Послесловие
"Жоржи Амаду, дона Флор, другие…"
Спустя год после появления в Бразилии первого издания романа "Дона Флор и два ее мужа", героиня которого уже завоевала читательские симпатии и заслужила единодушное признание критики, Жоржи Амаду в беседе с пишущим эти строки говорил:
"На страницах произведения я описываю народную жизнь в Баие - там, где, кстати, сейчас живу и где, между прочим, родился. История доны Флор позволила мне воссоздать картину быта к нравов моих земляков, рассказать о крупных социальных и о самых простых человеческих проблемах, затрагивающих каждого. Народ действует в этом романе как сила, которая может выдержать удары судьбы; лишь народ способен оказать сопротивление и изменять ход событий".
"Вместе с тем, - подчеркнул писатель, - мне хотелось написать сатирическое произведение, изобличающее нашу мелкую и среднюю буржуазию. Хотелось показать столкновение разных сил. И, видимо, мне удалось коснуться каких-то злободневных, жгучих вопросов нашей внутренней жизни, потому что бразильские читатели не остались равнодушными к моей книге, очень горячо откликнулись на выход романа в свет, даже назвали его подлинно бразильским романом".
Поясняя успех романа в Бразилии (с 1966 года и по настоящее время выдержавшего на родине автора почти четыре десятка переизданий), Жоржи Амаду заметил: "Я тоже задумывался над этим, и мне представляется, что наши читатели уже устали от произведений, в которых нет никаких горизонтов, нет перспектив, зато царят безнадежность, отчаяние, тоска. Ведь и нашу нынешнюю жизнь в Бразилии не назовешь улыбающейся".
В связи с этим высказыванием Жоржи Амаду, очевидно, следует напомнить, что писатель работал над романом "Дона Флор и два ее мужа" - и книга вышла - в трагичнейший период истории Бразилии: ультраправая военщина, совершив при поддержке империалистических кругов Соединенных Штатов в 1964 году государственный переворот, захватила власть в стране. Реакционной диктатурой был установлен режим жесточайшего террора, развернут поход против национальной культуры - преследовались прогрессивные писатели, ученые, деятели искусств; арестованных патриотов подвергали изуверским пыткам, военные трибуналы осуждали обвиненных в "подрывной" деятельности на многие годы тюрьмы, лишали гражданских прав; проводились массовые конфискации и уничтожение книг в библиотеках. Неудивительно, что на предыдущем романе Амаду, "Пастыри ночи", издательство поостереглось, по понятным причинам, указать полные выходные данные - прошло всего четыре месяца после переворота! Да и в романе "Дона Флор и два ее мужа" нельзя не заметить, что автор порой предпочитает иносказание или недоговоренность в политических оценках и в кое-каких характеристиках; само действие романа отнесено к несколько неопределенному времени: где-то между 1925 и 1935 годами.
"И вот со страниц романа, - продолжал писатель, - в нашу бразильскую повседневность шумно вторгается дона Флор - жизнерадостная, весьма острая на язычок, очень естественная; как сущая баиянка, она искренна, непосредственна, ее оптимизм - это не что-то надуманное. Откровенно признаться, дона Флор, как и в свое время Габриэла, задала мне много работы. При всей своей внешней несерьезности, простоватости, подчас наивности она очень сложный человек. И мне пришлось долго работать над ее образом, как, впрочем, и над образами других героев романа. Все они - живые люди, с которыми я встречался на улицах Салвадора да Баия… В моем романе речь идет о самых простых, обычных, естественных вещах - о любви и труде, о хлебе и мечтах. В жизни каждый сталкивается ежедневно с теми проблемами, о которых говорится в романе, но не каждый вдумывается в философское значение этих проблем, а ведь мудрое кроется и за покрывалом простоты…".
На крутых берегах Баия де Тодос ос Сантос - Бухты Всех Святых - амфитеатром раскинулся Салвадор да Баия, он же зачастую называемый только Салвадором или только Баией, главный город одноименного штата, а в далеком прошлом - первая столица Бразилии.
Здесь обитают персонажи романа "Дона Флор и ее два мужа".
Здесь - в этом живописнейшем двухъярусном городе, "родившемся в море и взобравшемся на гору", с прихотливо извивающимися улочками и улицами, то вздымающимися по склонам, то ниспадающими к бирюзовым водам залива, близ которых хозяйничают юные беспризорники - "капитаны песков". В городе дворцов и трущоб, молчаливых старинных крепостей и шумливых, необычайно пестрых рынков, где торжественно колдуют прославленные чернокожие кулинарки. В городе множества церквей и монастырей, благостно покоящихся меж кокосовых пальм, и разнокалиберных злачных мест и игорных домов, где азарт соседствует с преступлением. В городе, давшем стране выдающихся творцов национальной культуры и неотделимо связанном с древним мистическим негритянским культом, оставшимся от времен рабства.
Сказочной красоты Салвадор воспет прозаиками и поэтами, народными сказителями и многоопытными мореходами, - тому, кто хоть раз видел его, как и автору этих строк, невозможно забыть фантастическое буйство красок, созданных природой и человеком. Легко представить, почему Даниэль Дефо направлял сюда Робинзона Крузо, бежавшего из алжирского плена, и почему Робинзон загорелся желанием остаться тут навсегда.
Но… заглянем в "Путеводитель по улицам и тайнам Баии Всех Святых", впервые опубликованный в 1945 году и к настоящему времени переизданный тридцать раз (в последних изданиях текст в значительной степени переработан и дополнен): "А где же правда, когда речь заходит о городе Баия? Никогда достоверно не узнаешь, что в этом городе правда, а что вымысел. В его поэтической таинственности и в его драматической нищете правда и вымысел смешиваются… И в этом своеобразном путеводителе увидишь не только прелестную оранжевую кожуру апельсина, но и разглядишь попорченные апельсинные дольки, отвратительные на вкус. Такова и Баия - смесь очарования и страдания, изобилия и голода, задорного смеха и скорбных слез… Праздник и траур".
Свидетельство неоспоримо - оно принадлежит одному из авторитетных знатоков Салвадора, влюбленного в этот город, сопереживающего невзгоды всего баиянского края, близко к сердцу принимающего судьбы своих земляков. Да, и эти слова писал Жоржи Амаду, отнюдь не сторонний наблюдатель, с чувством большой душевности заявивший: "Несправедливо, что столько нужды таится в такой красоте… В какой-нибудь из дней ты, быть может, еще вернешься сюда, а мы уже преобразуем этот мир, и лишь радость, здоровье и достаток станут присущи бессмертной красоте Баии".
Этому краю, людям, труженикам Баии посвящено большинство произведений Жоржи Амаду, составляющих его знаменитый "баиянский цикл".
На земле Баии, близ городка Ильеус, что на юге штата, в семье владельца скромной плантации деревьев какао 10 августа 1912 года родился будущий писатель. На земле Баии, в Салвадоре, пятнадцатилетний Жоржи, сбежав из иезуитского колледжа, в интернат которого его зачислили родители, оставшиеся в Ильеусе, поступил на работу в редакцию газеты "Диарио да Баия" в качестве репортера полицейской хроники. А за плечами худощавого подростка, помимо учебы экстерном в другом колледже, уже был "лучший университет", как потом назовет романист годы, проведенные "на свободе улиц города Салвадора да Баия, среди людей порта, рынков и ярмарок, на соревнованиях по капоэйре, на народных празднествах, на мистических церемониях культа кандомблэ и на папертях вековых церквей". А до этого юному беглецу от отцов-иезуитов довелось в течение нескольких месяцев вместе с какими-то бродягами, случайными попутчиками пересечь засушливые, полупустынные равнины штата Баии, чтобы добраться до соседнего штата Сержипе, где жил его дед. Приключения и злоключения в пути, перенесенные лишения и испытания, непосредственное знакомство с обитателями глуши, с жизнью "низов" будут так или иначе отражены впоследствии на страницах романов Амаду.
В редакции салвадорской газеты "О жорнал" он сближается с молодыми литераторами Диасом да Костой, Эдисоном Карнейро, Сосиженесом Костой, Кловисом Аморимом, с другими. Вместе с Диасом да Костой и Эдисоном Карнейро он напишет повесть, печатавшуюся в газете под названием "Король", затем вышедшую отдельным изданием под названием "Ленита" и в конце концов вычеркнутую соавторами, посчитавшими ее незрелой, из библиографии своих произведений.
Соавторы "Лениты" принадлежали к созданному ими сообща ровесниками литературному объединению, наименованному дерзко - "Академия Мятежных". Это была не только дань памяти существовавшему в Салвадоре в 1724 году кружку поэтов, известному как "Бразильская академия Забытых", и возникшей здесь же спустя тридцать пять лет "Академии Возрожденных", где собратья по перу попытались не ограничиваться чтением друг другу стихов и взаимными восхвалениями, но и начали, пока что робко, затрагивать темы духовной, политической эмансипации от португальского колониального гнета.
"Академия Мятежных" в Салвадоре конца двадцатых годов нашего века появилась в момент напряженного положения в Бразилии, переживавшей острый политический и экономический кризис: резко усилились социальные противоречия, вспыхивали восстания, выливавшиеся в вооруженную борьбу народных масс против реакционного буржуазно-олигархического режима.
"Мое поколение, всплывшее на волне народного вооруженного движения, - говорил Жоржи Амаду в 1961 году на торжественном заседании Бразильской академии литературы, принимавшей его в число "сорока бессмертных", - сочло необходимым вымолвить свое слово, подсказанное суровой действительностью и глубокой надеждой. Мы видели нашу страну и наш народ, у которого были отняты его богатства, присвоенные алчными чужеземными хищниками, величие которого было унижено, - и наши сердца переполнялись болью и горем. Мы должны были проломить все стены, чтобы разнеслось эхо нашего слова, нашего решительного протеста. Мы взяли в руки еще несовершенное наше оружие и выступили в поход против всего, что нам казалось олицетворявшим прошлое, включая и Бразильскую академию литературы…"
Завоевавший всемирную славу писатель, единогласно принятый в члены Бразильской академии литературы, в стенах которой за истекшее время произошли серьезные перемены, вспоминал пору своей юности, когда салвадорские бунтари вкупе с ним "первой и не терпящей отлагательств целью поставили: ликвидировать Бразильскую академию литературы, заменив ее "Академией Мятежных"".
Кое в чем "мятежников" можно было понять, в бразильской литературе тех давних лет - за известными исключениями - доминировала тенденция "бегства от действительности"; деятельность национальной академии литературы, замыкавшейся в своей раковине и отстранявшейся от требований эпохи, характеризовалась элитарностью; некоторые академики-пуристы, не считаясь с особенностями народного португальского языка в Бразилии, продолжали пребывать на позициях так называемого португальского классицизма, привнесенного в колониальный период.
"Все-таки я не думаю, что существование "Академии Мятежных" было бесполезным и неплодотворным, - отмечал Жоржи Амаду. - Литературная атмосфера определялась господством закоснелого консерватизма… Пустая риторика душила творческие устремления и сводила на нет благородные баиянские традиции литературы, обращенной к важнейшим проблемам, к делу народа… пустословие, доведенное до высшего предела скрывало отсутствие идей… Мы же выступали за литературу, отражающую действительность, выражающую чаяния народа".
Нет сомнения, что относительно быстро угасшее выступление "Мятежных", вдохновлявшихся "благородными баиянскими традициями" великих предшественников в Баие - поэта XVII века Грегорио де Матоса Герры, прозванного колонизаторами "Зевом ада" за его сатирические стихи, бичевавшие португальских чиновников, клерикалов, изобличавшие язвы общества, или поэта XIX века Антонио де Кастро Алвеса, певца свободы, - было искренним при всей наивной непосредственности юных "академиков". И, конечно, это выступление не могло не сказаться на формировании сознания его участников, прежде всего Жоржи Амаду. "Грегорио де Матос Герра и Антонио де Кастро Алвес - наши духовные отцы. Столь разные и столь одинаковые. У обоих та же убежденность в том, что литература - это решающее оружие народа", - писал Амаду в "Путеводителе по улицам и тайнам Баии".
Унаследовав такую же убежденность, Жоржи июньским днем 1930 года распростится с Салвадором, с "Академией Мятежных" и отправится в Рио-де-Жанейро, чтобы пополнить свое образование.
А путь в Рио приведет его в большую литературу, к мировой известности.
В Рио-де-Жанейро студенту факультета права столичного университета Жоржи Амаду вскоре посчастливилось установить связи с писателями, принадлежащими к новому поколению бразильской литературы. Кругозор восемнадцатилетнего баиянца намного расширился. Посещая лекции, он возобновляет работу в периодической печати. В газете "А маньян", которой руководил писатель-коммунист Педро Мотта Лима, публикуются статьи юноши по вопросам внутриполитического положения.
С каждым днем ситуация в стране накалялась все более и более - в канун президентских выборов разгорелась ожесточенная борьба за власть между двумя соперничавшими буржуазно-помещичьими группировками, завершившаяся государственным переворотом, в результате которого, при поддержке США, президентом стал Жетулио Варгас, представлявший главным образом националистическую среднюю и мелкую буржуазию. Под руководством Всеобщей конфедерации трудящихся, созданной незадолго до этого по инициативе Бразильской коммунистической партии, развертывалось движение народных масс в защиту демократии, за национальную независимость от иностранного империализма.
В сложных условиях Жоржи Амаду пишет свое первое самостоятельное произведение - "Страна карнавала", и уже в конце 1930 года - прошли какие-то месяцы после его приезда в столицу - читает своим друзьям рукопись этого романа. Молодой автор далек от мысли рекламировать знаменитые бразильские карнавалы - действие книги происходит на плантациях какао юга штата Баия, в Салвадоре и в Рио-де-Жанейро: написал он о том, чему был очевидцем. Неискушенному романисту, еще искавшему свой сталь и средства выражения, что-то можно было поставить в укор, но, каковы бы ни были слабые стороны книги (остающейся единственной среди произведений Амаду, перевод которой на другие языки автор не разрешает), она произвела на ознакомившихся с ней такое впечатление, что один из литераторов немедля передал рукопись в издательство. На следующий год "Страна карнавала" вышла из печати. Издательское вступление гласило: "Эту книгу не следует рассматривать таким же образом, как другие художественные произведения. Прежде всего - это впечатляющее свидетельство того, что мы, бразильская молодежь, собой представляем. У автора - лишь начало… Однако люди, действующие в книге, не символические персонажи…". В первом романе Амаду уже явственно проступали чувства солидарности с эксплуатируемыми, бесправными, лишенными надежд анонимными жертвами помещичьего произвола, с "низами" капиталистического мира. "Начиная со "Страны карнавала", все мои произведения рождены, сформировались в гуще бразильского народа, среди людей Баии", - скажет писатель спустя многие годы. Успех "Страны карнавала" побудил издательство без промедления выпустить второе издание (за полвека, истекшие со дня выхода в свет романа, он переиздавался в Бразилии тридцать восемь раз).
Минул год. Посетив накоротке родной Ильеус, где он по-новому - не детскими глазами - пригляделся к окружающему, Жоржи по возвращении в Рио работает над романом "Какао", опубликованном в 1933 году. На этот раз критики разошлись в оценках: одни приветствовали появление романа, другие метали копья в адрес автора. Более того, роман "Какао" оказался первой из книг Амаду, заслужившей внимание… полиции! По ее строжайшему предписанию книготорговцы обязаны были изъять из продажи книгу. Полицейские меры вызвали шумную огласку в печати, пришлось вмешаться члену правительства Варгаса, влиятельному министру Освалдо Аранье, который потребовал от начальника полиции и департамента "охраны социального и политического порядка" отменить приказ. В итоге - возрос читательский интерес к роману, издательство поспешило напечатать увеличенный тираж. В отличие от "Страны карнавала", где еще ощущались нерешительные поиски путей как автора, так и персонажей книги, роман "Какао" - "оружие народа", если вспомнить приведенное выше высказывание Амаду. По суждению прогрессивных бразильских критиков, этим романом открылось новое направление в развитии национальной литературы, а сам Жоржи Амаду выдвинулся на первый план в литературной панораме. Повествуя о тяжелой жизни закабаленных на плантациях какао, писатель смело встал на их сторону. "Когда же наступит день вашего освобождения?" - Вопрос автора звучит со страниц романа призывом начинать борьбу за права сельскохозяйственных рабочих, борьбу против латифундистов. Постепенно пробуждается классовое сознание у героев романа "Какао", во введении к которому автор посчитал нужным указать: "Я попытался в этой книге с минимумом литературного вымысла ради максимума достоверности рассказать о жизни тружеников на плантациях какао юга Баии".
Поразительна творческая работоспособность молодого писателя. Из-под его пера следуют потоком романы "Пот" (1934), "Жубиаба" (1934), "Мертвое море" (1936), "Капитаны песков" (1937)… И все произведения - каждое со своей палитрой ярких красок - неизменно встречают теплый отклик читателей и критики. Перед картинами голода, нищеты, бесправия, эксплуатации народных масс писатель никогда не остается равнодушным. Он выступает обличителем, обвинителем правящих классов, чужеземных хищников. Уроки "духовных отцов" - Грегорио де Матоса Герры и Антонио де Кастро Алвеса не забыты.