Через три месяца Рут могла разделать мертвую свинью на окорока, отбивные, грудинку, бекон, голени и филе. Она научилась извлекать печень, сердце, легкие и все, что кроется под волосатой шкурой, а также обрубать копыта, половые органы, уши и рыло, отрезать щековину. Иными словами, Рут Поняла, как свинья (раньше это было просто животное, разгуливающее по ферме) превращалась в набор лакомых кусков, ожидающих сковородки.
Мясник, будучи человеком деловым, брат с нее плату за обучение: Рут мыла, скребла, убирала и вообще делала все, что велели хозяева, так что иногда ее ножи по две недели не видели свежего мяса. Ах да, и вот еще что: ни один мясник никогда не поделится своим самым тайным и сокровенным умением, особенно с молодой женщиной, готовящейся открыть собственное дело. Нет, ни за какие сокровища мира он не выдаст рецепта колбасы. Колбаса – не еда, а неприкосновенная святыня, и мясник тут же разорится, если выдаст ее секрет. Подозреваю, он не посвящает в него даже жену, и на то у меня есть доказательства, которые я приведу чуть позже, когда будет уместно.
За месяцы обучения Рут крепко подружилась с женой хозяина. По отзывам соседей, та была добрейшая душа и обладала завидной йоркширской волей. Так случилось, что эта женщина уже давно подумывала о собственной лавке, и хотя магазинчик ее мужа располагался в городе, она заметила, что в долине становится все больше фабрик, а значит, растет спрос на всевозможную снедь. Стало быть, имеет смысл открыть небольшую лавочку и торговать недорогой продукцией: беконом, требухой, щековиной, жиром, костями и кровяной колбасой. Мясничиха охотно поделилась работой с Рут, а та, естественно, была более чем счастлива найти такую товарку. Две женщины обосновались неподалеку от гостиницы "Полная чаша", и скоро их дело начало процветать.
Они быстро развивались и уже начали печь пироги и делать собственную ветчину, рецепт которой, разумеется, взяли у мясника, но сам мясник (пусть и восхищенный успехами жены) строго-настрого запретил им продавать колбасу. Колбаса обеспечивала ему основной заработок, и вполне понятно, что он боялся падения продаж, хотя две лавки находились почти в миле друг от друга. В конце концов милостивый супруг поддался на уговоры жены, однако снабжал ее лишь второсортным фаршем, что нередко приводило к семейным раздорам.
Не буду описывать в подробностях общее дело двух женщин, скажу только, что Рут хорошо справлялась со своими обязанностями в лавке, которая вскоре стала неотъемлемой частью жизни многих рабочих, с утра до вечера трудившихся на окрестных фабриках. Немного резкая в обращении с людьми, она постепенно превратилась в приятную серьезную женщину, в чьей компании всегда бывает уютно без видимых на то причин. Мясная лавка приносила скромный, но стабильный доход. Пятнадцать лет спустя имена обеих женщин были на устах всей долины и Клекхитона.
Компаньонка Рут была старше нее и к тому времени слишком утомилась, чтобы лелеять честолюбивые помыслы. Сама Рут тоже была в зрелом возрасте и теперь управляла лавкой. Однажды она решила немного развеяться и отправилась в Лидс, чтобы прикупить хорошей одежды (ей хватало денег на дорогие вещи, но надевать их было некуда: в церковь Рут не ходила).
Она приехала в большой город и восхищенно уставилась на широкие торговые улицы, на людей в приличных пальто и шляпах и в целом осталась высокого мнения о Лидсе, где прежде никогда не бывала. Однако нельзя сказать, чтобы город ее околдовал. Рут не испытывала того трепетного благоговения и острого желания вернуться, какое порой возникает на новом месте. Вскоре она потеряла интерес к покупкам и не видела особого смысла в скитаниях по многочисленным магазинам, ведь между ними не было никакой ощутимой разницы.
Но потом Рут свернула за угол и почувствовала знакомый запах: запах румяной корочки. Долгие годы она вставала на рассвете и пекла мясные пироги, которые со временем стали очень популярны в округе. Запах этот отпечатался у нее в сознании, и теперь у Рут закружилась голова. Ей почудилось, будто она мгновенно перенеслась во времени и пространстве или того хуже: лавка тащилась за ней всю дорогу от самого Гомерсаля точно кандалы на ноге заключенного. Придя в себя, Рут двинулась на запах, немного отличающийся от известного ей: он был слаще, солонее, жирнее, мяснее, словно бы все ароматы ее лавки, жаркие и аппетитные, начиная с бекона и заканчивая подгоревшей корочкой на пироге с бараниной, смешали в одно и пустили по ветру.
А доносился он из булочной Эвансов. На крошечной витрине ровными рядами, точно солдаты, лежали золотистые пироги. Заднюю стену украшал длинный плакат:
Пироги со свининой! Лучшие пироги в стране!
Всегда свежие! Свинее не найдешь!
Пироги со свининой? Рут никогда о таких не слышала. Во все века главным продуктом мясных лавок были пироги с говяжьими или бараньими обрезками. Последние особенно полюбились народу, потому что долго хранились. А свинина… какой же пирог из свинины? Какой кусок можно взять для начинки? От рыла до огузка свинья вся шла на еду. Может, они положили печень или щековину? Уши или кишки? Что же именно?
Был только один способ узнать – войти в лавку и купить пирог. Внутри было все еще тепло от печи, и Рут пришлось заплатить вдвое больше за обычный мясной пирожок, но она списала это на городские цены. Продавец (он же хозяин магазина, мистер Эванс) был чрезвычайно похож на создание, мясом которого здесь торговали: большой расплющенный нос, красные откормленные щеки со щетиной и легкий намек на хрюканье перед каждым словом. Видимо, он питался исключительно свининой. Мистер Эванс что-то весело пробормотал, принимая заказ, и с таким видом вручил Рут бумажный пакетик, точно внутри был истинный восторг, нечто такое, что нужно холить и лелеять, как собственное дитя. Ее захлестнул густой мясной запах, и Рут как можно быстрее выскочила из лавки, раздумывая, что теперь делать с пирогом. Однако на улице она заметила: несмотря на отталкивающий дух, магазин явно не страдает отсутствием покупателей. Те, кто выходил, сразу же вгрызались в румяную корочку, погружая головы в бумажные пакеты, словно боровы в поисках трюфелей.
Рут нашла скамейку и присела. Осторожно развернув бумагу, она полюбовалась блестящей запекшейся корочкой. Эта корочка притягивала взгляд и подстегивала воображение, которое тут же пускалось в сладкие ненасытные фантазии. Рут никогда еще не видела такого красивого и соблазнительного пирога. Она поднесла его к лицу и глубоко вдохнула богатый аромат теплой жирной свинины, сдавила тесто, еще твердое и хрустящее снаружи, но мягкое внутри. Откусила маленький кусочек. Она жевала медленно, как истинный знаток. Сначала раздался пленительный треск, затем в рот просочился вкус пряной свинины. Рут жевала все быстрее и быстрее, держа пирог наготове у самых губ. Откусила еще, уже ни о чем не думая; влажные крошки посыпались на ее лучшее пальто. Вскоре от пирога осталась четвертинка. Она сжимала ее липкими пальцами, покрытыми теплым, блестящим на солнце мясным соком. Рут решила оставить эту четвертинку, чтобы дома попытаться воссоздать рецепт. Значит, вот где будущее – в пирогах со свининой! Но устоять было невозможно. Лакомый кусок сиротливо лежал в бумажном пакете – дразнящий след былого наслаждения. Он укорял и манил одновременно, и Рут не выдержала этого натиска. Она вгрызлась в пирог, успокаивая себя мыслью, что ей хватит и восьмой части, и даже нескольких крошек, чтобы испечь точно такой же. Чем больше она ела, тем тверже становилась ее уверенность в собственной памяти. И вот на дне пакета остался жалкий кусочек теста размером с ноготь. Рут быстренько смяла бумагу, чтобы не съесть и его.
Несколько минут она сидела без движения, напрасно пытаясь определить состав пкрога. Итак, в чем же секрет этого восхитительного вкуса? Может, в беконе? А тесто? В него добавили свиной жир? (Судя по пятнам на бумаге – да.) А специи, душистые травы? Нет, это что-то невиданное. И в тот миг, после долгих и упорных раздумий, Рут ощутила глубокое удовлетворение: чудо, что человек вообще сотворил такой пирог. И раз уж он есть на свете, причем в Лидсе, стало быть, его сотворили специально для нее. Руг развернула бумагу и ссыпала крошки в рот.
Затем она вернулась в лавку, купила еще шесть штук и без промедления села в поезд. Лишь героическим усилием воли ей удалось привезти в Клекхитон два пирога.
Два года спустя в нашу долину Спен приехал Вильям Уолкер. Разумеется, тогда еще никто не догадывался о важности его приезда, но он все равно приехал – воистину эпохальное событие для Гомерсаля, и сегодня никто не станет с этим спорить. Хотя я, к примеру, судить не берусь, ибо в те дни произошло немало всего эпохального.
Как бы там ни было, можно с уверенностью сказать, что одной из первых его находок в наших краях была лавка напротив гостиницы "Полная чаша" – Мекка пирогов со свининой. Его коллеги по работе впадали в мечтательный бред при упоминании лакомства и всякий раз советовали посетить мясную лавку, будто бы от этих слов вновь ощущали незабываемый вкус последнего пирога.
В понедельник днем Рут приехала в Лидс и разрезала пироги на сотни кусочков, а каждый кусочек поделила на четыре части: хрустящая корка, мягкое тесто, мясной сок под ним и свиной фарш. Она даже сковырнула с корочки блестящий слой, пытаясь угадать его точный состав. Методом бесчисленных проб и ошибок, после восторга первых побед, когда заветный аромат хлынул из печи, и после очередной неудачной партии Рут наконец-то узнала все необходимое, и наступил тот миг, когда ее пироги были готовы к продаже. Между первозданным рецептом и ее собственным была лишь одна разница (люди старой закалки назовут ее кощунством): Рут пекла пироги в жестяных формах, потому что иначе не умела. Согласно же древней традиции, пирог нужно было "воздвигать" руками вокруг деревянной основы. О последнем методе и по сей день ведется множество споров, поэтому чем меньше мы о нем скажем, тем лучше.
В западном Райдинге народ привык жить по давно устоявшимся традициям, и когда в витрине мясной лавки появились, вероятно, лучшие в северной Англии пироги со свининой, сначала их никто не брал. Через несколько дней объявился первый покупатель. Юноша ехал на работу и взял пирог случайно, не обратив внимания на начинку. Через две минуты тот же самый юноша ворвался в лавку и заказал второй; он купил бы больше, да деньги кончились. Его восторженных отзывов оказалось достаточно, чтобы убедить трех-четырех коллег поужинать новыми пирогами Рут Кент. С того дня желающих стало так много, что Рут пришлось отказаться от другой выпечки. Иначе она просто не справлялась с наплывом покупателей.
Когда через два года Вильям Уолкер приехал в Клекхитон, он понял, что очутился в подлинной святыне этих пирогов. Другой святыней был Мелтон Мобрей, где впервые догадались запечь свиной фарш в тесте. Понятное дело, сначала люди косо поглядывали на кулинарную новинку, и лишь через несколько лет такие пироги стали одним из любимейших блюд нации.
До приезда в Клекхитон Вильям никогда не пробовал этого блюда. Он был родом из Бингли, городка, имеющего с нами давние связи: единственный ослик тащил всю пряжу из Гомерсаля до Бингли (а это около десяти миль) и обратно. Обычно ослом правил Шустрый Джо, который славился на всю округу своей медлительностью и сердобольным отношением к животным. У нас говорили: "Плетешься, как Шустрый Джо", подразумевая, чтобы вы поторапливались.
Итак, Вильям Уолкер прибыл в долину, снял убогую комнатушку и устроился инженером на шерстяную фабрику в Клскхитоне, хотя, по общему мнению, заслуживал куда большего, потому что был человеком безмерного таланта и доброй души.
Клекхитон – важный, но небольшой городок, поэтому неудивительно, что Вильям скоро попал в магазин Рут, где сразу пристрастился к ее пирогам, да так, что стал заходить по два раза на дню. Он был низкого роста, плотный, с лицом что полная луна, румяный и улыбчивый. Казалось, Вильям всегда радовался даже сущей безделице. Рут смотрела на это круглое лицо и живот и представляла, что если посильнее надавить на голову, то Уолкер завертится и засвистит точно юла. Но в то же время она была очарована. Всякий раз, вручая ему пирог, Рут любовалась его причмокивающими губами и пальцами, в сладком предвкушении ласкающими хрустящую корочку. Сам он тут же начинал пританцовывать, словно только что получил сундук, доверху набитый драгоценностями. А уж как он любил поговорить о пирогах! Какая вчера была корочка! А какая сегодня вкусная начинка! Сердце Рут неизменно замирало в груди, когда этот круглый, вечно смеющийся человечек так и сыпал радостными и беззаботными комплиментами.
А пироги становились все лучше и лучше. Она отдавала себе в этом отчет, потому что со временем их стало попросту не хватать. Через три года после судьбоносной поездки в Лидс витрина лавочки была завалена пирогами, и Рут пришлось сбросить балласт, отказаться от требухи и бекона. Теперь каждый свободный дюйм пространства был заставлен подносами – они громоздились друг на друге по семь-восемь штук. Люди покупали пироги с пылу с жару; точное время выпекания было известно каждому, и окрестные мастерские даже устраивали обеденный перерыв так, чтобы рабочие успели пораньше встать в очередь. К закрытию магазина они сметали все подчистую. В семь-восемь часов вечера, когда фабрики прекращали работу, толпы голодных обрушивались на мясную лавку. Они толкались и вставали на цыпочки, чтобы посмотреть, сколько пирогов еще осталось. Кое-кто, завидев у прилавка знакомого, кричал, чтобы тот захватил пирог и ему. Некоторые владельцы фабрик регулярно делал и крупные заказы и посылали конюхов сразу за дюжиной, и хотя Рут отличалась благоразумием, все же она не отказывалась от заманчивых предложений и часто распродавала последние запасы на глазах у озверевших трудяг.
Вильям жил рядом с магазином и всегда заходил в спокойные часы. Благодаря должности инженера его рабочий график был относительно свободным. Говорят, для фабриканта нет большего счастья, чем инженер без дела: это значит, что все идет своим чередом и без заминок. На фабрике Хитона, куда устроился Вильям, занимались изготовлением шодди – дешевой ткани из переработанных лохмотьев и ветоши. Место, что и говорить, не престижное, поэтому ходили слухи, будто раньше Уолкер был гениальным изобретателем, а Хитон подобрал его, когда тот терпел нужду. На самом же деле все было куда прозаичнее. Вильям овдовел. Его жена умерла, родив мертвого младенца. Оставшись без семьи и получив рекомендательное письмо от прежнего хозяина, он покинул родные края в поисках новой жизни. Хитон с радостью принял талантливого инженера, на чем и закончились его скитания. В 1848-м, когда Вильям отведал первый пирог со свининой, он был одинок уже больше года.
К тому времени между мясником и его женой возникли серьезные противоречия. Сначала они вздорили из-за упомянутой колбасы: за годы совместной жизни им не удалось решить этот спорный вопрос, который неизменно приводил к размолвкам. Рут была не в силах помочь подруге. На ней по-прежнему держался весь магазин, где она поняла, что будущее – в пирогах со свининой. И пока ее товарка отстаивала право на колбасу, Рут делала свое дело. Через несколько лет в долине не осталось человека, который бы не признавал, что пироги миссис Кент – лучшие в округе, а корочка – вне всякого сравнения. Корочка эта жива в памяти тех, кто хотя бы однажды ее попробовал. Аппетитная, не слишком жирная; нежный хруст распадался на языке восхитительными хлопьями; мягкая и белая внутри, она пропитывалась мясным соком, а в этом уютном гнездышке покоился свиной фарш. Конечно, людям свойственно нахваливать пироги, которые пекут в их родной деревне, потому что хороший пирог запоминается на всю жизнь – такова его природа. Но выпечка Рут Кент – исключение. К тому же с годами она становилась лучше и лучше, все партии были удачны, и популярность лавки неумолимо росла. Обеим женщинам это приносило приличный доход, но жена мясника быстро старилась из-за вечных перепалок с супругом, пока оба не утомились настолько, что окончательно ушли от дел и провели остаток жизни в спорах о свинине. К тому времени Вильям Уолкер стал постоянным покупателем в мясной лавке, а Рут целыми днями пекла пироги и все реже думала о чем-то другом.
Однажды, сразу после обеда, когда рабочие обыкновенно возвращаются на фабрики, Вильям заглянул в "Полную чашу" пропустить кружечку пива. Он был у стойки один и все прокручивал в уме фразу, которую придумал еще утром, а к обеду довел до совершенства. Вильям так ее заучил, что, когда бармен предложил ему еще пива, он не раздумывая ответил:
– Может, ты не прочь прогуляться, скажем, в воскресенье…
Тут он осекся. Возникло неловкое молчание, и мужчины медленно подняли глаза друг на друга.
– Я хотел сказать… – начал Вильям, но он понятия не имел, что хотел сказать.
– Еще? – повторил бармен и, не дожидаясь ответа, стал наливать пиво в его кружку. Они пристально наблюдали, как тонкий слой пены поднимается над коричневым элем. Вильяму здорово повезло: его блестящее предложение так изумило бармена, что через минуту тот позабыл точную формулировку, и теперь оба лихорадочно рылись в памяти.
– Я об охоте, – наконец выдавил Уолкер.
– А, нуда, нуда, – затараторил бармен. – Конечно же, охота!
– У вас тут кролики водятся?
– О да! Как раз по воскресеньям их стреляем! – Бармен был страшно рад удачному выходу из положения и даже не подумал, что ружья у него нет вовсе, капканы последний раз он ставил в пятнадцать лет, да и вообще мало кто нынче ходит на охоту.
– Ну, – сказал Вильям, – тогда постреляем как-нибудь!
– Ага, постреляем.
– Твое здоровье!
– Твое здоровье!
И он быстренько скрылся в задней комнате.
Вильям поднес кружку к губам. Капля пота скатилась по его лысине, набрала скорость на побагровевшем лбу, свесилась с кончика носа и булькнула в пиво. Он оглядел бар, нимало не сомневаясь, что все посетители его услышали. Но в зале никого не было. Тогда Вильям стал пить.
После третьей пинты он направился в мясную лавку. Уолкер сунул незажженную сигару в зубы (он терпеть не мог табачного дыма, но сигара должна была произвести впечатление на Рут). Затем немного постоял у двери, разгладил пиджак, убедился, что подтяжки не перекрутились, и принялся старательно заправлять рубашку в брюки. Однако пиво лишило его точности движений, поэтому он ввалился в лавочку, все еще пряча хвост рубашки и неуклюже извиваясь.
– Господи! – воскликнула Рут, которая наблюдала за его забавными приготовлениями из окна. – Куда ты так вырядился?
– Если ты не прочь… то есть… если ты можешь… воскресенье… будет время в воскресенье… если погулять… ну, понимаешь… мы могли бы…