* * *
Нине понравилась комната, в которую хозяин провёл её по узкому длинному коридору: красиво убранная, чистая, с двумя большими окнами, с широкой кроватью, с большим зеркалом в массивной резной раме из дерева, платяным шкафом и с мягким ковром на полу. Ковёр особенно порадовал Нину. Она любила ковры на полу, любила с тех пор, как однажды в десятом классе попала домой к одной своей однокласснице и ощутила стопами мягкость ковра, устилавшего пол в комнате, куда была приглашена. В тот день, как-то пришлось к слову, одноклассница проронила, что ковры на стенах – это мещанство, сейчас модно стелить ковры на пол. Но у Нины с матерью был всего один ковёр, который висел уже лет двадцать на стене над кроватью матери, и та ну никак не соглашалась снять его и постелить на пол.
– Тут, – Зияд широким взмахом руки как радиусом очертил комнату, – вы, Ниночка, будете жить. Живите, сколько вам захочется. Отдыхайте. У нас солнце, море, фрукты… Напротив, – указал на дверь рукой, – душ, всегда помыться можно. Там, – махнул рукой налево, – веранда, сад. Располагайтесь.
Говоря всё это, Зияд наблюдал за Ниной, и понимал, что ей всё нравится тут.
Минут через пять-семь Нину пригласила Мадина. Пригласила без особого расположения, как показалось Нине. Она буркнула с непонятной интонацией "пойдём, красавица", махнула приглашающе рукой, и, не дождавшись вопроса Нины, развернулась к ней спиной и пошла. Нина поспешила за Мадиной. Пришли на веранду. Мадина усадили Нину на диванчик за невысокий круглый стол, накрытый яркой скатертью, уставленный фруктами и восточными яствами и куда-то, ничего не сказав, поспешно удалилась. Посредине стола стояла бутылка с домашним вином, рядом – два фужера из красного стекла. Нина, почти ничего не евшая в дороге, при виде печёностей и фруктов почувствовала голод, но Мадина ей ничего не предложила, и, учитывая, что фужеров на столе было два, Нина ждала, что кто-то сейчас подойдёт ещё. Прошло минуты три, за которые Нина сумела осмотреть убранство веранды, ей показалось, всё тут было устроено очень мило, чуть ли не сказочно: пестрота ковров, устилавших пол, цветов, засаженных в длинных коробах вдоль всего периметра внешней стены веранды, необычно яркая белизна стен, большущий экран телевизора на стене, какой Нина видела только в стоматологической поликлинике, где работает её подружка Зинаида, этажерка на витых ножках с какими-то красивыми безделушками на полочках, коврик на стене с двумя подвешенными поверх его перекрещивающимися саблями, под потолком веранды – мощные балки, которые придавали всему какой-то романтический вид.
– Ниночка, как Вам тут, нравится? – неожиданно услышала Нина вопрос хозяина, выплывающего на веранду из боковой двери, за которой скрылась Мадина.
Нина хотела ответить, но хозяин не дал, он, и не ждущий ответа на свой вопрос, продолжал говорить:
– У нас тут рай! Здесь тепло, солнечно, голубое небо, цветы, фрукты. А ты почему не кушаешь? Кушай, Нина, кушай. Ты не должна терять свои… – Зияд нахмурился, припоминая нужное слово, вспомнил, и, немного улыбнувшись только глазами, произнёс, – формы. У тебя, Нина, красивые формы.
При этом он уже расположился на другом диванчике напротив Нины и разливал вино. Наполнив фужеры, Зияд театральным жестом поднял свой и произнёс тост:
– За красавицу Нину, божественную красавицу! За ту, перед чарами которой не сумеет устоять ни один мужчина. Ни один! Даже я!
Нина немного засмущалась, замычала, подбирая слова для ответа, но Зияд подтолкнул её руку с фужером к её рту со словами:
– Тост, это – святое. Пьём до дна.
Нина, уже испытывающая и голод, и жажду, с удовольствием выпила весь фужер. Зияд, не отрывая ласкающего взгляда от Нины, что-то гаркнул в сторону, тут же появилась Мадина с тарелкой, полной хинкали, усыпанными нарезанной зеленью.
* * *
Наутро Нина отчётливо помнила, что вчера она с хозяином была в любовной связи.
– Не надо, прошу Вас, ведь увидят, неловко как-то.
– Никто не посмеет. Я не позволю, я хозяин. Чего ты боишься, Нина. Прикажу, и все уберутся из этого дома. Такая Богиня, ну дай. Дай поцелую. Какая шикарная грудь! Ты Богиня! Ниночка, дай скорее поцелую. Потрогай, не бойся, потрогай! Он хочет тебя. Ну, что, что ты?
– Увидят, Зияд, не хорошо же.
– Закрой окна, есть же шторы!
Закрыла. Обнял сзади, прикусил ухо, даже немного больно. Властно обхватил груди, так раньше никто не обхватывал. Полез в широкую горловину платья. Платье затрещало.
– Не надо…
– Я новое тебе куплю. Я много нарядов тебе куплю. Такая женщина как ты, Нина, должна одеваться как королева. Какие…! – Зажал между пальцев соски. – Богиня! Иди сюда.
Повалил податливое тело на кровать. Торопливо стал стаскивать с себя штаны. Ей хотелось секса, было интересно, было завораживающе интересно, всё как-то неожиданно и непривычно. Скинув с себя всё, с большим, почему-то показалось, серого цвета членом, выпирающим вперёд, полез к ней. Она ждала, что дальше. Всё прошло как-то быстро, ей хотелось большего. Но, выпустив струю, Зияд с каким-то рыком отпрял от неё, полежал секунд тридцать рядом, вскочил, быстро оделся и, почти не глядя на неё, сказал:
– Что будет надо, крикни. Душ напротив. Пойду, дела без хозяина стоят.
Ушёл.
* * *
Утро было чарующее, за окном щебетали птицы, дважды прокукарекал петух, изредка откуда-то доносился редкий лай собаки. В доме стояла тишина. Когда мылась в душе, слышала, кто-то заглядывал в душевую. Как только вышла из душевой, увидела Мадину. Та, всё в том же длинном платье из вискозы с рукавом длиной чуть ниже локтя, в котором была и вчера, по-видимому, стояла в ожидании Нины. Её лицо ничего не выражало, Нина не сумела понять, как к ней расположена Мадина, в каком она духе, в каком настроении. "Мымра какая-то" – успело пронестись в сознании Нины, и она услышала вопрос:
– Как спала, красавица?
Голос Мадины тоже не был оттенён какими-либо красками.
– Хорошо. Я сразу заснула и спала как мёртвая.
– Приходи кушать на веранду, – всё так же ровно сказала Мадина, и, так же как вчера, повернулась к Нине спиной и пошла.
Завтракала Нина одна. Мадина была рядом – за маленькой боковой дверкой, откуда она дважды выходила, подавая Нине кушанья. В первый из этих разов Нина успела её спросить:
– А где все?
– Работают. У нас все мужчины работают. – При этих словах в голосе Мадины прозвучала гордость.
– А море далеко тут? Я хочу пойти на море.
– Туда одной нельзя. Фархад отведёт. Кушай, кушай. Нравится?
– Вкусно. Вы сами готовили?
Мадина не ответила, лишь скривила губы в недоброй, как показалось Нине, ухмылке и ушла за дверь.
* * *
После завтрака Нина вышла во двор, одновременно являющийся и садом. Она ходила между деревьями, любовалась цветами, но, главное, что она делала, искала кого-нибудь кроме Мадины. Долго искать не пришлось. Откуда-то из-за кустов стремительно навстречу ей выскочил Фархат и протянул красивый цветок со словами:
– Доброе утро, Ниночка! Слышите, как вас приветствуют птицы? – Птицы в кустарнике весело щебетали о чём-то. – Видите, как вам улыбается солнце? – Солнце, действительно, светило по-особому ярко. – Но я, Нина, рад вас видеть больше всех! – Нина видела, что мужчина действительно ей очень рад, его радость была написана на его красивом лице, сама она тоже очень обрадовалась этой встрече. Так она и сказала:
– Я тоже рада видеть вас, Фархад. Вы сейчас чем занимаетесь? Я б хотела просить вас отвести меня на море. – и, заметив некоторое колебание со стороны Фархата, поспешно добавила, – вы вчера обещали мне.
– Ниночка, я готов быть вашим телохранителем, вашим…, – тут Фархад немного замялся, подбирая слово, но, не подобрал ничего подходящего, на ум шло только "слугой", но он не готов был произнести это слово применительно к себе даже в красивой лжи, и потому он немного поправил слово, – вашей тенью, но должен предупредить, солнце очень жгучее, а у вас прекрасная молочная кожа, – при этом он ласково и совсем поверхностно провёл указательным пальцем по руке Нины чуть выше кисти, – она может быстро обгореть, и тогда ваш отдых превратится в муку. Я не могу позволить, чтоб вы страдали.
Нина млела от чарующих слов мужчины, от его красоты, от его лёгкого прикосновения.
– Ой, да у меня есть крем солнцезащитный.
– Нина, но сейчас на море много людей, толпа людей, жара, – эти слова Фархат произносил с такой интонацией и с такой мимикой, как если бы он говорил о чём-то очень неприятном. Но Нине, приехавшей из серого захолустного безлюдного городка, хотелось и многолюдия и жары.
– Фархад, так вы не хотите вести меня? Тогда я пойду одна.
Нина капризно сжала губки.
– Ниночка, с вами хоть на край света! Но на море лучше вечером.
– Вечером ещё раз сходим.
– Тогда, Нина, обещайте мне, что мы с вами будем больше находиться в воде, чем под открытым солнцем. Обещаете?
– Не знаю, не знаю, – кокетливо покачивая красивой головкой, ответила Нина.
Мадина, подслушивающая этот разговор сына с гостьей, была в восхищении. "Как соловей поёт", думала она о сыне с гордостью, весь в отца. "Вот заливает", – думал с завистью о брате Гафур, тоже подслушивающий этот разговор из окна своей комнаты. Он завидовал не только красноречию брата, но и тому, что сегодня его очередь. Гафуру не терпелось стать обладателем этой прекрасной незнакомки. С первой минуты её появления в их дворе Гафур постоянно думал о Нине, о сексе, о себе, о братьях, отце, о дурацкой очереди, об их семейном уговоре. На пляж Гафур прибежал раньше Нины с Фархатом и пристроился за будкой для продажи мороженого. К счастью мороженое всё закончилось, и будка была закрыта.
Со своего наблюдательного пункта Гафур не мог слышать, о чём говорили брат и Нина, но он видел, как заботливо брат расстегивал молнию на сарафанчике Нины, как они, держась за руки, входили в море, как он в воде обнимал её, целовал в шею, как клал ей на грудь руки, прижимал её к себе, ласкал. Нине, было видно, всё нравилось. Дважды они выходили на берег, лежали рядом на покрывальце, весело о чём-то болтали и снова уходили в море. Их пара привлекла к себе внимание многих. Гафур видел, как мужчины пожирали взглядами красивое пышное тело Нины, как нарочито быстро проскальзывали взгляды женщин по красивому торсу Фархата. Всем было интересно наблюдать за этой необычной парой: красивым смуглым мужчиной с белоснежной улыбкой и светлокожей блондинкой, поглощёнными игрой, правила которой не совсем были ясны наблюдателям.
Игра с Фархатом, секс с ним в кустах по дороге домой – всё это так возбудило Нину и разгорячило, что она выглядела сегодня ещё более привлекательной.
Когда мылась в душе, Нина увидела через матовое стекло кабинки, что в душевую кто-то вошёл. По силуэту это был мужчина. Она приоткрыла дверцу кабинки и выглянула. На неё во все глаза пялился юноша – тот, что вчера вносил её чемодан, младший сын хозяина – Гафур. Вчера хозяин что-то говорил о своих сыновьях, называл их имена, которые Нина тут же забыла, но сейчас в её памяти чётко всплыло имя юноши. Гафуру на вид было лет восемнадцать-двадцать, но со слов хозяина она знала, что ему только шестнадцать лет.
– Тебе чего? – спросила Нина.
– Тебя, – почти было выговорил Гафур, но слово проглотил, понимая, что грубость всё испортит, и он заговорил растягивая слова, с тем, чтобы дать себе время для обдумывания ответа. – Тебе ничего не надо? Может, чем помочь?
– Помочь? – усмехнулась Нина. Её забавляло это. Она понимала, что парнишка любуется ею, она заметила его ещё утром в саду, потом видела на пляже, и вот он стоит тут, волнуется, почти что заикается. Нина приоткрыла дверцу ванны чуть шире, отчего в проёме оказались не только её круглое плечико, но и часть белой груди и округлое бедро.
– Так может, спинку мне пришёл потереть? А?
Гафур засмущался, отчего резко покраснел с лица и выскочил из душевой. В коридоре он почти наткнулся на отца.
– Где она? Там? – спросил отец Гафура на родном языке, кивнув на дверь душевой комнаты.
– Там, – не поднимая глаз, ответил Гафур на том же языке и хотел проскочить мимо, но отец задержал его, крепко ухватив за руку.
– Нравится?
– Угу, – ответил Гафур, едва взглянув в лицо отца.
– Бери её сегодня, она твоя.
Гафур не поверил ушам. По договорённости Нина сегодня принадлежала Фархату. Отцу она принадлежала всегда, когда тот захочет, завтра была очередь Салмана, и уж только послезавтра должна была наступить очередь Гафура.
– Серьёзно? – переспросил он отца, всё ещё не веря выпавшему ему счастью.
– Давай, давай, действуй!
Отец ободряюще похлопал младшенького любимого сыночка – гордость свою и отраду, по плечу. "Пора ему становиться "мужчиной", подумал он о сыне. Когда-нибудь женю его на внучке Саида, там уж мой бедный мальчик не разгуляется, а пока пусть поразвлечётся".
– Гафур, – остановил Зияд уже рванувшего по коридору сына, – ты будь понастойчивей, женщины это любят. Если будет кобениться (или как там на том языке, на котором они говорили), дай знать. Помогу.
– Спасибо, папа, – ответил дипломатичный Гафур. Редко он применял слово "спасибо", другому бы ответил "хорошо", но тут Гафур почувствовал, что это слово для отца будет самое то, отец был несколько сентиментален.
Войдя в отведённую для неё комнату, Нина увидела на кровати свежесрезанную розу. "Праздник продолжается, – ликовала она внутренне. От кого она, интересно: от хозяина, от Фархата, от мальчонки или от Того?". Тем Нина мысленно называла старшего из сыновей хозяина – мужчину, который вчера вышел из сада встретить её с голым, и, как заметила Нина, красивым накаченным торсом. Вот только шея у него немного толстовата, наверное, потому, что сильный. Сегодня Нина тоже видела его мельком в дальнем углу сада, но пообщаться с ним ей не удалось. Знала, что обязательно Тот сам будет искать предлога пообщаться с ней. Она успела заметить вчера его восхищённый и даже какой-то насмешливо-игривый взгляд. Именно таким взглядом начиналась игра между мужчиной и женщиной, это Нина знала, и даже успела вчера на миг ответить ему.
Ложиться спать ещё было рано, Нина сидела перед зеркалом с расчёской и ждала. Послышались шаги по коридору.
"Только бы не хозяин", – пронеслось в сознании Нины, но кто-то прошёл мимо, коридор был круговым, и шаги стихли. "Может, пойти на веранду, как будто бы посмотреть телевизор, – думала Нина. – Кого-нибудь встречу, ну, не сидеть же мне здесь одной".
Когда эта мысль полностью укрепилась в сознании Нины, и она собиралась встать со стула, дверь бесшумно приоткрылась и в комнату юркнул мальчонка. Нина увидела его в зеркало, он стоял почти прижимаясь к двери. В его облике читались смущение и нерешимость, как в облике неуверенного в своих знаниях ученика, вызванного к доске строгим учителем, на лице расплылась дибиловатая улыбка, но с нахальной хитрецой.
– Тебе чего? – как и в душевой комнате спросила Нина.
– Пришёл… Просто поговорить. Ты сюда на долго приехала?
Нину несколько укололо обращение на ты, ведь перед ней был мальчик, ну ладно хозяин, Нине казалось, что хозяину дозволительно такое обращение, но его сыновья уж точно должны обращаться к ней на вы. Фархад так к ней и обращался. Нина беззлобно, и даже немного игриво заметила юнцу:
– Мы с тобой ещё не пили на брудершафт, а ты со мной на ты.
– Ты тоже со мной на ты, так и надо, мы же молодые.
Шестнадцатилетний Гафур бесстыдно смотрел в глаза сорокадвухлетней Нины и улыбался. Пока она обдумывала, как ему ответить, он, немного смущаясь, продвинулся в комнату на два шага, и расстояние между ним и Ниной сократилось. Краем глаза Нина увидела рывок в ситцевых пляжных штанишках мальчишки. Это её позабавило. И вместо того, чтобы что-то сказать ему о разнице в возрасте или о хорошем тоне, она неожиданно для себя спросила его:
– Как тебя зовут?
– Я – Гафур, – несколько торжественно объявил парень, – а ты Нина, да? Не скучно спать одной?
Нина поняла несуразность вопроса и хорошо поняла, куда клонит Гафур, но этот ход она нашла некрасивым, лишённым изящества, и потому сделала вид, что не расслышала его вопрос и задала свой:
– Ты – внук хозяина?
Нине хотелось подразнить парнишку. Большой рот Гафура скривился в злобной ухмылке, но только на мгновение. Он быстро нашёлся, что ответить:
– Что, мой отец выглядит так старо?
– А кто твой отец? – продолжала Нина играть.
– Неважно, – отмахнулся Гафур. – Я хочу поцеловать тебя. Можно?
– Ммм… Нина забавлялась игрой. Ей не хотелось, чтоб всё быстро кончилось её категорическим отказом, а потому она тянула с ответом, придумывая, что сказать. Наконец придумала и сказала, лукаво глядя на Гафура и покачивая красивой, обнажённой почти до самого верха ножкой:
– Можно, но за это ты споёшь мне песенку.
Нина работала учительницей в начальных классах, и ей часто приходилось быть устроителем детских праздников. Почему-то на ум пришёл последний разыгрываемый ими спектакль "Колобок", в котором Миша Борзов, игравший колобка, всем: и деду с бабкой, и зайцу, и лисе, да всем пел песенку.
– Хорошо, спою, – без колебаний ответил Гафур и двинулся к Нине.
– Нет, нет, нет! – отгораживаясь выдвинутыми вперёд руками, почти закричала Нина. – Хитрец! Ты сначала спой.
– Нет проблем, – заявил Гафур, сам дивясь себе. – Но ты же сама сейчас заткнёшь уши. Я же не Билан какой-нибудь.
– Ну-ка, ну-ка, – приободрила Нина, усаживаясь удобнее.
Гафур встал в позу оперного певца и неожиданно красиво запел чистым звучным голосом национальную песню на национальном языке. Видя, что Нине нравится, и, понимая, что она не понимает слов на иностранном для неё языке, он сделал несколько умоляющих жестов, кинулся ей в ноги и обнял её колени. Нина, полагая, что Гафур поёт о какой-то любовной страсти, не отстранялась, а Гафур пел песенку о Родине, разученную им в младших классах на уроке пения. Песенка была короткой, и уже закончилась, но Гафур начал петь её заново, так как ему нравилось ощущать тепло и лёгкий трепет женских ножек. Кроме того, он уже склонил Нине на колени голову и щекой тоже ощущал блаженное прикосновение.
Нине всё это ужасно нравилось, она даже два раза провела ладонью по его жёстким чёрным волосам.
Закончился повторяемый Гафуром первый куплет, и он с жадностью ткнулся губами в ногу Нины очень высоко, полез выше, но Нина отстранила его.
– Ты чего это?
– Хочу, – нагло глядя в глаза Нине, заявил парень.
Нина и сама хотела, но чувство наподобие стыда останавливало её признаться ему в этом.
– Мы же договаривались на поцелуй. Так целуй. – Нина подставила щёку.
– А я и целую, – заявил Гафур, всё ещё остававшийся на коленях перед Ниной. Ловким и в то же время нежным движением он расширил ноги женщины и уронил свой поцелуй между её ног. Трусов на ней не было, потому всё получилось обоим в усладу. Он целовал и целовал, она млела и млела.