Сакико мало интересовал сам по себе бой быков, но сквозь все эти статьи, заполонившие полосы вечерней газеты, она ощущала холодные, но в то же время одержимые идеей глаза Цугами. На газетных полосах как бы отражались его планы, внезапно мелькавшие мысли. За типично рекламными материалами, информацией о съемках короткометражных фильмов на стадионе, где намечалось провести бой быков, она видела мечущуюся фигуру возлюбленного, ведущего переговоры, что-то предлагающего, отвергающего, спешащего осуществить свои замыслы.
Восьмого января Сакико решила обязательно повидаться с Цугами. А решив так, она уже не могла спокойно усидеть на месте. Тем более что на следующий день она должна была после болезни выйти на работу в ателье близ Синсайбаси, и времени у нее оставалось в обрез. Кроме того, ее по-прежнему не оставляла странная тревога, испытанная в ту новогоднюю ночь. И хотя давно уже наступил новый год, неприятный осадок все не исчезал.
Сакико позвонила в редакцию, но там ей ответили, что последние два-три дня Цугами днюет и ночует на стадионе Хансин. Цугами с самого начала запретил Сакико появляться у него на службе. И все же она отправилась на стадион, хотя сознавала, что это может выдать их отношения. Накануне сильно похолодало, и казалось, вот-вот выпадет снег. Сакико впервые вошла внутрь стадиона, огромную чашу которого прежде видела лишь из окна электрички. Она пересекла пустое безлюдное в это время поле и вошла в маленькую контору, напоминавшую корабельную рубку. Там было несколько человек - то ли журналистов, то ли обычных посетителей. Они сидели вокруг переносной печурки и курили. Чуть в стороне она увидала Цугами. Он стоял в пальто с поднятым воротником и что-то громко кричал в телефонную трубку. Его взгляд безразлично скользнул по Сакико, и в его холодных глазах она почувствовала укор. Закончив длинный разговор, он первым вышел из конторы и по темному зигзагообразному проходу стал подниматься на верхний ярус. Сакико последовала за ним.
- Зачем пожаловала? У тебя ко мне дело? - раздраженно спросил Цугами, бросив на нее быстрый взгляд. Щеки его запали. По всему было видно, что он устал до изнеможения.
- А разве нельзя просто встретиться с тобой, без всякого дела? - мягко возразила Сакико.
- Я ведь тебя предупреждал, что буду по горло занят.
- В новом году мы впервые встречаемся, и, пожалуйста, не делай такое страшное лицо… "Зачем пожаловала?…" Кто я тебе и какое ты имеешь право так со мной разговаривать?
- Опять за старое? Перестань! Говорю же, что страшно устал. - Зажав в зубах сигарету, Цугами говорил резко, не в силах сдержать раздражение. Сакико побледнела. Она собралась было что-то ему ответить, но раздумала и лишь молча глядела на его изменившееся лицо, развевающиеся на ветру волосы. Они стояли друг против друга, словно готовились вступить в поединок. Цугами первым заметил это и сказал:
- Давай присядем.
Он плюхнулся на ближайшую скамейку. Сакико опустилась рядом.
На запад и восток от стадиона до горизонта тянулась обширная равнина, куда во время войны эвакуировали военные заводы из Осаки и Кобе. Отсюда, с верхнего яруса, их здания походили на обрывки беспорядочно разбросанной бумаги. Там и сям врезались в небо металлические конструкции, напоминавшие остовы затонувших кораблей. Присмотревшись, можно было заметить вдали множество фабричных труб и поваленных телеграфных столбов, вокруг которых землю устилали провода, переплетаясь в странном узоре словно огромная паутина. Время от времени сквозь развалины не спеша проезжала электричка с казавшимися отсюда игрушечными вагончиками. Вдали на северо-востоке виднелась горная цепь Рокко. А над этим хаотическим скоплением творений рук человеческих низко нависло свинцово-серое небо.
Сакико молча глядела на неприветливый пейзаж и думала о том, сколь холоден и безразличен к ней сегодня Цугами. А ведь она специально приехала сюда, чтобы он уделил ей хоть малую толику их прежней любви, согрел ее сердце. Ах, как сейчас желала она этой любви - пусть обманчивой. Нескольких теплых слов Цугами было бы достаточно, чтобы успокоить ее. Она жаждала их - пусть лживых, бессовестно лживых слов любви! Сакико вглядывалась в профиль сидевшего рядом с ней мужчины, которому не было никакого дела до переживаемых ею сердечных мук. Внезапно в ней всколыхнулась жгучая ненависть к человеку, который не желает даже пальцем шевельнуть для того, чтобы обмануть ее. Тогда она, решив, что пора расплачиваться с долгами, с напускным безразличием предложила ему поехать вместе на чайную церемонию в храм Ниннадзи. Она тут же придумала, что получила приглашение от своей подруги из Киото.
Не обратив внимания на недоуменное выражение, появившееся на лице Цугами, она сказала:
- Церемония состоится четырнадцатого января. Поедем вместе, только на один день!
- Это невозможно, - воскликнул Цугами.
- Ну хотя бы на полдня.
- Не могу. Пока не проведем бой быков, я отсюда не могу отлучиться ни на один час.
- Значит, между нами все кончено, - сразу охрипшим голосом сказала Сакико. - Зачем, собственно, я это говорю - вот глупая! Разве не ясно, что ты меня уже бросил.
- Никто не собирается тебя бросать.
- И ты еще смеешь утверждать это! - Неожиданная ненависть к этому безразличному человеку всколыхнула все ее существо, и, уже не сдерживаясь, Сакико закричала:
- Так брось меня, брось по-настоящему, прямо здесь, чтобы я покатилась вниз по ступенькам. Падая, буду глядеть на твое лицо. Интересно, появится ли на нем хотя бы тень сочувствия…
Наступила тишина. Вспышка гнева прошла, говорить больше было не о чем, и Сакико ощутила безысходную тоску. Теперь уже ничего не исправишь, подумала она. Кто-то из них должен был первым подняться со скамьи. Цугами вдруг вспомнил, что у него неотложное дело, и, попросив ее подождать, поспешил в контору. Спустя несколько минут он вернулся и в совсем ином тоне стал объяснять, что сегодня, как и все ближайшие дни, он завален делами, но зато, когда все будет позади, они обязательно съездят вместе отдохнуть на горячие источники в Кисю. И, словно оправдываясь, добавил:
- Все идет из рук вон плохо, ничто из задуманного не получается так, как хотелось бы.
Он указал Сакико на площадку стадиона с обведенным белой краской кольцом в центре, внутри которого будет происходить бой быков, и объяснил, что его надо обнести бамбуковым частоколом, но даже эта работа не клеится: с трудом удалось найти человека, знающего, как возводить такой частокол, а когда тот приехал из В., оказалось, что бамбуковые колья еще где-то в пути. Наконец, сегодня утром их доставили на стадион, но человек этот со вчерашнего дня свалился в постель с простудой. Как раз когда Сакико вошла в контору, продолжал Цугами, он вел переговоры об организации фейерверка в парке Наканосима. Городские власти сначала согласились, но потом аннулировали разрешение, ссылаясь на то, что, мол, это первый фейерверк после войны, да к тому же сейчас чрезвычайные строгости в получении пороха. В общем, они со своей стороны постараются, но твердо обещать ничего не могут. И так со всем, за что ни возьмись.
- От чего другого, а от фейерверка не откажусь! - воскликнул Цугами.
- Представляю, какая будет красота: сгоревшая Осака, а в небе над обуглившимися развалинами расцветают хризантемы фейерверка. - Реплика прозвучала иронически, чего не ожидала сама Сакико. Ведь она вообще хотела молчать. Сказав про хризантемы, она тут же подумала, что Цугами может устроить фейерверк и в форме светящегося в небе быка - с него станет! - но, заметив, сколь серьезным было выражение его лица, решила больше не иронизировать.
Цугами заторопился, сославшись на то, что в конторе его ждут владельцы типографии, транспортного агентства и похоронного бюро. Оказывается, через похоронное бюро можно добыть не только бензин, распределение которого строго лимитировано, но и грузовики, оснащенные громкоговорителями, - ведь без них не организовать хорошей рекламы.
- И катафалки, и грузовики с громкоговорителями, актерами-комиками и танцовщицами выезжают там из одного и того же гаража - конечно, не очень приятно, но если подумать, то и не так страшно. - Цугами говорил без тени улыбки.
Сакико видела, что он устал до изнеможения, пытаясь чего-то добиться в этом хаосе, охватившем послевоенную страну, и в то же время она понимала, что он кинулся очертя голову в эту затею, ощущая в новом увлечении то самое опьянение, какого он всегда втайне жаждал.
Вконец расстроившись, Сакико отправилась на станцию. В ожидании электрички на Осаку она стояла в одиночестве на платформе, прислонившись к ограде. Было холодно, и она накинула на голову кашне. И тут ее пронзила мысль - скорее даже не мысль, а неизвестно откуда и по какой причине возникшее предчувствие, что Цугами потерпит неудачу со своей затеей. "Он провалится, он провалится", - шептала она, содрогаясь всем телом, и трудно было понять, что она испытывает в этот миг: любовь или ненависть.
Когда до открытия боя быков осталось десять дней, "Новая осакская вечерняя газета" стала посвящать этому событию целую полосу, а то и две. Крупная газета, безусловно, ничего похожего не могла бы себе позволить, но тем-то и хороша была небольшая "Новая осакская", что могла преспокойно отодвинуть на задний план другие новости. Теперь бычья голова красовалась даже над колонкой, где обычно помещалась редакционная статья. Журналисты из газеты Б. открыто злословили, что Цугами, мол, начал выпускать бычью газету. Это доходило до ушей Цугами, но он, как и директор Омото, старался ничего не замечать и с еще большим рвением занимался делом. Лишь только закончился конкурс на лучшую песню, посвященную бою быков, как читателей попросили назвать возможного быка-победителя.
Молодой репортер Т., отвечавший за рекламу, старался вовсю. На конечных остановках автобусов в Умэде, Намбе, Камироку, а также на станциях метро вывесили большие плакаты с изображением сцепившихся рогами быков. Такие же плакаты, но поменьше размером, расклеили в автобусах и пригородных электричках. Грузовики с громкоговорителями, которые постоянно курсировали по улицам, застроенным бараками, оглушали людей "Песней о "бычьем сумо", занявшей первое место на конкурсе. Три таких грузовика с танцовщицами из ревю каждый день разъезжали по Осаке, два - по Кобе.
Все это требовало огромных расходов, которые уже давно превысили смету и тяжелым бременем ложились на бюджет "Новой осакской вечерней газеты". Первым восстал бухгалтер. Он и так уже резко сократил командировочные и представительские, прекратил выдачу авансов и даже перенес с середины на конец месяца оплату за сверхурочные.
- Господин Цугами, - заявил бухгалтер, - я больше не имею возможности субсидировать ваше мероприятие. Многие сотрудники очень рассчитывали получить пятнадцатого за сверхурочные, а я был вынужден им отказать.
За четыре дня до начала боя Цугами получил от Тасиро телеграмму: "Завтра шесть утра прибываем Санномия". К этому времени перед станцией Нисиномия был построен загон для двадцати двух быков и подготовлено жилье для сотни с лишним погонщиков и владельцев быков. Вечером Омото и Цугами заглянули в один из баров Умэды.
- С быками, кажется, все в порядке. - Цугами с облегчением вздохнул, поднимая свой стакан с виски.
- Пожалуй, - ответил Омото. - Не могут же они, в самом деле, сквозь землю провалиться вместе с товарными вагонами. Правда, все это обошлось нам в копеечку.
- В наше время за что ни возьмись - все требует в пять раз больших затрат, чем первоначально предполагаешь, а уж если обходится втрое дороже, так это хорошо, - заметил Цугами.
- Похоже, теперь новых крупных затрат не предвидится.
- Пожалуй, но в крайнем случае как-нибудь выкрутимся.
- Ты журналист, тебе все нипочем, а если все же понадобится еще сто или двести тысяч?
Цугами так и подмывало сказать: "На худой конец выложишь из своего кармана". Но вместо этого он произнес:
- О чем мы говорим, директор! Через пять дней у нас в кармане будет миллион иен. - Цугами подсчитал: если ежедневно будет собираться тридцать тысяч зрителей, значит, за три дня - около ста тысяч. Пять тысяч билетов на лучшие места по пятьдесят иен, двадцать тысяч - на места в нижних ярусах - по сорок иен, семьдесят пять тысяч - на верхние ярусы - по тридцать иен. Получается три миллиона триста тысяч. За вычетом текущих расходов чистая прибыль составит два миллиона триста тысяч. Половину придется отдать Тасиро. Но миллион-то все-таки останется.
В редакции с самого начала было известно, что именно Цугами держит в узде Омото и, когда надо, натягивает поводья. Но за неожиданными вспышками щедрости Омото Цугами разглядел в своем директоре удивительную расчетливость и даже скаредность. Омото же глазом опытного человека увидел за жесткостью, порой даже излишней придирчивостью пунктуального молодого редактора фантазерство и способность очертя голову кинуться в любую авантюру.
На следующий день Цугами первой электричкой отправился в Санномия, однако товарные вагоны с быками прибыли туда еще в четыре утра, на два часа раньше, чем сообщил Тасиро. Было холодно, и иней густо покрывал землю. От огромных быков - каждый весом более двухсот кан - валил пар. От группы людей, толпившихся у костра, разведенного сбоку от багажного склада, отделился Тасиро и пошел к Цугами, пряча подбородок в воротник кожаного пальто.
- Вот мы и прибыли, - радостно воскликнул он. - Каковы, а? - Тасиро указал подбородком в сторону быков. - Не похожи на тех коровенок в Кобе и Осаке, которых кормят отбросами.
Тасиро даже забыл поздороваться. Он стоял перед Цугами, сунув руки в карманы пальто, с сигаретой в зубах, и вид у него был победоносный.
- Ну что, измучились? - спросил Цугами.
- Ничего страшного. Дорога, правда, измотала: сегодня пятый день в пути, - ответил Тасиро, но на лице его не было и тени усталости.
- Ясно, - сказал Цугами и сразу перешел к делу: - А как идет подготовка к шествию?
Предполагалось, что в этот день в восемь утра должно начаться шествие быков из Санномия в Кобе, а оттуда в загон в Нисиномия. На следующий день намечалось шествие по Осаке, после чего быки должны были вернуться в Нисиномия. Цугами беспокоило состояние быков: смогут ли они выдержать шествие после пятидневной тряски в товарных вагонах? Но Тасиро его успокоил:
- Напротив, это даже полезно - ведь они так долго не двигались.
Он посмотрел на часы и, сказав, что должен зайти к начальнику станции, уверенным шагом командира, инспектирующего отряд перед походом, направился к станционному зданию.
Цугами пошел к владельцам быков, обмениваясь приветствиями с теми, с кем познакомился во время поездки в город В. Репортер, сопровождавший состав с быками, отвел Цугами в сторону и зашептал, многозначительно указывая в ту сторону станционного двора, где несколько мужчин грузили на машину мешки:
- Поглядите туда!
Цугами посмотрел в том направлении и заметил Тасиро, который стоял рядом с грузовиком и, размахивая руками, давал, видимо, какие-то указания.
- Тасиро говорит, что все это - корм для быков. Сдается мне, этот Тасиро - отъявленный плут и мошенник.
По словам репортера, Тасиро погрузил на станции В. множество рогожных мешков, объяснив, что в них корм для быков. Репортер удивился прожорливости животных и потихоньку вскрыл один из мешков. В нем оказалась сушеная рыба. Он к другому - там был неочищенный сахарный песок.
- Слишком изысканный корм для быков, - подумал я, - но, памятуя о том, что редакция нашей газеты заинтересована в успешном проведении боя быков, ничего не стал говорить Тасиро и другие мешки не проверял, а в них, не исключено, может быть кое-что и похлеще, - сказал репортер, потом расхохотался и добавил:- А в Такамацу было весело. И он рассказал, как из-за землетрясения сдвинулись рельсы, по которым товарные вагоны съезжали на паром, и пришлось разгрузить четыре из восьми вагонов, вывести быков, перенести мешки с "кормом" на паром вручную с тем, чтобы в Уно погрузить все это в другие вагоны. Вот тогда-то Тасиро не на шутку заволновался. Весь день он метался по Такамацу, а к вечеру привел нескольких человек, которые выгрузили остатки "корма" и куда-то увезли.
- А сейчас на машины грузят ту часть, которая путешествовала с нами до конца, - добавил репортер. Он был возмущен проделками Тасиро и не скрывал этого. Цугами с самого начала не исключал подобного поворота дела, но теперь, столкнувшись с этим на практике, всерьез расстроился. Он подошел к Тасиро и тронул его за плечо. Тот обернулся и, увидев Цугами, заулыбался:
- Поймали с поличным?
- Поймал. Вижу, ты тут развернулся вовсю.
- Как вам сказать, - уклончиво пробормотал Тасиро, потом, сразу посерьезнев, добавил: - По правде говоря, этот груз принадлежит Окабэ.
Только теперь Цугами обратил внимание на выведенное белой краской на борту грузовика название компании Окабэ "Хансин когё". Тасиро объяснил, что лишь благодаря Окабэ ему удалось забронировать восемь вагонов, а тот - услуга за услугу - попросил заодно подбросить для него кое-какие товары. И Тасиро не смог ему отказать.
- Лучше всего сделать вид, будто вы ничего не заметили, а Окабэ ох еще как может нам понадобиться!
- У меня нет особого желания иметь дело с этим человеком, - сердито ответил Цугами.
- И все же, господин Цугами, нам придется иметь с ним дело - и сегодня, и завтра! Взять хотя бы специальный корм для быков.
Оказывается, за два-три дня перед боем быков надо кормить рисом и ячменем, а в день поединка скармливать им сырые яйца и поить сакэ. Если учесть, что быков двадцать два, получается целая гора продуктов. Тасиро сказал, что все его попытки достать корм в префектурах Эхимэ и Хёго, а также в осакской префектуре ни к чему не привели. Поэтому придется идти на поклон к Окабэ - другого выхода нет.
- А у Окабэ есть рис и ячмень, сакэ и яйца в избытке - по крайней мере, его запасов хватит, чтобы два-три дня кормить двадцать, а то и тридцать быков.
Разъясняя ситуацию, Тасиро продолжал следить за погрузкой и время от времени давал отрывистые указания грузчикам. Цугами показалось, будто его незаметно оплетают невидимые глазу, но прочные нити, и он с тревогой подумал, что ему уже не выпутаться из этих тенет, а этот наглец Тасиро отныне заставит его во всем плясать под свою дудку. Но вопрос с кормом для быков требовалось решить немедленно, и он сказал:
- Хорошо, я сам переговорю с Окабэ.
Цугами отошел от грузовика и направился туда, где собрались погонщики и хозяева быков. Между ними уже шныряли прибывшие из редакции репортеры, болтали с погонщиками, щелкали фотоаппаратами. В семь часов началась подготовка к шествию. Когда на спины быков накинули яркие попоны, появился куда-то исчезавший Тасиро. Он уже успел сменить брюки на спортивные бриджи, вместо длинного кожаного пальто на нем была куртка, на голове - охотничья шапка с козырьком. В его обязанность входило следить за порядком колонны с замыкавшего ее грузовика.