- Достаньте часть суммы, нужной для покупки, а остальное я дам вам под залог дома. Вот смотрите…
И, взяв карандаш, Селестино произвел подсчет. Пусть доктор добудет несколько конторейсов, остальное его не должно беспокоить, он получит долгосрочную, льготную ссуду под низкие проценты. Предложение португальца было поистине великодушно, и он еще присовокупил, что знает дону Флор со времен ее первого брака, не раз пробовал приготовленные ею деликатесы и всегда относился к ней с почтением. Впрочем, не меньше он уважает и доктора Теодоро как человека порядочного и прямого. Остался неупомянутым разве только покойный Гуляка, разумеется по соображениям такта. Однако, вспомнив плута, Селестино снова любезно улыбнулся второму мужу доны Флор и продлил срок ссуды еще на шесть месяцев.
- Я очень благодарен вам за ваше предложение и никогда не забуду вашей щедрости, мой благородный друг, но, к сожалению, в настоящее время у меня совсем нет денег и взять их негде. Мне очень жаль, Флорипедес так мечтала купить этот дом, но ничего не поделаешь…
- Флорипедес… - пробормотал Селестино и подумал: какое нелепое имя. - Скажите, сеу доктор, вы дома тоже так зовете свою жену?
- О нет, дома я зову ее Флор, как и все. Впрочем…
- Ну и слава богу… - Селестино жестом остановил доктора: время банкира - деньги. - Так вот, мой дорогой, насколько мне известно, на счету доны Флор, или доны Флорипедес, как вы ее зовете, лежит приличная сумма, более чем достаточная на приобретение дома.
Доктор и не помышлял о деньгах жены.
- Но ведь это не мои деньги. Она их заработала, и я не имею права их касаться…
Банкир опять вскинул взгляд на фармацевта, сидевшего перед ним; он знал, что Гуляка брал деньги жены на игру, иногда отнимал насильно, говорят, даже бил ее…
- Ненужное благородство, мой доктор, вполне достойное глупцов вроде вашей милости… - Изысканная вежливость португальца сменилась откровенной грубостью. - Вы просто осел и напоминаете мне аристократов которые, имея рояль, дробят камни… Скажите, какой прок от денег доны Флор, лежащих в банке? Она хочет обзавестись собственным домом, а вы, уважаемый, разводите здесь антимонию и упускаете единственную возможность. Разве в брачном контракте у вас не оговорена общность имущества?
Доктор Теодоро проглотил и "глупца" и "осла", ибо хорошо знал португальца и был ему многим обязан.
- Не знаю, как и сказать ей…
- Советую сделать это в постели, лучшего места для обсуждения деловых вопросов с женой не существует. Я даю вам двадцать четыре часа сроку. Если завтра в это же время вы не явитесь, я продам дом тому, кто даст больше… А теперь я должен работать…
И все же не в постели, а за столом, за вечерним кофе, доктор Теодоро рассказал доне Флор о своем разговоре с банкиром, опустив, разумеется, его грубости.
- По-моему, тебе не следует трогать эти деньги.
- А что мне с ними делать?
- Они должны пойти на твои расходы… Личные…
- О каких расходах ты говоришь, Теодоро, если ты мне не даешь тратить из этих денег ни единого гроша? Даже матери посылаешь ты и еще сердишься, если я возражаю. Я только и делаю, что отношу деньги в банк и всего несколько раз брала оттуда совсем немного тебе на подарки. Так зачем мне эти деньги? Разве что долежатся до моих похорон…
- Не говори глупостей, дорогая… Но согласись, я, как муж, обязан…
- А почему я не могу участвовать в покупке дома? Или ты не считаешь меня своим другом? Значит, по-твоему, я гожусь только на то, чтобы прибирать в комнатах, чинить и гладить твою одежду, готовить и ложиться с тобой в постель? - Дона Флор негодовала. - Выходит, для тебя я лишь служанка и наложница?
Потрясенный столь неожиданной вспышкой жены, доктор Теодоро не нашелся что ответить и застыл с ложкой в руке. Дона Флор немного успокоилась.
- Если ты меня уважаешь, ты должен разрешить мне участвовать в покупке дома…
Пожалуй, за все время их совместной жизни доктор Теодоро еще ни разу не был так растроган. Всегда сдержанный, он горячо воскликнул:
- Ты ведь знаешь, Флор, как я тебя люблю! В тебе вся моя жизнь! Неужели ты в этом сомневаешься?!
- Если ты действительно считаешь меня своей женой, - решительно сказала дона Флор, - ты завтра пойдешь к Селестино, а если ты этого не сделаешь, я сама к нему пойду…
Доктор Теодоро крепко обнял дону Флор, и та прижалась к мужу. Потом, не разнимая объятий, они уселись на софу, в эту минуту дона Флор испытывала к мужу почти страстную нежность.
- Ты самая разумная, самая достойная, самая красивая из всех женщин…
- О нет, мой Теодоро, я совсем не самая красивая… - И, пристально взглянув в добрые, счастливые глаза мужа, она добавила: - Но клянусь тебе, дорогой, я постараюсь быть самой разумной и самой достойной.
Она подставила доктору губы: только ее муж, благородный доктор Теодоро имел право на ее любовь и ее ласки.
В гостиной уже стало совсем темно, и Гуляка, наблюдавший за этой сценой, с недовольным видом провел рукой по волосам и вышел на улицу.
6
После этого разговора между доной Флор и доктором Теодоро события стали разворачиваться быстро.
В городе происходило такое, от чего пришли в изумление даже те, кто самым непосредственным образом был связан с чудесами и магией: ясновидящая Аспазия, каждое утро прибывающая с Востока к воротам Кармо, где она слыла единственным знатоком телекинеза; знаменитый медиум Жозета Маркос, известная своей близостью к потустороннему миру; Архангел Михвил де Карвальо, хозяин лавки чудес в переулке Калафате; доктор Наира Сака с дипломом Университета Юпитера, которая могла излечить магнетизмом любую болезнь; мадам Дебора с Вышки Скорбящих, хранительница секретов тибетских монахов, постоянно беременная от духовного общения с живым Буддой и умеющая предсказывать выгодные браки, а также выигрышные номера в лотерее; не говоря уже о старом Теобалдо Багдадском Принце.
Впрочем, не только эти просвещенные лица были потрясены, смятение царило и среди тех, кто держал тайны Баии в своих руках, среди тех, кто создал ее и хранит уже долгие годы, - среди негритянских святых и богов.
Дона Флор тоже не сразу поняла, что происходит. И только Пеланки Моулас, со своим калабрийским чутьем, сообразил, в чем дело, на это ему понадобилось всего несколько дней. Сначала этот бесстрашный и не знающий жалости бандит из Калабрии, этот гангстер, этот отчаянный игрок испугался и послал своего шофера Аурелио, пользовавшегося его полным доверием, к матери Отавии Киссимби, жрице конголезского божества, а сам отправился к философу-мистику и астрологу Кардозо. Только он, по мнению Пеланки, мог спасти его королевство и его престиж.
Ибо Пеланки Моулас был государем самой могущественной державы - зеленых карточных столов и рулетки. Каждый вечер из всех игорных домов его люди приносили ему крупный куш. Редкие заведения ускользали от алчного взора Пеланки, разве что "Три герцога" да притон Паранагуа Вентуры, над остальными же он распростер свои крючковатые когти, отполированные личной маникюршей.
Даже подпольная лотерея составляла часть его владений, и только ему позволяла полиция собирать дань с обитателей этой страны. И если бы кто-нибудь по неведению отважился конкурировать с ним, недремлющие власти тотчас строго наказали бы наглеца: dura lex, sed lex.
Во всем штате Баия не было более могущественного человека даже среди военных, даже среди епископов и жрецов. Власть Пеланки Моуласа ничем не была ограничена. Он был полновластным хозяином самой богатой державы, на службе которой стояла огромная армия крупье, кассиров, банкометов, подставных игроков, маклеров, шпионов, агентов полиции. Своими подачками он содержал чиновников, государственных служащих, полицейских, занимался благотворительностью и жертвовал на строительство церквей.
Чего стоили по сравнению с ним губернатор и префект, генералы и архиепископы? Не было на земле силы, способной устрашить Пеланки Моуласа, уже немолодого итальянца с любезной улыбкой и холодным взглядом, вечно курящего сигары в мундштуке из слоновой кости и читающего Виргилия и Данте, ибо, кроме игры, он признавал только поэзию и мулаток.
7
Негр Аригоф ходил словно в воду опущенный. Все началось приблизительно месяц назад, когда он, сбегая по лестнице дома, где снимал комнату, неожиданно наткнулся на сверток. Когда он разорвал пакет, оттуда высыпались мука, черные куриные перья, ритуальные листья, две медные монеты и клочья его еще довольно нового вязаного галстука. Галстук сразу навел Аригофа на верный след: это Заира решила отомстить ему, подбросив эбо.
Как-то вечером в "Табарисе", где было полным-полно народу, Аригоф, забыв о рыцарских манерах, дал ей пару затрещин, чтобы она научилась вести себя как следует и не испытывала больше его терпения. Заира была магометанкой, но соблюдала языческие обряды.
Тот, кто приготовил для Заиры этот колдовской сверток, наверняка хорошо разбирался в листьях, а главное, был способен на любую подлость. Теперь ни одно заклинание не поможет ему - негру перестало везти в игре. Он уже заложил свои лучшие вещи: кольцо из настоящего серебра, золотую цепочку с брелоками из слоновой кости, часы, купленные у белокурого матроса и, возможно, украденные из каюты богача. Часы были так красивы, что испанец из Сэте, понимающий в драгоценностях, которому Аригоф принес их заложить, даже присвистнул при виде этой изящной вещицы и предложил еще пятьсот мильрейсов, если негр надумает их продать.
Эта ведьма Заира засушила его судьбу. Озабоченный Аригоф размышлял, где же другая часть его галстука. Наверное, привязана к ноге какого-нибудь кабокло вместе с его фотокарточкой, той самой, где он улыбался, показывая золотой зуб. Аригоф подарил ее когда-то бессердечной любовнице и теперь рисовал себе, как она протыкает булавкой его лицо, чтобы каждое утро гасла его добрая звезда.
Он уже принял ванну, настоянную на листьях, за него молилась Эпифания де Огун, но листья засыхали, едва касались тела Аригофа, - столь велика была сила колдовских чар Заиры.
Негр шел по улице Чили, размышляя над превратностями судьбы. Он только что покинул ресторан и направлялся к Терезе. Валдомиро Линс пригласил его пообедать после злополучного вечера в притоне Зезе, где негр проиграл последние гроши. Со злости Аригоф съел за один присест завтрак, обед и ужин. Приятель удивился:
- Что с тобой, Аригоф?
- Уж и не знаю, доведется ли мне еще когда-нибудь поесть, - мрачно ответил негр.
- Да что с тобой, ты болен?
- Хуже, братец. Мою судьбу привязали к ногам кабокло. Прямо не представляю, что и делать.
И он рассказал о своем несчастье: невезение преследует его уже целый месяц - играл ли он в кости, в карты или рулетку. Игроки стали избегать его, боясь, что колдовство распространится и на них.
- Никак не могу избавиться от этого невезения, братец…
Откровенно говоря, Аригоф надеялся, что Валдомиро Линс, человек обеспеченный и добрый, посочувствует ему и одолжит немного денег на игру. Но надежды негра не оправдались. Валдомиро ограничился советом: от невезения, считал он, можно избавиться только одним способом - какое-то время не играть. Пусть ослабеет сила колдовства, да и самому Аригофу надо успокоиться. Если же он будет упорствовать, то останется без гроша и заложит последние штаны. Он, Валдомиро Линс, никогда не искушает судьбу и однажды более трех месяцев не прикасался к картам, игральным костям и фишкам.
Поднимаясь по улице Чили, Аригоф размышлял о том, что друг его, пожалуй, прав: он не станет упорствовать, а лучше навестит Терезу, эту белую красотку, к которой он питал страсть и которая, кстати сказать, была причиной ревности Заиры. Растянувшись на кровати рядом с Терезой и потягивая кашасу, он забудет о своих неудачах. Ничего другого ему не оставалось. Валдомиро Линс был прав и, как человек опытный, дал хороший совет.
Аригоф не сразу взял курс к дому Терезы; не в его привычках было оставлять поле боя, даже если он знал, что обречен на поражение. Он вспомнил о Гуляке, своем верном и незаменимом друге, который, к несчастью, умер. Вот кто наверняка бы помог ему!
Как тогда в "Табарисе", когда Гуляка, которому в тот вечер везло, дал ему фишку и Аригоф за несколько минут выиграл девяносто шесть конто, чего с ним никогда не случалось. А потом тут же заказал полдюжины костюмов, бросив в лицо портному несколько кредиток в пятьсот мильрейсов. Да, то было незабываемая ночь!
Странно, но стоило ему вспомнить Гуляку, как он вдруг совершенно явственно услышал насмешливый голос друга:
- Куда девалась твоя хваленая храбрость, негр? Ты же знаешь, выигрывают только упорные. Давно ты стал слушаться Валдомира Линса? Разве ты не был игроком высокого класса, когда он пришел играть впервые?
Аригоф даже остановился посреди улицы, настолько живым показался ему голос Гуляки, прозвучавший в его ушах. Луна, поднявшаяся над морем, посеребрила Баию.
- Оставь пока свою белую клячу, трусливый негр, неужели ты испугался колдовства? И не касайся белой женщины, пока не кончится полоса невезения.
Неугомонный Гуляка и сам всегда верил в самые невероятные приметы и продолжал улыбаться, даже если ему не везло. А вдруг, подумал Аригоф, он видит меня сейчас и знает, как мне не везет, знает, что я заложил золотую цепочку, серебряное кольцо и часы?
- Куда девалось твое мужество, негр?
Валдомиро Линс, этот осторожный и опытный игрок, посоветовал ему не искушать судьбы и спрятаться пока в постели у любовницы, такой белой и такой образованной: Тереза знала наизусть все реки Китая, все вулканы и вершины Анд. При таком невезении только безумец мог отправиться к карточному столу.
- Иди, размазня, я тебе обещаю выигрыш… - снова прозвучал голос Гуляки.
Аригоф оглянулся; ему даже почудилось, что его коснулось дыхание Гуляки и еще будто старый друг взял его за руку и повел в "Абайшадиньо".
- Я никогда не отступал перед опасностью… - ответил негр.
И пока Тереза ждала его, жуя шоколадные конфеты, Аригоф без гроша в кармане вошел в зал "Абайшадиньо" и сел за карточный стол.
Банкомет Антонио Дединьо готовил для игры новые колоды, и по унылым лицам игроков можно было догадаться, что они проигрывают. Аригоф сразу увидел что тут нет никого, у кого бы он мог раздобыть денег. Объявив, что в банке сто конто, Антонио Дединьо выложил на стол даму и короля.
- Дама… - услышал Аригоф голос Гуляки.
Но где взять денег? Рядом с Аригофом сидел незнакомый ему господин в белом костюме, судя по виду, завсегдатай игорных домов. Наверное, богатый провинциал. Аригоф вытащил из галстука булавку в виде пронзенного сердца, подарок Терезы. Испанец из Сэте отказался принять ее в залог, заявив, что она лишь позолочена, а бриллианты на ней фальшивые.
Тем не менее Аригоф обратился к соседу:
- Одолжите мне одну фишку, уважаемый, любую, и пусть эта вещица останется у вас в залог. Долг я вам верну, мое имя Аригоф, меня здесь все знают.
Франт протянул ему фишку в сто мильрейсов.
- Оставьте свою булавку при себе, если выиграете, вернете долг. Желаю удачи.
Только Аригоф поставил на даму, больше никто не захотел рисковать. Первая же карта оказалась дамой, и Аригоф выиграл. Дединьо снова открыл две карты, и снова выпали дама и король. Аригоф опять поставил на даму.
Антонио Дединьо вытянул карту из колоды: опять была дама. Аригоф продолжал ставить на даму, вместе с ним поставил мужчина в белом костюме. Постепенно у стола собирались любопытные. Антонио Дединьо снова открыл даму, на этот раз она оказалась червонной, и Аригоф вспомнил о Терезе.
Двенадцать раз выпадали дама и король, двенадцать раз выигрывал Аригоф. Теперь не только мужчина в белом костюме, но и другие игроки делали ставки на ту же карту, что и негр, снимавший в каждый кон три конто - максимальную ставку.
Бледный как смерть Антонио Дединьо приготовил новые колоды. Теперь за ним наблюдала не только взволнованная толпа зрителей, но и старший по залу Лулу. Игроки в баккара и рулетку тоже собрались у стола, где сидел Аригоф.
Из новой колоды Антонио Дединьо опять вытащил даму и короля, руки его дрожали. Аригоф улыбнулся: он победил невезение с помощью Гуляки, одолел колдовство, заставил удачу вернуться к себе. Если только существует потусторонний мир, если души умерших летают по небу, как утверждают компетентные лица, Гуляка, наверное, смотрит сейчас на него и гордится подвигом своего друга Аригофа, отважного негра, поборовшего невезение и колдовские чары.
Но, к счастью, Гуляка был здесь же, в зале, рядом с Аригофом, и, когда негр после сложных расчетов решил поставить на короля, он опять услышал слова друга, прозвучавшие как приказ:
- Ставь на даму, сукин сын!
И Аригоф, подчиняясь какой-то неведомой силе, снова поставил на даму.
Сжав зубы, чтобы сдержать дрожь, Антонио Дединьо вытащил карту: дама! Послышались возгласы, нервные смешки; все больше народу собиралось вокруг стола.
Управляющий Жилберто Кашорран, похожий на собаку-ищейку, с недоверчивым видом уселся рядом с Лулу. Он решил разоблачить это жульничество, но и при нем дама продолжала выигрывать, банк в сто конто был снят.
В полной растерянности Антонио Дединьо повернулся к хозяину, ожидая его распоряжений, но Кашорран лишь взглянул на него, ничего не сказав, и банкомет, распечатав новые колоды, тщательно их перетасовал.
- В банке сто конто…
Снова дама и король! Воцарилась гробовая тишина. Теперь все хотели ставить на даму, люди приходили прямо с улицы и из "Табариса", где уже стало известно об игре Аригофа, но и новый банк продержался недолго.
По распоряжению Жилберто Кашоррана Лулу помчался к телефону. В зале поднялся невообразимый шум.
- Я ухожу, иначе, боюсь, сердце не выдержит, - заявил господин в белом. - Я играю больше десяти лет и всякое повидал, но такое вижу впервые и отказываюсь верить своим глазам.
Аригоф хотел вернуть ему фишку и пригласить на ужин к Терезе, но господин отказался.
- Боже сохрани! Больше всего на свете я боюсь колдовства, так что оставьте при себе свои фишки, а я пойду выкуплю свои, пока они не исчезли.
Лулу вернулся, и вскоре в зале появился пожилой, весьма солидный креол в очках - профессор Максимо Салес, помощник и доверенное лицо Пеланки Моуласа.
Когда Лулу позвонил ему, Моулас отказался поверить в эту невероятную историю, решив, что Лулу снова стал пить и теперь даже в рабочее время. Положив свою усталую голову на теплую грудь Зулмиры Симоэнс Фагундес, он наслаждался покоем, но все же послал на всякий случай Максимо Салеса в игорный дом Кашоррана.
- Если этот Лулу пьян, немедленно гоните его в шею. И доложите мне о результатах…
Едва профессор Салес успел понять, что происходит за карточным столом, и убедиться в полной невиновности Лулу, как банк в сто конто снова был снят.