– Правильно. Но там дальше дорога загибается, получается вроде как кольцо. Вот до этого загиба работаем мы, а уже после – светлогорские. Кстати, на этом кольце с нашей стороны, в Милограде, тоже база отдыха есть. Даже две. Одна частнику принадлежит, другая – нефтяникам. Так что у нас тут – курорт.
Гена улыбнулся собственной шутке.
На пути встретился указатель, ведущий на базу. Гена свернул и подвел грузовик прямо к воротам.
– Сидите пока. Пойду, разузнаю, – сказал он. Гена вышел и скрылся за воротами. Между тем, даже из кабины я мог оценить красоту этого места. Несмотря на ранний час, солнце уже взошло и пронизывало листву своими косыми лучами. И хотя последние месяцы мы жили среди деревьев, все же в этом месте ощущалось некое очарование. Может все дело в свете, или возможно, мы просто выбрали удачный ракурс. Или же тут играет гармония контраста. Базу отдыха, явно прошедшую через руки профессиональных ландшафт-дизайнеров, окружал искусно выполненный заборчик. Который, в свою очередь, ласково обступали высоченные сосны. Как же это место непохоже на наш мол!
Появился Гена, и сразу сел за руль.
– Нам нужно на пятьдесят метров левее, – сказал он, включая зажигание.
Мы проехали по дороге, контуры которой угадывались по едва примятой траве. За небольшим сосновым пролеском открылась еще одна площадка, со свежеподнятым срубом. Похоже, мы на месте. Вот здесь чувствую себя как дома. Лес, как лес, без всякого волшебства. Мы выпрыгнули, и пошли осваивать план работ. Как я уже приметил, домики на главной базе стоят деревянные, зато крыши модные – из металлочерепицы. Думаю, здесь будет то же самое.
Сбоку к нам подошел человек. Невысокого роста, возрастом уже за пятьдесят. Одет в камуфляж, словно охотник или рыбак.
– Здорово мужики, – поприветствовал он нас, – вы от Юрия Викторовича? Он вас прислал?
– Ага, он самый.
– Меня зовут Сергей Михайлович. Вижу, уже осматриваете. Крыши, хоть, класть умеете?
– Вот он умеет, – Сергей показал на Гену. – А мы у него в помощниках.
– Хорошо, – сказал Михайлович, хотя, судя по интонации, он сильно сомневался. Так же критически осмотрел нас. Но, смирившись с тем, что есть, продолжил. – Нужно успеть все за два дня. Времени в обрез. Само собой в обиде не будете. Смотрите, только не напортачьте. Харчи за счет заведения, а у нас они весьма неплохи. Пальчики оближешь. – Леник со свистом втянул воздух.
– Хорошо, приступайте. Но, только, ни-ни, – добавил Сергей Михайлович, постучав себя по горлу. Леник так же резко выдохнул.
– Ах да, вот еще что, – сказал Сергей Михайлович. Он уже собирался уходить, но снова вернулся. – Мы расширяемся. Это будет одна территория, поэтому ограду с этой стороны уже сняли. Пожалуйста, не беспокойте гостей, они приехали отдыхать. Незачем смущать их своим видом. Мне нужно держать марку. Спасибо.
Михайлович дал Гене ключ:
– Все что нужно внутри. Приступайте. Кушать принесут по расписанию.
Сергей Михайлович повернулся и зашагал к основной базе.
– Мне нужно держать марку… – ворчливо перекривлял его Леник. – Мы что, на бомжей похожи?
Стропила лежали возле сруба. Видно, что сделаны на совесть, но Гена не поленился, перемерял длину, шаг, угол. Внутри нашлось все необходимое, в том числе гвозди и шурупы всех размеров в достаточном количестве – Гентос зря переживал. Включились в работу. Никто не волынил, даже Леник. Работа шла споро, благо Гентос знал, что делать. Раскинули бревна, и к обеду уже три стропила возвышались на фоне яркого голубого неба.
Принесли похавать. Еда простецкая, с голодухи пойдет. Тем более, когда хорошо выложишься. Но какие были понты. А в итоге – картофельное пюре, по паре огурцов в придачу, цибуля и молоко. Вряд ли такое подавали гостям. На те боже, что нам не гоже. Ветер со стороны гостевых домиков донес запах шашлыков. Леник потемнел лицом. То же самое промелькнуло в душе у каждого – а где кухня, пальчики оближешь? Или Михайлович решил, что мы жрем одни сухари, а он, типа, праздник нам устроил? Жлоб он, вот и все.
– Хорошо, хоть не помои, – мрачно резюмировал Гена. – Зарплату нам платят каждый день, вот ее и отрабатываем. До шести часов сегодня, и хорош.
– Да не хрена я не буду впахивать за такое дерьмо! – возмутился Леник.
– Давай только без эксцессов. Гардей попросил, как личное одолжение. Подвести его хочешь?
После перерыва работали, особо не напрягаясь. Не халтурили, но и не гнали. Зачем жилы рвать? До конца дня, обозначенного Геной, успели выставить остальные стропила. Леник, больше не рассчитывая на хозяйское угощение, выпотрошил ссобойку, быстро перекусил и завалился в кабину – подремать. Гена ходил вокруг да около стройки, измерял, высчитывал, перемерял. Серега быстро умылся и нацепил чистую одежду из сменки.
– Вадим, – обратился он ко мне. – Есть одно дело, пойдешь со мной?
Еще спрашивает. Я тут же навострил уши. Запахло сверхъестественным. Похоже, дело из разряда того, чему он меня учил. Просто удивительно, в кои веки врываемся в заштатную деревню, в которую, возможно, больше и не приедем вовсе, а у него сразу находится дело. Как будто он их по запаху находит. Или будущее у него расписано по заранее составленному плану? Хотя нет, бред. Скорее всего, просто сама вселенная направляет наш путь. Как, в принципе, и у любого человека. Только у Сереги это выражается ярче. Как-никак, он со вселенной практически на ты.
Я тоже быстро умылся и переоделся.
Когда мы с ним вышли на трассу, Серега сказал:
– Вообще-то, нам нужно в Крапивню, деревня такая. Это не далеко. Пошли, пройдемся.
Нам повезло. Попутка доставила практически до самой деревни. Глядя на нее, я понял, о чем говорил Гентос. Старые, почерневшие от времени дома, замшелые крыши, покосившиеся заборы.
– А что ты хотел? – сказал Серега, угадав мои мысли. – Молодежь вся бежит из деревни, кидают своих стариков. Кто в Речицу, или Светлогорск, кто в Гомель. Некоторые до Минска добираются. Это рядом с городами жить можно, вроде нашей Гориводы. А здесь, вдали от всего… Молодым нужно расправлять крылья. Может и вернутся когда-нибудь, когда почувствуют связь с землей. Но, скорее всего, укоренятся в другом месте, где полюднее.
– Зато идеальное место для колдуна, – добавил он через несколько секунд. – Тишина и покой.
– Как на кладбище, – не мог не заметить я.
– Ага, – отозвался он. – Самое то.
Серега повел нас к одному из домов. Неужели тут еще кто-то живет? Серега открыл калитку, вошел. Не заперто, собаки нет. Он открыл дверь, ведущую в дом, тоже незапертую, и постучал о косяк.
– Тут-тук, есть кто дома?
Из глубины послышалось движение.
– Кто там? – спросила пожилая женщина, выходя на свет.
– Здравствуйте, Тихоновна. Это я, Сергей, помните?
– А то, как же, Сережа, помню, – сказал она, щуря мокрые глаза. – Какими судьбами? Пришел Андрея навестить?
– Так и есть. Как он там?
– Все так же. Мучается. Я уже все слезы выплакала. Я и в Москву его возила. Разводят руками, да и только. Ох-охо…
– Можно к нему? Со мной мой друг, Вадим.
– Чего же нельзя? Проходите… Возможно, он будет даже рад.
Мы последовали за ней. В комнате, куда мы пришли, было одно, распахнутое на распашку, окно. Никаких запахов нафталина или лекарств. Только свежий воздух. Вечернее солнце спускалось с другой стороны, ярко освещая деревья и соседние дома, зато в помещении стоял мягкий полумрак. Нарушая привычный деревенский уклад, у стены стояла современная больничная кровать, с винтами и рычагами. На ней лежал молодой мужчина, лет тридцати. В отличие от изнуренного раком мальчика из Пересвятого, парень не выглядел больным. Длинные, давно не мытые волосы закрывали розовые полные щеки.
– Андрюша, к тебе гости, – позвала его Тихоновна. – Помнишь Сергея? Он навещал тебя в больнице в Речице.
Парень немного повернул голову, посмотрел на нас пустыми глазами, и снова отвернулся.
– Я думаю, он узнал вас, – сказала женщина. – Это пока все, что мы можем. Доктора говорят, что со временем, возможно, станем двигаться больше. Из собеса, вот, выделили кровать импортную. Чтобы, значит, пролежней не было.
– Мы побудем с ним, можно?
– Посидите, посидите. Не часто у нас бывают гости.
Дождавшись, когда Тихоновна оставила нас с Андреем наедине, Сергей подошел к нему и сдвинул волосы в бок. На виске зияла вмятина размером с гусиное яйцо.
– Он получил ее в Москве, на шабашке, – объяснил Сергей. – Первый раз в жизни поехал туда денег подзаработать, а вернулся уже таким. Когда я встретил его, он даже головой не мог пошевелить. Доктора ничего не могут сделать. Кость смяла ткани мозга. Если попробовать оперировать, большой риск кровоизлияния, и привет. Шаман оказался бессилен что-либо сделать. Теперь посмотрим, на что способен колдун.
Нужно признаться, на наших занятиях Серега никогда не использовал колдунство. От слова никак. То ли берег мое самолюбие, то ли понимал, что все равно мне это не постичь. Поэтому, естественно я загорелся желанием посмотреть, как это работает.
– Представь, что ты чувствуешь, когда у тебя температура тридцать девять – сорок, – продолжил Сергей. – Не совсем бред, но чувство оторванной реальности. Он живет в этом постоянно. Мало того, что практически обездвижен, так еще и восприятие искажено. Даже не искажено, а разорвано. Кость передавила сложные нейронные каналы. Теперь вместо нормальной циркуляции сознания у него обрывки, формирующие циклы и петли. Память о предмете то появляется, то исчезает напрочь. Кроме реальных предметов он видит и слышит галлюцинации, кажущиеся реальностью.
– Ты сможешь ему помочь? – спросил я.
– Думаю, что смогу. Африканские колдуны умеют размягчать кости. Именно так они делают страшненькие бесформенные тотемы из голов своих врагов. Думаю размягчить кость не проблема. Но вот тянуть придется крайне медленно. Не только кость, но и ткань, слой за слоем, распрямляя пережатые ткани, сосуды, каналы. Чтобы нигде ничего не лопнуло, не порвалось. И все стало на свои места. Слава богу, мозг – мягкая ткань, и сдавлен был не то, чтобы очень. Думаю, ничего не атрофировалось. Пойду, поговорю с матерью. Надеюсь, даст добро.
Он ушел, затем, когда возвращался, я услышал:
– Боюсь, я единственный, кто может ему помочь. Нужно тянуть кость.
Тихоновна шла рядом и лишь всхлипывала.
– Но должен предупредить, я не уверен в результате. Ему может стать лучше, или ничего не изменится. Или он может умереть. Как видите, выбор простой, но очень тяжелый. Нужно уже что-то решать.
Женщина заплакала. Сергей молчал. Она еще немного всплакнула, и тихо сказала:
– Видит бог, и не даст соврать, Сережа, иногда появляются такие мысли. Чтобы боженька забрал его уже к себе и не мучил больше. Мой сынок столько страдает… Это просто невыносимо. Знаете, что… Если вы и правда можете его исцелить… То, давайте попробуем, с божьей помощью. И будь, что будет. Я бы все отдала, только бы он поправился. Жизнь свою, оставшиеся годы бы отдала, чтобы жил мой сынок, женился, деток, внуков родил. Если же боженька заберет моего Андрюшу… – ее голос сорвался. – Нет, не будем об этом. Я буду молиться, что бы все получилось.
Она еще раз всплакнула, подошла к сыну:
– Андрюша, сынок… Сергей хочет попробовать тебе помочь. Ты не против, сынок?
Андрей лежал не шевелясь.
– Пожалуйста, только не делайте ему больно, – тихо попросила она.
– Ну что ж. Не будем терять времени, его у нас и так мало, – бодро сказал Сергей. – Вы можете оставаться тут, только ничего не говорите. Не отвлекайте. Я буду сильно занят. Не спрашивайте меня ни о чем. Я все равно не услышу. А вот сыну своему повредить можете. И принесите, пожалуйста, воды, и побольше.
Тихоновна вышла и вернулась, неся полный стеклянный графин и чашку.
Одну чашку Сергей выпил сразу. Вторую налил и поставил у изголовья кровати. Он сел, располагаясь удобно, чуть позади за головой несчастного. Сергей положил руки ему на голову, принялся слегка вращать его голову круговыми движениями. Сказал коротко:
– Спи.
Андрей закрыл глаза.
– Все, – сказал Сергей, обращаясь к нам, – ни звука.
Одну руку он убрал, уперся о спинку кровати, вторую положил прямо на вмятину. Закрыл глаза. Я услышал шепот рядом с собой. Тихоновна сидела с закрытыми глазами, и тихонько молилась про себя. Часы отбивали секунды. Пять, десять минут. Ничего не происходит. Вот засада, это был самый длинный, самый скучный урок в моей жизни. Включая университетские годы. Тихоновна периодически перестает шептать, но потом начинает снова. Приблизительно через час, Сергей пошевелился и открыл глаза. Залпом выпил вторую чашку воды.
– Это еще не все, – хрипло сказал он, растирая ладони, – сидите, отлично идет.
Он положил руку на травму, и снова погрузился в нирвану. Еще час. Тик-так. Черт, наверное, все гвозди этого стула перевернулись, и впивались мне в пятую точку. Все были заняты делом – Серега лечил, Тихоновна молилась. Только я мучался от безделья. Наконец, догадавшись, я достал телефон, и, отключив звук, погрузился в компьютерную игру.
– Пфф… Все – прохрипел Сергей, открывая глаза. – На сегодня, все.
– Как…? – нервно спросила женщина, прекратив молиться.
– Спит Андрей. Пусть отдыхает, – сказал Сергей, его голос понемногу восстанавливался. – Где-то на треть вытянул.
И правда, мало того, что глубина вмятины заметно уменьшилась, так и сама она, кажись, стала меньше по диаметру.
Тихоновна плакала. Однако Серега не стал ожидать. Быстро попрощался, сославшись на усталость. Пообещал, что завтра продолжим.
Смеркалось. Мы шли вдоль дороги. Серега рассказывал мне то, что осталось за кадром.
– Представь себе рассыпанное просо. Собираешь его по крупинке, и конца и края нет. И отвлечься нельзя. Напряжение дикое. И все чешется. Знаешь, как возвращается чувствительность, как бывает, когда отсидишь ногу, а потом встаешь? Зато когда освобождаешь сосуд, чувствуешь, как через него, чуть ли не с журчанием, начинает бить кровь… Фу, ну и вымотался я!
Сзади нас догнал припозднившийся грузовик. Водитель сжалился над двумя путниками, тормознул на обочине. Через несколько минут мы уже были в лагере.
Первое, что я увидел, был Леник, сидящий на перевернутом ящике и уплетающий шашлыки.
– Беру свои слова обратно, – промычал он с забитым ртом. – Хозяин – мировой мужик.
Он поднял большой палец, продолжил:
– Видать, раздал люлей за то недоразумение за обедом. Вечером принесли тушенные куриные ножки, одна в одну. И заливное! Заливное, мать его, прикиньте! А потом вот, шашлыкасы.
– И ты все никак торбу не набьешь? – спросил Сергей.
– Свои я давно уже съел. Это ваши. Пришлось охранять, чтобы ни одна падла не стянула.
– А сам чего тогда жрешь?
– Это штрафные, за опоздание.
– Отдай сюда, – Сергей забрал оставшиеся шампура, разделил поровну, половину протянул мне. – Где ночевать-то будем?
– В деревне, у деда одного. Все уже договорено.
Гентоса нашли возле сруба. Тот складывал инструменты и материалы в помещение. Тут же нас дожидалась кастрюля с остатками ужина.
– Было еще заливное. Как наш холодец, только по-французски, – сказал Гена. – Но сильно оно нежное. Вы же свалили куда-то с концами. Пришлось с Леником разделить, чтобы не растаяло.
– Ну что, готовы? – спросил он, закрывая дверь на ключ.
– Поехали, – ответил я за всех.
Дом, где мы остановились, был просторный. В семье, когда-то жившей здесь, по старому укладу было много детишек. Дети выросли и разъехались. А кровати так и остались стоять в ряд вдоль стены. Обычные, с железными сетками. Заботливо заправлены. Возле каждой на стене висит палас.
Серега завалился в койку, не раздеваясь, и практически сразу отрубился. Засыпая, я услышал голос Леника:
– Ушатый?!
– Что? – отозвался тот.
– Спокойной ночи.
– Иди ты на!..
Мои губы разъехались в улыбке даже сквозь сон.
Утром проснулись с первыми петухами. Умылись, перекусили с узелков, и вперед – на работу. Леник уже не хандрил, и рвался в бой, предвкушая вечернее угощение. Доски били споро, и к обеду вся обрешетка уже была готова. Бывало, кто-то из нас промахивался по шляпке, попадая по пальцу, и вся округа окрашивалась смачным, первосортным матом. Леник сидел ниже нас, и без умолку обсуждал своих соседей и знакомых.
– Шаман, Юпитер, вы че, не в курсе, откуда у Вальта такая кличка – Валет?
– Валет, как валет, – ответил Сергей. – Таких Валетов в каждой деревне вагон и маленькая тележка, а в городе – в каждом районе.
– Не-а, – протянул Леник, – наш Валет особенный. Ушатый, расскажи!
Гентос вскинул молоток, сделал вид, что прицеливается в озорника. Затем передумал, взял гвоздь и начал забивать.
– Что там рассказывать, – произнес он, заколотив гвоздь по самую шляпку. – Была у него собака, по кличке Валет. Как Вальта самого тогда звали, я уже и не помню. Он как раз привычку взял, бухать с одним бомжем. Неделями с запоя не вылезали. Наши иногда подкармливали бедную псину, чтоб совсем не околела за таким хозяином-то. Ну и прихожу как-то раз я, и несу с собой пайку. Нет собаки. Из логова вылезает Валет. Бледный, тощий, облезлый. Трясется, как чухонец. "Слышь", – говорю, – "где собака"?
Он мне в ответ, тихо так:
– Съели…
– Жесть… – произнес я.
– Изверги, собачку-то по что? – вторил мне Сергей.
Лишь Леник залился ярким, непринужденным смехом.
– О-о-о! – резко закудахтал он и взлетел на самый конек. Мы проследили за его взглядом. Отсюда открывался отличный вид на основную базу. Во двор в этот момент высыпали молодые люди, в основном девчонки. В купальниках, пойдут плавать и загорать, благо база стоит на самом берегу Березины. Берег действительно красивый. Неестественно красивый, я бы сказал. Скорее всего, тут тоже поработали человеческие руки.
– Гы… – выдохнул Леник и вытащил бинокль.
– Леник, ты чертов ублюдок! Ты откуда бинокль достал? – разразился Гентос. Он даже покраснел от возмущения. – Ты, что, с самой Речицы его тащил?
– А то, – ответил тот, не отрывая бинокль от глаз. На лице улыбка, словно у шерифа при виде индейцев. – В прошлый раз, когда в Милограде колупались, такие кральки были… А ни посмотреть, ни потрогать.
– Тебе своих баб мало?
– Так то наши. А здеся городские неженки. Хотя посмотреть есть на что. Ух… какая грудь.
– Где? – Гена выхватил бинокль. – Ого, а посмотри какая жопа у той…
Мы с Серегой оставили их на крыше обсуждать женские прелести, а сами спустились вниз немного перекусить. Ясно, что это надолго. Пока девчата не скроются с глаз – работа остановилась. Те, как раз, пошли купаться, тем самым прибавив восторга на нашей крыше.
Полчаса мы с Серегой балдели в полуденной сиесте, наслаждаясь подвернувшейся возможностью поваляться в тени. Гомон на крыше прекратился, Леник чуть ли не кубарем скатился вниз. Гентос спустился следом за ним.
– Что так быстро? – спросил я, – девки по домам разошлись?
– Да не, загорают еще. Наш юнга в бинокль обед засек. Уже несут.