Они попросили водителя тормознуть, дабы дать возможность одному составить бумаженцию, а другому - выудить из скаредного кошеля востребованную деньгу.
Сделка заключилась, и дрын-дрын тронулся. Де Цикада улыбался с довольным видом, Жак думал уже о другом. Наконец доехали до бульвара де Версай. Де Цикада попросил остановиться около вокзала и улетучился. Жак спустился к Сене.
На пароходике почти никого не было. Жак устроился на скамейке на корме, за его спиной, убегая вдаль, тянулась вереница пейзажей, сменяющихся под мерное движение медленно плывущих барж. Мирно работали заводы, на ветру колыхались деревья Леса. Предгородья были прелестны. До чего же все это казалось продуманно безмятежным. Жак закуривает сигарету, и вдруг волна подхватывает маленький пироскаф и относит его в зону мощного циклона. В метаметеорологическом тумане пролетают долгие часы и наверняка дни. Жак продолжает курить. Затем море успокаивается, и Жак понимает, что остался один. Утонули его попутчики, утонуло все человечество. Он держит штурвал и ведет свое судно в никуда. Тем временем вода начинает нагреваться и закипать: дело в том, что земля приближается к солнцу. Вода кипит, кипит, кипит, и океаны медленно испаряются. Жак продолжает дышать: вне всякого сомнения, его легкие претерпели необходимую трансформацию. В силу внезапной мутации Жак превращается в саламандру, в гелиоколя, в несгораемый, живой комочек асбеста. Теперь земля выглядит как булыжник, докрасна раскаленный огнем небесной печки, и, разумеется, конечно же, естественно, уже давным-давно нет и самого пароходика, который разбился, сгорел, сгинул. Позднее, после того как солнце, вдруг задутое каким-нибудь космическим ветром, затухает, сразу же становится очень холодно, и земля раскалывается на тысячи ледяных кусков, которые разлетаются по безднам пространства. На одном из этих осколков находится Жак Сердоболь, правда, в виде споры с очень твердой скорлупой. Но этому семени достаточно толики тепла от какой-нибудь мечты, чтобы вновь пробудилась человеческая форма Жака Сердоболя, который в этот момент просматривает "Спортивный Париж".
- Мне бы никогда не пришло в голову поставить на лошадь с такой кличкой, - сказал Белепин, глядя, как Жак забирает у букмека закобыленный выигрыш.
- Не следует доверять предрассудкам, - сказал Жак.
- Конечно нет, - сказал Белепин. - Но все равно, до чего мерзкие эти паразиты, даже говорить о них противно.
- Вы очень щепетильны, мсье Белепин, - сказал Жак.
- С гигиеной следует все же считаться. Смерть вшам да мошкам! Смерть мандавошкам! Каков слог?
- Хи-хи, - хихикнул Жак.
- Хорош потешаться. Где башли?
Жак вытащил из портмоне банкноты.
- Двести франков мамаши Жопосла и четыреста франков де Цикады.
- Превосходно. Вот ваши десять процентов.
- Сэнк ю.
- Стихи де Цикады у вас?
- Нет. Я забыл у него спросить. Зато вот стихи мамаши Жопосла.
- Впрочем, это не имеет никакого значения, - сказал Белепин, - учитывая то, что я с ними сделаю.
- А что вы с ними сделаете? - спросил Жак.
- Ну разумеется, ничего!
Жак посмотрел на него.
- Это вас удивляет?
- Нисколько. Разумеется, вы с ними ничего не сделаете!
Он доехал на такси до улицы Лувра и послал де Цикаде перевод на четыреста франков. Вернулся пешком.
- Какой же я все-таки дурак.
Он пошел по набережной. Люди возвращались домой. Они возвращались из кинематографа.
II
V
Сюзанна подтерла мальчишку, затем отнесла его в кровать. Жак, утопая в кресле, курил сигарету, пепел с которой регулярно падал на ковер, ковер затрепанный и засаленный. На столе в фиолетовой тени от порожней на три четверти бутылки с нажористым красным винищем остатки продуктов превращались в отходы. От окурка, лежащего на краю тарелки, к сероватому потолку тянулась прямая струйка дыма. Раздается стук в дверь, входит Бютар.
И говорит: "Вот те на, а Сюзанны нет".
Он садится.
Жак сообщает ему, что она укладывает мальчишку.
- С Мишу все нормально?
- Да.
Жак встает, выливает себе в бокал остаток вина, выпивает.
И говорит: "Я пойду. Пойду работать. Останусь там на всю ночь".
А Бютар ему и отвечает: "Ну тогда спокойной ночи. Счастливо поработать".
Городишко погружается в сон. Жак проходит мимо ярко освещенных пучин трех-четырех кафе, но не бросается в них. Он доходит до крепостных стен, вдоль которых и идет. Внизу шумит местами бурная речка. Предприятие "Бапоно" расположено на окружной дороге, вне города. Жак звонит, вылезает сторож с болтающимися до колен подтяжками, расстегнутой ширинкой и слипшимися волосами. Он открывает дверь, заявляя при этом о своей готовности вкрадчивыми и тонкими намеками надоумить г-на Бапоно снабдить своего инженера-химика личным ключом. После чего опять уходит дрыхнуть. Жак пересекает двор, скрипит гравий. Жак входит в свою лабораторию и - не обращая внимания на оживление, которое его приход вызвал у крыс, мышей и прочих зверушек, призванных сносить последствия его фармацевтической и ветеринарной деятельности скорее химического, нежели биологического характера, - садится.
Курит сигарету.
Затем, отвлекшись от отсутствия мыслей, встает и обходит лабораторию; отстраненным взором осматривает бутыли, колбы, реторты, пробирки и кристаллизаторы на столе, где сушатся растения, поодаль - клетки с животными для откорма, закармливания, отравления, заражения и даже для излечения. Он обходит свои владения. Через стекло смотрит на спокойствие города, - обильно, но ненавязчиво освещаемого стараниями усердной муниципальной администрации, одним из самых деятельных членов которой, кстати, является Бапоно, - затем на расположение звезд. И по ходу перечисляет названия нескольких созвездий.
Он завершает свой космический экскурс, вновь садится и вновь погружается в отсутствие мыслей, блуждая взглядом по ту сторону стеклянных поверхностей, отражающих его самого согласно непреложным законам геометрической оптики. Тут раздается стук в дверь, входит девушка, а именно Марта, по фамилии Бапоно.
У нее под халатом пижама. Волосы распущены по плечам. Она говорит:
- Я увидела в лаборатории свет. И сразу же подумала, что это вы пришли поработать. Догадаться было нетрудно! Я вас отвлекаю?
Жак из вежливости встает и из нее же отвечает "Нет".
- Не надо условностей, - с воодушевлением говорит Марта, - выставьте меня за дверь, если я вам мешаю.
- Я еще не начал работать, - отвечает Жак, - и у меня впереди вся ночь.
- Вы что, совсем не спите?
- Сплю, но мало и очень интенсивно.
- Как это может быть? - очень серьезно спрашивает Марта.
- Целая техника. Очень сложная.
- О, - взмолилась она, - научите меня!
- После того как вы сдадите оставшиеся экзамены на степень бакалавра.
- Почему вы надо мной смеетесь?
- Ядрена вошь, - шепчет Жак.
- Чему посвящены ваши исследования в настоящий момент? Хотя это, наверное, нескромный вопрос?
- Нет. Ничуть.
Он замолчал.
Она стала прогуливаться по лаборатории, глядя по сторонам.
- Выглядит внушительно, - сказала она. - Должно быть, папа вам очень доверяет, если оплачивает все эти красивые штуки.
- Хотите, чтобы вас очаровать, я изменю цвет лакмусовой бумажки.
- Спасибо. Этот фокус я знаю, мы проходили в школе. А вот что находится здесь, в этой плошке?
- Кишки крота, инфицированные бапонитом, средством, которое изобрел ваш отец.
- Без лаборатории, - сказала Марта.
- Естественно, без лаборатории.
Она остановилась перед клетками.
- А эти бедные зверушки?
- Различная интоксикация. Суть в том, что надо отравить кошек так, чтобы не умертвить мышей, и уничтожить пожирателей салата, не отравив при этом белых червей.
- А вот эта здоровая крыса, она вроде чувствует себя хорошо.
- Я кормлю этого зверя Интегральной Микстурой Бапоно - Защита Крольчатников и Свинарников.
- Но ведь это не кролик и не свинья!
- Его зовут Газдрубал. Не считая симпатии, которую он у меня вызывает, Газдрубал служит в основном для исследований на тему гигантизма среди стебельчатых. Я пытаюсь вывести породу гигантских вшей.
- Что за странная идея, - прошептала девушка.
Она присела.
- Как дела у вашей труппы?
- Очень хорошо, мадемуазель.
- Что вы будете представлять?
- Это секрет, мадемуазель.
- А вы сами играете?
- Нет, мадемуазель. Я руковожу.
- Наш шофер ведь у вас играет, не так ли?
- Томассон, да.
- И секретарша тоже?
- Жинетта Этьен, да.
- Народная труппа.
- Как видите, да.
- Сколько вас?
- Восемь, а со мной - девять.
- И как успехи?
- Поразительные.
Марта замолчала, похоже, в задумчивости, а может, в замешательстве.
- Никак нельзя к вам присоединиться?
- Ядрена вошь, - прошептал он.
Марта внимательно рассматривает расшитые носки своих шлепанцев.
- Мсье Саботье младшему я тоже отказал, - сказал Жак. - Кажется, он даже поет, но меня это не интересует.
- О Тино я у вас не спрашивала, - сказала Марта. - Каково ваше происхождение, мсье Сердоболь?
- То есть?
- Хотя это, наверное, нескромный вопрос?
- Профессия моего отца? Вы это хотели знать? Промышленник. Мать? Она из города Сен-Сезара. Один из моих дядей - монсеньор города Сен-Сезар, архиепископ лионский и примат Галлии, другой - Луи-Филипп, принц де Цикада. Мы находимся в родстве с Нуа и Бруа.
Он кашлянул.
- Но прошу вас, - быстро добавил он, - пускай это останется между нами. Я бы не хотел, чтобы это знал весь город.
- Обещаю вам, - степенно сказала Марта.
Он подвинул маленький, совершенно белый лакированный табурет и сел подле нее, склонился к ней и внезапно замер.
Встал и поклонился.
- Добрый вечер, мсье Бапоно, - вежливо произнес он.
Мсье Бапоно дождался, когда Марта выйдет, и воскликнул:
- Ну и дела! Вот уж чего я никак не ожидал! Ну вы, старина, даете! Без особых церемоний. Приехали два месяца назад и уже обольщаете дочку патрона. Неплохо! Неплохо! А может, заодно и жену? Откуда я знаю?! Может, мой инженер-химик уже наставил мне рога! Черт-те что! Черт-те что! Хороший же я патрон, хорошо заткнутый патрон. Нет, вы мне только скажите, старина, главное, не смущайтесь, а! Серьезно!
Он взял Жака под руку и увлек на прогулку по лаборатории.
- Ну а не считая этого, как продвигаются наши индивидуальные исследования? Получается? Я уверен, что получается. Рационал! Рационал получается? А Митоктон Бапоно? Получается Митоктон Бапоно?
- Я представлю вам отчет в течение этой недели.
- Прекрасно. Великолепно. Но индивидуальные исследования, расскажите-ка мне о них. Хотя, может, это нескромный вопрос?
Он отпустил его руку, отошел на два шага и с восхищением оглядел Жака.
- Послушайте-ка, не знаю, говорил ли я вам уже, но вы - впечатляющий экземпляр. Вы занимались спортом?
- Да. И даже танцами. Балетом.
- Обалдеть. Обалдеть. Обалдеть.
Он смотрел на него с восхищением.
- Я должен был поступить в Оперу, - сказал Жак. - Я давал сольные спектакли в зале "Плейель" и выступал на сцене нескольких мюзик-холлов. Впрочем, у меня это семейное, поскольку моя мать была балериной в кордебалете оперного театра Бордо. Но из уважения к отцу, который был архиепископом, я выбрал химию.
Бапоно вновь взял Сердоболя под руку и увлек в очередной обход лаборатории быстрым шагом.
- Танцор, - восклицал он, - инженер-танцор, танцор-инженер, нет, мне все-таки попался редкий экземпляр. Обалдеть!
Он вновь отпустил руку Жака, чтобы отойти на шаг.
- Вы чертовски хорошо сложены, - продолжил он. - Особенно поразительным я нахожу затылок, он свидетельствует одновременно о силе и уме обладателя. Такой затылок воспринимается как самое настоящее произведение искусства. Вам смешно? Вы - ученый, а я - промышленник, но искусство выше всего, не правда ли? Вот это нас и объединяет.
Он попытался вновь ухватить Жака под руку, но тот незаметно отстранился.
- Мне вот танцы, - сказал Бапоно, - художественные танцы, разумеется, кажутся чем-то феноменальным. Всякий раз когда я оказываюсь в Париже, бегу на балет. Вы даже не догадывались, правда? Вы даже не представляли? Балет - это восхитительно. Балерины - сплошное очарование. А красивые, атлетически сложенные тела в облегающих трико - вот что дает глубокое представление о человеческой анатомии.
Он кашлянул.
- А если вы мне что-нибудь станцуете? - предложил он. - Я бы обеспечил музыкальное сопровождение, а вы бы выделывали свои па.
Он принялся напевать, затем попеременно имитировать струнные и духовые. Жак после некоторого замешательства выдал несколько па, затем перепрыгнул через стол с рьяностью позитрона, вытолкнутого из ядра бора.
Вошла мадам Бапоно.
И сказала: "Не стесняйтесь, господа".
Бапоно прыснул со смеху. Жак сделал достойное лицо и поклонился. Мадам Бапоно была одета так же, как ее дочь, ее шлепанцы были расшиты идентичным образом. Она подвинула стул и села.
- Прошу вас, - сказала она. - Продолжайте.
Она доброжелательно улыбалась.
- Нет-нет, - воскликнул Бапоно, потирая глаза, - на сегодня хватит. Пойдем спать.
- Вы репетировали? - спросила мадам Бапоно.
- О нет, мадам, я руковожу, я сам не играю.
- А какую пьесу вы нам готовите?
- Это секрет, мадам.
- Ладно, все, - сказал Бапоно. - В койку. Дадим молодому человеку возможность поработать.
Он встал и бесцеремонно ссадил супругу.
- Спокойной ночи! - крикнул он. - Спокойной работы!
Еще секунда - и их уже не было.
Жак еще раз обошел лабораторию, погладил Газдрубала, рассеянно посмотрел на пару кристаллизаторов, затем выключил свет и вытянулся на диване в своем кабинете. Он проснулся, когда аппараты для растирания в порошок Интегральной Микстуры Бапоно уже давно урчали. Он услышал, как с полной отдачей стучит пишущая машинка Жинетты.
Он потянулся, встал и решил пойти побриться. В зеркале, висевшем над его письменным столом, он увидел Корбиньона, который усердно трудился согласно полученным инструкциям.
- Который час, Корбиньон? - крикнул он.
- Полдесятого, мсье Сердоболь.
- Я проработал всю ночь, - сказал Жак.
Он посмотрел на себя в зеркало. И окончательно утвердился в своем намерении отправиться в парикмахерскую.
- Все в порядке, Корбиньон?
- Да, мсье.
- Ничего особенного?
- Нет, мсье.
Сказали друг другу они.