Прямые наезды на Женьку не действуют, отвечает легко и бездумно, будто с ребенком в пинг-понг играет: дай - не дам, дай - не дам. К стыду своему, признаюсь, что прямые наезды весьма эффективны при работе со мной. Зубков, покупая себе новый фотоаппарат, старый подарил мне. Конечно, он поостерегся делать это при Мите, да я сам по глупости разболтал. Думаю: старый фотоаппарат, цена ему долларов сорок, обойдется. Все равно Митя никогда не фотографирует из-за бессмысленности этого занятия: если сам нажимаешь на кнопку, то в кадр не попадаешь, а зачем нужны такие фотографии? Узнав, что подарок достался не ему, Митя помертвел лицом. Подумав, он решил:
- Хорошо. Давай двадцать долларов.
- Не понял. Какие двадцать долларов?
- Чтобы мне не было обидно.
- Что тебе обидно?
- Мне обидно, что Женька тебе подарил фотоаппарат.
- Ты что, очумел? А когда тебе дарят - мне что, тоже с тебя деньги брать?
- Женька - мой браток. Чтобы мне не было обидно, ты должен дать мне отступного.
- Иди тынах..!
- Дай мне двадцать долларов отступного.
В страшном исступлении я, как бешеный персонаж Достоевского, швыряю ему двадцатку: неужели возьмешь? Он кротко, степенно берет деньги и задушевно улыбается. Митя на всем протяжении разговора говорит монотонно и торжественно, я - будто мухоморов наелся - ору, истерикую.
Будь я американцем, наблюдающим эту сцену, то интерпретировал бы происходящее так: какая-то пьяная шпана орет, чего-то добивается от осанистого господина, но, получив достойный отпор, возвращает двадцать долларов, уж наверняка у почтенного господина украденные. Какое счастье, что больше этого не будет... (Написал - и взгрустнулось. А все-таки только на двух людей в своей жизни я мог вволю безнаказанно поорать, на свою мать и Митю. И на маму уже не поорешь, немолодая она...)
Зубков познакомил нас со своим приятелем, бизнесменом Володей Сушко, и тот оказался непаханым полем для собирательства. Митя даже переехал к Сушко жить, устроил ему достопримечательность: стоянку собирателя, лежбище, где собиратель харчуется, принимает подарки, пишет картины и сразу продает их хозяину (картины мы писали в Америке именно чтобы денег насшибать, быстро и несколько халтурно - что они понимают, в провинции...). Продажу картин нельзя отнести к собирательству, но без собирательских технологий делать это трудно. Вот пример грамотной работы с покупателем:
Глубокая ночь. Володя Сушко спит в постели с женой, с трудом помирившись с ней после изматывающего скандала. В дверь кто-то скребется - Сушко не отвечает. (Митя изобрел великолепный способ тихонько по двери ногтями скрести, как котик лапкой, очень якобы деликатно.) За дверью кто-то тяжко вздыхает, шумно чешется, но Сушко показывает характер и не реагирует. Митя вползает в комнату, медленно ходит по ней в темноте, пока не натыкается на кровать. Садится на угол, пытаясь понять: где Сушко, а где его жена. Сушко характера не выдерживает:
- Митя, что с тобой?
Митя жарко шепчет, наклоняясь к двум телам:
- Картинушек-то купи!
- Иди спать! И душ прими, что ли...
Митя, распознав, где лежит Сушко, наваливается ему на ноги:
- Сейчас иду... Какие картинушки покупать будешь?
- Завтра поговорим.
- Конечно завтра, что я - зверь, что ли, ночь на дворе... Ты только скажи, какие покупать будешь, чтобы я приготовил... Ценные картинушки у меня...
При работе с малознакомым объектом собирательства возникает такая психологическая интрига: предполагается, что Митя сумел сохранить детскость и непосредственность, а как такого милого обидишь? Если объект собирательства не так наивен, он чувствует неловкость и чисто эстетическое смущение оттого, что у Мити не совсем получается изображать ласкового, первозданного ребенка, - но прекратить выклянчивание можно только откупившись. Таким образом, во всех случаях схема срабатывает - если правильно выбраны время и обстановка. В приведенном примере обстановка идеальная: отступать Владимиру Сушко некуда. А вот как используется фактор времени.
На следующий день Митя и Володя Сушко выходят из дома с сильным опозданием - не получается на скорую руку торговать ценными картинами. В витрине магазина одежды Дмитрий Шагин замечает роскошную кожаную куртку, косуху совершенно немитьковскую.
- Стой! - застывает Митя, пораженный ее наглым великолепием. - Зайдем глянем.
- Некогда, Митя, завтра зайдем.
- Минута ничего не решает.
Митя заходит в магазин, сопя, щупает косуху:
- Ну косуха, прямо на меня... Но и стоит реально, под тысячу... Значит, шмудак реальный. Так это и недорого за такой шмудачище? Бесплатная раздача...
- Ну, посмотрел и пошли.
- Ох, шмудачище матерый...
- Митя, посмотри на часы! Неудобно, ждут!
- Нет, ты глянь! Бесплатно выбросили косуху в продажу! Ах ты и косуха... Вот какие косухи бывают...
- Пошли...
- Косушечка ты моя...
- Митя, опаздываем!
- Сейчас... Дай ты хоть глянуть на косушечку мою, хоть рядом постоять с моей косушкой...
- Ну купи, коли так нравится.
- На что?
- Как "на что" ? Ты только что получил... долларов за картины! (Не знаю, сколько именно: коммерческая тайна, а врать не буду.)
- Во-во! Приеду, значит, домой, детки плачут: папа, папа, дай хлеба! А я им: нету хлеба никакого и не будет, ваш папа косуху купил!
Сушко, который слышит про деток с их хлебом впервые, потрясен трагизмом ситуации. Митя чувствует, что дожимать надо резко и именно сейчас, в цейтноте. Он обнимает косуху, вытирает ею лицо, так что продавец магазина одежды вскакивает со своего места и напряженно ходит вокруг. Дмитрий Шагин задушевно обращается к продавцу:
- Эх, будь у меня такая косуха!.. Братки ведь как должны? Братки друг другу помогать должны. Вот если бы мне браток подарил такую косушку, то уж я тогда ему, не сомневайся...
Продавец, не владея русским языком, с вопросительной тревогой смотрит на Сушко, который уже понимает, что единственный способ уйти из магазина - это уйти с косухой.
- Митя, я очень тебя прошу: пойдем, мы сильно опаздываем. Завтра зайдем, там видно будет.
- Подожди... Куда мне идти без нее, без косушки родной... Идти, плакать... А если кто мне купит косушку родную... Сторицей тогда, по гроб жизни... А детки-то как рады будут...
Вскоре сияющий Митя выходит из магазина в этой совершенно бандитской косухе, оставив для детской непосредственности ценник болтаться на спине.
Эх, побольше бы такого собирательства! Ювелирная работа - и все участники довольны. Митя рад. Продавец магазина доволен, что Митя не даром распугивал покупателей. У Сушко теперь на год есть чем потешать друзей-бизнесменов за ланчем. (А я просто счастлив - Митя ездит с Сушко на машине и мне не нужно оплачивать его проезд на метро.) Такое собирательство можно обозначить: "нести людям радость".
Осчастливленные объекты собирательства пишут благодарственные статьи.
27. Наталья Козлова: "Молодые художники Москвы и Ленинграда"
Статья на две газетные полосы, причем большая часть - благодарность за красивое собирательство в веселых условиях перестройки, январь 1989 года.
(Странное время: денег навалом, а товаров никаких, ни за какие деньги - ни шмудаков, ни книг, ни одежды. Подрамник для картины ценился почти как сама картина.
Первый шмудак, кассетный магнитофон, оказался у Фила. Какая-то иностранка купила у него картину за 150 рублей, что и само по себе неплохо, но Фил, не будь дураком, сказал: "Тебе-то все равно, рублями или долларами платить, пошли в "Березку", купишь мне магнитофон за сто пятьдесят рублей". Вообще-то даже иностранка могла бы только посмеяться над такой наглостью, если бы не очарование личности Андрея Филиппова. Ведь валютные 150 рублей - это почти 250 долларов, то есть тысячи полторы обычных рублей, а кассетный магнитофон не купишь ни за сколько рублей, это абсолютная ценность типа "Джоконды", цены не имеет.
Фил и относился к магнитофону, как к "Джоконде". Ходил с ним везде, а музыку слушать не давал - нельзя на шмудаке советскую пленку крутить, а заграничную где взять? На Фила обрушились репрессии, да и из директоров его тогда поперли: не по чину взял! Шутка ли: получить за картину, пусть самую лучшую, кассетный магнитофон, когда старшие товарищи всей жизнью своей не заработали на кассетные магнитофоны. Хорошо хоть не двухкассетный...)
Вот что Наталья Козлова считает нужным сообщить о группе художников "Митьки":
Сейчас митьки стали известными художниками. Их картины скупают коллекционеры. Приобрел картины митьков и когда-то отнесшийся к ним без всякого интереса и с легкой иронией Русский музей. Художники в группе "Митьки" похожи и не похожи друг на друга. Митя Шагин пишет наивные, очаровательные акварели. Поначалу он заимствовал что-то у своего отца, но постепенно приобрел собственное лицо. Митя - серьезный и интересный художник. В острой, иногда даже злой манере пишет картины другой участник группы - Флоренский. <...> Познакомившись с директором кооператива "Ариадна", я попросила ее свести меня с митьками. У меня было жгучее желание привезти в Нью-Йорк (своему собственному митьку, сыну Мите) хоть какую-нибудь акварельку Шагина или другого митька.
Описать мою встречу на следующий день с Митей Шагиным очень непросто. Он пришел на выставку в Гавани - огромный, плотный богатырь. <...> Чтобы понять, с чего начался наш разговор, надо вас познакомить с некоторыми словами из совершенно нового словаря митьков
Знаете ли вы, например, что значит слово "дык"? А оно в лексиконе митьков может заменить весь словарь русского языка. "Дык!" - восхищение, выражение восторга перед кем-нибудь или чем-нибудь. "Дык?" - за что, почему же так обижают бедного митька или его друга. "Дык" с многоточием - признание собственной вины или ошибки, извинение.
Я знала, что через несколько дней после моего отъезда из Ленинграда, перед закрытием выставки в Гавани, состоится аукцион. Зная, что на нем будут продаваться какие-то работы митьков, я спросила, не может ли Митя мне что-нибудь предложить. Митя сказал свое любимое "дык". И я пока не понимала, что оно означает. Потом выяснилось, что деньги Мите не нужны, но зато нужен двухкассетный магнитофон. "Дык, - подумала я, - а где же его можно здесь купить? Мы же не в Нью-Йорке на 23-й улице". Митя увидел мою растерянность и напомнил про то, что недалеко от Гавани есть магазин "Березка".
И тут началась маленькая пьеса, в результате которой выяснилось, что словечки "дык", "убой", "сестренка" - это всего лишь игра, а Митя Шагин остается сыном интеллигентных родителей. Ему, как и всем, не хватает в жизни хороших книг, и прежде чем в "Березке" идти в отдел электроники, мы провели не меньше часа в книжном отделе, и Митя жадно накладывал в корзину дефицитные книги, которые невозможно купить в магазинах на простые советские рубли.
330
Роман с "двухкассетником" кончился ничем, потому что в "Березке" не брали "Америкэн экспресс", вернее, на карточку можно было взять что-то уродливое и бесконечно устаревшее за 295 валютных рублей (это больше 400 американских долларов). Другие модели двухкассетников продавались только за наличные, которых у меня не было.
Как маленький капризный ребенок, стоял рядом со мной предводитель митьков Митя Шагин и очень хотел, чтобы я ему купила этот допотопный, нескладный агрегат. Даже продавщица поглядывала на этот огромный магнитофон с некоторым смущением и извинялась за то, что другие продать не может - поступило такое распоряжение, вот оно висит на стене.
Митя Шагин не хотел поверить, что во всех "Березках" придерживаются тех же правил, и просил меня встретиться с ним назавтра утром около другого магазина, где, он уверен, так жестоко не поступают. "Дык, - говорил расстроенный Митя, - до завтра", а на прощанье он протянул мне бумажный мешок, в котором оказались картины, отобранные для меня.
Висят у меня в гостиной по соседству друг с другом две картины. Небольшая акварель (пейзаж) Мити Шагина и маленький шедевр (по моему и не только моему мнению) "Мост через Фонтанку", картина, написанная маслом Владимиром Шинкаревым. Еще одну прекрасную картину Шинкарева я подарила сыну. Мрачный темно-зеленый фон и черные очертания деревенских изб. Никакого просвета - глушь и пустота... Внизу на картине написаны слова: "Дай... Бери все..." ("Новое русское слово", 4.04.1989 г.)
Далее статья Натальи Козловой повествует о других художниках Москвы и Ленинграда, умалчивая о том, сколько Митя в итоге взял за две ходки в "Березку", всего-то отдав акварельку да две мои картины, которые ему, прямо скажем, ни к чему. Представления не имею, почему они оказались у Дмитрия Шагина. Он их не украл, конечно; просто - оказались. Безалаберные годы, картины валялись где попало. Да и сейчас в Митиных ставках попробуй найди затерявшуюся работу. Многие куда-то пропали.
Да, а книги Митя не только собирает, но даже покупает. Он рассказывал: "Так иногда грустно станет, что образования нет, хочется книгу какую-нибудь умную купить. Иду в магазин, покупаю самую умную, "Самопознание" Бердяева. Прихожу домой, ставлю книгу на полочку и вижу, что я ее уже покупал. Самое обидное, что и в следующий раз забываю, и снова покупаю это "Самопознание". Знать бы хоть, о чем там..."
Мне случалось поступать еще круче, я за одно посещение магазина сразу купил две одинаковые книги, причем дома уже стояла одна. Это были "женский" и "мужской" варианты "Хазарского словаря" Павича, которые ничем, кроме оформления обложки и одного абзаца текста, друг от друга не отличаются. (Я прочитал эти две книги Павича и только во второй заметил ценную мысль: "Чтобы какое-либо сообщение услышали, его нужно повторить". Да, придется так и делать. К тому же все описанные ситуации повторялись сотни раз - намекнуть на это парой повторов можно.)
Но это странно для нынешнего времени, а в начале 1989 года, если бы в магазине вдруг выбросили "Самопознание" или "Хазарский словарь", то люди хватали бы их пачками, сколько дадут. Книги - это был реальный капитал, самое ценное имущество.
Тогда у Мити вдруг появилось громадное количество книг, я просто остолбенел, увидев. Целые полки западных издательств: "Ардис", "ИМКА-пресс". Три года назад, в 1985-м, за такие книги сажали. Сокровище! Новехонькие страницы из плотной белоснежной бумаги отделялись друг от друга с хрупким потрескиванием - нечитаные, никто еще не переворачивал эти страницы.
- Ты не чушкуй их особо-то, - недовольно заметил Митя, - чего их листать? Все на корешке написано... Шестов... Философ такой. "На весах Иова".
В молодости мне довелось прочитать оказавшую совершенно наркотическое действие "Sola fide" Шестова, и теперь до смерти хотелось почитать "На весах Иова", что представлялось наркотиком следующего поколения. Так ведь не даст... На такой случай про Митю есть хорошая поговорка для внутримитьковского употребления (не он ли сам ее придумал?): "Что заюшке в лапки попало - то, считай, п...ц". А может, и я придумал. Или Флоренский? Ну, не помню, будем считать - митьковская народная мудрость. (В данном случае под "заюшкой" не подразумевается "кто-либо больной, замученный или беспробудно пьяный", как в "Толковом букваре", эта народная мудрость воздает должное вкрадчивости, мягкости манер именно Дмитрия Шагина.)
- Митя, откуда это все?
- Понятно откуда: достал.
- Как достал?
- Поднатужился и достал, уметь надо.
- Митя, я ничего у тебя не попрошу, не бойся. Одну книгу только дай на три дня: вот эту, "На весах Иова". Читать буду в белых перчатках, дышать не буду.
- Не могу.
- Митя, товарищ дорогой, дай, а? Она же тут не самая ценная...
- Дал бы, да не могу.
- Почему?
- Невыносная книга...
Я начал "Конец митьков", походя бросив, что, мол, Митя не самый большой мастер сказать ярко и образно. Нет - может, когда надо; и еще будут примеры. Я не сочинил, это подлинное его выражение: невыносная книга. Красивое и исчерпывающее объяснение. Рад бы дать, отчего не дать братку, да вот, к сожалению, природа книги такова, что она невыносная, так что о чем тут толковать?
Годы спустя я узнал происхождение этих книг. Это Коля Решетняк, наш товарищ из Нью-Йорка, прислал Мите несколько ящиков книг с письмом: "Раздай всем браткам; если чего не хватает - пришлю еще". Коля мог слать и слать, он на службе имел возможность отправлять эти посылки бесплатно. (Решетняк внес поправку: он не "имел возможность", бесплатная рассылка книг составляла его служебную обязанность.) Лет через пять Коля и мне послал книг, и "На весах Иова" прислал, да дорого яичко к Христову дню... Пошли совсем другие времена, не до Шестова стало. Так до сих пор и не прочитал.
28. Митьки и Винни-Пух
Мой знакомый, Сережа Архипецкий, которому я дал почитать только что написанную главу "Собирательство", отозвался:
- Да, смотри-ка, я и не знал, что Митя настолько интересный человек...
- Чем это?
- Понимаешь, я-то всегда заставал, когда он говорит одно и то же, скучновато... Типа добрый очень. А как он, оказывается, тонко умеет сказать: когда косуху выпрашивал, картины продавал.
- Так это литература.
- Вот я и говорю: жаль, не довелось видеть, когда он так красиво дело ведет.
- Сережа, ты что? Я сейчас, при тебе это написал! Ты думаешь, у меня на диктофоне все записано? Я у Сушко под кроватью с диктофоном прятался?
- Ну... Не знаю, а тогда...
- Я спросил у Сушко: откуда у Мити косуха взялась? Он отвечает: заволок в магазин, заставил купить - это всё, что я знаю достоверно. Остальное, все эти разговоры - смоделированы. То есть, ну как... В сущности, он такой... Но это - мой Митя, я так и пишу: "Характер у моего Дмитрия Шатана хороший".
Архипецкий поскучнел:
- Да, действительно.
Конечно неинтересно - а, просто выдумал... Но и я хорош: предупреждаю, что сухо излагаю факты, а сам опять засунул Дмитрия Шагина в мир художественных образов. Там жесткие законы; чтобы персонаж существовал, он должен быть интересен и обаятелен, пусть отрицательным обаянием, иначе его нету. В реальном мире формула существования не так проста. С картезианским "мыслю, следовательно, существую" - это еще сильно поспорить можно, вот Кьеркегор отстаивает "верую, следовательно, существую"; Шопенгауэр, конечно, предпочтет "страдаю, следовательно, существую". Для художественного персонажа формула однозначна: интересен, следовательно, существую.
Книга "Митьки" слишком тесно связана с реальностью, как в запутанном фантастическом фильме - "Матрице", "Газонокосильщике". Только что имел в виду реального Митю, глядь, а это уже художественный персонаж Митя, причем реальный Митя много лет утверждает, что художественный персонаж Митя - это и есть самый реальный Митя.
Бывает, что артиста в народе начинают называть именем его основного персонажа: "Мухомор", "Дукалис", "Ихтиандр", "Ошпаренный". Артист, когда входит в роль, действительно способен пожить жизнью своего персонажа, подумать за него. Но я сомневаюсь, что, например, артист Юрий Кузнецов охотно откликается на кличку Мухомор или требует себе привилегий полковника милиции, - нет, он отчетливо знает разницу между собой и Мухомором.