* * *
На Бога разумники всех планет валят всё подряд. "Ни один волос не падет с головы без воли Божией". Или – "ни единое перо". А Оно ли учредило сообщества разумных существ на многих планетах – такие сообщества, в которых и волосы, и перья облетают как листья в бурю?
Вопрос для Господствующего Божества трудный. Злобные драчливые создания на Земле, например, Ему решительно не нравятся. Бывают и у них достойные порывы, проявляют они "творческие способности", покушаясь на Божественные прерогативы. Но в общем преобладает злоба, порочность, жестокость.
Так Оно ли создало их такими?!
Признаться Самому Себе, что создало людей на Земле именно Оно – значит расписаться в весьма неудачном опыте Творения. Да и другие в большинстве не лучше. Планеты, обитателями которых Оно может гордиться, трудно вспомнить сразу даже Ему, всеведущему.
А согласиться, что Оно – не при чём, что люди воспитались такими на свой страх и риск и только сами во всем виноваты – значит отказаться от понятия всемогущества. Не говоря о всеведении, которое предполагает и точный прогноз на будущее.
Обоими вариантами Оно не может удовлетвориться.
Лучше бы всего – просто об этом не думать. Какое Ему дело до каких-то комков слизи, до слегка усложненных амеб?!
Никакого – и точка. Хорошо получилось или плохо – это просто недостойно Его внимания.
И легко бы не думать, если бы можно было заняться чем-то другим. Но у Господствующего Божества нет занятий помимо созданного Им Космоса. Для того и городилась вся эта Вселенная, чтобы было чем заняться, чтобы вышло Оно из одиночного заточения в Себе Самом, в бесструктурном Хаосе.
Оно утомилось монотонностью Хаоса, Оно возжелало разнообразия – что ж получилось очень занимательно. Так что всё бы и хорошо. Если отбросить моральный подход, не думать о злоключениях этих тварей, так старающихся развлечь Его. Но занимательность всегда жестока. Те же земляне почтительно зевают над пресной классикой, а по-настоящему любят полицейские романы и смертоубийственное кино. Вот и создало Оно для Собственного удовольствия бесконечный полицейский роман; сериал с неограниченными продолжениями. Потрафило Своему вкусу. И нет никого равного Ему, кто мог бы Его критиковать, перед кем Оно прикрыло бы от стыда Лицо Свое – выражаясь переносно, потому что лишено Оно лица, никто не может взглянуть на Него и залюбоваться Его красотой. Лишено Оно не только ощущений, но и красоты лишено тоже, напрасно малые планетяне мечтают: "Красив как Бог!"… Но важна не метафора, важен смысл: стыд – это действительный или воображаемый взгляд со стороны. А стороны-то и нет, и взгляда нет. Всемогущество, всеведение плюс полное бесстыдство – такая формула, пожалуй, объясняет природу Творения Его.
Но все-таки интересно разобраться Ему Самому: умышленно Оно закрутило такие увлекательные, но кровавые сюжеты, или так уж получилось от сложения мириадов микроскопических воль этих порочных тварей?!
Творить-то Оно творит, но с самоанализом у Него всегда было плохо. Нет стыда – нет и самоанализа.
Однако досадное внутреннее беспокойство некстати появилось и портит живое непосредственное удовольствие от созерцания непрерывно текущего продолжения.
Отразилось ли Оно в Своих мелких творениях?! Послушные ли куклы заселили многие планеты или самостоятельные личности?
Тишина в Космосе. И запаздывает ответ.
* * *
После завтрака, переполненный новым озарением, Денис не пошёл в школу, а завернул в храм. Пожалуй, в первый раз он пошёл туда один, не под присмотром дорогих родителей. Не встреча с отцом Леонтием его манила, а желание очутиться в светлом пространстве, где так успокоительно пахнет ладаном, где смотрит с иконостаса лики многих святых мужей и самого Господа. Бог – везде, но в храме – ближе. Легче здесь встретиться и поговорить мысленно Отцу с новоявленным Сыном.
Правда, обидно проигнорирована в храме Мать – но Она простит Сыну Своему: скоро Сын выставит и её Лик. Обязательно выставит – где-нибудь…
А с отцом Леонтием Денис как раз видеться не желал. Да отца Леонтия и не было в храме, он уехал в управление, так что Денис попал удачно.
В храме было совсем пусто. Как и всегда в это время. На карманные свои деньги Денис купил свечку, умиляясь самому себе: ведь он – Сын Божий, а пришел в обыкновенный храм как простой прихожанин, свечку вот поставит сейчас своему святому, хотя Сын Божий – куда более высокий чин, чем обыкновенные святые.
По храму тихо ходила уборщица тетя Груша – мела затоптанный пол, снимала полусгоревшие свечи.
– Чего рано явился, Денисик? А где твои?
– Я один сегодня.
– Чего так? Или нагрешил с утра? Замаливать пришел? – хихикнула старая.
Она ворчливо любила Дениса как мальчика красивого и воспитанного, не то что современные дети! Но разглядеть сияние вокруг чела новоявленного Сына Божия она не могла. Слишком он свой и привычный, чтобы признать в нем избранника Господня.
В приделе святой Екатерины стояла на коленях какая-то богомолка. Бормотала страстно и глухо свои жалобы, била поклоны.
– Вон, послал Господь кликушу, – недовольно указала тетя Груша.
Там в приделе старалась заглушить поклонами душевную боль Нина Антоновна, мать убитой Вали. Гибель дочери – всегда боль несравнимая, но ещё вдвойне и втройне больней, когда каждую секунду помнится собственная материнская вина. Эксперты ей объяснили, что опоздала она не больше чем на полчаса. Значит, когда убивали Валечку, Нина Антоновна стояла в очереди за этими проклятыми туфлями! Погналась за дешевизной.
Раньше их семья была очень благополучной при чиновном муже Нины Антоновны. Но муж не приспособился к новой жизни, в отличие от большинства коллег, и умер от инфаркта и разочарования. А ей приходится каждую копейку экономить. Вот Нина Антоновна и обрадовалась распродаже. А получилось – сэкономила ровно валечкину жизнь.
Несчастная будто услышала ворчание уборщицы, повернулась – и посмотрела прямо на Дениса. И Денис посмотрел на нее. Будто оба заглянули друг в друга.
Произошел тот самый редкий случай, когда естественные излучения двух людей попадают в резонанс. Внезапный проблеск телепатии.
Рассеянный свет, текущий с разных сторон, создавал в храме эффект особой прозрачности и легкости воздуха. И в этом как бы самосветящемся воздухе золотистые волосы Дениса отливали истинно неземным блеском. Несчастной женщине показалось, сам ангел со светящимся нимбом вокруг красивой почти женской головки сошел к ней сюда.
Она встала и пошла на него. Но, не дойдя трех шагов, бухнулась на колени, простирая руки, как на какой-то божественной картине в музее.
– Избранник, Отрок Светлый. Утешь!
Подползла быстро-быстро и обняла колени. В такой позе ей сделалось легче, спазм боли немного отпустил.
– Вот юроду послал Господь на нашу голову. Встань, не греши: это наш Дениска, а никакой не отрок, – тетя Груша постаралась оторвать её от коленей Дениса, но Нина Антоновна вцепилась неотрывно.
А Денис стоял, напрягая спину, сладко переживая первый свой триумф.
На него накатил тот самый странный его припадок – Денис словно нырнул в глубину – и вынырнул с новым знанием и новой уверенностью. Щеки горели, пот струился не только под мышками, но и по животу.
– Отцепись. Напужаешь. Родители после его пускать в храм не станут.
– Оставь ее, Груня, – не своим ясным голосом приказал Денис. – Ею Бог владеет.
– Светлый Отрок. Избранник. Благослови меня в моей горести. Утешь душу! Помолись за Валечку мою родненькую-у!
Женщина зарыдала, все сильнее стискивая Денису колени.
И чем сильнее сжимала она ему колени, чем громче рыдала – тем быстрее росла уверенность Дениса в его новом предназначении.
Здесь и сейчас исчез окончательно мало знающий о жизни, но зато едва ли не от всех окружающих зависимый школьник – и полностью оформился новый человек, твердо знающий, что Он – возлюбленный Сын Божий, и следовательно – самый главный на Земле, так что никакие президенты не имеют рядом с ним никакого значения.
А уверенность в себе – самое важное. Уверенность удесятиряет силы и приносит полный душевный покой.
Денис положил руку на укутанную черным платком голову неизвестной ему богомолки.
– Как зовут тебя, женщина?
– Нина Антоновна. Нина, несчастная раба Господня.
– Встань, Нина. Бог тебя услышит и утешит.
Нина поднялась, схватила руку Дениса и стала быстро мелко целовать.
Он высвободил руку, приподнял подбородок Нины и поцеловал её в губы.
– И этот туда же, – пробормотала тетя Груша, крестясь. – Батюшку изображает.
– Стыдись, маловерная, посмотри на Нину, – властно проговорил Денис тем же чужим ясным голосом.
– Избранник он! Отрок Светлый! – повторила исступленно Нина.
Ничего удивительного, что к этому же храму подошла и мать маленького убийцы – очкарика Миши. Ведь живут обе женщины совсем близко.
Ее горе было не меньше, Божество оценило это: ведь могла мелькнуть в душе тень облегчения: что бы ужасное ни случилось, все-таки её Мишенька жив и будет жить. Но нет, отдавало Оно женщине должное: она потрясена была гибелью души совсем ещё маленького сына не меньше, чем мать Вали – гибелью земного тела дочери. Мише её ещё только десять лет, по людским законам его нельзя даже судить. Но мать не понимала, как он будет жить дальше с воспоминанием о том, что произошло?!
Горевала она – а Мишенька был совершенно спокоен в это же самое время. Он уже узнал, что судить его не будут и даже не отправят в колонию, а просто, как сказала молодая ментовка, "будем контролировать процесс перевоспитания". Пускай контролируют. В школе его теперь будут бояться и никто подумать не посмеет обозвать Прыщем.
Женщина вошла в храм. И увидела рыдающую на плече у красивого подростка с золотыми волосами… – мать той девочки, той жертвы, с которой уже виделась у следователя.
Во внезапном порыве она бросилась к ней, упала рядом на колени и стала быстро целовать руки, обнимавшие златовласого отрока.
– Прости меня, прости. Помочь тебе нельзя, но прости, если можешь.
Денис не знал, что произошло между этими женщинами, но догадался, что сцена получилась очень эффектная. Даже и Груня больше не ворчала на "юроду".
– Прощайте друг друга! – сказал Денис ясным учительским голосом.
– Помолись… Помолимся вместе… Светлый Отрок замолит… – бормотала мать Вали.
Денис притянул друг к другу обеих женщин:
– Прощайте друг друга, поцелуйтесь сестрински, любовно, – приказал он.
Женщины поцеловались – и зарыдали обе. Первая снова рухнула на колени.
Денис догадался, что это облегчающие слезы. Он стоял, поглаживая слегка по головам коленопреклоненных женщин.
– Ну ничего, – повторял он, – ну ничего. Бог вас поддержит.
Наконец они устали рыдать и немного успокоились.
– Меня зовут Ниной. Или зови меня просто сестрой.
– А я Наташа. Сестра твоя.
И новоявленные сестры поцеловались снова.
– Ай да Дениска, утешитель нашёлся, – скептически, но все же воздала должное баба Груня. – Но все равно – грех. Богу молитесь, а не человеку.
На шум вышел старый пономарь Парфеныч.
– Чего тут у вас? Взбесились бабы, что ли?
– Светлый Отрок! Неужто ты не видишь, добрый человек?! – откуда-то в Нине нашлась энергия.
– Уста медовые, волосы льняные, – зачастила и Мишина мать, заразившаяся восторгом от своей сестры по несчастью.
– Изыдите. Не заставляйте брать грех на душу!
– Нету пророка в своем отечестве! – проговорил Денис знакомую ему от отца фразу и гордо пошёл к выходу.
Две несчастных женщины поспешили за ним.
По случаю раннего времени на паперти сидел единственный нищий. Нищий работал здесь давно и считал свою работу не хуже всякой другой. Лучше многих других! Во всяком случае, прожиточный минимум он здесь имел, которого лишился после закрытия своего института. Увидев выходящую группу, он привычно загнусил:
– Подайте ради Христа!
– Отрок Светлый! – указала нищему Нина. – Поклонись ему, старче, очисти душу.
Нищему всего сорок пять, но он вовремя поседел, и небритая полуседая щетина придавала ему старческий вид. И хорошо: старикам подают лучше.
Как опытный попрошайка, он привык применяться к причудам даятелей и охотно подхватил:
– Светлый Отрок, подай Христа ради!
– Проси у него лепту духовную, – посоветовала Мишина мать.
Нищий понял, что происходит нечто необычное. Быть может, намечается внезапная духовная карьера? Обычное дело по нынешним временам.
– Я всегда рад послушать праведного человека, – заметил он дипломатично.
– Послушай сего Отрока Светлого! – задушевно повторила м сестра Нина.
– А что отрок скажет нового, чего не слышно в этом храме?
Нищий, как человек с высшим образованием, в необходимых случаях изъясняется очень интеллигентно.
Денис понял, что именно сейчас произойдет презентация его новой доктрины:
– Мир создали Бог-Отец и Богиня-Мать, божественные Супруги. Вот Третий и Последний Завет, который я несу в мир!
Несчастные женщины не очень вслушивались в слова; их восхищал тон, которым они были произнесены. Зато нищий, будучи по своей работе лицом близким к церкви, сразу оценил всю эффектность и еретичность новинки: верховное Божественное Трио предлагалось заменить Дуэтом.
Как раз в этот момент подъехал отец Леонтий и увидел знакомого отрока Дениса, но не с родителями, а с каким-то незнакомыми тетками. Про виду – усердными богомолками из интеллигенток. Отец не очень жалует таких: эти обычно имеют свое мнение и о службе, и больше того – о догматах и толкованиях Святого Писания.
– Здравствуйте, отец Леонтий, – произнес Денис безо всякого умиления. Даже с небрежностью в голосе. Паче – с гордыней.
– Здравствуй, Денис, – протянул отец Леонтий руку для поцелуя. – А где твои достойные родители?
Денис небрежно чмокнул святоотеческую руку и едва-едва склонил лоб под благословение.
Богомолки смотрели настороженно. Одна сказала:
– Радость у нас, святой отец: познали мы Отрока Светлого. На котором печать благословения Божия. Утешил нас в небывалом горе, не допустил нас ненавидеть друг друга, но сделал сестрами в страдании.
Но сообщила столь благую весть с опаской, словно боясь, что обретенную нечаянную радость у нее грубо отнимут.
– Отрок сей – достойный богобоязненный отрок, сын достойных богобоязненных родителей, – строго официально ответствовал отец Леонтий. – А печатью благословения и бесконечной любви Божьей отмечен каждый православный, блюдущий церковные каноны. Да и грешников не обходит Он безмерными милостями Своими. Утешать же и учить прощать учит нас Он же, Отец наш Небесный.
– Но Светлый Отрок принес нам радость, он утешил нас в неутешимом горе, – вступилась и вторая.
– Долг православных – утешать друг друга. Грех на том, кто соблазнит малых сих! Отрок любезный Денис отмечен любовию Божией в общем ряду православных христиан. Хотя замечал я уже в нем признаки греховной гордыни. Рано начал, Денисе! Гордыней обуяны бывают дерзостные мужи с первой бородой – летам к двадцати. Ты же очень рано начал, юный отрок безбородый.
Наталья Сергеевна побежала в церковь, потому что некуда было ей больше бежать с её душевной мукой, с тем ужасом, в который вверг её живой, но душевно погибший её сыночек Миша.
Но старательной прихожанкой она не была никогда. И относилась с подозрениям к "официальным попам", как всю жизнь относилась с подозрением ко всему официальному. Прекрасный мальчик, по возрасту не очень далекий от её Мишеньки, утешил, помирил – и только-только начала отпускать невыносимая боль – и явился этот сытый самодовольный чиновник в рясе и отнимает у нее утешение, читает нотации Светлому Отроку, как читали нотации учителя её Мише, нудные и тоже официальные чиновники, только не от церкви, а от школы, от которых Мишенька и бежал в компании с дикой музыкой и этими варварскими фильмами. Они тоже виноваты по-своему в том, что случилось – и теперь настиг её холодный истукан из того же племени. Думает, надел рясу, так может учить всех!
– Видим мы ясно, святой отец, светлую печать на челе Его юном и прекрасном! – упорствовала Наталья.
– Закрой свой слух, Денисе. Идем в храм, я тебя исповедую и отпущу грехи.
Отец Леонтий крепко ухватил Дениса под локоть и с ласковой непреклонностью повлек в храм.
Но женщины вдвоем ухватили Отрока за другую руку.
– Недостоин ты еси исповедовать сего Отрока Светлого, потому что нет в тебе смирения перед сим чудом, явленным нам Господом в лице Отрока сего! – не своими какими-то словами заголосила Наталья.
Устраивать драку было бы неприлично. Тем более – вне храма, на глазах зевак, среди которых ещё много остается погибших для вечной жизни злорадных безбожников. Могут оказаться здесь же, к великому соблазну, и сектанты, и журналисты, которые разнесут скандал по мерзостным своим листкам.
Отец Леонтий остановился и воззвал:
– Выбирай, Денисе: в свет идешь или в тьму?! Смущает тебя сам Сатана в облике сих дерзостных и злочестивых жен!
Только что Нина с Натальей пережили горестный восторг прощения, прилив любви, который оказался сильнее самой смерти – и теперь за это их обозвали "дерзостными и злочестивыми". И кто обозвал!
– Не слушай ты сего служителя недостойного. – Такими же странными для себя словами Наталья теперь заговорила с Денисом. – Господь избрал его храм для явления милости Своей, а он, пастырь нерадивый, имея глаза, да не видит. Так же и книжники и фарисеи не различили Божественного Младенца, принесенного во храм. Своей слепотой ты, недостойный, сделаешь сей храм подобием нечистой синагоги!
– У меня синагога?! Да отсохнет, прости Господи, нечистый язык!
– Где не видят света истинно Божественного, не чтут Светлого Отрока – там не храм, а синагога, в которой отвергли Божественного Иисуса!..
Наталья слышала эти слова в детстве, когда гостила в деревне у бабушки. Но забыла их, забыла почти и бабушку, и теперь ожившие в памяти слова ей самой казались чудом, казалось, их вкладывает ей в уста сам Бог собственноручно. И тем очевиднее делалась ей правота Светлого Отрока – и темная греховность недостойного пастыря.
– Замолчи ты!
– Так и фарисеи не разглядели явления Спасителя! Синагога! Синагога!
– Замолчи! Пошли, Денисе!
Но Денис не колебался. Он знал, с кем он. Он впервые ощутил поцелуи на своей руке. Он видел Светлого Старца, открывшего ему высокое предназначение. Он уже знал, что он – Сын Божий. Сын Божественных Супругов, бытие Которых открыто ему первому здесь на Земле. Да, Он – Сын Божественных супругов, и тоже должен писаться с большой буквы как член Божественной Семьи!
Он выдернул руку из цепких пальцев отца Леонтия.
– Не видите вы света, святой отец.
– Погибель себе готовишь вечную, несчастный Денисе! В гордыне дьявольской уподобился ты проклятому Люциферу, извергнутому из ангелов. Нет прощения такому греху!
– Сами вы на погибель пойдете, отче. В дальний аут! – не повышая голоса презрительно ответил Денис.