Долговязый заставил Кежека отпустить Нурмолды, проворчав:
- И чего хайло разеваешь!.. Парень долго жил среди чужих.
Они вернулись к Рахиму. Там на кошме была уж расстелена чистая тряпица. От костра пришел парень с пиалушками и чайником.
- Насчет туркмен Кежек путает, - сказал долговязый, - наши нынешние земли принадлежали когда-то калмыкам, а туркмены здесь только кочевали и платили дань калмыцкому хану. Мы, адаевцы, пришли из Саурана. В ту пору калмыки были ослаблены войной с соседями, адаевцы оттеснили их на север и заняли долину Эмбы. Наш род умножался, век от века мы расширяли свои владения в войнах и набегах. Хивинский хан дразнил царя нападениями на русские караваны, а туркмены слушались голоса хана. Тогда адаи сказали генералам: "Мы поможем вам воевать с ханом" - и с помощью русских войск прогнали туркмен с Мангышлака и Устюрта. Хивинский хан требовал с адаев дани. Адаи пропустили войска русского царя через свои степи, и русские взяли Хиву. Мы были сильны, когда держались как дети одного отца - Адая.
- Могущество - это единство, а единство - это вождь, - сказал Рахим. - И если аллах послал адаям вождя, он послал его всем нам, тюркам… Меня же аллах послал открыть его имя казахам, уйгурам, татарам, узбекам. Они ждут вождя, чтобы объединиться под его рукой.
- Да, времена нынче худые, - покивал долговязый, - туркмены грабят наши аулы, Советская власть хочет отобрать наш скот и угнать к железной дороге. У нас два пути: путь уступок, стало быть путь гибели, и путь единства. Мы отбросим туркмен в пески, не дадим русским ни одной овцы. Мы заставим бояться нас каракалпаков и хивинцев.
- Выходит, вы собираетесь создать государство адаев? Да вы лет на двести опоздали! - сказал Нурмолды; он принес карту, развернул: - Есть республика Казахстан, и есть народ казахи. А здесь Туркмения, здесь Украина, Россия. У каждого народа своя земля и свое правительство.
- Э, сынок, мы люди неграмотные, живем не по писаному… - вздохнул долговязый. - Я вот что тебе скажу: почему русские не могли взять Хиву? Не стены ее защищали, а наши пустыни. Адаи пропустили русских через свои пустыни, хан сдался… - Он указал в сторону полынных зарослей: - Скелеты остаются от тех, сынок, кто является в адаевские пустыни без нашего согласия. Мы завалим колодцы… Да что завалим - мы их просто прикроем и будем как в крепости.
- Я отыскал колодец в здешнем урочище, - сказал Нурмолды, - отыщу и в соседнем.
- Милицию приведешь?
- Я везу карту. Всякий взглянет на нее и поймет, что винтовка в наших степях теперь ни к чему.
Долговязый шикнул:
- Кежек услышит!
Кежек услышал. Неспешно подойдя, он пнул карту, так что она с треском разорвалась. Поддел тюк своим огромным сапогом. Со стуком посыпались на глиняную корку книги и карандаши.
Нурмолды вскочил, Кежек перехватил его одной рукой, отшвырнул. В силача с визгом вцепился Мавжид. Повис, визжал, царапал лицо. Выдрал ли он Кежеку глаза, был ли тот парализован суеверным страхом перед безумцем, - он крутился, не мог отодрать от себя Мавжида. Задыхался в его лохмотьях, кричал:
- Уходи! Уходи!
Хлопнул выстрел, Мавжид отвалился от Кежека.
Нурмолды бросился на Кежека, был схвачен и стиснут.
Очнувшись, увидел сидящего на коне Кежека. Равнодушно глядели его запухшие глазки, губы шевелились. В поводу он держал саврасого. Нурмолды разобрал:
- …Через три дня вернемся! Думай о своих прадедах. О прошлом.
Нурмолды поднялся на четвереньки, увидел уходящий караван: впереди ехал долговязый с винтовкой за плечами.
- Рахим-ага!.. - закричал Нурмолды. - Рахим-ага!
7
Ему наконец удалось подняться. Он подошел к Мавжиду, с плачем, подвывая, склонился над ним. Тот был еще жив. Он коснулся рукой Нурмолды, выговорил:
- Жалко тебя. Мою дочь жалко, жену жалко.
- Ты не умрешь! Догоним аулы! Я тебя читать научу!..
- Я мало жил… Ты живи.
- Ты не умрешь!.. - начал Нурмолды, но дернулась, соскользнула с его ладони голова Мавжида.
Могилу Нурмолды вырыл ножом; забросал тело терьякеша сухими гипсовыми комками.
Нурмолды собрал клочья карты. Один такой он нашел далеко в стороне, смятый, с дырой, - как видно, пытались завернуть что-то в него, да порвалась материя основы, редкая, как бы сплетенная из сухих корешков. Нашел и чехол от карты.
Он стянул веревкой тюк с учебным имуществом, взвалил на плечи.
Брел Нурмолды в тишине, в чайнике хлюпало.
В синих вечерних холмах он увидел двугорбого верблюда - бактриана. Нурмолды сбросил было свои тюки, побежал, но в страхе потерять свою поклажу вернулся, а когда взвалил ее на себя, верблюд исчез.
На рассвете он потащил свой тюк дальше. Спустился с бугра, услышал шлепанье подошв. Поднял голову: путь ему пересекал бактриан!
Верблюд не подпускал к себе близко. Нурмолды брел за ним. Содержимое тюка перемешалось. Книги непрестанно вываливались, он совал их за пазуху, втискивал за пояс.
Верблюд привел его в пески, заросшие джантаком - верблюжьей колючкой. Нурмолды продирался сквозь заросли - они гремели, как металлические, - нюхал ветер, ловил запахи аула.
Не к аулу вел его верблюд. Перед Нурмолды темнела истолченная, взрыхленная грязная яма с лужицей на дне - мелкий колодец, прорытый к верховодке. Верблюд пил, ложась грудью на край и опуская голову в яму. Из осевших стен торчали сучья саксаула.
Нурмолды выволок к колодцу старую деревянную колоду, глиной мало-мальски залепил щели. Чайником натаскал воды, сделал петлю из пеньковой веревки, разложил перед колодой.
Схваченная веревкой за ногу, верблюдица смирилась. В носу у нее было проделано отверстие, в котором торчала деревяшка с кожаной петлей. Нурмолды просунул в петлю конец веревки, заставил верблюдицу лечь. Погрузил на нее свой тюк, сел, поправил за спиной трубку карты. Скомандовал:
- Кх! Кх!
Качнулась верблюдица, выпрямляя задние, а затем передние ноги, вскинула маленькую голову на длинной шее и подняла Нурмолды над равниной пустыни.
Ветер вздымал шерсть на верблюжьих боках.
Его догнали четверо парней на трех лошадях. У одного из них была в руках пика со старым древком, перевязанным сыромятными ремнями, у другого за плечами винтовка.
Шапку Нурмолды потерял, когда брел в полубреду. Голову повязал тряпицей, пальтишко было излатано. Парни, все в старых, с заплатами чапанах, как видно, признали в нем своего.
- Растрясло без седла? - крикнул Нурмолды парень с винтовкой. - Этот, - он мотнул головой на сидевшего позади него парня, - тоже едва жив!.. Погоди, все добудем, и седла и коней.
- С пикой-то? - сказал Нурмолды.
- Жусуп винтовки даст!.. Из прошлого набега я привел лошадь и четырнадцать баранов. Еще один набег - и калым заплачу.
Показался аул. На склоне холма темнело пятно отары.
- Меня зовут Даир! - Парень с винтовкой за плечами был напорист. - Давай ко мне под руку, Нурмолды!
- Ты, может быть, уже сотник? - съязвил сидевший позади его парень.
Они спешились, отогнали собак. Даир сказал вышедшим из юрты парням:
- Привел четверых, - указал в том числе и на Нурмолды, - еще одного найти, и Кежек-есаул назначит меня десятником… Абу не уговорили? - шепотом спросил он, увидев выходящего следом из юрты богатыря в утепленном бешмете и надетой поверх него меховой безрукавке.
Парни отмахнулись - безнадежно, дескать.
- Меня не считай, вояка, - сказал Нурмолды.
Даир дружески ухватил Нурмолды за плечо, повел, показал издали девушку, она выбивала кошмы:
- Моя невеста!
Нурмолды признал в девушке туркменку по красному, туникообразного покроя платью и длинным штанам, отделанным по низу ковровой тканью.
- Жусуп прислал девушку в дар своей сестре. Еще один набег, и красавица моя, - продолжал Даир. - Всю жизнь я бедствовал, сирота. Она мне за все награда, моя золотая сайга! А ты такую же приведешь из набега…
К Нурмолды подошел богатырь Абу, благодарил за приведенную верблюдицу.
Повел его к сухому пригорку, где сидели аксакалы, и среди них дед Абу, девяностолетний старичок в огромной шубе.
- Ассолоум магалейкум, аксакалы и карасакалы! - приветствовал Нурмолды общество и попросил разрешения сесть.
- Аллейкум уссалам, сынок!
Стали спрашивать, куда направляется, кто родители, есть ли невеста. Шутили:
- Силы у тебя, учитель, видать, больше, чем у Абу: он с верблюдицей не справлялся, не он ездил - она на нем.
Абу пригласил Нурмолды к себе в юрту. Хозяйка подливала айран в пиалу гостя, благодарно поглядывала на него, тараторила:
- Ей, нашей верблюдице, как поглянется какой колодец - беда, убегает. Сиди, гадай, куда Абу послать, где ей колючка сладкой показалась.
Абу спрашивал:
- Ай, зачем отменили арабский алфавит? Выходит, я теперь неграмотный. Так научите читать по-новому!
- Я в Бегеевскую волость еду, - извинялся Нурмолды. - Ждите своего ликбезовца. А вот лекцию по географии прочту, зови молодежь. И непременно тех, кто собирается в набег с Жусупом.
Юрта стала тесна. Набились парни, девушки.
Через дверь Нурмолды увидел девушку-туркменку со связкой саксаула. Позвал ее:
- Идите к нам.
Он ожидал, что она пройдет, будто не расслышав, или же прыснет, будто он сказал нечто смешное, и убежит. Она же с готовностью бросила связку, вошла. Жарко стало Нурмолды: такая красавица близко!
Даир был тут же, вертел головой, как огрызаясь, дескать, не зарьтесь, не ваше, и одновременно с гордостью подмечал восхищенные взгляды парней.
- Я вроде как рабыня, - ответила девушка, давая, впрочем, понять, что сама не верит в свое рабство.
- Я гостил у вас в Туркмении четыре года, теперь вы у нас погостите, - сказал Нурмолды.
- И что, сладко погостили? - спросила она.
- Бывало, от голода умирал.
- Ваши казахи гостеприимнее, - посмеялась девушка.
Он сказал, отводя от нее глаза:
- Теперь мы жители одного дома, - и торжественно развернул карту.
Слушателей поразили слова Нурмолды: перед ними Вселенная, перенесенная на бумагу.
Эта новая карта была составлена из клочьев, Нурмолды прикрепил их на кусок обоев как на основу, иных частей недоставало, вовсе отсутствовал Индийский океан. Нурмолды, вспотев от напряжения, оторвал повисший полоской кусочек Атлантического и прикрепил этот синий кусочек с точкой острова, с длиннорылой рыбиной, в середине дырищи, заполненной ангелочками. Блестели их золотые, будто вырезанные на грунтовке рожки. Индийский полуостров как срезали, однако, к радости Нурмолды, на остатке его уместился слон: тупоногий зверина своим длинным, загнутым носом тянулся к желтому, как дыня, плоду.
- Но если мы на верхней стороне, то как же люди не падают в бездну с той, нижней стороны? И вода не выливается?
- Но где же мы? Где Ходжейли? Где Хива?
Водили пальцами по узорам горных хребтов, дивились остромордым белым медведям в россыпи голубых, колких, как рафинад, льдов, радовались верблюду, сайгакам, тушканчикам. Рассматривали место на западном берегу Арала, где Нурмолды наставил карандашом треугольничков - юрт: изобразил их аул.
Рассказ Нурмолды о народах Советского Союза прервал грубый женский голос.
В юрту протиснулась немолодая женщина.
Она была на сносях, выпяченный живот натягивал платье, безрукавка застегнута лишь на верхнюю пуговицу.
- Сурай, я тебе косы отрежу! - выкрикнула женщина, с неожиданным в ее положении проворством проскочила в юрту, схватила девушку-туркменку за руку и потащила.
Нурмолды поймал девушку за другую руку, сказал мягко:
- Тетушка, я инструктор по ликвидации безграмотности…
Тетка продолжала тянуть девушку, а та, плутовка, ничуть не помогала Нурмолды удерживать ее, будто ей было безразлично.
- Иди, паршивка! - шипела тетка.
- Есть постановление правительства о всеобщем обязательном обучении, и вам, тетушка, и ей придется учиться читать-писать… - говорил Нурмолды.
Сжав его руку - рука у девушки была горячая и сильная, - Сурай дернулась так, что тетка выпустила ее.
Тетка с руганью убралась.
Вывалили первыми из юрты парни, скучились.
Сурай стояла с девушками в стороне, на заигрывания Даира не отвечала. Он быком надвигался на нее, говорил, что Кежек-есаул хвалил его за выносливость в седле. Сурай не отодвигалась.
Парни закричали:
- Учитель, покажи силу!
Появилась сухая конская кость и была вручена Нурмолды, но ее выхватил Даир.
- Бросай кость, бросай! - кричали Даиру.
Он отлепился наконец от Сурай, развернулся всем корпусом, рукастый, лохматый.
Сурай окликнула его. Она наклонилась, быстро зашептала ему на ухо. Он засмеялся, счастливый ее вниманием. Ответил ей также на ухо, склоняясь к ней заискивающе. Вновь он размахнулся с криком: "Кун!" Шарахнулась толпа в направлении броска, тут же развернулась, рассыпалась, иных сшибли: кость со свистом полетела в противоположную сторону.
Шарили в траве низины, возились, сталкивались лбами.
- Нашла! - крикнула в стороне Сурай.
Всей оравой повалили на ее голос. Визжали девушки, цепляясь за обгонявших парней. Даир бежал первым. Подставили ли ногу, запнулся ли он - грохнулся! Нурмолды сшиб одного, тут же его швырнули на землю, он с хохотом поймал ногу в сапоге, дернул.
Кружили, выкрикивали, - топот, хруст полыни.
Вдруг быстрое горячее прикосновение остановило Нурмолды: Сурай! Она потянула его за руку, он очутился рядом с ней в яме под пластом притащенной половодьем травы.
Она повернула к нему лицо. Их крыша пропускала свет. Голубело ее высвеченное круглое, как плод, колено и туго обтянутое тканью бедро. Ее лицо как бы плавало в темноте, приближаясь, отдаляясь. Сквозь ресницы завораживающе светились зеркальные шарики.
- Бери! - шепнула она и дернула из-под Нурмолды что-то твердое, оно не давалось.
Он слышал душистую теплоту ее рта, когда она, качнувшись, приближала свое лицо. Он понял наконец, что Сурай сует ему конскую кость.
В их убежище потемнело: загораживая луну, топтался над ними парень - видно, услышал их возню. Нурмолды узнал Даира. Девушка вздрогнула, прильнула плечом к груди Нурмолды.
- Отдай ему, - прошептал Нурмолды.
Она оторвала свое плечо:
- Нет! - рванулась, выпрямляясь.
Сейчас разлетится их крыша. Он одной рукой зажал ей рот, другой одновременно поймал ее руки.
Набегающие голоса, смех. Даир повернулся спиной, исчез. Нурмолды поддел головой крышу. Как выбросило их с Сурай на свет, в толкотню, в кружение лиц, Нурмолды позвал:
- Даир! - и бросил Сурай парню на руки.
- Два раза счастье! - крикнули.
- Даир нашел кость вместе с красавицей!
Нурмолды отступил за круг, пошел. Догнала его толпа, обтекала с шумом, весельем. Внезапно сильный удар в бок подкосил его. Корчась, он поднял глаза: над ним стояла Сурай. Спросила с насмешкой:
- Споткнулся?
- Встану…
Сурай отбросила кость, которая затем со стуком подскочила в темноте.
Даир вертелся тут же, заглядывал ей в лицо, быстро говорил, смеялся своим шуткам.
Сурай и Даир отошли, Нурмолды поднялся. Набежал паренек с белой лопастью кости в руках, в возбуждении твердил:
- Где все они? Я нашел кость, ту самую, что бросали!
8
В юрте Абу завершали завтрак, когда появился мужичонка с рябым от оспы лицом.
- Это зять нашего уважаемого Жусупа, - представил его хозяин.
Мужичонка с напускной рассеянностью после второго оклика принял из рук Абу пиалу. В беседе он не участвовал, смехотворно важничал, морщил лобик и тут же бессовестно тянулся к сахару. Сахар выложил Нурмолды, хозяева позволили себе взять по куску, в то время как мужичонка схрумкал пять.
Он взял шестой, последний кусок сахару, хозяева и их ребятишки проводили его руку злобными взглядами.
Мужичонка наконец открыл рот.
- Правильно, отправляйтесь дальше, учитель, - многозначительно сказал он. - Приедет Жусуп - кто знает, как он на вас поглядит.
- Разве Жусуп вскоре должен быть здесь? - спросил Нурмолды.
Мужичонка не спеша разгрыз кусок сахару и поднес ко рту пиалу.
- Тебя спрашивают! - рявкнул Абу.
Мужичок по-детски шмыгнул носом, заморгал, как сдуло с его лица выражение важности. От дверей - когда, как ему казалось, он вернул своему лицу и движениям значительность - проговорил:
- Однако мне Жусуп доверяется. Он знает: доверить мне свою мысль - все равно что бросить камень в озеро. Никто не достанет.
- И что же он тебе доверил? - спросил Нурмолды. - Что скажи ишаку "Кх" - он тронется, скажи "Чеш" - он станет?
Мужичок выскочил из юрты. Из-за дверей прокричал:
- Ты у меня завертишься!
Абу встревожился:
- Этого суслика собственные бараны не боятся, его баба лупит… а он тебя стращает.
Абу на своей верблюдице вызвался проводить Нурмолды до аулов Бегеевской волости.
Кинули между верблюжьих горбов кучу тряпья: то было седло. Взялись привязывать тюк с учебным имуществом, и тут в степи показался отряд всадников в пятьдесят. Отряд приблизился, стало видно, что иные одвуконь, а там уж можно было разобрать лица. Нурмолды узнал Кежека, который в своем лисьем тымаке копной возвышался в первом порядке.
Сбежался аул, гомоня, сбился вокруг своих парней, поджидавших отряд и мигом готовых в путь. На всех парнях были зимние шапки, позади седел увязанные шубы, переметные войлочные сумы-коржины полны.
Мать Даира, оглядываясь на подходивший отряд, как на черную градовую тучу, жалась к сыну, а он стыдился, отталкивал ее руку.
Жусуповский зять опередил мальчишек, выскочил к отряду. Побежал у стремени Кежека, быстро говорил и указывал на Нурмолды и Абу, которые переглядывались: вот, дескать, откуда сегодняшняя храбрость Суслика…
Отряд недолго оставался в ауле - напоили коней, размялись, Кежек и три парня при нем зашли в юрту Суслика, куда сошлись несколько стариков, посидели там за угощением.
Нурмолды, и Абу возле него, оставались возле лежащей верблюдицы с тюком. Кежек, выйдя из юрты, при виде Нурмолды остановился, мрачно разглядывая его, а затем буркнул своим парням. Все трое вмиг были возле Нурмолды; один уже успел его схватить за плечо, как Абу сгреб их, так что брякнули они своими шашками и винтовками. Смятые, они повалились у его ног. Абу сказал:
- Учитель - мой гость.
Кежек, поворотясь всем телом - Нурмолды сейчас только увидел, что шеи у него нет, - оглядел скученный отряд. Подозвал Даира, спросил:
- Доволен прошлым набегом?
- Скот пригнал, - ответил тот, вытягиваясь и преданно, смело глядя в лицо Кежеку.
- Слышал? - сказал Кежек Абу. - Ты, поди, и айболты в руках не держал, не только что винтовку… А я тебе отдам этих новобранцев, полусотником будешь.
- Я сын борца Танатара, - ответил Абу. - Когда он умирал… ты его изуродовал в схватке… я поклялся разогнуть твою кривую спину.