и старался держаться в стороне от дерьма, относя себя к лучшей и просветленной части общества. И тут – н-на! Время продолжает свой неумолимый бег, а твои секундные стрелки встали… Разве можно представить такое? Когда рядом, но не с тобой что-то происходит, ты смотришь на это дело со стороны и делаешь неправильные выводы. Типа я всегда смогу поглазеть со стороны, а сам никогда не попаду в такую историю.
Сны мелодии.
Кто я без них.
Пустыми комнатами
Часы стихли.
Я написал это в блокноте за два дня до путешествия в Сад Сирен.
XXIX. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Я проснулся. В комнате истерично тикали часы. По оконному стеклу губкой размазывал влагу серый дождь. Ты мирно спала рядом. Дыхание твое было ровным, и мне на мгновение стало хорошо. Я обнял тебя покрепче, уткнулся тебе в плечо носом и тут же обнаружил, что оставляю кровавые следы на простыне. Тогда я вскочил и побежал в ванную умываться. У меня носом шла кровь. Причем сильно. В ушах также запеклась кровь. Проклятые наркотики сожгли слизистую и мозг, к чертовой матери.
Умывался я долго и тщательно. Старательно смывал с лица сон. Даже помыл голову, чтобы наверняка прогнать из памяти сновидческий бред. Потом заглянул в зал и обнаружил, что Лоскута нет. Мне стало намного легче. Значит, все это мне просто приснилось! Вот здорово! Лоскут, если и был, то свалил! Выходит, с ним все в порядке! И с тобой все в порядке! Я перевел дух и вернулся в спальню.
Полежал с тобой минут пятнадцать и решил, что пора будить. Хватит спать. Сначала нежно, потом чуть настойчивей я стал гладить тебя по спине. Ты не реагировала. У меня по груди пробежал холодок. Я собрался на кухню, чтобы набрать стакан воды и легонько брызнуть тебе в лицо. Ты же просто крепко спишь – и немудрено после таких безумных выходных! Я пошел на кухню, но, едва переступив порог, заметил темный силуэт на фоне серого окна.
– Лоскут, дружище… Ты живой… С тобой все в порядке… – нерешительно поприветствовал я его.
Тот молчал.
Я подошел, за плечи развернул его к себе.
Лицо хакера было неподвижной, ничего не выражающей маской. Взгляд, устремленный в бесконечность. Я принялся бить его по щекам. Ничего не изменилось. Лоскут продолжал пялиться сквозь меня.
Я все понял… И мне стало страшно. Страшно в первую очередь за тебя. Я понял, что Лоскут… он теперь как Сергей Издубны. А ты… ты теперь как Вильям Херст… застряла в Саду Сирен. Навсегда.
Мне ничего не оставалось, кроме как позвонить "03".
Дальше события развивались по самому скверному сценарию. Как я и думал, ты впала в кому, и врачи не смогли, сколько ни пытались, разбудить тебя. Лоскут сошел с ума. Превратился в растение. Таким и отправился на "скорой" в Кащенко. Причиной трагедии объявили наркотики. Ты якобы впала в кому от передозировки, и по той же причине у Лоскута поехали мозги. Для меня путешествие в Сад Сирен тоже не прошло бесследно. Мозг оказался поврежден. Именно та область, что отвечает за сновидения. По словам врачей, меня ожидает жизнь без снов, зато с хронической головной болью.
А что дальше? Я искренне верю, что все еще можно исправить. Что выход есть. Но я не знаю где он. Если б я мог, я бы вернулся туда, в Сад Сирен, за тобой. Но я не могу…
А Херст… Это самое странное – он очнулся. Об этом писали все газеты. За несколько часов до назначенного времени отключения приборов он пришел в себя, здоровый сукин сын. На днях я видел его в каком-то ток-шоу. Выглядит максимум на тридцать, держится как кинозвезда. Да он теперь и есть знаменитость, черт бы его побрал…
Сейчас я записываю тебе всю эту историю на диктофон, потому что не знаю, когда ты проснешься и что ты будешь помнить из произошедшего с нами. И я понятия не имею, буду ли я рядом в этот момент или у меня уже не окажется никогда возможности рассказать тебе всю эту историю лично. Но знай, если я придумаю, как вернуться за тобой, я вернусь. Чего бы мне это ни стоило. И если придется, останусь в Саду Сирен вместо тебя…
Я люблю тебя.
Я нажал кнопку "стоп". Вытащил из диктофона кассету и положил ее в конверт. Неловко и криво написал на конверте дорогое мне женское имя. Что бы ни случилось, этот конверт отдадут ей, когда она вернется из Сада Сирен.
Если поверить, что существует Древо Судьбы, на котором некто, тот, кто сильнее и умнее нас, уже расписал все наши судьбы, продумал, посмотрев в наши глаза при рождении, словно прочитал по радужной оболочке, чего мы хотим от жизни, а заглянув в маленькое трепещущее сердечко, рассудил, чего мы достойны…
Если предположить, что есть такое Древо, где, словно ножом, выцарапано мое имя, мой год рождения, и все, что я сделал, и все, что я сделаю, и мои ошибки обведены красным кружком, а на моментах моих самых сильных переживаний и душевных метаний линия, оставленная божественным ножом, уходит намного глубже внутрь древней породы…
Если только предположить, что это проклятое дерево существует на каком-то далеком-далеком острове, – разве не потратили бы вы остаток своих дней, чтобы найти его – И СЖЕЧЬ НАПАЛМОМ, к чертовой матери? Пусть это будет последнее, что я сделаю в своей жизни, – но я сделал бы это сам. Без предопределения.
Вопреки ему.
ХРОНИКИ ЛИЧНЫХ КРИЗИСОВ
* * *
спасибо. больше не надо.
хватит с меня любви.
лукавые ангелы ада
посадили в сердце лилии…насытились вином и воздухом.
пьяные, и поступки неосмысленны.
растворимся в улицах слухами.
так и не найдя истины.вода и камень.
города оправа.уходи медленно,
мы оба не правы.
* * *
что-то не так внутри…
там космоса черная дыра,
антивещество любви,
втягивает в себя.убивает
нежно, надежно.
собака во дворе лает
на след ложный…
* * *
пустоты внутри дышат.
отважное сердце собирает чемоданы.
помеченные крестами места нужные…
завязаны раны.не успеть бы заплакать.
провожая взглядом застывшие внизу пробки.
осеннюю слякоть…
стюардесса! мне – водки!
* * *
кто я был до тебя
и кто я теперь.
призраки прошлого…
открывают дверь.
входят молча. осторожно…
достают из памяти
образы-фантики,
от которых тошно.и чем прогнать? уйди…
непростые слова.
сам себя уничтожаю,
не любовь. навсегда.
трамвая скрип. за окном. и чай.
мое утро. наедине с самим собой.
скучаю.
НЕНАВИСТЬ
очень сильно стараюсь не ненавидеть.
ведь ненависть, она как любовь…
ее нужно копить в сердце, ведь нельзя предвидеть,
когда суждено ей явиться вновь.
и вот пора. а ты пуст. курок спущен.
тишина. пуля осталась в стволе.
руки опустились. шанс упущен…
храните ненависть глубоко в сердце…
* * *
легкая осенняя паранойя.
сбежать не выйдет. дождь внутри.
отваливаются от влажности обои.
хочется напиться до одури.
танцевать, веселиться…
и подняться, посмотреть на все сверху
как в кино…
возвыситься, влюбиться…
и опуститься…
на самое дно.наврать с три короба незнакомкам.
раздать чужие телефоны назло…
утро. новости. самолета обломки.
а у тебя лишь похмелье. не повезло.
* * *
билетами авиационными,
провоцирую, обманываю.
летаю птицей,
меняю планы.
страница текста из сердца,
но кто судит?
нужно все успеть.
раз нужно, значит, будет.
* * *
солнцем выжжены образы героев.
солью отбелены наши очертания.
смоем прибоем…
все предыдущие лишние…
знания.
* * *
собачьим лаем исчезает…
рассыпается на пол со звоном отчаянным.
я пытаюсь надеть на себя свои сны.
и стать неубиваемым.искры должны быть честными.
истины неизменные.
самая интересная
эта вселенная.
* * *
моя осень внутри.
сушеные листья, седые волосы.
винограда гроздья и подсгнившие колосья.
что бы ни случилось…
все приснилось.бар на Акаксаке, лица удивленные…
я выпил двадцать порций саке,
спокойный и умиротворенный,
слушаю джаз, вспоминая Мураками,
сложно поверить, вера зыбка,
я плавно вожу руками
и просыпаюсь с улыбкой.Бали, далекий и жаркий.
дождь волну разорвал на осколки,
я пытаюсь выплыть на спине океана,
я пытаюсь быть человеком-лодкой.
я просто дышу ему в пенную бороду,
а он улыбается,
но победа близко…
так для формы кривляется,
пританцовывая под диско.Москва… жестокая и правдивая.
на лопатки кладет своей неизбежностью.
сердце постепенно покрывается льдинами,
даже любовь с налетом небрежности.
но мы выживаем… и выносим кусочки пламени.
это важно. нам тут повезло остаться.
а значит, пусть сбудется должное. аминь.
продолжаем сопротивляться.
* * *
небо разрезали острым скальпелем
из раны крупными каплями на головы.
в закатном свете стекла сальные
отгораживают меня от города.грустно любому одинокому.
телефон мобильный обманчивое спасение.
переполненными водостоками
тонет многомиллионное население.так уж выходит. всегда одно и то же.
мы разные, нам бы просто быть историями.
поэтому все сложно…
поэтому sorry…
* * *
мы убиваем осмысленно смыслы.
чтобы проще искать компромиссы,
и, затягиваясь сигаретой,
картинно рассуждать об этом.другие образы. часы беззвучны.
истины всем понятны и однородны.
иногда просто скучно.
иногда скучно модно.
* * *
не исчезай. по памяти портрет
рисую мыслями-мелками…
на фоне черных скал, где сквозь ладони свет
на лица падает осколками…
прости. песчинки, как угли…
все линии исчёрканы крестами,
совсем другие дни нас ожидают.
мы изменили прошлое и будущее сами.
БАЛИ
мы лечимся. мы правда способны быть иными.
более добрыми, более спокойными.
менее злыми…
чуть иначе смотреть на цели и достижения.
без истерик и попыток сделать максимум движения.
так не просто, но все же. в лучах восходящего светила.
я буду любить чуть больше,
ты станешь еще более милой.
улыбчивей. ты снова начнешь смеяться.
здесь все возможно.
невозможно остаться.
* * *
одиночества молекулы
смешались с запахами
выходим. приехали…
выдайте на руки.
поморщусь на солнце,
иглой в легком колет.
заблудился. столица
того стоит.запетляло. по спирали.
вроде бы вперед мчался.
просто не все сказали.
просто… размечтался.
* * *
жизнь странная штука.
свобода выбора – сложная тема.
мы выбираем друг друга.
ошибочно – правильно. попеременно.несложные адреса и номера телефонные.
мы разучились говорить в глаза искренне.
я никогда ничего не скажу нового.
ты никогда не откроешь истину.а если… то после… а если снова?
как же знакомы все эти НЕТ.
одиноко внутри… так хреново…
поздно уже. туши свет.
* * *
Боги простили. и дали шанс.
любят за что-то. возможно, за стихи.
может каждый быть спасенным, и не раз.
они любят тех, кто верил, что берегли.во вселенной несложно заблудиться.
лежа на берегу океана,
всегда сходишь с ума от своей ничтожности.
у нас всегда есть шанс сбыться.
по Божьему промыслу или по его же неосторожности.мечтать.
я учился мечтая,
я всегда думал, что это важно.
новое открывая
в переплете бумажном.тренируя фантазию и воображение,
я заранее пережил любое поражение…
* * *
я чуть больше. я чуть выше.
так удобней. так легче дышится.
и я останусь таким, наверное,
простите, разные и современные.
рублем коротким манить бессмысленно.
я чуть дороже, чем тут начислено.
четыре строчки. и без прощания.
я чуть быстрее всех обещаний.а дом стоит, и будет еще…
фотографиями помнить улыбки.
мы повзрослели настолько,
что учимся на чужих ошибках.
* * *