* * *
Чутье подсказало Хромову, что человек, вошедший в его каморку, слабоват, и разговаривать с ним будет нетрудно. Именно об этом он думал прежде всего, встречаясь с новым человеком, - не сможет ли тот его подавить? А Тюляфтин в распахнутой дубленке, с несмелой улыбкой и восторженным блеском в глазах, сразу вызвал у Хромова чувство снисходительности и превосходства.
- Я к вам, - произнес Тюляфтин с нарочито беззащитной улыбкой, сразу отдавая себя во власть Хромова и как бы говоря, что просит отнестись к нему не очень строго, что человек он покладистый и нет у него ни требований, ни капризов.
- Прошу, - Хромов грузно поднялся, пожал протянутую ладошку, улыбнулся как мог гостеприимнее, даже поклонился, чего сам от себя не ожидал. Он принял условия, предложенные Тюляфтиным, и согласился быть доброжелательным хозяином. Застегнув пиджак, одернув его, смахнув хлебные крошки со стола, он счел, что готов принять гостя, посодействовать в его важном деле.
- Зашел вот посмотреть, как живете, - заговорил Тюляфтин, опускаясь на предложенный стул. - А у вас мило, - сказал он, оглядывая крохотную комнатенку, в которой письменный стол, жиденький фанерный шкаф и два стула занимали всю площадь. Зажатый между столом и стеной, Тюляфтин почувствовал себя уютно - свобода движений потребовала бы от него иного поведения, более раскованного, смелого, а он был не из таких. Перед тем как войти, минут пятнадцать торчал в коридоре перед стенной газетой, стараясь придумать, чего бы это спросить у зама по снабжению.
- Живем не жалуемся, - бодро ответил Хромов и тоже окинул кабинетик быстрым взглядом. Потом, привстав, протянул руку и цепко пощупал рукав дубленки Тюляфтина. - Тысчонку отвалить пришлось?
Тюляфтин смутился, механически смахнул невидимую грязь с рукава, которого коснулся Хромов.
- Что вы! Какую тысчонку... Половину.
- Тогда ничего, - одобрил Хромов. - Тут поговаривают, вы нам нового начальника привезли? - в упор спросил он и осклабился в ожидании ответа, готовый тут Же все свести к шутке.
- А что, старый не годится? - Тюляфтин был явно польщен и откровенностью Хромова, и его грубоватой фамильярностью, и тем, что тот так охотно согласился поговорить с ним.
- Поизносился старый, - хмыкнул Хромов. - Укатали сивку крутые горки.
- А мне он показался ничего... Достаточно бодрым...
- Казаться он может. С некоторых пор он этим только и занимается. На это его хватает. Но кому-то и работать надо, - Хромов развел руками, показывая заваленный бумагами подоконник, переполненный папками шкаф, связки бумаг на полу. - Так что, ребята, давайте... Стройку спасать надо, - склонив голову, Хромов доверительно и скорбно заглянул Тюляфтину в глаза и повторил понравившиеся ему слова. - Да-да, стройку надо спасать, пока не поздно.
- Вы думаете, что положение именно таково? - Тюляфтин поправил очки со сверкающими золотыми дужками и вскинул брови, готовясь услышать нечто важное.
- Будь положение иным, мы бы с вами не встретились здесь, - Хромов улыбнулся, и глаза его скрылись за припухшими красноватыми веками. - Так что сам факт нашей с вами встречи отвечает на вопрос. Положение очень тяжелое, - вздохнул Хромов. - Люди от нас бегут... Не держатся у нас люди, - повторил он, увидев, что Тюляфтин достал блокнот и ручку. - И дело не только в том, что строительство остановилось. Наши рабочие, слава богу, понимают важность стройки и готовы приносить жертвы во имя общего дела. Главное - в Поселке сложился невыносимо тяжелый моральный климат - пьянки, драки, поножовщина... Недавно совершено преступление, приехал следователь. Запутана женщина, особа определенного пошиба, но, поскольку у нее шашни помимо прочих еще и с главным инженером, делаются попытки все замять, свести к пустякам, сделать вид, что ничего особенного не произошло, что все в порядке вещей. И самое страшное в том, что мы действительно привыкаем к подобным происшествиям, они становятся для нас обычными, мы уже не видим в них ничего такого, с чем стоит бороться. Вот где самая страшная опасность, - Хромов помолчал, взял какую-то бумажку, прочел ее, бессильно выронил из пальцев - не в силах, дескать, я читать всю эту деловую переписку, когда зашел такой разговор у нас с вами, товарищ Тюляфтин. - Не хочу жаловаться, не хочу навязывать вам свое мнение - сами разберетесь. Поэтому говорю только о фактах. Вот к нам приезжает Комиссия... Что делает Панюшкин? Готовит документацию? Торопится с подготовкой укладки в зимних условиях? Проводит учебу, чтобы как можно быстрее выполнить работу, когда замерзнет Пролив? Нет. Он заботится о внешнем виде конторских сотрудников. Чтобы, приехав, вы увидели благоухающие физиономии при галстуках и белых воротничках.
- Этого не может быть! - искренне воскликнул Тюляфтин. - Это же черт знает что! - он не часто употреблял крепкие выражения, но всегда нравился себе, когда ему удавалось вот так, к месту чертыхнуться.
- Совершенно с вами согласен, - Хромов тоже нравился себе таким вот значительным и опечаленным большими заботами. - Человек вы грамотный, авторитетный, к слову представителя Министерства прислушаются... Поэтому просьба - помогите! Надо что-то делать.
- Похоже, вы правы, - Тюляфтин нахмурился, обхватил ладошкой подбородок и замер, задумавшись о том значительном, что ему предстоит свершить здесь.
- Но должен вас предупредить, - Хромов накрыл своей пухлой рукой сухонькую ладошку Тюляфтина, опасливо оглянулся на дверь и прошептал, жарко дохнув Тюляфтину в ухо, - должен вас предупредить, что Панюшкин очень хитрый и коварный человек. Он не прочь прикинуться простачком, сыграть в откровенность, напомнить о своих связях там, - Хромов ткнул толстым пальцем в провисший потолок. - Понимаете? Он готов на все.
- А что, у него там кто-то есть? - Тюляфтин тоже кивнул на потолок.
- Кроме бога - никого! - твердо сказал Хромов.
Он понял, что совершил ошибку, намекнув Тюляфтину на связи Панюшкина, тот сразу насторожился. - Неужели он сидел бы здесь, на этом мерзлом мысе, если бы у него в самом деле были приятели наверху?
- Да, вы правы, - солидно согласился Тюляфтин. - Но почему тогда он на самом деле здесь сидит?
- А где ему сидеть при его скудных знаниях, при полном неумении, нежелании зажечь коллектив на выполнение поставленных задач? Где?! - Хромов поднялся, заполнив комнату своим большим рыхлым телом, навис над Тюляфтиным неотвратимо и устрашающе. Потом он уперся кулаками в стол, на секунду замер, словно видел перед собой тысячную толпу народа, притихшую в ожидании его слов, вздохнул хрипло и протяжно. - А еще Панюшкин держится здесь благодаря Тайфуну. Да! Мы все тут стоном стонем, криком кричим от этого Тайфуна, от его последствий, от этой катастрофы, а Панюшкин счастлив. Тайфун списал все его грехи. Нет теперь грехов Панюшкина. Нет! - Хромов словно бы в удивлении развел руками. - Морем смыло, ветром унесло, песком засыпало. Понимаете? Куда было деваться Панюшкину, не случись Тайфун? Графики строительства сорваны, народ бежит, средства израсходованы, моральный уровень в коллективе... Не будем об этом, и так ясно. А теперь все в порядке. Ажур. На все вопросы Панюшкин отвечает одним словом - Тайфун. Стихийное бедствие. И говорить, дескать, не о чем.
- Ловко вывернулся! - Тюляфтин чувствовал себя польщенным, видя сколько душевных сил, волнений, времени тратит на разговор с ним Хромов. Ощущение значительности, возникшее в нем, усилилось, укрепилось.
- Да, только один человек был счастлив, когда на нас свалилась эта беда. И вы знаете его имя. И от вас зависит, чтобы справедливость восторжествовала. Люди должны верить в силу правды, - веско сказал Хромов и отвернулся, не в силах сдержать нахлынувшие чувства. - Только когда люди верят в правду и справедливость, они могут вершить большие дела. А мы здесь собрались не в прятки играть. Люди приехали сюда работать. И надо дать им такую возможность. И убрать помехи с их пути. Вот так. - Хромов вынул из кармана большой неопределенного цвета платок, с силой встряхнул его, освобождая от карманной трухи, и шумно высморкался.
- Боюсь, что вы правы, - солидно проговорил Тюляфтин. - Надо что-то делать.
- И немедленно! - грохнул Хромов кулаком по столу.
* * *
В комнатке главного механика Жмакина в общежитии окно было задернуто простыней, на подоконнике валялись какие-то гайки, мелкие детали, угол занимал разобранный мотор. В печке гудели дрова. За столом сидели сам Жмакин и напросившийся гость - Ливнев. Он принес с собой бутылку водки, она незаметно опустела, пока шел разговор о погоде, Проливе, Панюшкине, но, когда на столе остались лишь куски кетового балыка, Ливнев решил, что пора приступать к делу.
- Ну, хорошо, Федор Васильевич, вот ты говоришь, Тайфун разметал флотилию по всем окрестным берегам...
Собрать ее в одно место можно было?
- Отчего ж нельзя? Было б кому.
- Я слышал, что катамаран с главной лебедкой вообще в море вынесло?
- Было.
- И далеко унесло?
- Под Александровском нашли.
- Это сколько километров?
- Да под четыреста будет.
- Что же дальше? - Ливнев задавал вопросы так нетерпеливо, с такой заинтересованностью, что, казалось, просто невозможно было не заразиться его волнением, сознанием важности разговора. Но Жмакин оставался невозмутимым, и каждое слово приходилось вытаскивать из него чуть ли не силком. И сам он при этом морщился, будто испытывал настоящую боль, маялся и тайком поглядывал в окно - не спасет ли кто от истязаний корреспондента.
- Ну, нашли и нашли. На место доставили.
- Кто доставил?
- Наши ребята. Кто же еще?
- И ты тоже?
- А как же - главный механик. По должности положено.
- А потом?
- Здесь катамаран. Лебедка к работе подготовлена. Порядок, можно сказать. Поставленные задачи мы выполним, слово свое сдержим.
- Какие к черту задачи! Ты расскажи лучше, как катамаран сюда тащил! Кто помогал, кто мешал, в чем была помощь и в чем помеха?
- Лучше я за бутылкой схожу. - Жмакин уже приподнялся, но Ливнев решительно усадил его на место.
- Э, нет! С бутылкой завязали. После второй только песни сможем петь. А песни мне вроде бы и ни к чему. Не за этим приехал. Кто нашел катамаран? Ну? Кто? Отвечай!
- Ребята нашли. Летчики. С вертолета увидели. Во льдах под Александровском затерло. Да, километров четыреста его гнало, не меньше. Уж думали, затонул. Кто мог предположить, что...
- Людей там не было?
- Откуда? Как только катавасия началась, всех с Пролива сняли. Личное указание Толыса.
- А катамаран как притащили?
- По воде... Не по воздуху же, - Жмакин усмехнулся.
- Слушай, ты что, издеваешься? Я и сам знаю, что по воде, а не по воздуху. Прошу - расскажи, как ты его тащил сюда! Волоком ли, своим ходом, буксиром, как?
- А зачем это?
- Надо мне. В газете потому как работаю.
- Ну?
- Нет, давай договоримся - сначала я спрашиваю, потом ты. Вот я и говорю тебе - ну? Увидели его под Александровском, а дальше? Ну?
- Тут никакой вины Панюшкина нету, - Жмакин успокаивающе положил руку Ливневу на плечо. - Он людей снял, всех до одного велел снять. Хотели было оставить на катамаране дежурного, чтоб хоть сигналы какие подавал - Толыс не разрешил. И вообще...
- Я знаю. Панюшкин большой человек, и вокруг на тысячу километров нет никого, кто бы сравнился с ним, кого бы рядом можно поставить. И что головастый ваш Панюшкин, каких свет не видел, тоже знаю. Не знаю только, как вы катамаран тащили.
- А, катамаран... Так бы и сказал... А я думаю, что мне про Панюшкина нужно говорить... Ведь он дал команду снять людей? Дал. Сняли людей? Сняли. Жертв не было? Не было. Все живы-здоровы.
- Понял. Он дал команду снять людей. А потом он же дал команду тебе и твоим ребятам пригнать катамаран обратно. Так?
- Точно. Тяжеленькое было дельце... Неприятное. У меня два самых неприятных дела в жизни было - развод с женой и доставка катамарана из-под Александровска.
- Про жену потом. Сейчас про катамаран.
- Про жену я не собираюсь. Она, кстати, в магазине продавцом работает. Вера ее зовут. Хорошая женщина, бедовая. Но есть и недостатки. Вот, к примеру...
- Катамаран! - закричал в отчаянии Ливнев.
- А, про катамаран можно... Ну что, неделю мы сквозь льды к нему пробивались. Льдов нагнало, скажу я тебе чуть ли не от самой Чукотки. А у нас катерок слабый, мотор - одно название, шум от него, и больше ничего, все время захлебывается! Волны невозможные, после Тайфуна никак успокоиться не могут, будто раздразнил их кто-то, бесятся - никакого сладу. А потом еще оледенение началось. Тут хоть волком вой. Буксир управление теряет, тяжелый стал, неповоротливый, круглые сутки лед скалывать приходилось, а скалывать нечем, не рассчитывали мы на оледенение, но кой-чем приспособились.
- Ну да, понимаю, поручено важное дело, и ваш долг в том, чтобы выполнить.
- При чем тут долг! Ничего мы никому не должны. Злость была, и больше ничего.
- Но вы могли отказаться от этой затеи и вернуться?
- Мы обязаны были бросить все и вернуться. Понимаешь? Но к тому времени мы уже не люди были. Злость, и больше ничего. Лед нарастает, мы его скалываем, водой захлестывает - отплевываемся, к катамарану не пробиться, а мы пробиваемся. Но ничего, пробились. Закрепили тросы, потянули, и... Ничего, конечно, не вышло - вмерз катамаран. Намертво. Однако столкнули. Потащили на север. Занятие, скажу, отвратное. Против течения, против волн, против ветра на этом моторе-дистрофике...
- А в чем была самая большая сложность?
- Устали мы тогда... В этом и сложность. Устали... Тросы начали перетираться. Скажу так - раза по три в сутки приходилось с катера на катамаран перебираться и тросы связывать. Есть у нас большой мастер по этому делу, можно сказать, свет таких не видел. Стальной трос в руку толщиной, а он для него вроде шнурка от ботинок. Что бы мы без него делали - ума не приложу. Вроде и ухватиться не за что, трос оборванными нитями, как иглами, ощерился, подойти страшно, а наш Семериков поколдует, кувалдой ахнет, кричит - давай! Натягиваем буксиром - мертвый узел. А на подходе к Поселку вообще во льды уперлись. Что делать? Без катамарана перебьемся, не беда, а без лебедки можно всем по домам разъезжаться.
- Ну?
- Надумали лебедку на берег стащить. А в ней, в дуре, сто тонн. Сто тони! Так вот, все, что было до сих пор, - детские игры. Работа настоящая началась, когда лебедку на берег стаскивали. Стащили. Но сразу говорю - второй раз я бы этого не сделал. Такое можно делать только раз в жизни. А лучше, чтоб вообще такая работа человеку не выпадала.
- Хорошо... Все это прекрасно. Но неужели нельзя было предусмотреть и заранее закрепить катамаран, заякорить как-то понадежнее? Руководство оплошало, выходит?
- Не надо про руководство... А то, смотрю, больно горазды стали на руководство все сваливать... Что бы ни случилось... Стрелочник уже вроде в анекдоты вошел, неудобно на стрелочника валить, другую канитель затеяли - руководство виновато. Панюшкину, значит, по шапке, да? Так вот - катамаран закрепили всем, чем только можно. Но якорные цепи рвались, как бельевые веревки. А ты - якоря... Эх, заболтались мы с тобой, а Верка уж магазин закрыла... Ну, ничего, мне даст бутылочку. Не посмеет отказать бывшему мужу. Она хорошая женщина, бедовая... Но есть и у нее...
Ливнев кивал понимающе, поддакивал и писал, писал что-то в своем блокноте.