Платон лежал на спине, неловко и странно выгнув туловище, и слегка вздрагивал. Глаза были открыты, но виднелись только белки, казавшиеся огромными, в уголке плотно сжатого рта пузырилась слюна. Марго имела об эпилепсии весьма смутные представления, почерпнутые в основном из кинофильмов и любовных романов. Она знала, что больного не следует перемещать, что в рот нужно вставить ложку, дабы он не откусил себе язык и не задохнулся, а когда конвульсии кончатся - тепло укрыть, ибо он будет мерзнуть.
Насколько ей было известно, Платон никогда ранее эпилепсией не страдал, да и другие родственники тоже. Ergo, внезапный припадок, следовало увязывать со вчерашними событиями. И тут ей пришла в голову неприятная аналогия. Как ей удалось в свое время выяснить в Институте генетики, покойный брат Лолы, Легион Паулс, был эпилептиком. Скорее всего случайное совпадение. Но ведь все это треклятое дело, в котором она постепенно и незаметно увязла по уши, было основано на мерзких совпадениях и туманных фантазиях, здесь было некого схватить за руку и вообще не было ничего конкретного, кроме жутких конечных результатов.
Через полчаса приступ закончился. Марго поразилась: еще никогда она не видела такого безмятежного покоя в лице Платона. Несколько раз она замечала, что его губы слегка шевелятся, и, склонившись к нему, попыталась понять еле слышный шепот. Ей удалось разобрать лишь несколько отдельных, не связанных между собой слов, но она сразу насторожилась, ибо одно из них было "Легион", причем оно прозвучало почему-то как "Легио". Кроме того, были слова "обретешь", "тебе обещаю" и "превзошедших и знающих". Неужели покойный брат Лолы действительно имел отношение ко всему этому безобразию? На Марго тяжело навалилось предчувствие кошмара, и ей удалось отогнать его, только закурив сигарету.
На следующий день Платон предстал перед ней совсем новым человеком, и она не знала, радоваться ей или печалиться.
Он поднялся значительно раньше Марго и, хотя она обычно спала достаточно чутко, сумел, не разбудив ее, не только улизнуть из дома, но и через час с лишком вернуться. Проснувшись и направляясь в ванную, Марго увидела в гостиной почти незнакомого человека - подстриженного, выбритого, отглаженного, с корректным, но замкнутым выражением лица.
Во время завтрака он поддерживал разговор с Марго, сохраняя при этом определенную отрешенность и не прерывая, по-видимому, внутреннего потока мыслей; одновременно, как удалось ей подметить, он успевал отслеживать даже мельчайшие события в окружающем мире, от скрипа тормозов на улице до чьих-то шагов на лестнице, приглушенных обитой войлоком дверью.
- У тебя был припадок эпилепсии,- нейтральным тоном, будто о пустяке, сообщила Марго,- на рассвете.
- Как ни странно, помню начало. Помню, что успел осознать это...- Он на секунду задумался.- Будет повторяться, раз началось: я проинструктирую тебя после... впрочем, ты и так хорошо справилась.- Он кивнул на лежащую в мойке деревянную ложку со следами зубов.
- Ты полагаешь, слово "легио" попало в твой бред не случайно?
- Не полагаю, а уверен. После эпилептических припадков многие люди получают сведения, о которых до того и понятия не имели. Не забудь, что полуграмотный Магомет диктовал суры Корана сразу после приступов эпилепсии. Происходит подключение к высшим источникам информации. То же самое, кстати, случается, хотя и редко, при некоторых других заболеваниях или просто при травмах черепа. Все ясновидящие обязательно проходят через нечто подобное.
- Ты что, веришь в ясновидение? - с ужасом спросила Марго и отшатнулась от стола, будто перед ней поставили тарелку с живыми жабами и скорпионами.- Это же сплошное шарлатанство!
- Не всегда. Есть люди, выдержавшие многократную проверку. Да та же Ванга, к примеру. Ты слышала, чтобы хоть кто-нибудь ставил под сомнение ее результаты?
- Действительно... а я об этом и не подумала... как странно...
- Когда мы говорим о проникновении одного сознания в другое - это условность. Сознание - в мозгу, а один мозг с другим напрямую вступать в связь не может. Это, считай, доказано. Проникновение идет на уровне подсознания.
А это - сообщающиеся сосуды, то есть проникновение всегда взаимно. Если некто вторгся в мое подсознание так, что из него в мозг выхлестнул приказ вскрыть себе вены, значит, в моем подсознании теперь имеются сведения об этом субъекте, и не меньшие, чем у него обо мне. Но вот получить их не просто. Доступ к собственному подсознанию для нас жестко заблокирован, ради нашей же безопасности. Значит, вопрос в том, как добыть из моего подсознания хоть какие-то сведения об этой чужой воле, которая смогла, невзирая на существующие естественные запреты, приказать мне убить себя. Как это сделать, пока не знаю. Скорее всего гипноз.
Сеанс состоялся на следующий день.
- Расслабьтесь,- сказал гипнотизер и сделал в воздухе вялый жест раскрытой ладонью.
Никакой реакции не последовало, и на его лице отразилось удивление вместе с любопытством.
- Хорошо... Сосчитаем до десяти... Один... два... три... четыре...
После счета "три" Платон обмяк в кресле, и его голова откинулась назад.
- Отлично.- Гипнотизер подошел поближе.- Проверка: вы находитесь в состоянии гипноза. Вы осознаете это?
- Осознаю,- непривычным, глухим голосом выдохнул Платон.
- Теперь немного положительных эмоций. Вы сидите в саду. Светит солнце, и поют птицы.
На лице Платона появилась идиотически блаженная мимика: он подставлял лицо несуществующему солнцу и слушал щебетание несуществующих птиц. Марго стало неловко и обидно за него. Но ведь он пошел на это сознательно... Ничего не понимая в гипнозе, Марго тем не менее почувствовала, что присутствует при работе высококлассного спеца. Это ее удивило: она привыкла к тому, что всегда было "или - или". Или показушник, или специалист. А тут и то, и другое сразу. Да, вот они, новые времена...
Гипнотизер сделал знак рукой, чтобы она подошла, и показал жестом, что пора включить диктофон, который она держала наготове.
- Ваши мысли, как никогда, ясны. Что вы чувствуете?
- Мои мысли, как никогда, ясны. Мне холодно.
- Мы накрываем вас теплым одеялом.
- Спасибо, теперь хорошо. Удивительно хорошо.
- Что еще вы чувствуете?
- Беспредельное знание. Полную власть над миром.
- Хорошо. Дайте вашим мыслям устояться... Что вас теперь занимает?
- Некто. Он приказал мне убить себя.
- Это конкретный человек?
- Не знаю. Это воля. Это некто. Я намерен последовать за ним.
- Куда?
- В его сущность. Внутрь.
- В этом нельзя заходить далеко. Это очень опасно.
- Я знаю, что это опасно. Я не намерен заходить далеко.
Он начал дышать чаще, и его безмятежность исчезла. В лице появились настороженность, беспокойство. Вместо коротких и ясных фраз его речь стала сбивчивой, иногда превращаясь в неразборчивое бормотание.
- Открываю... открываю тебе... сущность всех вещей... она в тебе... я твоя сущность... Легио Прима...
На лице Платона попеременно сменялись выражения интереса, разочарования, удовольствия, страха.
- Он родился в год розового свечения... но почему же... не понимаю... он отворит врата... он призывает тебя...
Внезапно его глаза округлились и побелели, как при сильной боли.
- Это жутко... нет, нет... невыносимо...
Его лицо застыло в непонятном отчаянном усилии, руки и ноги стали конвульсивно вздрагивать - Марго показалось, у него начинается эпилептический приступ.
Гипнотизер, отошедший было к столу, подбежал к Платону, растеряв по пути всю свою вальяжность. Но заговорил очень спокойно, хотя и с сильной напряженностью в голосе,- он, по-видимому, действительно был профессионалом высокого класса.
- Возвращаемся... медленно возвращаемся... сосчитаем до десяти... один... два... три... четыре...
Лицо Платона расслабилось, приобрело осмысленное выражение, и он приоткрыл глаза.
- Уф! - с облегчением выдохнул гипнотизер и, не смущаясь присутствием Марго, вытер рукавом своего элегантного халата капли пота со лба.
Платон выглядел вполне нормально, разве что был необычно бледен.
- Я не советую вам повторять подобные эксперименты, они могут плохо кончиться. Ваш мозг потерял контроль над вашим сознанием, я еле успел вас вытащить. Кто-нибудь другой мог и не справиться, учтите на будущее.
- Что значит "плохо кончиться"? Что вы имеете в виду?
- Необратимые изменения в психике. Как после ЛСД... или некоторых других препаратов.
- Гм.- Платон осторожно встал, придерживаясь за спинку кресла.- Я полагаю, сеанс окончен?
Дома они подвели итоги поездки. Гордиться особенно было нечем. Что им удалось выяснить? Они имеют дело с неким разумным и агрессивным влиянием, способным паразитировать в чужом сознании и обладающим потребностью и властью время от времени заставлять людей убивать себя варварским способом. Это им было и так известно, разве что не было сформулировано достаточно четко. Второе: с этим кровожадным свинством каким-то образом связан Легион Паулс, покойный брат Лолы. Это тоже было известно, хотя до сегодняшнего дня казалось заведомым абсурдом. И, наконец, третье: это плотоядное нечто имело претензии не то духовного, не то религиозного характера.
Так или иначе покойного генетика следовало копнуть поглубже. Марго взялась изучить во всех подробностях жизнь Легиона, а Платон - его научные труды.
Материал был на удивление скудным. Биографическая канва поражала прямолинейной банальностью, напоминая комсомольские карьеры старого доброго времени, хотя он в комсомоле никогда не состоял: школа - университет аспирантура - кандидатская диссертация - Институт генетики - докторская диссертация. Необычной была только ранняя смерть, в возрасте немногим больше сорока лет. Причины смерти - гармональные нарушения и распад иммунной системы. И это при том, что он вел правильный образ жизни, хорошо питался, занимался спортом, и лечили его светила. Марго пробилась к одному из них, и, не сразу поняв, о ком его расспрашивают, профессор недовольно распушил и без того мохнатые седые брови:
- Это самый непонятный и неприятный пациент в моей жизни. Он производил впечатление дебила, хотя мне сказали, что он известный ученый.
В молодости постоянных любовниц у него не было, а последние несколько лет жизни он, условно выражаясь, дружил с двумя дамами примерно его же возраста. По свидетельству соседей, они закупали для него продукты, вели хозяйство и оставались у него ночевать, иногда вместе, а иногда поочередно. Марго нашла их следы - одна умерла от рака, а другая пребывала в психиатрической лечебнице, будучи совершенно невменяемой. Да, как видно, общение с Легионом никому не обходилось дешево... Мать его давно умерла, оставался отец, но тот находился где-то за границей...
Несмотря на суматошный характер жизни, Марго удалось упорядочить быт: днем они перекусывали кое-как, но время "семейных обедов" - восемь вечера соблюдалось неукоснительно, и Платон не рисковал опаздывать, хотя иногда и ворчал по этому поводу.
В быту он был совершенно нормален - покладист, терпим и внимателен, алкоголь употреблял в умеренных дозах, и отличала его только одна странность: он почти не спал. По ночам он обычно сидел у стола и перелистывал свои записи либо дремал, подперев подбородок руками.
Однажды, выходя из ванной и направляясь в постель, она поленилась застегнуть нижние пуговицы халатика. Полы его слегка разошлись, и, минуя прихожую, она с изумлением перехватила короткий, но жадный, вполне мужской взгляд Платона. Господи, да что он там мог увидеть - узкую полоску бледной кожи живота и бедра? Что это могло значить, тем более для врача? И вот надо же...
Это пустяковое происшествие заставило Марго долго ворочаться в постели. На подобные жадные взгляды у нее глаз был наметанный. Она привыкла их ловить на себе, посещая своих подопечных в следственном изоляторе, и никогда на них не злилась за это - что поделаешь, законы природы, они для всех одинаковы. Но Платон?.. Она никогда, даже в порядке мимолетной фантазии, не думала о нем как о потенциальном любовнике.
На другой день мысли ее невольно возвращались к этому случаю, и, продержавшись еще сутки, она, испытывая огромную внутреннюю неловкость, тем не менее уже умышленно, повторила эксперимент с халатиком, причем в более открытом варианте. Результат убедительно подтвердился. Она влетела в свою комнату, чувствуя жар в лице и раздражение по отношению к себе самой. Негоже ей с ним в такие игры играть... непристойно как-то... да она ведь в конце концов не стерва какая-нибудь...
Она вернулась решительно в коридор и остановилась в дверях:
- Слушай, иди спать сюда. Мне тоже невесело в одиночку с боку на бок переворачиваться.
В ответ он просто кивнул.
Последующие дни она пыталась понять, что же с ними происходит. Их взаимное влечение было сильным, но в нем был странный оттенок необходимости и даже неизбежности. Почему у них все так получается? Ведь ни он, ни она не похожи на юнцов, одуревших от американских боевиков, персонажи которых, вместо того чтобы любить друг друга, "занимаются сексом". И ведь Платон ей не безразличен - сохранился и пиетет к нему, и простая человеческая привязанность, и даже нежность, только своеобразная, суровая, что ли. Она за него кому угодно перегрызет горло... Вот, вот оно. В этом все дело. Она, наконец, поняла будто с глаз слетела повязка. Они вместе объявили войну чему-то опасному, неизвестному, страшному. И то, что они разделили постель,- просто часть подготовки к войне, наподобие всяких там айкидо и у-шу. Боевой секс абсурдное словосочетание и тем не менее - данность. Марго сделалось не по себе: было в этом что-то извращенное, японское, самурайское, а может, и хуже. И вообще... Господи, если только подготовка так начинается, то какой же будет сама война? Ей стало страшно.
Пораженная внезапной догадкой, она так и застряла посреди кухни с чашкой кофе в руках. Ее постельная связь с Платоном была необходимым звеном в цепи событий. Она еженощно подтверждала самодостаточность их двоих как боевой единицы. Стимулировала агрессию и непримиримость. Укрепляла решимость идти до конца. Подавляла страх. Концентрировала энергию, не позволяя растрачивать ее на стороне. Гарантировала от дезертирства - теперь ни он, ни она не могли заявить, что умывают руки. Страховала от проникновения к ним третьих лиц. Все было словно спроектировано, и притом наиточнейшим образом. Повернуть назад уже невозможно, и Марго было страшно. Но это уже не имело значения.
Совсем спокойно, почти отстраненно, она задумалась о себе. Как сильно она изменилась за год... совсем другой человек. Год назад такие мысли показались бы ей абсурдом. Тогда она твердо знала, что связь между явлениями может быть только причинно-следственной, все же остальное было метафизикой, то есть чепухой и досужим вымыслом. А теперь она насмотрелась, как работает эта треклятая метафизика... выдергивает людей из жизни, как ржавые гвозди клещами.
Платон наконец покончил с изысканиями в Институте генетики, для облегчения коих сам себе придумал легенду, будто он - журналист, пишущий заказную книжку о Паулсе.
Легион в Институт въехал на белом коне, после аспирантуры, уже на втором году защитив кандидатскую диссертацию. Через два с небольшим года последовала докторская, написанная играючи, без ущерба для плановой научной тематики. Вспоминали о нем с восхищением, вплоть до употребления слова "гений", с нескрываемой завистью, но без особой симпатии. Его доклады на секторе переносили в конференц-зал, потому что обычная аудитория всех желающих не вмещала. В Институте друзей не имел и вообще на бытовом уровне ни с кем не общался, но по научной тематике готов был разговаривать с любым желающим. Как ни странно, этой возможностью почти не пользовались - говорить с ним о науке было не просто. Бывший аспирант Легиона, ныне ученый с именем, сказал Платону: "Я его трудов не читал и не читаю. Не люблю себя лишний раз дураком чувствовать". Относительно того, чем занимался Легион,- проще было сказать, чем он не занимался. Он успел отметиться почти во всех разделах генетики. Но главное его детище - теория клонирования.
Когда Легиону исполнилось тридцать три года, он считался самой яркой и стремительно восходящей звездой российской науки - с этим не спорили даже наиболее угрюмые и замшелые зубры Академии. И вдруг началось необъяснимое и страшное угасание новой звезды.
Сначала он замолчал на ученых советах. Просто сидел и был похож на выключенный компьютер. Печатные работы выходили все реже и сделались посредственными.
Особенно непонятным было то, почему в течение более чем семи лет его не попытались не то что уволить, но даже сместить с должности заведующего лабораторией. Это при том, что все видели, как он превращается в некую биомассу, теряя свойства не только ученого, но и просто мыслящего существа.
3
Малогабаритная квартирка Марго стала менять свой вид. Один компьютер разместился на кухне, другой - в спальне. На стене появился крупномасштабный план Петербурга, где Платон отмечал кнопками с красными головками места самоубийств.
- Не квартира, а партизанский штаб какой-то,- проворчала Марго, и в ее голосе Платону послышалась противоречивая смесь одобрения и неудовольствия.
Красные кнопки на плане разместились неравномерно: чем дальше от северо-восточной части города, тем их было меньше. По мере приближения к Охте они сгущались, образуя севернее Красногвардейской площади сплошное багровое пятно.
Результат был наглядный и бесспорный, но она чувствовала легкое разочарование: покойный Легион жил совсем в другой части города, на Васильевском острове.
Платон выделил на плане района зону площадью около половины квадратного километра, которую следовало считать эпицентром кровавого безобразия, и они решили ее досконально обследовать. Въехав на выделенной им Лолой машине в самый центр "зоны" - тут точнехонько торчала жилая многоэтажка,- они ступили на опасную местность осторожно, как на минное поле. Им казалось, сам воздух насыщен здесь смертью и за ними наблюдают сотни если не глаз, то электронных следящих устройств. Но вскоре они убедились, что вокруг них - обычный микрорайон, замусоренный и пыльный, живущий обычной жизнью.
На оконтуренной территории оказались два цеха металлообрабатывающего завода и ведущая к ним железнодорожная ветка, автомастерские, склады с колючей проволокой поверх ограды, котлован строящегося здания и несколько десятков жилых домов, в которых, соответственно, обитали десятки тысяч человек.
Нельзя ничего найти, когда не известно, что надо искать. На обратном пути, в машине, Платон со смущенным смешком сознался, что все время поглядывал на крыши в поисках передающей антенны необычного вида. Марго же просматривала на столбах и стенах все объявления, особенно рукописные, в надежде на сведения о сборищах каких-либо сект или религиозных церемониях.
На следующий день она выяснила, что в данном микрорайоне нет не только лабораторий, но и вообще ничего, имеющего отношение к миру науки, даже кооперативных жилых домов научных учреждений.