Начали рассаживаться. Первый ряд заняли выступающие фестивальцы, второй – не выступающие киношники, третий – рублевские, четвертый – журналисты, пятый – немногочисленные посторонние постояльцы отеля в вечерних нарядах. С пятого до восьмого – мужчины в темных костюмах и ярких галстуках.
Заиграла музыка, на сцену вышел импозантный кругленький Шиковский в смокинге и бабочке вместе с высокой плечистой любовницей народного кинокритика Сулейманова в золотом платье.
– Дамы и господа! Синьоры и синьориты! Леди и джентльмены! Наконец, товарищи и подруги! Мне выпала огромная честь открыть Четвертый международный экологический кинофестиваль "Чистая вода" на этом ослепительном берегу… – Шиковский заглянул в сценарий, – на этом ослепительном итальянском берегу… великолепного моря!
Видимо, название было напечатано неразборчиво.
– Тирренского! – зашипела Дина из первого ряда.
– Но как бы ни называлось это море, – грозно глянул на нее со сцены Шиковский, – имя ему – венец природы! И сохранить эту жемчужину, эту сказку, как часть Мирового океана, наша главная сегодняшняя задача…
Справа от Ольги била в ноздри "Шанель" Печориной, слева – "Опиум" Леры, сзади – перегар Олеси. Лера встала с микрофоном и начала переводить текст Шиковского и его спутницы на итальянский.
– Фестиваль не может быть без звездной дорожки! Фестиваль без звездной дорожки – это фикция, – ворчала в ухо Ольге Печорина. – Я объехала все фестивали мира. Люди специально приезжают посмотреть на звезд. В расписании фестиваля прописана звездная дорожка. Дина сказала, что негде! Как это негде? Да хоть на сцене! В тесноте, да не в обиде! Я не понимаю, почему надо пиарить на сцене одного Шиковского с никому не известной шлюшкой?!
Закончив стебные речи, Шиковский представил актрису в золотом платье, назвал ее "золотой рыбкой русского кино, исполняющей три желания" и объявил, что она сейчас споет русскую народную песню. Что и произошло, хотя и ни к селу ни к городу.
– Они так галочку ставят, мол, артистка, привезена на открытие. Чтобы хоть оправдать ее бесплатное пребывание, – комментировала Печорина. – Зачем Сулейманов привез эту колоду? Что она с ним делает? Памперсы ему меняет? А спеть я могла бы значительно лучше…
На сцену вызвали Дину и Лизу как продюсеров фестиваля. Они говорили то же самое, что Шиковский, правда, знали, что море за окном Тирренское. А Лиза, со свойственной ей экспрессией, посылала в задние ряды зала воздушные поцелуи.
Тут Шиковский объявил Ольгу, она поднялась на сцену и, скрашивая академичность текста улыбкой, начала читать доклад:
– Друзья! Мы с вами живем в период хищнической эксплуатации природы ради сверхприбылей человека и не оглядываемся на последствия нашего образа жизни для экосистемы земли.
Лера перевела.
– В отличие от нас традиционные общества жили внутри строгой системы ритуалов, согласованной с количеством окружающих ресурсов, – продолжила Ольга. – Постиндустриальное общество стало синонимом интенсивного разрушения планеты.
– Какое общество? Посинустриальное? Я не знаю такого слова, я не могу это перевести, – сказала Лера в микрофон, сзади нее шустро подошел Борюсик, забрал микрофон и начал бойко переводить.
– Среди теорий спасения человечества в условиях водного кризиса существует несколько самых модных. Одна считает, что потепление и таяние снегов вынудит людей переводить значительную часть своего обитания под землю, под воду и на воду…
Борюсик переводил, торжественно чеканя слова. Тут в дверях появился седой мужчина с тремя другими позади в окружении толпы щелкающих фотографов и работающих телекамер. Зал немедленно переключился на них, а Дина и Лиза встали и, не обращая внимания на Ольгу, пошли к нему навстречу, распахнув объятия.
– Наиболее простая теория спасения придумана вашими соседями. Испанские ученые готовы остановить потепление с помощью разведения определенного вида водорослей. Технология предполагает установку в точках максимального выброса углекислого газа водяных барьеров, задерживающих его. Впоследствии эта вода будет поступать в систему биореакторов с культурой микроводорослей, которые в процессе фотосинтеза поглотят углекислый газ, превращая его в биомассу… – старательно объясняла Ольга, осознавая, что Борюсик уже закопался в переводе.
Краем глаза увидела, что Дина показывает Шиковскому скрещенные руки.
– Дорогая Ольга, ваш доклад невероятно важен для нашего кинофестиваля! – замурлыкал Шиковский. – Огромное спасибо за то, что вы внесли ноту нашей серьезной озабоченности состоянием Мирового океана! Кто, как не мы, приехавшие на фестиваль "Чистая вода", сможет спасти человечество от экологической катастрофы?!
Народ в зале уже покатывался со смеху.
Ольга чувствовала себя полной дурой.
– О радость! Наше открытие посетил мэр… нашего города. Синьор… благороднейший синьор, управляющий этой красивейшей землей, – выпутывался Шиковский, выполняя команды Дины, отдаваемые с помощью азбуки для глухонемых. – Сейчас мы поблагодарим нашу великолепную докладчицу, известного эколога и защитницу прав… защитницу прав воды… замечательную Ольгу Волгину. И пригласим на сцену синьора… мэра… и поприветствуем его оглушительными аплодисментами! Олечка, идите, идите уже со сцены, – сквозь зубы процедил Шиковский, – уступите место этому мафиознику, раз Дина просит. Она лучше знает, кому говорить, а кому когда молчать!
Ольга выпрямила спину и, пытаясь держать лицо, спустилась в зал.
– Вы извините, я правда такого слова не знаю, – шепнула Лера.
– Да чего уж там, – махнула рукой Ольга. – Каждый фестиваль одно и то же. На экологию никогда не хватает времени…
Мужчины, появившиеся в дверях, неторопливо пошли на сцену. Это был первый международный кинофестиваль в их жизни, и они понимали, какая ответственность легла на них перед тем, как городишко станет калабрийскими Нью-Васюками.
Мэр, седой, стриженый, в строгом костюме, встал к микрофону. Второй, точно такой же, только чуть ниже, чуть неказистее, в чуть менее отглаженном костюме, видимо, первый зам, встал слева от него.
Третий – тоже коротко стриженный, но почему-то в темных очках и черной болоньевой куртке, несмотря на жару, встал за ним. Четвертый был невероятен. В белых штанах, синем пиджаке, с огромным брюхом, орлиным носом и длинными черными волосами, лежащими на плечах. Он встал справа.
Убедившись, что никто ни слова не понимает по-русски, Шиковский продолжал стебаться. Он поклонился им в пояс и сказал в микрофон:
– О, великий Фрэнсис Коппола, ты ничего не придумал! Они такие и есть!
Зал затрясся от хохота и аплодисментов, а Борюсик тактично перевел:
– Бонджорно, синьоре!
Мэр ответил тем же. И замолчал. Повисла пауза. Было похоже, что он забыл слова или не понял, что их пора говорить. К краю сцены подбежал неутомимый толстый Джакопо все в той же потной футболке и начал ему что-то быстро подсказывать, размахивая руками. После чего стоящий сзади мэра в болоньевой куртке и черных очках невозмутимо достал из кармана сложенные листы бумаги и отдал мэру.
Это было так органично и смешно, что Ольга забыла о своем позоре с докладом и вместе со всеми фестивальными почувствовала себя участницей массовки, снимающейся в фильме о мафии.
– Калабрия сегодня – красивый, культурный, мощно развивающийся регион! – читал мэр по бумажке и, пока Борюсик переводил, вопросительно смотрел на стоящего внизу под сценой Джакопо; а тот успокаивающе кивал ему, мол, "хорошо говоришь". – Мы очень рады гостям из России и надеемся, что наши тесные культурные связи приведут к активным связям в области экономики…
– Плохо переводит, – пожаловалась на Борюсика сидящая рядом Лера, – больше рисуется, чем переводит!
– Калабрия – страна с древнейшей историей. Приехав к нам, вы откроете для себя древние исторические поселения, познакомитесь с нашим гостеприимством, искупаетесь в прекрасном море и попробуете нашу кухню, лучшую во всей Италии, – убеждал мэр. – Конечно же, все вы знаете, что Италией была сначала Калабрия, названная в честь ее короля Итало…
– А я тебе говорю, сейчас именно ндрангета контролирует большую часть наркорынка, – заметил Егор за спиной Ольги Ашоту Квирикяну. – Она заняла место сицилийской коза ностры!
– Надо быстро написать о них сценарий, снять фильм, – прикинул Ашот Квирикян. – Пока их не посадили! И получить от них в подарок виллу на море! Говорят, они Копполе виллу за "Крестного отца" подарили!
– А мне вон тот нравится! Носатенький! – громким пьяным голосом объявила сзади Олеся, указывая на четвертого стоявшего на сцене. – Немного жирноват. Но я его посажу на диету и сделаю годным по прямому назначению!
На нее зашикали. Речь мэра была нудной и составленной помощником из интернетных туристических агиток. Он и сам это понял и потому закончил лозунгом:
– Да здравствует кино!
За ним вышел длинноволосый в белых штанах, понравившийся Олесе. Спичрайтера у него не было, он распахнул объятия у микрофона и сказал:
– Я обнимаю всех женщин, приехавших в мою гостиницу, и хочу сделать их всех счастливыми! Они никогда не пожалеют, что выбрали мой отель!
Зал захлебнулся от восторга. А Олеся, боясь, что не все услышали о ее выборе, еще раз громко объявила:
– Я про этого говорила! Девки, этот мой, его руками не трогать!
На нее снова зашикали. После этого четверо мужчин сошли со сцены с той же конкретной пластикой, что и поднялись на нее. И подошли к Джакопо.
"Пожалуй, Джакопо не начальник водителей", – подумала Ольга.
Тут на сцену высыпал местный народный ансамбль в ярких костюмах и начал буйно плясать. После танца немолодой руководитель ансамбля, пытаясь отдышаться, сказал:
– Мы рады приветствовать мужественных русских синьоров и прекрасных русских синьор в нашей цветущей Калабрии! А сейчас я спою народную итальянскую песню.
Борюсик перевел. Заиграла фанера, ансамбль начал пританцовывать. В эту секунду Джакопо снова подошел к сцене, поманил руководителя ансамбля пальцем, тот нагнулся, и Джакопо начал ему что-то громко кричать. Было пора петь первый куплет, но собеседников это совершенно не волновало. Ольга подумала, что что-то случилось, и спросила Леру, о чем они говорят.
– Как всегда. О полной херне…
– А другого времени они не нашли?
– Ну, просто Джакопо говорит Ренато, мол, мне звонила твоя Маргарита, она спрашивает, почему ты не берешь телефон, она думает, что ты у Лючии. А тот отвечает, если еще позвонит, скажи этой дуре, что я стою на сцене, а не лежу на Лючии. И это все видели, даже мэр, – перевела Лера без всяких эмоций.
– Вы не шутите? – изумилась Ольга.
– Да эта Маргарита просто идиотка! Я как-то переводила, как сегодня, а она вцепилась мне в волосы и орала, что я русская проститутка. У нее шизофрения, она считает, что все прямо умирают от ее блядуна Ренато! – раздраженно ответила Лера. – Хорошо, что я в прошлом спортсменка, иначе она бы меня просто избила…
В это время руководитель ансамбля вернулся к своим непосредственным обязанностям – запел с середины куплета, ничуть не смущаясь и активно подмигивая дамам из первого ряда. На последнем куплете ансамбль под музыку сбежал со сцены, и вместе с ним пустилось в пляс все фестивальное братство.
– Это ваще не танцы! Это унылое говно! – закричала Олеся. – Итальянцы танцевать не умеют! Козлы! Пусть учатся у испанцев! Я ходила на мастер-класс фламенко к Лене Эрнандес! Внимание, мотор! Я сейчас покажу фламенко!
И начала бить каблуками дроби, нетвердо стоя на ногах и опираясь на кресло. Как большинство новых русских, Олеся иногда брала модные мастер-классы, чтобы похвастать в тусовке, но была совершенно неспособна пойти хоть в одном из них дальше первых шагов.
Ужин был накрыт в нижнем ресторане, ступенями сходящем в парк. Ольга села вместе с Наташей возле режиссера Бабушкина и Борюсика. Другой вопрос, что Борюсик, как засветившийся италоговорящий, теперь интересовал всех, принадлежал всему залу и суетился, как Фигаро.
Кто-то по-хозяйски обнял Ольгу сзади, по хватке поняла, что это Василий Картонов, все остальные были лучше воспитаны.
– Олюшка, здравствуй! Как хорошо, что ты здесь оказалась. Ты в каком номере?
– Садись, Вася, – быстро отцепила его руки от себя и уж совсем не собиралась оглашать цифру номера. – Знакомься, моя подруга Наташа!
– Привет, Наташа, где-то я вас видел. – Картонов бесцеремонно раздвинул стулья и сел между Ольгой и Наташей. – Мы только что из Неаполя, с нас такие бабки взяли за машину! Скажи, что тут хорошего? Какие люди полезные?
Известный скульптор был накачанным русопятским мачо: с бородой лопатой, прической "под горшок", мощными лапищами, хитрованными глазками и раскатистым басом. Короче, кумир женщин и патриотов.
– Говорят, ты с охранником приехал, зачем тебе охранник? Зазвездился? – спросила Ольга.
– Да это не охранник, это мой друг, Ванька-дворянин. Да ты ж его знаешь! Я его с собой взял для компании. Вон он за тем столом. Может, чего продаст тут.
Ольга знала нескольких друзей Василия, в том числе и Ваньку-дворянина. Это был бритый под батон качок с толстой золотой цепью на шее, успешно торгующий дворянскими титулами от какой-то мутной конторки.
Картонову он, конечно, дворянство не продал, а подарил на день рождения, и Василий тогда сказал:
– На хрен мне твое дворянство, это ты мне должен платить за него. Вам же нужны хоть какие-то известные прокладки между платниками!
Дина посадила Ваньку-дворянина, как неопознанного объекта, рядом с супругами Голубевыми. И они о чем-то бойко говорили.
– Что за рыжий очкастый хер рядом с тобой? – на ухо спросил Картонов.
– Это Бабушкин! Один из лучших режиссеров современности, – пристыдила Ольга его на ухо. – "Сладкий закат", "Я буду единственной", "Оторопь"! Неужели не видел?
– Не-а. – Василий вообще ничего, кроме самого себя, своих приятелей и женщин, которых хотел в данную минуту, не видел. – Крутой?
– Очень… Сейчас запускает фильм в Риме, едет завтра натуру смотреть.
– В Риме? Это мне в масть. Я как раз хочу там пару хороших заказов срубить, – заметил он, шаря глазами по залу.
Увидев, как плотоядно уставилась на их столик старшая сестра Даша, Наташа приобняла Картонова и вкрадчиво сказала:
– Я так хочу заказать вам скульптуру своей покойной мамы!
– По фотографии?
– Да, но я очень похожа на нее, я готова позировать. У вас в мастерской, – покраснела Наташа.
Даша испепеляла глазами их столик, но была слишком горда, чтобы отдирать Картонова от сестры. Тем более что все приятельницы ждали, что он подойдет и хоть как-то засвидетельствует половуху с ней в глазах общественности.
– Как вы думаете, какой должен быть материал? Стоимость не имеет для меня значения! – многообещающе продолжила Наташа.
– Я подумаю. Это хорошо, что не имеет значения. Вы же понимаете, у каждого материала своя душа…
Ольга представила Василия Бабушкину, тот сухо кивнул. Бабушкину было тесно в присутствии "другого гения" за одним столом. Упростил ситуацию Борюсик, он вернулся к столу, открыл рот и выпалил:
– Вы прямо сам живой Василий Картонов?
Кислое выражение на лице у Бабушкина от этой фразы сменилось на горькое; но Василий Картонов никогда не стал бы звездой, если бы не умел первым "ловить мячик".
– Попрошу без фанатизма, за этим столом я только поклонник фильмов режиссера Бабушкина! Пять раз посмотревший фильм "Я буду единственным", – ответил Василий, скромно потупившись.
– "Я буду единственной", – с нажимом поправил Бабушкин, оттаивая.
– Простите, весь день трясся в машине из Неаполя, все мозги растряс, – оправдался Картонов. – Говорят, вы запускаете новый фильм? В Риме? Я туда тоже собираюсь… Завтра. Можем взять машину вместе. По дороге есть несколько изумительных ресторанов, был бы рад пригласить вас туда.
– Ну, я не знаю… У нас там… рабочий график, – лениво ответил Бабушкин и вопросительно посмотрел из-под очков на Борюсика.
– Отличная идея! У нас в машине как раз два лишних места! Но только я бы сам хотел вас пригласить пообедать в Риме. Соберутся серьезные люди, – засуетился Борюсик.
– Люди какого уровня? – поднял бровь Картонов.
– Очень серьезные. Поверьте, я давно живу в Италии. Можно сказать, "вхож". По горизонтали и по вертикали, – блеснул глазами Борюсик. – Вы человек большого искусства, а здесь другие законы. Сами понимаете… Другая структура общества.
– Я понимаю, о чем вы, – кивнул Василий Картонов. – По горизонтали мне не надо. Мне лучше по вертикали. Из окружения папы римского у вас никого? Я бы хотел передать ему золотой альбом с фотографиями моих работ.
– Есть человек из его пресс-службы. Оформим! – закивал Борюсик.
Они защебетали с Картоновым, как две гули, что выглядело довольно странно.
Ольга спросила шепотом:
– А ты часто бываешь в Риме?
– Никогда в жизни не был. Но мне надо! Там заказчиков – жопой ешь! У мафиозников денег как у наших олигархов. Олюшка, ты мне напиши на салфетке названия фильмов Бабушкина. Я ему завтра впарю. Я тебя обожаю, – шепнул Картонов в ответ. – Вернусь из Рима, и ты опять моя!
Ольга усмехнулась. Планов на Василия у нее не было, она знала его тело, как порядок чашек и тарелок в собственной кухне. Если чего и хотелось, то чего-то азартного, новенького, а Василий казался вчерашним днем.
Она достала из сумки ручку и начала прилежно записывать названия и краткое содержание фильмов Бабушкина, чтобы незаметно сунуть Картонову в карман. Даша за соседним столом метала глазами громы и молнии. Василий наконец заметил это, встал и начал ставить жирные точки.
– Я подумаю о материале! Мы не расстаемся! – чмокнул он Наташу и повернулся к Бабушкину: – Завтра часиков в десять выезжаем? Нормально? Встречаемся в холле у рояля.
– Отлично! – закивал Борюсик. – Только пару-тройку ваших альбомов можно взять? Для наших людей большая честь познакомиться с лучшим скульптором России!
– Нет проблем! – Василий было двинулся из-за стола, но тут Дина подвела высокого радостного итальянца, а Борюсик и Бабушкин бросились к нему обниматься.
– Ольга, это тот самый великий Массимо, которого я вам обещал! Звезда итальянской оперы! Поет в Ла Скала! Лучшие связки побережья! Завтра едет с нами в Рим! – представил гостя Бабушкин.
Василий изящно вернулся на свой стул и уже через три минуты тряс руку Массимо, называя его Максимкой. И попросил Борюсика перевести певцу, что он – Василий Картонов – лучший российский скульптор, можно сказать, русский Микеланджело Буонарроти, и что его "Хрустальные слезы" – главный приз кинофестиваля.
– Массимо, спойте! Мы столько о вас слышали! Мы так вас ждали! – попросила Наташа по-английски со свойственной ей непосредственностью.
– Я не могу петь прямо здесь… Мне надо распеться… Мои связки… Это так неожиданно… Я не в форме… Сначала один глоток вина… – кокетничал Массимо, но после недолгих уговоров встал, помычал в нос, раскинул руки и запел арию Каварадосси.
Василий, восхищенно созерцая его, обнял Наташу и Ольгу. Подвыпивший зал затих, а потом взорвался оглушительной овацией. Но Ольга была меломанкой – и с первых тактов поняла, что Массимо мил в ресторанном формате, дивно смотрится, открыт, энергетичен, но… близко не лежал к Ла Скала!