Траффорду всегда казалось, что чем крупнее женщина и чем меньше на ней одежды, тем больше вероятность услышать от нее громкое обвинение в том, что к ее грудям отнеслись с недостаточным почтением. Но в такой толчее и при таком количестве гигантских грудей избежать подобного инцидента было очень и очень трудно. Похожие на пляжные надувные мячи, вываливающиеся из крохотных треугольничков блестящей ткани, эти груди с огромными бурыми полукружьями лезущих наружу сосков маячили в нескольких дюймах от его лица.
И неизбежное случилось.
- Извращенец! - завопил кто-то. - Станция у тебя за спиной, козел!
Траффорд даже не попытался найти взглядом обладательницу голоса. Он знал, что взывать к здравому смыслу обозленной горожанки бесполезно, а потому мигом повернулся на девяносто градусов и стал проталкиваться вбок. Следовало убраться от враждебного голоса подальше: от "извращенца" был один шаг до "педофила", а стоило этому слову прозвучать среди раздраженных, взвинченных людей, как угроза избиения становилась вполне реальной. Удивительно, что в такой плотной массе народа, где трудно было даже почесать нос, мгновенно находилось место для того, чтобы запинать человека насмерть.
- Прошу прощения. Извините, - бормотал Траффорд, держа руки вверху и прижав подбородок к груди, не трогая ничьих бубиков, ни с кем не встречаясь взглядом. - Меня позвал мой духовник, я должен к нему пройти.
Сердитый голос позади затих, и вдруг, совершенно внезапно, будто прорвавшись сквозь густые лесные заросли, Траффорд вынырнул из сплошной массы тел и чуть не угодил в объятия духовного пастыря своего района отца Бейли.
- Эй-эй-эй! - засмеялся Бейли, веселый и добродушный, как всегда. - Полегче, дружище! Как сказал один мудрый человек, тише едешь - дальше будешь!
- Вы звали меня, отец. Что-нибудь стряслось? - спросил Траффорд, стараясь напустить на себя такую же жизнерадостность, какую привычно излучал его исповедник.
- Стряслось? Именно что стряслось, Траффорд! - воскликнул Бейли, стиснув его в безжалостных медвежьих объятиях. - Примите мои поздравления, брат! Самые горячие, самые сердечные поздравления! Я так понимаю, что Господь, владыка жизни, благословил вас и вашу милую экстрагиперсексуальную женушку чудесной крошечной девчушечкой. Я прав?
Отец Бейли не выпускал Траффорда из своих могучих объятий. Духовник был рослым мужчиной: макушка Траффорда еле доставала ему до подбородка, щека Траффорда прижималась к его груди, и запах дорогих дизайнерских духов и ароматизированного мыла, смешанный с запахом пота, бил Траффорду в нос. Конечно, Бейли не ходил обнаженным. Он был одет вполне прилично, как и подобало человеку, занимающему столь высокое положение в обществе, - в обтягивающие белоснежные атласные шорты, белоснежные гольфы и белоснежную водолазку из лайкры. На водолазке красовался сверкающий золотой крест, усыпанный перемигивающимися огоньками. Над крестом перекинулась радуга, тоже с иллюминацией, а внутри радуги мерцала голограмма - летящая голубка. Голову исповедника венчала высокая митра, отделанная блестками и бижутерией.
- Вы правы, - промямлил Траффорд в грудь исповеднику, стараясь не вдыхать слишком глубоко, - у нас родился ребенок.
- Надеюсь, все хорошо? Как Чантория - в форме? Горда собой? Держится молодцом? Работает над восстановлением фигуры?
- Да-да, конечно.
- Тогда я скажу: вперед, девочка! Возблагодарим Господа. Слава Любви!
- Слава Любви, - покорно откликнулся Траффорд.
- Дочурка в порядке?
- Да, все отлично. Спасибо, отец, - ответил Траффорд. - Она у нас супер.
- А как же еще! Создана по образу и подобию своей замечательной сексуальной мамочки и соответственно, по образу и подобию нашего Творца. А есть ли у нашей супермалютки имя?
- Ну, мы думали, может быть... Кейтлин?
Исповедник нахмурился. Обычные, традиционные имена были уже не в моде. Само прошлое было не в моде. Все знали, что именно в пришлом человечество совершило свои главные ошибки. Прошлое было царством всеобщего невежества, ереси и темной колдовской магии. Именно в прошлом людям внушали, что обезьяны- их ближайшие родичи, а христианине священники утверждали, что Бог вовсе не реальная личность, а просто-напросто метафорический образ добра.
Мы еще не решили окончательно, - поспешно сказал Траффорд: мужество изменило ему. - Чантория предлагает назвать ее Мармеладкой.
- Вы должны послушаться своей жены, - заявил отец Бейли. - На ее выносливых женских плечах сидит умная головка. И очень хорошенькая вдобавок. А какие у нее роскошные бубики для натуралов! Ей есть чем гордиться.
- Спасибо, отец Бейли. Я передам ей ваши слова.
Исповедник улыбнулся, но его недовольство еще не испарилось.
- Я заглянул на вашу персональную страничку, Траффорд, - сурово сказал он. - А еще я проверил вашу ячейку на сайте нашего района.
Траффорд опустил глаза, понимая, что последует дальше. Для того чтобы выдернуть его из толпы, у исповедника Бейли не могло быть иной причины.
- Я даже поискал на глобальных видеоресурсах, однако... - с каждым слогом голос отца Бейли становился все суше, - однако так и не нашел вашего родильного ролика.
Траффорд не поднимал головы. Он надеялся сохранить этот секрет хотя бы ненадолго, всего лишь до тех пор, пока они с Чанторией не узнают как следует своего ребенка. Он собирался вывесить ролик, о котором шла речь, уже сегодня вечером. И надо же было именно сейчас нарваться на Бейли! Он застыл, не сводя взгляда с раскисшей памятной карточки, лежащей у него под ногами.
Фанта: ушла на небеса, но осталась в наших сердцах.
- У вас проблемы с выходом в сеть, Траффорд? - ледяным тоном спросил Исповедник. - Уверен, если вы отключите развлекран на пять минут, а потом снова...
- Я действительно не отослал свой родильный ролик... пока, - признался Траффорд. Откровенность была наилучшей тактикой: ведь от Храма все равно ничего не скроешь. Да и не только от Храма - все знали всё обо всех. - Чантория мне напоминала, но... у меня просто как-то руки не дошли.
Священник улыбнулся, но это была жесткая, безрадостная улыбка.
- Значит, руки не дошли?
- Да.
- Вы не были настолько тронуты и взволнованны, чтобы поделиться с товарищами этим чудесным и самым исключительным на свете событием, этим не имеющим себе равных Божьим Подарком, после которого вы уже никогда не станете прежним? Вы не захотели прокричать о нем всему миру?
- Я прокричал, - слабо возразил Траффорд. - Я сообщил о нем в своем блоге.
На сей раз Бейли даже не дал себе труда улыбнуться.
- И это называется прокричать? Вы сообщили о рождении ребенка в своем блоге? И это все?
- Я рассказал о нем! Я описал, как чудесно...
- Вы описали его! - Священник уже не скрывал своего гнева. - Господь благословил нас цифровой электронной аппаратурой, с помощью которой мы можем в точности запечатлевать его творение, чтобы потом наслаждаться им в мельчайших драгоценных деталях, но вы, вы в своей непомерной гордыне считаете, что ваше описание, плод вашего убогого, жалкого, бессильного воображения, лучше подходит для этой благородной цели! Вы полагаете, что ваше описание, ваша выдумка - лучшее средство для передачи сотворенных Богом чудес, чем оцифрованная реальность!
Траффорду стало страшно. Он не ожидал, что отец Бейли истолкует его оправдание таким образом. Слово "выдумка" было не из легковесных. Записывать свои выдумки считалось грехом, кощунством. Каждый знал, что выдумывать, а значит, творить - это прерогатива Любви, и только Любви. Бог создал реальность, а человек поклоняется ей - вот истинный путь. Людям же под силу создавать только пустые фальшивки.
- Нет! - запротестовал Траффорд. - Это не выдумка! Это... просто описание, и все. Описание реальности... реальности в словах.
- Но почему вы не зафиксировали ее в кадре? Почему не обнародовали реальную реальность вместо того, чтобы тщиться описать ее? Когда вы бреетесь по утрам, вы смотрите в зеркало?
- Да, конечно, я...
- Почему же вы не полагаетесь на описание своего лица? Вы ведь не станете водить по щекам бритвой, руководствуясь только печатным словом! Потому что в таком случае вы бы тут же раскромсали себя на мелкие кусочки!
- Да, но...
- Стало быть, вас устраивает реальная реальность, когда речь идет о вашем личном комфорте, но когда дело доходит до того, чтобы отпраздновать божественное сотворение новой жизни, довольно и описания реальности. Я правильно понял?
- Нет!
- Так почему вы не выложили в сети свой родильный ролик, Траффорд?
Траффорд знал ответ, но у него никогда не хватило бы духу произнести его. Он ни за что бы не признался, что решение повременить с публикацией родильного ролика было продиктовано какой-то странной жаждой в глубине его души - желанием сохранить неприкосновенность своей Личной жизни. Желанием оставить что-то при себе, пусть хоть ненадолго.
Он не мог сказать об этом. Для Храма, да и для всего общества не существовало ничего более отвратительного, чем стремление к обособленности. Зачем человеку может понадобиться скрыть какую-то подробность своей жизни от чужих любопытных глаз? Разве это не долг каждого - выставлять себя напоказ? Может быть, Траффорд чего-то стыдится? А может, он считает себя каким-то особенным? Думает, что лучше своих собратьев, что он для них слишком хорош?
- Скрытность противна Господу, Траффорд, - произнес Бейли спокойным тоном, в котором, однако, звучала угроза. - Только извращенцы делают что-то тайком.
- Я знаю, отец.
- Если вам нечего стыдиться, значит, вам нечего скрывать.
- Я просто подумал, что это никому не интересно, - запинаясь, вымолвил Траффорд. - Вы же знаете, в нашем доме происходит столько всяких других событий. Вот например, Галактика Звездопад из квартиры 8-А спит с дядей своего мужа, но ее муж по-прежнему от нее в восторге, так что теперь их трое и они транслируют это в живом эфире круглые сутки без выходных. Так зачем кому-то смотреть на...
- Что-нибудь не в порядке? - перебил его исповедник, и на лице его вдруг появилось выражение искреннего участия. - Ребеночек родился калекой?
- Нет-нет!
- Слава Любви!
- Слава Любви.
- Скажем: аллилуйя!
- Аллилуйя!
- Роды были трудные? - продолжал священник. - Чантория порвалась?
- Немножко, но...
- Раз так, вы тем более должны делиться и эмотировать. Горе и боль - тоже Божьи творения и посланы нам, чтобы нас испытать. Гордитесь своей болью! Когда мы делимся своим горем с другими, мы учимся и растем, и наша связь с Господом крепнет.
- Вообще-то все хорошо...
- Скажем: моря любви!
- Моря любви!
- Скажем: нивы радости!
- Нивы радости!
- Я хочу услышать из ваших уст: ниврад!
- Ниврад!
Пока звучали эти ритмичные восклицания, лицо исповедника было обращено к небесам, но затем он снова устремил свой горящий взгляд на Траффорда.
- И все-таки, почему вы не исполнили свой долг перед обществом и не выложили в интернет родильный ролик?
Траффорд совсем растерялся. Сказать правду значило навлечь на себя публичное осуждение на исповеди - дело даже могло кончиться бичеванием. И снова Траффорд уперся глазами в землю. Но тут в голову Бейли пришла новая мысль.
- Может быть, Чантория стесняется своей розочки? - внезапно спросил он.
- Нет-нет, отец! Что вы! Это я виноват... и забыл отправить видео.
- У Евы была розочка! У девы Марии была розочка! У Дианы была розочка! Дети появляются из розочки. Чантория должна гордиться тем, что она сильная женщина с розочкой, способной производить детей.
- Она гордится! Очень гордится, отец! Чантория страшно горда тем, что она женщина.
- Сильная женщина! Женщина, знающая, что такое истинная вера.
- Да, конечно. Вся наша жизнь стоит на вере. Для нас нет ничего важнее, чем наша прямая, интимная связь с Любовью. От нее у нас нет тайн.
- Так почему же Чантория не показала всему миру розочку, которую дала ей Любовь, - свою розочку в миг ее наивысшей креативности? Разве она не хочет стать образцом для других? Вдохновить их на подвиги? Порадовать их, поделившись с ними своим богоданным опытом? Разве она не считает, что она прекрасна и все должны смотреть на нее, сопереживать ей? Аплодировать ей?
- Ну... конечно, считает. Конечно, она думает именно так.
Отец Бейли отступил на шаг и торжественно возложил ладонь на лоб Траффорду.
- Значит, теперь вы покажете людям свой родильный ролик?
- Да... да, отец, обязательно. Конечно. Простите меня, - ответил Траффорд.
- Вот и хорошо, - сказал исповедник, и на лицо его снова вернулась улыбка. - Передайте Чантории, что я в полном экстазе от нее и от маленькой Мармеладки. И на этот раз не забудьте!
4
Донельзя обрадованный тем, что ему удалось избежать публичного осуждения с кафедры, Траффорд подобострастно распрощался с Бейли и снова приготовился нырнуть в толпу горожан, жаждущих попасть на станцию метро. Перед ним была стена из блестящих, влажных от пота, полуголых, а то и вовсе голых задниц. Задниц, выпирающих из шорт, задниц с застрявшими в них трусиками. Во всей толпе не было задницы, хотя бы часть которой не сверкала на виду, - ни огромной, ни маленькой, ни обвисшей, ни по-юному упругой. Задницы волосатые и натертые специальным кремом, веснушчатые ягодицы, глубокие ложбины. Швы от подтягиваний, хирургические шрамы, оригинальные татуировки и следы любовных укусов. Гордые задницы. Задницы, преисполненные достоинства. Задницы не хуже, чем у других.
Траффорд знал, что никогда в жизни ему не привыкнуть к бездумной демонстрации такого количества плоти. Он не хотел видеть эти задницы, не хотел заниматься бесконечным созерцанием разнообразных особенностей чужих тел. Но как ни старался он отвлечься, эти мелочи лезли ему на глаза и вызывали тошноту. Ему очень хотелось, чтобы на людях вокруг было побольше одежды.
Дело было не в том, что он считал отталкивающей наготу как таковую. Просто внутренний голос подсказывал ему, что тело нужно обнажать с умением, не навязывая его другому, даже оставляя намек на тайну. Примерно так же он относился и к увеличению груди. Он знал общепринятую логику: если бубики привлекательны, значит, чем они больше, тем лучше. Что тут может не нравиться? Это было неопровержимо, и все-таки он подозревал, что иногда бывает и наоборот: чем меньше, тем лучше.
Он не говорил об этом никогда и никому, даже Чантории, отлично понимая, как неуютно и неприятно будет людям, если он вздумает заявить, что его коробит вид их неприкрытых ягодиц. Они осудят его на своих веб-страницах; они скажут, что его нежелание одобрить ту гордость, с которой они предъявляют окружающим свои тела, попросту кощунственно. Разве не все они созданы по Божьему образу и подобию? Значит, если кому-то не нравится, как выглядит другой человек, то ему не нравится, как выглядит Бог. Они рассерженно намекнут, что причины стыдиться каких бы то ни было частей человеческого тела есть лишь у тех, кто считает обезьян кровными родичами людей. Уже его собственный излишне скромный костюм представлял собой немалую опасность. Твердо решив не оголять свое тело ни на дюйм больше, чем требовали того жара и минимальные требования этикета, он всегда носил вместо майки футболку, а его шорты доставали чуть ли не до колен. По сравнению с прочей публикой на нем было много ткани, что его нередко принимали за мусульманина и советовали убираться обратно в гетто, а еще лучше - туда, откуда он родом, если это место до сих пор над водой. Траффорд попытался выкинуть эти мысли из головы и, борясь с подступающей к горлу тошнотой, во второй раз за утро начал потихоньку протискиваться к дверям станции метро. На экранах над этими дверьми крутили блок информационно-развлекательных программ. То же самое показывали на фонарных столбах, окаймляющих улицы, по которым Траффорд пришел из дома сюда, к станции. Те же навязчивые кадры мелькали на его проездном билете, и они же, без сомнения, сменяли друг друга на стенах проигнорированного им лифта. Везде одни и те же программы. Так много экранов - и так мало того, что можно на их увидеть.
В "Новостях шоу-бизнеса" многочисленные звезды вели со своими личными демонами отчаянные битвы, в которых твердо рассчитывали победить - разумеется, с Божьей помощью. В "Мировых новостях" все более смертоносные бомбы взрывались в местах массового скопления народа. Армия трудилась вовсю в очень сложных условиях - как в миротворческих зонах, разбросанных по всему свету, так и на границах христианского мира, защищая их от миллиардов измученных холерой неверных, которые умоляли дать им хоть стакан чистой воды. В более приземленных "Новостях страны" сообщали о новых проявлениях бдительности и примерах торжества народного правосудия (к коему власти относились сочувственно, хотя официально одобрить его не могли), тогда как правительство, казалось, пассивно наблюдало за проникновением в общество прекрасно организованной пятой колонны педофилов. В "Новостях погоды" были привычные прорывы дамб, аварии на насосных станциях и повсеместные наводнения.
Интересно, думал Траффорд, почему бы им просто не прокручивать каждый день одну и ту же пленку? Новости всегда были одинаковыми, а небольшие изменения в географии и наборе действующих лиц каждый успевал выучить наизусть уже к девяти часам утра.
Еще два прогона этого блока, подумал он, и я на станции.
Предположительно, погибли несколько сотен...
Здесь, в гуще толпы, слов диктора было толком не разобрать: мешала какофония звуков, льющихся из бесчисленных коммуникаторов и плееров, которые висели на шее практически у всех горожан.
А смертнику всего семнадцать лет...
Ух-ух! Бух-бух!
И умер он, когда его...
Девчонка, девчонка, ты будешь звездой...
Чтобы избавиться от шума, Траффорд ввинтил поглубже свои собственные молчащие наушники. Его всегда раздражали шум, вид человеческих тел - и запах. Смешанный запах пота, ароматизированных косметических средств и еды. Особенно еды.
Большинство тех, кто двигался к станции, что-то ели: они слушали свою музыку, пялились на развлекраны и одновременно запихивали в рот пищу. Складывалось впечатление, что люди сознательно не дают отдыха ни одному из своих органов чувств. Конечно, в поезде будет еще хуже. Траффорду страшно было даже подумать об этом: тесная раскаленная жестянка, плотно набитая пассажирами, жующими пиццы, бургеры, куриное мясо и полезные для здоровья шоколадки с овсяными хлопьями. Он сунул за щеку мятную подушечку - это был единственный способ справиться с дурнотой но дороге на работу. К несчастью, в городе становилось все труднее найти мятные конфетки без шоколадной оболочки. Когда он спрашивал их и магазине, продавцы не скрывали удивления. Что плохого в шоколаде, скажите на милость?