- Да какой там спала? По дому без дела маялась. Как и все последние сутки.
- А ты бы приходила к нам, в поликлинику. У нас сейчас не самые лучшие времена, но все же милее, чем здесь одной.
- Да не надо мне ничего, мои милые. Не могу эту поликлинику больше видеть. Столько лет там с удовольствием проработала, а когда со счетов списали - не пойду. Не хочу никому навязываться.
- Ну почему же навязываться? Что ты такое говоришь? - сказал Андрей. - Мы ж тебе всегда рады.
- Знаю, мой хороший, все знаю. Да все равно не пойду, тяжело мне. Уж лучше я здесь дни свои последние справлю, отсюда-то никто не погонит.
- Какие последние дни! Ты что это, баба Дунь, помирать собралась? Это ты брось! Тебе еще жить да жить!
- Это вам жить, а я свое уже отбегала. Помаялась и хватит, чувствую, что недолго мне осталось.
- Не унывай. Хочешь, мы в магазин сходим за продуктами или еще как-нибудь поможем?
- Спасибо, ребятки, да только не нуждаюсь ни в чем. Мне много не надо. Спасибо, что пришли, порадовали свою бабу Дуню. Я этого не забуду, я доброту помню. И Новый год, и Восьмое Марта, и отношение ваше заботливое! Голубки мои, кроме вас ведь никого у старой бабы Дуни не осталось. Вы уж простите, коль что не так было. Я не хотела. Я вас всех так люблю, мои хорошие…
- Ты не унывай, - добавил Илья. - Хочешь, мы к тебе хоть каждый день приходить будем? Только не плачь и не грусти. Ты всем нам очень нужна!
- Да я не унываю, хорошие мои, не унываю. Переживу как-нибудь, не впервой. Коли за дело б погнали - это одно. А когда просто так, по прихоти… Ладно, чего уж там вспоминать. Хорошего все равно больше было, а жаловаться на жизнь свою больше не буду. Вы уж простите меня, дуру старую. Что это я, как что, сразу в слезы… Вы лучше сами расскажите, как там без меня, что творится?
- Да ничего там не творится, баба Дуня, - сказал Андрей. - Самодур этот порядки свои устанавливает - мы сопротивляемся. Так и живем.
- Что ж ирод этот никак не уймется…
- А кто ж его знает. Да ты за нас не волнуйся. Мы справимся. Главное, чтоб у тебя все хорошо было.
- Да что у меня может быть хорошего, родные мои? Сижу тут одна, мысли всякие в голову лезут… А вы забегайте еще как-нибудь, коли желание такое возникнет. Вам я всегда рада. Всех вас люблю! И всех вам благ желаю…
- Спасибо тебе, баба Дуня, - ответил Андрей. - Не придется тебе долго тут одной куковать. Не бросим.
- Знаю, милки мои, все знаю…
Обнявшись и расцеловавшись с каждым из гостей, баба Дуня проводила их и закрыла дверь. "Идите, - подумала она, - идите. Да только подружка с косой за мной раньше вашего нагрянет. Вон она стоит, прям за дверью, часа своего дожидается. Не долго ждать осталось, теперь уже не долго. Уж я-то знаю…"
- Что-то совсем плоха наша старушка, - посетовал Андрей, когда они вышли на улицу.
- У меня вообще такое ощущение, как будто она с нами навсегда прощалась, - добавил Илья
- Типун тебе на язык!
- Как бы помочь ей, как бы жизнь облегчить, - в отчаянии сказал Степан.
- Да самодура из больницы вышибить и старого начальника позвать! - предложил Дмитрий Петрович.
- Как же, вышибешь его… Вцепился за свое место клещами - теперь не отдерешь.
- А мы попробуем, - ответил Андрей. - Нам теперь ничего другого и не остается…
Глава 14
Но придя в поликлинику на следующий день, старики так ничего и не решили. Ни одна из предложенных идей не могла кардинальным образом изменить ситуацию и прижать к ногтю главного врача. Встав в очередь к терапевту, друзья вновь взялись за обсуждение наболевшей темы. Размышления стариков неожиданно прервал Кирилл. Выглядел он весьма взволнованным, и, судя по всему, хотел сообщить нечто чрезвычайно важное.
- Не слышали, что вчера здесь произошло? - спросил он.
- Нет, мы ведь к бабе Дуне ходили. - ответил Дмитрий Петрович. - А что стряслось?
- Да такой скандал разразился - только держись.
- Почему-то я совсем не удивлен, - заметил Степан печальным голосом.
- В общем, так дело было, - начал рассказывать Кирилл. - Когда библиотеку окончательно разобрали и увезли мусорный контейнер, Сергей вспомнил вдруг, что не нашел какую-то важную книгу. То ли подарок это был, то ли еще что. Факт тот, что дорожил он ей сильно. Вы ведь знаете, что он обычно тихий, спокойный, ходит, как в воду опущенный. А тут вдруг ворвался в кабинет к новому начальнику, да как пойдет его матом крыть. Я б в жизни не подумал, что Сергей умеет так ругаться… Как будто бес в него вселился, честное слово. Ну Алексей Филиппович тоже за словом в карман не полезет - крик такой стоял, что вся поликлиника сбежалась. Охранники тоже подошли, спеленали Серегу да на улицу выкинули. Но это его не проняло, он камень с земли поднял, в охранника одного запулил, да побежал. Охраннику голову пробил, представляете? Того даже в Склиф увезли.
- Ничего ж себе история, - удивился Степан. - Совершенно это на Серегу не похоже.
- Видимо, наболело у человека, - сказала Софья. - Жалко, он с нами не пошел к бабе Дуне. Все по полу ползал, да литературу свою собирал. Вот и дособирался…
- Как бы не случилось с ним чего, - добавил Андрей. - Не нравится мне все это…
А между тем в стенах поликлиники разгорался новый скандал. Подошла очередь Ильи зайти в кабинет терапевта, но Лиза отказалась принять его под тем предлогом, что он уже был у нее вчера.
- Ну и что? - недоумевал Илья. - Какая разница, был или не был? Нога болит, вот и я пришел. Давайте направление к хирургу.
- Я же только вчера давала вам это направление!
- А мне не помогло!
- Тогда идите домой и лечитесь. От того, что вы будете приходить сюда каждый день - вам легче не станет.
- А это уж мое дело, сколько раз приходить и когда.
- Ну тогда и лечитесь тоже самостоятельно, - крикнула она и хлопнула дверью.
- Безобразие, - закричал Илья. - Я пойду жаловаться!
- Отлично, - сказал Андрей. - Вот вам и прецедент. Врач отказывается лечить пациента.
- Точно, - поддержал Дмитрий Петрович. - Это уже ни в какие ворота не лезет!
- Вы все свидетели, - сказал Андрей, обращаясь к пенсионерам. - На ваших глазах врач нарушил клятву Гиппократа. Подсудное дело!
Лиза, видимо, услышав, что происходит снаружи, вышла из кабинета и направилась к Алексею Филипповичу.
- Ишь, курва, пошла стучать, - возмутился Степан
- Да пусть стучит, - ответил Андрей. - Нам-то что?
- Дрянь, - раздавались вокруг крики, - совсем уже совесть потеряли!
Постучавшись и получив разрешение войти, Лиза плотно закрыла дверь и оперлась о нее спиной.
- Что случилось, Лиза, что там за шум? - поинтересовался Алексей Филиппович
- Понимаете, какое дело…
- Любопытно, - ответил Алексей Филиппович, выслушав отчет. - Ты правильно сделала, что зашла ко мне, я сейчас сам во всем разберусь.
Выйдя из кабинета, главный врач вместе с Лизой направился к пенсионерам.
- Ишь, идут, - заворчал Степан. - Змей и змеюка подколодная!
- Как они быстро спелись, - сказал Дмитрий Петрович. - Вот ведь нехристи!
Накаленная атмосфера Алексея Филипповича ничуть не смущала. Он, уверенный и горделивый, надменный и убежденный в своей правоте, в любой ситуации чувствовал себя как рыба в воде. Подняв вверх правую руку и попросив стариков успокоиться, он заявил:
- Не надо паники, - крикнул он. - Вы возмущены тем, что вам не оказывается помощь?
- Да! - крикнул Илья. - Я очень этим возмущен и намерен подать на вас в суд. На вас и Лизку, вашу сообщницу!
- Никакого суда не будет, - продолжал Алексей Филиппович. - Ваше возмущение абсолютно оправданно. Все больные должны получать своевременную помощь, поэтому Лиза немедленно приступит к своим обязанностям и извинится перед вами.
Пенсионеры возбужденно загудели. Наконец-то главный врач одумался и признал их правоту! А Лизка вся как-то сжалась и с удивлением посматривала на своего начальника.
- Но хочу обратить ваше внимание на еще одно обстоятельство, - продолжал Алексей Филиппович. - Если ваша болезнь окажется мнимой, если хирург, окулист или кто бы то ни было еще придет к выводу, что вы обманываете их, мы будем вынуждены принять соответствующие меры. А именно. Как некоторые магазины вывешивают у себя фотографии тех, кто пытался что-то у них украсть, так и мы прямо при входе в поликлинику повесим фотографии людей, которые вводят нас в заблуждение, отнимают время и мешают оказать помощь людям, которые действительно в этом нуждаются. Это будет самая настоящая доска позора, где будут размещены фотографии симулянтов, а также их имена и фамилии. Пусть все в округе узнают их и осудят. Если вам хочется покрыть свое имя позором на старости лет, если вы хотите, чтоб на вас показывали пальцем и смеялись над вами - вперед. Здесь я бессилен. Пусть это останется на вашей совести. Наша поликлиника будет обслуживать только действительно больных людей, на всех остальных у нас совершенно нет времени. У меня все.
Наступила тишина. Скорбная и тягучая. Очередь к терапевту резко поредела, никто не хотел становиться посмешищем в глазах окружающих. Видя, что пенсионеры расходятся по домам, Андрей принял решение во что бы то ни стало остановить их. Он не знал, как это сделать и что сказать. Но безмолвно наблюдать за тем, как расстроенные люди медленно бредут к выходу, чтобы никогда больше не вернуться сюда, Андрей не мог. Он знал, что они не вернутся, чувствовал в душе. Сейчас был смят их последний бастион, уничтожена последняя надежда. Гармоничный союз, выпестованный с такой любовью и таким трудом, безнадежно распадался на глазах.
- Стойте, - закричал Андрей! - Не уходите! Он только этого и ждет. Мы что-нибудь придумаем! Обязательно придумаем, но для этого нам надо держаться заодно, всем вместе.
- Не валяй дурака, Андрей, - ответил ему какой-то старик. - Я не для того прожил столько лет, чтобы мое имя мешали с дерьмом! Если ты хочешь красоваться на входе в поликлинику - это твое право. Я этого не хочу. Я ухожу и больше сюда не приду. Хватит…
- Но ведь эта поликлиника стала нашим домом. Здесь мы нашли свое счастье! Вместе переживали горечи и радости. Неужели не жалко бросать все это? Неужели не жалко вот так уходить? Где ваша воля? Где ваша решимость?
- Андрей! Ты много сделал для нас, и мы этого не забудем. Но теперь все. Действительно все закончилось. Пусть с системой борется молодежь, а наше время ушло. Прощай! Даст Бог, свидимся еще!
Андрей сел в кресло и обхватил голову руками. Его обступили верные друзья - Софья, Дмитрий Петрович, Илья, Степан, Кирилл. Они поддерживали его и обещали, что останутся с ним до конца. Говорили, что не намерены сдаваться и их час обязательно придет. Но Андрей не слушал их. Он молча наблюдал за тем, как пожилые люди вереницей тянутся к выходу, чтобы покинуть эту поликлинику и никогда не возвращаться в ее лоно, ставшее вдруг таким чужим. Он понимал, что бессилен. Знал, что не может остановить эту толпу, но все равно страдал. Андрей отчетливо представлял, что все они вернутся в свои дома и будут гнить там от одиночества и бессилия, как баба Дуня, и в гневе сжимал свои кулаки. Он ненавидел главного врача, этого самодовольного глупца, который в одно мгновение растоптал все то, что значило для Андрея и таких, как он, очень много. Неужели все бесполезно, неужели нельзя ничего придумать? Андрей задавал себе эти вопросы и мучительно искал ответы, но они почему-то никак не приходили в его голову. А толпа людей все так же медленно брела к выходу, печально понурив головы …
Конечно, ушли не все, но назвать оставшихся людей дружным и единым коллективом можно было лишь с большой натяжкой. Если раньше в стенах поликлиники звучал смех, то сейчас его практически не стало, а уж о том, чтобы отпраздновать здесь день рождения или еще какое-то радостное событие, и вовсе не могло быть и речи. Оставшиеся пенсионеры больше не стояли в очередях, а просто собирались на третьем этаже, усаживались на свободные кресла и перебрасывались время от времени ничего не значащими фразами. А порой и просто сидели молча, погруженные каждый в свои собственные мысли.
Врачи практически полностью свели на нет неформальное общение с пенсионерами. Если раньше они обнимались с некоторыми из них при встрече, радостно хлопали по плечу, то сейчас даже обычной приветливой улыбки никто от них не ждал. Незримая стена разделила их на две части, и из друзей или даже просто добрых знакомых они превратились в чужих, абсолютно равнодушных друг к другу людей. Это было странно. И даже не столько странно, сколько очень больно и обидно. Пенсионеры ощущали такую перемену весьма остро и не понимали, почему это произошло. Из-за денег? Из-за угроз и боязни потерять свое место? Но разве обычное "привет" или "как дела" - это что-то плохое или из ряда вон выходящее? Некоторые из них по-прежнему с надеждой в глазах смотрели на проходящих врачей, но те лишь отводили свой взгляд и делали вид, что совсем не знают этих людей и не желают с ними общаться…
Лишь Екатерина Сергеевна, несмотря на свое шаткое положение в поликлинике, пыталась сделать хоть что-то. Впрочем, реально изменить ситуацию она не могла. Все руководящие функции, которые она имела, Алексей Филиппович беззастенчиво передал своим доверенным лицам, и обязанности Екатерины Сергеевны вскоре были сведены к разного рода формальностям, с которыми вполне могла справиться любая студентка, окончившая медицинский институт. Такое положение дел амбициозную женщину никак не устраивало. Ее стаж, насчитывающий более тридцати лет, позволял заниматься и более серьезными вещами, но любовь к своей поликлинике, где она проработала без малого двадцать годков, удерживала ее от увольнения. Алексей Филиппович выпроваживать ее пока не собирался - видимо, хотел, чтобы доведенная до отчаяния женщина сделала первый шаг сама.
Екатерина Сергеевна с болью в сердце наблюдала за переменами, происходящими в поликлинике. Стариков всячески выжимали и выдавливали из лечебного учреждения, к которому они так привыкли. Всем было наплевать на то, что они чувствуют и каково им будет вновь разбрестись по своим домам и сидеть в окружении бледных, черствых стен. Женщина видела, как баба Дуня покидала свое насиженное место, не в силах сдержать слезы. На глазах Екатерины Сергеевны умирала библиотека. Да что там библиотека - весь этот мир, созданный заботливыми руками многих людей. Этому миру больше не находилось места. Среди бюрократических законов и формальностей он казался эдаким аппендиксом, от которого хотели избавиться навсегда. Последней каплей для Екатерины Сергеевны стала идея главного врача устроить доску позора. С этим женщина мириться уже никак не могла. Видя, как униженные пенсионеры покидают больницу, а Андрей сидит в кресле ни жив ни мертв, она вошла в кабинет Алексея Филипповича и высказала ему в лицо то, что об этом думает.
В тот же день Екатерина Сергеевна написала заявление об уходе и бросила его на стол главному врачу. Она не могла больше видеть все это. Поняв, что с каждым днем ситуация будет все хуже и хуже, а Алексей Филиппович не успокоится, пока не доведет до конца свой подлый план, женщина сдалась. Она не хотела оставаться в этой поликлинике - более того - она не хотела оставаться и в этом районе, и даже в этом городе, к которому так прикипела. Жизнь ее потеряла всякий смысл, и она решила начать все с нуля. Узнай Дмитрий Петрович о таком ее желании, он бы непременно попытался ее удержать. И, пожалуй, добился бы своего. Поэтому Екатерина Сергеевна предпочла не прощаться с ним лично, а объясниться посредством записки.
Она и сама не знала, какие чувства испытывает к этому добродушному и немного чудаковатому старику. Их прогулки вдоль тенистой аллеи, несомненно, запомнятся ей на всю жизнь. Екатерина Сергеевна не раз представляла, как уедет в свою деревню, вернется в пустой дом, оставшийся от родных, и приведет его в порядок. Устроит свой быт, пойдет на работу в местную клинику или станет поселковым лекарем - ей все равно. А каждую ночь, выходя на крыльцо и смотря на звезды, будет вспоминать, как они шли под ручку с Дмитрием Петровичем и смотрели друг другу в глаза, как делают все влюбленные пары на свете…
Но Екатерина Сергеевна понимала, что городскому жителю в ее деревне делать совершенно нечего. Ей было жалко расставаться с этим человеком и знать, что больше, возможно, она никогда не увидит его. Но с другой стороны, она была уверена, что поступает единственно верным образом. Если начинать жизнь с нуля, то незачем оставлять что-то от прошлых времен, пусть даже в них и были безумно счастливые мгновения. Написав записку и велев Анечке передать ее лично в руки пенсионера, Екатерина Сергеевна собрала лежащие на столе личные вещи и вышла на улицу. Оглянувшись в последний раз на поликлинику, в которой прошла самая значительная часть ее жизни, женщина тихонько всплакнула, дотронулась дрожащей рукой до каменной стены здания и сказала тихое "прощай". Затем, развернувшись, она быстро зашагала прочь. Подальше отсюда. Куда-то в новую жизнь…
Глава 15
На следующий день старики пришли в поликлинику скорее по привычке. Просто потому, что все последние годы поднимались с кровати ровно в девять часов, перекусывали на скорую руку и шли. Куда шли, зачем - не так уж и важно, главное - не сидеть в четырех стенах, где давящее одиночество и безысходность способны свести с ума. Впрочем, пенсионеров было совсем немного - одиннадцать или двенадцать человек. Они совсем не выделялись среди остальных посетителей поликлиники, стараясь вести себя тише воды, ниже травы. Эти люди не вставали в очереди, не ходили по врачам, даже между собой старались беседовать как можно реже, чтобы на них не посмотрели лишний раз, не обратили внимания. Запуганные суровыми мерами главного врача, униженные и уязвленные до глубины души, они все равно пришли сюда, потому что больше идти было просто некуда…
Даже вечные друзья Андрей, Дмитрий Петрович и Илья отчего-то притихли. Душимые злобой, они прекрасно понимали, что бороться с административной системой им не под силу. Они даже не знали, какие методы применимы в этой борьбе, какие средства использовать. Все, что им оставалось - это приходить сюда назло обстоятельствам и Алексею Филипповичу. Показать ему, что они не сломлены, и никакие меры не способны повлиять на их решимость.
- Все, не могу так просто здесь сидеть, - сказал вдруг Андрей. - Пойду встану к терапевту.
- Зачем? - спросила Софья. - Хочешь, чтобы твое лицо красовалось при входе в поликлинику?
- А мне плевать, пусть хоть все стены увешают. С собой никого не зову. Это мое личное решение.
- Что значит не зову? Да мы сами встанем и пойдем, - заявил Степан. - Ну, кто с нами?
- Но ведь это ничего не изменит, - ответила Софья. - Чего вы добьетесь?
- Иногда решения нужно принимать сердцем, а не головой, - возразил Степан. - К тому же вдруг это все простые уловки? Никого ведь до сих пор не сфотографировали.
- Потому что возможности не было.
- А вот теперь будет. Пойдем, Андрюха, я с тобой.
- Я тоже, - ответил Дмитрий Петрович.
- И я, и я, и я тоже, - раздались голоса вокруг.
Встали все: и Илья, и Дмитрий Петрович, и Кирилл, и даже Софья, хотя прекрасно понимали, что ничего не изменят. Это был жест отчаяния, когда терять уже вроде бы нечего, когда все шансы на положительный исход равны нулю…