15
В приемной прокуратуры, куда пришел Коньков, чтобы доложить Косушке насчет конфискации убоины, он неожиданно столкнулся с Дункаем.
– Семен, ты чего здесь делаешь? Тебя снова вызвали? – Коньков с настороженностью и недоумением глядел на Дункая.
– Да нет, не вызывали, – ответил тот улыбаясь и протягивая руку. – Сам приехал.
– По какому делу?
Дункай взял Конькова под руку и отвел к порогу, подальше от сидевших на диване посетителей.
– Понимаешь, какая история… Тот шалый тигр, которого замечали возле Бурунги, теперь на Улахе ходит.
– Ну и что? А где эта Улахе?
– Улахе по-вашему Медвежий ключ. Распадок.
– Постой! Про Медвежий ключ и у Калганова написано, но его нет на карте.
– На карте есть Улахе. А русские охотники, из Воскресенского, звали это место Медвежьим ключом.
– Что ж ты предлагаешь? Поймать этого тигра и допросить – съел он свидетеля или нет? – усмехнулся Коньков.
– Да погоди ты!.. – Дункай опять потянул к себе Конькова и сказал тише: – Там же, наши люди говорят, будто скрывается какой-то человек. Понимаешь, чепуха получается: тигр слопал человека на Бурунге и живет в распадке рядом с другим человеком. И ничего! – Он зашептал Конькову на ухо: – А может, этого свидетеля-кашевара никто не съел? Может быть, он и скрывается там?
– Семен Хылович, ты гений! – Коньков ткнул его в бок и шепнул на ухо: – Ты про эти свои догадки никому не говорил еще?
– Никому! – покачал головой Дункай.
– Молодец! Ты один приехал?
– Со мной еще Сольда. Он на завалинке сидит, на солнышке греется.
– Зови его сюда! А я сейчас следователю скажу – и мы вас вызовем.
Как только вышел от Косушки прокурор, Коньков сразу прошмыгнул в дверь.
– Чего это "сам" тебя навещал? По нашему делу?
– Да. Вот принес заключение экспертизы насчет пули, убившей Калганова. – Косушка указал на бумагу, лежавшую сверху в раскрытой папке. – Только что от криминалистов получил.
– Ну и что?
– Говорит, пустыми поисками занимаетесь. Это он насчет твоих пуль… Ну, тех, что врачиха в бадью всадила. Вы можете, говорит, перебрать все карабины, которые зарегистрированы в республике, и ни один из них не будет искомым. Пуля эта выпущена из нестандартного ствола. Скорее всего – самоделки.
– Дак как же его искать?
– А это, брат, наша с тобой забота. Какие новости?
– Накрыл одного охотника с убоиной.
– Какой убоиной?
– Все той же!.. Изюбрятина, кабанина… свежая!
– Изюбрятина? Что за человек?
– Заготовщик из потребсоюза.
– Где он взял?
– Темнит. Говорит, что купил у охотников возле села Красного.
– А ты что думаешь?
– Не верю я ему. Охота в артели прекратилась еще дней десять назад. Значит, либо сам добыл, либо есть где-то запасы. Кто-то орудует умело.
– Сколько у него убоины?
– Пудов пять будет. Да пуда два, говорит, сдал в магазин сельпо. По-моему, врет. Там целый день шла торговля… через черный ход. Коркина надо спросить. Он поточнее скажет.
– При чем тут Коркин?
– При том. Это его заготовитель. Две недели назад этот самый Кузякин с Балабиным привозили много изюбрятины. Это Коркин признает. А то, что вчера шла торговля изюбрятиной, об этом – ни слова.
– Во-первых, он мог не знать – торговали или нет. Он же не продавец.
– Вот и давай установим, знал он или нет. И почему продавец не докладывает ему о поступлении в магазин убоины от частного лица? То бишь, извините, от заготовителя Коркина.
– Постой! Ты что предлагаешь, еловая голова, Коркина вызвать на допрос?
– Ну и что? Вызовем и Кузякина, и продавца, и Коркина, сделаем перекрестный допрос. Ведь это же не первый случай.
– Ну при чем тут Коркин? Ему же сдали готовый продукт, да и то через магазин. Он – государственное заведение, а не частная лавочка.
– Дункай тоже не частную лавочку держит. Но мы же его допрашивали. Теперь давай Коркина допросим.
– Дункай – заготовитель, а Коркин – потребитель, то есть распределитель! Это ба-альшая разница! Понимать надо, еловая голова.
– Вот именно, потребитель, – усмехнулся Коньков и с ехидцей спросил: – Что-то я не слыхал, чтобы в сельпо изюбрятину продавали в этом месяце. Кто же ее потреблял, кроме Коркина? Любопытно бы узнать…
– Ну, знаешь! Ты, кажется, того, божий дар путаешь с яишницей.
– Эге, божий дар! А ты, случаем, не приложился к этому дару? Тебе не продавали изюбрятину по дешевке?
– Леонид Семеныч, не забывайся! – вспыхнул Косушка, и на залысинах его стали проступать мелкие бисеринки пота. – Ты что, в кастрюли мои хочешь заглянуть?
– Не о кастрюлях я, – устало ответил Коньков. – О совести я думаю, о нашей принципиальности.
– По-твоему, я бессовестный! – Косушка, поджав губы, исподлобья смотрел на Конькова, и на его широкой переносице проступили красные жилки.
– Да не сердитесь! Я же не про вас. Я говорю о том, что скрывается за частным случаем убийства. О той нетерпимости, о травле Калганова. Они же его ненавидели за то, что он требовал жить по закону. И заготовители, и леспромхозовцы, и браконьеры, и черт знает кто. На него чуть ли не науськивали…
– Но пойми же, мы с тобой ведем следствие. У нас частное дело об убийстве. А ты куда лезешь? Не превышай полномочий!
– Конечно… Посадить под стражу какого-нибудь Кончугу, толком не разобравшись в его виновности, – тут не превышаем. А допросить Коркина, который принимает браконьерскую изюбрятину, – тут превышение. Ладно, еще вернемся к этому. У меня есть новость и поважнее, – меняя тон, сказал Коньков.
– Что за новость?
– В дневниках Калганова записано, что оба Ивана, должно быть, встречаются в Медвежьем ключе… Там у них, предполагал Калганов, и происходит заготовка. Или тайник есть. Мне только что сказали, что в Улахе, так называют удэгейцы Медвежий ключ, прячется какой-то тип. И там же, между прочим, обитает эти дни и тот шалый тигр, который слопал нашего свидетеля. Не кажется ли тебе, что наш свидетель живет поблизости от того самого тигра, который слопал его?
– Это любопытно! Кто тебе сказал?
– Сейчас узнаешь. – Коньков растворил дверь и поманил Дункая и Сольду.
Те вошли и остановились у порога, слегка поклонившись. Следователь подошел, поздоровался с ними за руку.
– Семен Хылович, значит, Улахе и Медвежий ключ – это одно и то же место? – спросил Косушка.
– Это правильно, – сказал Дункай. – А Сольда говорит: там человек прячется.
– Какой человек? – спросил Косушка старика.
– Не знай, – ответил Сольда.
– Ты его видел?
– Нет.
– Так кто же говорит?
– Наши люди говорят.
– Они его видели?
– Нет.
– Откуда ж они знают?
– Наши люди все знают, – твердо отвечал Сольда.
– Каким образом? – чуть усмехнулся Косушка.
– Тебе что, не понимай? Чувствуют!
– А-а! Тогда другое дело. – Косушка, все с той же улыбочкой, валкой походкой прошел к карте, которая висела на дальней стене, и поманил за собой Конькова.
Они нашли на карте распадок с ключом Улахе.
– Калганова убили здесь, возле Бурунги… – отмечает на карте ручкой Коньков, – до Улахе недалеко. Километров двадцать.
Косушка, обернувшись, громко спрашивает Дункая и Сольду:
– По Медвежьему ключу лодка проходит?
– Почему нет? – отозвался Сольда.
– Даже с мотором, – сказал Дункай.
Следователь сказал вполголоса Конькову:
– Съездить можно… Но зыбкая история. Одни слухи. Что мы с тобой с лодки увидим?
– У меня есть идея… – тихо сказал ему Коньков. – Но сперва давай отпустим удэгейцев и поблагодарим их.
– Ну, ну! – Косушка подошел к Дункаю и сказал: – Спасибо вам, Семен Хылович! Сведения ваши ценные. Мы их учтем.
Дункай натянул кепку, а Сольда сунул трубочку в рот, а свою шапочку с кистью и не снимал. Они повернулись уходить.
– Семен, подожди меня возле прокуратуры! – сказал Коньков. – Ты мне нужен.
– Ага, подождем! – и вышли.
– Что ж у тебя за план?
– Устроить облаву в Улахе. Прочесать весь распадок…
– А что? Может, и в самом деле там какой-нибудь обормот скрывается. Но как ее устроить? Собирать охотников на ловлю призрака? – усмехнулся Косушка.
– Ни в коем случае! Нас просто на смех поднимут, во-первых; а во-вторых – те, кому надо, услыхав о такой охоте, просто уберут того человека нынешней ночью, – сказал Коньков.
– Что ж ты предлагаешь?
– Поскольку разлетелась по всей округе молва, что кашевара утащил тигр, то давай и устроим облаву на тигра-людоеда. Людей даст лесничий и Дункай. Но звонить им надо завтра утром, по причинам предосторожности. Пойми, нам нужен тот свидетель. И делать все надо так, чтоб его перед нашим носом не ухлопали.
– Ты уверен, что он жив и прячется там?
– Да как бы там ни было, а прочесать эту падь надо. А главное, я на этой охоте их всех сведу – и Зуева, и Кончугу… А Инга сама придет.
– Откуда ты знаешь?
– Я чувствую.
– А-а! – усмехнулся Косушка и пошел к столу.
Коньков шел за ним и горячо доказывал:
– Завтра скажу Кончуге, что к Зуеву поедем, а уж он Инге передаст.
– Но вы ж до ночи облаву все равно не проведете? Не успеете. А за ночь те, кому надо уничтожить этого свидетеля – уничтожат! Они ж не дураки. Они ж поймут, что на такой облаве и тигра, и того типа зацепят.
– Они все будут у меня на глазах всю ночь, и Зуев, и Кончуга, и Инга, и Дункай. Да, все!
– Ну кто-то может шепнуть сообщнику, а тот может обойти ваш заслон.
– И это учтено. Ночью по тайге бесшумно не пройдешь. С нами собаки будут. Значит, пройти можно только по реке. А на реке у меня будет наблюдатель всю ночь.
– Ну, Леня! Ну, силен, бродяга! – Косушка только головой покачал. – Ладно. Завтра утром звоню лесничему, и человек пятнадцать он тебе выделит на облаву на тигра. А остальных бери завтра у Дункая.
– О'кэй! Сейчас отпущу Дункая в Красное и накажу ему, чтобы ждал меня утром. И никаких подробностей. А Зуева пошлю завтра же утром в Бурунгу, чтобы ждал нас к обеду у себя дома.
– Он здесь?
– Да в гостинице. Привез птиц продавать.
– Ну что ж, Леня, желаю удачи! – И они крепко пожали друг другу руки.
16
Как и условились, с раннего утра Коньков забежал в прокуратуру, и при нем Косушка звонил лесничему на дом и попросил егеря и человек десять – пятнадцать рабочих во главе с Зуевым на облаву тигра-людоеда.
Тот ворчал спросонья: "Что еще за фантазия? Ни свет ни заря булгачить народ из-за какого-то тигра. Тоже мне пожар!" – "Петр Афанасьевич, дорогой! – упрашивал его Косушка. – Дело у нас горячее, хуже пожара. Два человека сгинули. Нам нужно прочесать лесную падь на Улахе безотлагательно. Я умоляю тебя, дай мне пятнадцать человек! И немедленно. Иначе придется прокурора просить, в райисполком звонить. Ну зачем?"
Лесничий повздыхал, покряхтел и спросил: "Но завтра ты отпустишь их к вечеру?" – "Раньше отпустим. К вечеру дома будут".
Наконец лесничий согласился выделить и рабочих, и егеря, и три лодки дать, с горючим в оба конца.
Потом Коньков позвонил Дункаю в контору. Тот был на проводе, как дежурный.
– Семен Хылович, можешь собрать человек двадцать на облаву тигра? К обеду! – спросил Коньков.
– С клепки сниму хороших охотников. И лодки подготовлю, – бодрым голосом отвечал тот.
– Ну, молодец! А я приеду часам к одиннадцати.
– Буду ждать на берегу у лодочного причала.
– Спасибо! Еще вот что: скажи Кончуге, чтобы он никуда не уходил. Мы вместе с тобой и с Кончугой поедем к Зуеву… Так и скажи ему. Поедем на его лодке. Заберем Зуева, потом двинемся в Улахе.
– Все сделаю, как надо!
– Ну, молодец.
Зуева Коньков застал в гостинице, еще сонным. Тот был в одной майке и в брюках – собирался умываться. Выслушав, по какому случаю понадобился он Конькову, Зуев сделал удивленное лицо и даже обиделся, что его по таким пустякам отрывают от дела: я, мол, здесь не баклуши бью. Какая облава тигра? Видел я вашего тигра в гробу в белых тапочках. У меня птицы здесь. На кого я их оставлю?
Но когда Коньков прикрикнул на него, он и совсем заупрямился: "У меня начальник есть – лесничий. С ним и разговаривайте". – "Я с ним только что говорил. А теперь вы говорите. Телефон у Агафьи Тихоновны. Звоните ему на дом. И немедленно!"
Зуев сходил в дежурку и вернулся озадаченным и хмурым. "Ну и что?" – спросил Коньков. "Что да почто, – проворчал Зуев. – Мне же кого-то надо найти да оставить за себя. Пока там проволынишься с вами, здесь и птицы сдохнут". – "Ты здесь не околачивайся! – начал терять терпение Коньков. – Оставь кого-либо у птиц и без промедления поезжай в Бурунгу. Жди нас к обеду у себя дома. Я заеду за тобой вместе с Дункаем и Кончугой. Ты в моей группе, понял? И потом все вместе поедем в Улахе на облаву. Заночуем там, на Медвежьем ключе. Все запомнил?" – "Ну". – "Не ну, а так точно. Имей в виду, если не застану дома, под землей разыщу и посажу под стражу!" – "Да вы что в самом деле? – обиделся Зуев. – Или я злоумышленник? Раз меня начальник отпустил в ваше распоряжение, то буду там, где приказано. Что за разговор?" – "Это другой коленкор, – сказал примирительно Коньков. – До встречи".
К девяти часам утра три моторных лодки с рабочими лесхоза и с егерем уже покачивались на речной волне возле затона. Коньков в плаще и в сапогах сел в переднюю лодку и махнул фуражкой.
Затарахтели моторы, и лодки, оседая на корму, стали выходить одна за другой на речной стрежень.
По дороге Коньков договорился с егерем Путятиным, что лодки войдут в Медвежий ключ с интервалом в сотню метров одна от другой и встанут на прикол. Палатки разбивать тут же возле лодок. И ждать приезда остальных. А вечером, когда все соберутся, обсудим, как вести облаву.
Возле села Красного лодка с Коньковым свернула в протоку, а остальные ходом пошли вверх. Дункай ждал его на берегу с целой оравой охотников, а возле мужчин табунились ребятишки, за которыми бегали со звонким лаем собаки.
Не успел выпрыгнуть Коньков из лодки, как удэгейцы, покрикивая на собак: "Га! Га!", стали подтягивать баты, стоявшие на приколе, к берегу и загружать их рюкзаками с продуктами, медвежьими шкурами для подстилок, палатками и охотничьим снаряжением.
Через полчаса пять батов, полные людей, собак и всякой утвари, тарахтя моторами, стали разворачиваться и уходить за лесной остров к невидимой речке вслед за черной лодкой лесничества.
Коньков поднялся на берег. Здесь, кроме ребятишек, Дункая и стариков, на бревнах сидел Кончуга и сосал свою короткую трубочку. Возле него пристроились две собаки, лежал туго набитый рюкзак, из которого торчал ствол карабина.
– У тебя все готово? – спросил Кончугу Коньков, здороваясь.
– Готово, такое дело.
– Тогда в путь!
– Я сейчас домой сбегаю, – забеспокоился Дункай. – У меня там все припасы, – и потрусил рысцой к своему дому, стоявшему за конторой.
Коньков поглядел по сторонам: ни на берегу, ни возле конторы, где стояли бабы, Инги не было.
– Я, пожалуй, тоже схожу на медпункт, – сказал Коньков Кончуге. – Мне кое-что надо сказать Инге насчет Калганова.
– Ходить не надо, – отозвался Кончуга. – Инга сама придет.
– Сюда, на берег?
– Конечно.
– Тогда давай грузиться.
– Давай, такое дело, – согласился Кончуга.
Коньков взял свой рюкзак, карабин, лежавший тут же, и снес их в бат. За ним спустился вниз со своим снаряжением, в окружении собак, и Кончуга. Пока Кончуга укладывал на дно лодки медвежьи шкуры, палатку, рюкзак, собаки сидели тут же, возле воды, и повизгивали от нетерпения.
Показался на берегу и стал спускаться по тропинке Семен Хылович, нагруженный огромным рюкзаком; а за ним в таежном снаряжении – в олочах, в шапочке с накомарником, откинутым на затылок, с рюкзаком за спиной и с карабином в руках – быстро шла Инга.
К лодке она подошла вместе с Дункаем.
– А вы куда собрались? – спросил ее Коньков с нарочитым удивлением.
Инга сперва прошла в лодку, сняла рюкзак и только потом ответила:
– С вами еду.
– Но мы еще к Зуеву завернем, – сказал Коньков.
– Знаю.
Коньков подмигнул Дункаю и с наигранным недоумением в голосе продолжал спрашивать Ингу:
– Как же вы так? Без приглашения? Без разрешения?
Инга ответила угрюмо и с вызовом:
– Приглашать вы меня все равно будете. На допросы! Вот я и решила пойти вам навстречу. И тигр меня интересует – не часто в наших краях людоеды появляются. И стрелять умею. По всем статьям подхожу.
Она уселась поудобнее в самом носу бата, за ней прошел и уселся Дункай.
– Ну что ж, – сказал Коньков Кончуге. – Поехали!
Кончуга крикнул на собак:
– Га!
Они тотчас прыгнули в лодку, и Кончуга стал шестом отталкивать бат от берега.
17
К Бурунге они подошли часа через три. Солнце еще светило мощно, хотя от воды тянуло острой свежестью – предвестником вечерней прохлады. Оставив Дункая в лодке с вещами и собаками, взяв с собой только карабины и патроны, они втроем пошли на заимку Зуева.
Хозяин с хозяйкой встретили их возле забора, у калитки. Настя была в толстой пуховой кофте и в цветном платке – с красными бутонами по черному фону. Зуев стоял в сером пиджачке и в голубой рубахе нараспашку. Всем своим праздничным видом они как бы подчеркивали, что рады гостям.
Но рассмотрев наконец своими близорукими глазами гостей, узнав Ингу, Настя побледнела; как с перепуга, невнятно сказала всем "здрасьте" и, диковато озираясь, стада потихоньку отступать к дому. Зато Зуев пошел навстречу гостям, улыбаясь во все лицо, широко распахнув руки, словно обниматься хотел. Это его показное радушие удивило Конькова, и он подумал, что смена настроения у Зуева, должно быть, неспроста.
– Проходите, гости дорогие, проходите в избу! – говорил Зуев. – Мы уж прямо заждались. И стол давно накрыт. Все остыло.
Возле порога стояла Настя, теперь уже спокойная, и степенно, с легким поклоном, приглашала гостей в дом. Но Коньков заметил, что смотрела она как-то вкось и в глазах ее все еще таился тот первоначальный испуг.
Инга на одно мгновение задержала на ней свой быстрый рысий взгляд, и ноздри ее крошечного носа дрогнули и округлились. "Ну, быть потехе", – подумал Коньков, наблюдая с крыльца за обеими соперницами.
Посреди горницы Зуевых был накрыт стол: белая скатерть, красные помидоры, грибки маринованные, яйца и огромная жаровня с медвежатиной, дышащая еще парком. А по концам стола стояли две бутылки водки, два графина с медовухой и бутылка красного вина в центре.
– Да вы как к свадьбе приготовились, – сказал с усмешкой Коньков. – Только вот кого женить будем?
– А может, поминки собрали? Все-таки человек был вроде бы не чужой, – съязвила Инга, поглядывая на хозяйку.
– Нет, мы без особой цели, – покраснела Настя, пряча глаза. – Садитесь! Дорога дальняя, на воде. Озябли, наверно.
– За сколько часов доберемся до Улахе? – спросил Коньков Зуева, присаживаясь к столу.
– Часа за два, за три. К ночи доедем.
– А вы сами не видали этого тигра? Живым не возьмем его? – спросил опять Коньков Зуева.