– Сча порубаем, и вперед! Гентос тебе объяснил, где что? – спросил Сергей.
– В общих чертах. Чего это он так взбеленился, когда Леник подошел? Какая-то грызня?
– Да, что-то есть. Леник любит поиздеваться над Геной, а того это бесит. Слышал кличку, Ушатый? Это Леник ему придумал. Гена контуженный на одно ухо, практически не слышит. То же самое, что очкарика водолазом дразнить. Все, кроме Леника, зовут его по имени.
– А у Леника какая кликуха?
– Леник, просто Леник. Да ты глянь на него, другого не придумаешь.
Раздалось пронзительное бибикание, и во двор въехал скутер.
– Вот и обед, – сказал Сергей, повернувшись в сторону скутера.
На ум сразу пришла репродукция "Трех богатырей". Если отбросить Алешу Поповича и Добрыню Никитича, остальное точно передает великолепие открывшегося вида. На огромном скутере, самом большом, что я видел, восседает не менее могучая деревенская баба. Настоящая, которая и в избу, и слона. Длинная юбка, ватник, сапоги. Даже платок на голове падает словно кольчуга. На руле болтается накрытое крышкой ведро, непривычно маленькое на фоне скутера.
Женщина слезла, поставила скутер на подножку. Взяла ведро, и направилась к нам. Из вагончика выбежал Леник. В одной руке миска, в другой – ложка.
– Павловна, а что у нас сегодня на обед? – Леник, словно кот, крутился вокруг седовласой женщины.
– Не лезь под руку, кыш, паразит, – шутливо отогнала его Павловна. – Щи. И солоники с поджаркой на второе.
Томный вздох вырвался у Леника из груди. Павловна поставила ведро на скамью и открыла крышку. Пахло на редкость аппетитно. Сергей принес две алюминиевые миски и пару ложек. Один комплект протянул мне:
– На, держи. Теперь твое. Каждый моет за собой сам, а значит, вылизывает дочиста.
Бабуля разлила по мискам суп, постелила рядом газету, сверху положила хлеб и порезанную головку цыбули.
– Ешьте, кто быстрее съест, тому больше шкварочков.
Леник заработал ложкой еще усерднее.
На второе, как Павловна и обещала, были солоники – цельная вареная картошка. Каждому досталось по пяток бульбин. Сверху Павловна полила жиром и выложила по несколько кусков жареной свинины. Ленику, как победителю, на пару кусочков больше. Отчего тот ходил с гордым видом, выпятив грудь. Клещ кушал вместе со всеми. Было очень вкусно, с обедом расправились в считанные минуты.
Павловна собрала остатки хлеба, завернула в газету. Поставила пустую кастрюлю в нишу для шлема, а изрядно опустевшее ведро снова повесила на руль. Клещ подошел, когда она собиралась трогаться.
– Матрона Павловна, подкиньте до деревни. Пожалуйста!
Она смерила его взглядом и сказала:
– Черт с тобой, садись.
Они помчались в сторону деревни, поднимая столпы пыли. Клещ за ней казался подростком. Мы смотрели, как они исчезают вдали. Сергей поднялся, держа свою миску, позвал меня за собой. За конторой находился пожарный стенд. Лопата, бугор, топор. Все покрашено в красный цвет, рядом пристегнут огнетушитель. На ночь стенд закрывается дверцей на замок. Сам замок мелкий, китайский, что бы в случае чего быстро сбить. Рядом со стендом куча песка в треугольной ограде, тоже покрашенной в красный.
Сергей зачерпнул горсть песка и начал чистить миску. Песок впитал весь жир, и миска заблестела как новенькая. Я сделал то же самое.
– Ну вот, – сказал Сергей, – осталось только сполоснуть, и можно ставить на полку.
– Давайте, глотайте чай по быстрому, и погнали. Работа есть, – сказал Гена, когда мы вернулись. Чайник уже закипел. Мы сварганили чайковского, и через десять минут были готовы. Вот и мое первое боевое задание. Поступил заказ на машину дров в Речицу. Грузили "Урал". Кидали сообща, кузов быстро наполнялся. Гентос положил десяток горбылей сверху.
– Для тетки моей, – сказал он. – Заедем, скинем. Шаман, возьмем новенького с собой. Нехай посмотрит, заодно барахлишко какое возьмет для заселения.
Тяжелая машина с кузовом "самосвал", так что проблем с разгрузкой не возникло. В принципе, здесь и двоим делать нечего. Гена высадил меня поближе к центру, дальше нельзя. Договорились, что позвоню, когда буду готов.
Дома объяснил все матери. Не сказал бы, что она сильно обрадовалась. Но все-таки не чужбина. Я собрал пакет – бритву, кое-какую посуду, белье. Много не брал. Еще не известно, сколько я там пробуду. Может, через пару дней вернусь. Попрощался, но так просто уйти не удалось. Ох уж эти мамы. Не важно, сколько тебе лет. Сколько не говорил, что ты сыт, только что пообедал, но пока пайку не съел, не отпустила.
– Только смотри, сынок, не пей. Будут звать, угощать – не пей, – сказала она перед тем, как благословить.
– Не волнуйся, мам, – отвечаю, – у меня напарник тоже непьющий. Все будет хорошо. Может мне вообще там не понравиться. Я тебе позвоню вечером.
– Не забудь. Ну, ступай с богом…
Гена ждал меня на том же месте. Они уже скатались к его тетке. Сидели, точили печеньки. Я залез в кабину, и мы помчались назад.
– Ну как, – спросил Гена, – не пугает работенка?
– Пока рано судить. Почем, кстати, такая машина дров?
– Два лимона.
Я прикинул. Приличный доход.
– Не такие уж большие деньги, – прервал мои раздумья Гентос. – Если вычесть налоги, сборы, зарплату, бензин, аренду. Бизнес, как бизнес. Не хуже и не лучше других.
Всю дорогу Гена обсуждал с Серегой последние сплетни. Я помалкивал, мало что понимая с их слов. Периодически Гентос принимался кого-то костерить, смачно сдабривая матюгами. Дорога пролетела незаметно, через пятнадцать минут мы уже были на месте.
– На сегодня все, – сказал Гена, и, обращаясь ко мне, добавил, – Обустраивайся.
Он высадил нас у крайнего дома на околице деревни. До соседних домов дальше, чем до леса. Удивительно, как еще электричество умудрились сюда довести.
– Далековато, да? – спросил Сергей, перехватив мой взгляд. – Зато до мола рукой подать. Ладно, пошли домой. Да не смотри ты так, нормальное жилье. Тепло, сухо.
– Удобства, правда, вон, на улице, – махнул он в сторону покосившейся уборной. Я только хмыкнул в ответ.
Старенькая изба напоминает сгорбившуюся от времени старушку, что еще держится на ногах, но мечтает скорей отдохнуть. Пожелтевшие, потрескавшиеся ставни когда-то были белыми. Много лет назад. Их так давно никто не закрывал, что петли насмерть прикипели друг к другу. Что там за окнами – не разглядеть. Перед домом раскидан всякий хлам – ржавые трубы, убитые в ноль садовые инструменты. Недалеко от дверей, под окном стоит ванна с дождевой водой.
На двери висит навесной замок. Сергей пробежался пальцами над косяком и вытащил ключ. Внутри было не так все убого как снаружи. Обоям от силы пару лет. Крашенный пол. Потолок побелен. Простые люстры в форме цилиндра все же лучше, чем ничего. Ни мусора, ни паутины. Похоже, Серега следил за чистотой.
– Так. Вот здесь прихожка, – сказал Сергей, – вот там кухня. Газ в баллонах, так что впустую не палить. Две комнаты, эта моя, а та – твоя.
Я прошел к себе. В комнате только голые стены да кровать. Последняя хоть и узкая, но деревянная, с высоким матрасом. Сверху простелена драным покрывалом. Поверх лежат сложенное квадратом одеяло и подушка.
Застелить белье заняло не больше десяти минут. Когда я пришел на кухню, Серега сидел, развалившись в деревянном самодельном кресле, и сербал чай.
Кухонька выглядит, на удивление, довольно уютно. Вдоль правой стены, если смотреть от окна, стоит плита и кухонный стол. Дальше на деревянной тумбе расположились раковина и висячий рукомойник над ней. В углу урчит старенький холодильник. Рядом с ним бидон с питьевой водой. Над столом закреплен посудный шкафчик. Напротив, по центру левой стены стоит приличных размеров обеденный стол. За ним, спиной к окну, расположился Сергей. Его кресло стоит в нише между стеной и невысокой этажеркой с журналами. Сбоку на стене висит календарь, чуть выше – горшок с вьющимся плющом. По другую сторону стола стоит деревянный стул с высокой спинкой.
– Как я и говорил, – улыбнулся Сергей, – жить можно. Чай? Кофе?
Он протянул поочередно две баночки.
– Спасибо, я чай, – ответил я и, спохватившись, добавил, – вот блин, чашку забыл.
– Если не брезгуешь, в шкафчике есть одна. Обдай кипятком. Чайник на плите, только закипел. Вот сахар, если надо.
Я нашел чашку. Ей давно надо было на свалку. Вся заляпанная, в потеках. С отбитой ручкой. Я брезгливо кинул ее на место и вымыл руки.
– Не, Серега, не хочу я такого чая.
Он кивнул, сказал:
– Завтра заскочим в магазин, купишь новую. Или домой сгоняешь, если снова махнем на Речицу. Сегодня у нас сухомятка. Лезь в холодильник и бери, что хочешь. Там есть сало, огурец. Хлеб на столе, в пакете. Захочешь пить, можешь взять мою чашку. И да, телефона нет, телевизора нет, радио тоже нет. Зато довольно сносно ловит мобильник.
Некоторое время мы просто кушали молча. Еще не сошло то напряжение, какое бывает в поездах между пассажирами в начале поездки. Каждый присматривается, и остерегается идти на контакт первым. Потом находятся общие темы, и пошло-поехало, к концу путешествия – не разлей вода.
Надо сказать, Сергей проявлял радушие и гостеприимство, пытался быстрее сгладить неровности в общении. К концу ужина он уже полным ходом рассказывал про наших сослуживцев. К тому времени, как я допил чай, я знал про них столько подробностей, словно прожил с ними несколько лет.
– Куришь? – спросил он, сделав паузу.
– Нет, бросил.
– И я нет, отлично. Как насчет этого? – он постучал по горлу.
– Пил раньше, но тоже бросил. Не хочу. Змий и так достаточно потоптался по моей судьбе.
– Я тоже не пью. От слова "совсем". Удивительно, правда? Двое непьющих, некурящих мужчин застряли на грязной, тяжелой работе в забитом углу затерянной деревушки. И это в одной из самых пьющих стран мира. Все еще веришь в совпадения?
– А это не совпадение?
Сергей подумал немного, приподняв глаза кверху, и проговорил:
– Нет. Определенно нет.
Гена прав. Некоторая странность в нем есть. Весь вечер мы болтали о том, о сем. Я узнал, что Гена тоже не пьет, кодированный. Получалось нас трое трезвенников против двоих любителей принять на грудь – Леника и Валета. А также Сивый, что только по праздникам. Неестественно трезвая команда в наших широтах.
Сергей вел себя как обычный нормальный мужик. Я все больше склонялся к мысли, что стал жертвой собственной мнительности. Вся эта обстановка, работа, халупа у черта на куличках. Разве мог я подумать еще вчера, засыпая в родной квартире под шум машин и пьяные вопли молодежи, что попаду в такой водоворот? Первая мысль была: "Бежать! Бежать подальше отсюда". "Куда бежать-то?" – лениво зашевелился разум, – "Обратно в свою скорлупу? Туда, где каждый день, похожий на предыдущий, капля за каплей уносит твою молодость, а ты стоишь, как баран, упершись в стену? Туда, откуда еще вчера куда угодно, хоть на край света?"
Что же, наверное, он прав. Я хотел приключений, я их получил. Иисус на сорок дней уходил в безлюдную пустыню. Возможно здесь, в богом забытом месте, я смогу найти то, что ищу.
Стемнело. За разговором время летит незаметно. Сергей взглянул на часы.
– Все, айда на боковую. Деревня встает рано. Завтра к семи уже должны быть на работе.
Мы разбрелись по комнатам. Сергею повезло, его окно выходит на деревню, в комнату попадает тусклый свет далеких фонарей. У меня за окном темнота.
Лежа в кровати, я вспомнил Войтовича. Бедный старик. Радоваться будет, небось, что я завтра не выйду. Зря, конечно. Затолкают его. Ототрут, как пить дать. Когда поймут, что я уже не приеду.
Затем я провалился в темноту.
Глава 2.
Глава 2.
– Так, перехватывай, – крикнул Сергей, медленно подавая бревно на станок. Пила принялась с оглушающим звоном вгрызаться в податливую древесину. Я подождал, пока бревно высунется достаточно далеко, схватил, и начал потихоньку тянуть на себя. Бревно медленно выдвигается, начинает оттягивать руки. Наконец, Серега перехватил с моей стороны, и мы вдвоем аккуратно протащили остаток вдоль ложа. Пила облегченно замолкает, освобождаясь. Несколько секунд благостной тишины, пока мы откидываем горбыль в сторону, затем новый заход. Бревно тает быстро, истончаясь, словно масло. Чуть в стороне от станка результат нашей работы – необрезанные, пахнущие смолой доски. Куча приличных размеров. Время еще только к обеду, а мы почти, что дневную норму выполнили. Так мы с Серегой работаем. Сначала поднапряжемся, затем расслабон. Главное, план не перевыполнить. Денег больше не заплатят, зато работы подкинуть могут запросто.
Я здесь уже без малого неделю, и могу сказать, работа мне определенно нравится. В коллектив влился, как родной.
– Ага, еще эти три бревна и хорош, – сказал Сергей, окидывая оценивающим взглядом готовые доски.
– Давай, – согласился я.
Работа пошла с новыми усилиями. Дембельский аккорд. Сейчас доделаем, и будем балду гонять. Конечно, пока Гард не видит. Если вдруг появится, хватай тряпку и принимайся усердно протирать хоть что-нибудь.
Три бревна исчезли, как прошлогодний снег, и мы, закончив, присели немного отдохнуть. До обеда еще минут пятнадцать. Серега откинулся на доски, закинул ногу за ногу.
– Ну, как тебе работается? Не тяжеловато, после города, а? – спросил он меня, просто, чтобы убить время. Я думаю, он и так все видел.
– Да ты и сам-то городской… Из Гомеля, да? – вопросом на вопрос ответил я. Сергей кивнул. Я продолжил, озвучивая теребящий меня вопрос:
– Каким же ветром тебя сюда занесло? Ладно, я из Речицы. И то не знал про этот медвежий угол, но ты-то с Гомеля? Почему ты бросил Гомель с его возможностями, и запер себя здесь? Ты ведь не алкаш, и не куришь, и от работы не бежишь.
– Но ведь, и ты же здесь? – задал он встречный вопрос. Я промолчал.
– Я с городом давно завязал, – через некоторое время сказал Сергей. И упреждая мой вопрос, продолжил: – Мишура все это. Все эти возможности, которыми бредят люди из глубинки. Работа, магазины, дорогие машины, концерты. Словно лампочки и гирлянды в казино, вся эта мишура застит глаза. А по факту, днем ты сидишь в одной каменной коробке, ночью в другой, и хаваешь суррогат жизни по зомбоящику, переработанный и тщательно упакованный. И изо дня в день повторяется бесконечный цикл дом-работа-дом. Беличье колесо.
Однажды ты просыпаешься, смотришь в зеркало. А на тебя смотрит старик. Ну и где вся эта жизнь? Театры, музеи и прочие развлечения? А не было их.
Я тоже какое-то время жил, как все, – продолжал Сергей. – Света белого не видел. На работу идешь – солнца еще нет. С работы идешь – его уже нет. На вопрос: "Чудный сегодня был денек, а?" – хотелось плюнуть в рожу. Но отвечал, ничтоже сумняшеся: "Правда? Я и не заметил".
Надоело мне все. Не для того я родился на свет, что бы проспать всю жизнь в летаргическом сне. Ушел я из города, и в первый же день, вздохнув полной грудью, почувствовал, вот она, настоящая жизнь. Теперь я каждую секунду наслаждаюсь ею, всеми порами впитываю до ее мельчайших капелек.
Он встал, потянулся, подняв голову вверх. Суставы затрещали. Он закрыл глаза, лицо озарила улыбка.
– Серега, не поверишь. Я чувствую то же самое, – сказал я, потрясенный его историей.
– Да я и не сомневаюсь, – продолжая улыбаться, ответил Сергей.
Раздался пронзительный гудок скутера, извещающий, что кушать подано.
Во время обеда все молчали. Тишину нарушал только лязг ложек. На первое Павловна приготовила суп с фрикадельками. На второе была "бабка" – драная картошка, запеченная в чугунке вперемешку с фаршем. Ммм, пальчики оближешь. Обычно, в столовых общепита вместо фарша кладут порезанное сало. Что, на мой взгляд, абсолютно портит вкус этого замечательного блюда. Другое дело, когда дома на праздник, хозяйки готовят бабку с кусочками мяса, будь-то свинина или говядина. Тоже весьма неплохо. Но больше всего я люблю с фаршем.
Леник первый нарушил тишину. Он уже поел, и рассыпался в благодарностях, умасливая Павловну, чтобы получить добавки. За ним потянулись все остальные. Каждый высказал свое почтение хозяйке за прекрасный обед.
После еды, пока все не разошлись, Гена сказал:
– Друг ко мне сегодня должен приехать, с Гомсельмаша. Что-то у него с семьей не лады. Хочет поговорить о наболевшем. Давайте вечерком все соберемся у костра. Поговорим, поддержим его, авось полегчает. Тем более, большинству из нас это знакомо.
– Не вопрос, – ответил Сергей.
– Только без бухла, – сказал Гена, выразительно посмотрев на Леника.
– Не ссы. Когда приду, оно уже будет вот здесь, – Леник похлопал себя по животу, и рассмеялся.
Остаток дня прошел без приключений. Мы сходили в лес, набрали земляники. Затем Сергей включил станок и стал показывать мне, как гнать вагонку из доски. Работа более кропотливая, но, конечно, не бревнами руки обрывать. Поработав немного, мы пошли в вагончик пить чай, и остались там до конца дня.
Вечером, немного перекусили тем, что было под рукой, закрыли избу и отправились на место общего сбора. Темнело. Костер видно издалека. Пламя вьется на ветру, озаряя стоящие рядом деревья. Когда мы подошли, все наши уже были здесь и трепались о том – о сем. Леник, Сивый и Валет сидят на пеньках возле костра. Чуть поодаль стоит стол, сделанный из старой деревянной двери, обретшей вторую жизнь. Рядом с ним вкопана лавка, а с другой стороны валяются большие круглые колоды из распиленного поперек дерева. На лавке за столом Гена, обнимает незнакомого мужика. Тот склонился прямо над самим столом. Глаза потухшие, несчастные, взгляд застыл на костре. Гена увидел нас, подозвал ближе и представил:
– Знакомьтесь, Михалыч.
Мужик поднялся и протянул нам руку:
– Андрей.
– Сергей.
– Вадим.
Мужик был постарше Гены. Худой, спина придавлена.
– Андрюха, – сказал Гена, обнимая его за плечи, – забей! Выкинь ее из головы хотя бы сегодня. Во, с мужиками поговори, а то молчишь, как рыба об лед.
– Парни, – Гена обратился уже к нам, – если хавать хотите, тут есть немного харчей.
Он раздвинул лежащий на столе сверток. Мы присели на колоды.
– Не получается выкинуть ее, – пролепетал Андрей, не поднимая головы. – Не вылазит, зараза. Больно мне, понимаешь, больно…
– Андрей, – спросил я, – что случилось-то? Расскажи, не бойся. Здесь все свои. Никто не будет смеяться, и показывать пальцем.
Он помолчал, все еще глядя в пламя. Затем, сморщившись, сказал:
– Понимаешь, Вадя… Да?
Я кивнул.
– Понимаешь, Вадим, прожить с женой пару десятков лет. Две дочки у меня – загляденье. Одна уже одиннадцатый класс заканчивает. После стольких лет узнать, что жена твоя спуталась, черт те знает с кем, очень… Очень больно. Я готов рогами землю рыть. Рыдать во весь голос. Но не могу избавиться от того, что у меня сейчас здесь, – Андрей положил руку на грудь.
– Жена у него красавица, – вставил Гена. – Работает в парикмахерской.
– Бросила тебя? – спросил я.
– Бросила бы. Но, как я понял, тот охламон содержать ее не хочет. Поигрался и в кусты.
После некоторой паузы добавил:
– Я сам ее брошу…
Его лицо скривилось, и он, отрешаясь, затих.
– Ну, Андрей, еще не все потеряно. Все-таки повезло тебе кое в чем, – сказал Сергей.