23
Однажды, когда Тереза ещё жила на ферме, к капитану Жусто приехал доктор Эмилиано Гедес, чтобы купить скот. Жустиниано Дуарте да Роза занимался любой торговлей, какой придётся. Покупал дёшево, продавал дорого - нет иного способа заработать деньги. Несколько месяцев назад по дороге с ярмарки из Сант-Аны он приобрёл у некоего Агрипино Линса стадо быков. Животные были изнурены - кости да кожа, погонщик их умер от тифа, несколько голов околели, а потому оставшихся владелец продал за гроши. При расчёте Жусто ещё вычел из оговорённой суммы стоимость одной коровы, которая издохла по прибытии на ферму, и двух, еле таскавших ноги. Владелец скота хотел было протестовать, но капитан одёрнул его: не поднимайте голоса, я этого не потерплю, берите деньги, и чтобы духу вашего здесь не было, сукин вы сын! И приказал пустить скот на пастбище для откормки.
Чтобы взглянуть на скот и отобрать несколько коров, доктор Эмилиано Гедес приехал на чёрном коне. Шпоры были серебряные, серебром же были украшены и стремена, и кожаная сбруя. Жустиниано принял его с подобающим почётом, которого заслуживает глава семейства Гедесов, старший из трёх братьев, подлинный владелец вокруг лежащих земель. Рядом с ним богатый и внушающий страх капитан Жусто, был никем, бедняком и тут же утратил свою храбрость и наглость.
В гостиной Эмилиано Гедес, нервно сжимая в руке кнут с серебряной рукояткой, вдруг увидел дону Брижиду, постаревшую, отчуждённую и рассеянную. Шаркая домашними туфлями, она ходила за внучкой.
- После смерти жены она помешалась. Ушла в горе и в себя. Содержу её из милости, - пояснил капитан.
Старший из Гедесов проводил её взглядом до зарослей кустарника, куда она немедленно удалилась.
- Кто бы мог подобное представить, такая достойная сеньора!
Тереза вошла в гостиную, принесла кофе, Эмилиано Гедес тут же забыл о доне Брижиде и обо всём на свете. Пригладил усы, оценив служанку. В женщинах он знал толк и не мог сдержать изумления: Боже праведный!
- Спасибо, дочь моя! - Он мешал сахар ложечкой, не отрывая глаз от девушки.
Доктор Гедес был высокого роста, худой, с седыми волосами, пышными усами, крючковатым носом, сверлящим взглядом и ухоженными руками. Стоя к нему спиной, Тереза наливала кофе капитану. Эмилиано оценивающе оглядел её фигуру, обтянутую платьем Дорис. Ничего себе! Ещё не совсем сформировавшаяся, но чуть позже, если её холить и лелеять, будет просто великолепна.
Выпив кофе, доктор и капитан поехали смотреть скот. Эмилиано отобрал лучших коров, договорился о цене. По возвращении, когда были уточнены последние детали сделки, доктор поблагодарил капитана у дверей дома, но приглашение спешиться отверг.
- Большое спасибо, я тороплюсь… - Он поднял хлыст, но, прежде чем стегнуть лошадь, спросил, поглаживая усы: - А не могли бы вы добавить к продаваемой партии и тёлочку, что у вас в доме? Назначьте цену, я заплачу, сколько скажете.
Капитан понял не сразу.
- Тёлочка в доме? О чём вы, сеньор?
- Я говорю о девчонке, вашей служанке. Мне нужна горничная.
- Это моя подопечная, сеньор, сирота, мне отдали её на воспитание. Я не вправе ею распоряжаться. Если бы не это, она была бы вашей. Прошу извинения, что не могу услужить.
Сеньор Эмилиано, опустив хлыст, слегка шлёпнул себя по ноге.
- Оставим это. Пришлите мне коров. До свидания.
Всё это было сказано голосом человека, привыкшего испокон веку повелевать. Тронув серебряными шпорами коня, он резко натянул поводья и, подняв животное на дыбы, гордец, заставил его развернуться. Капитан инстинктивно подался назад. Доктор взмахнул хлыстом, копыта, взметнув пыль, ударили оземь. Терпение. Будь она его, он бы тоже не назначил цены.
Эмилиано заметил, как поблёскивают её глаза - блеск ещё не обработанного бриллианта, который должен попасть в руки опытного ювелира. Девушка необычайно хороша. Он обратил на неё внимание, ещё когда встретил на дороге, с узлом белья на голове она шла к ручью, чуть покачивая уже округлыми бёдрами. Хорошо ухоженная, живущая в достатке и ласке, она станет божественным созданием. Но этот Жустиниано, человек с животными инстинктами, не способен видеть в необработанном минерале будущую драгоценность, не может ни огранить, ни отполировать оказавшуюся в его руках по несправедливости судьбы вещь. Если бы она попала к нему, Гедесу, он бы превратил её, приложив все усилия, спокойствие, выдержку, в королевскую жемчужину. Ах, какой блеск в её чёрных глазах! Сколь несправедлива судьба по отношению к этой девчонке!
Капитан Жусто с веранды своего дома видит удаляющегося горячего скакуна, дорогого жеребца в серебряной сбруе, поднятый на дыбы, он даже напугал его. Жустиниано Дуарте да Роза играет золотыми кольцами своего ожерелья. Всё это сорванные им зелёные плоды. С наибольшим трудом досталась ему Тереза. Захоти он продать её, доктор Эмилиано Гедес, самый старший из Гедесов, владелец земель и бесчисленной обслуги, заплатил бы за неё хорошую цену и стал бы питаться объедками со стола капитана. Но нет нужды её продавать. По крайней мере пока.
24
Зимние дожди увлажнили потрескавшуюся от засухи землю, стали прорастать семена, придёт время, поднимутся всходы и принесут урожай. По случаю святых праздников девять и тринадцать дней подряд читались молитвы, девушки распевали кантиги, тянули жребий на суженого, давали обеты; на дорогах, ведущих на фермы, слышались звуки гармоник, всю ночь напролёт молодёжь танцевала, пускала фейерверки, после молитв и просьб, адресованных святым, танцы, ликёр, кашаса, флирт, любовь прямо тут же, в зарослях кустарника, под смех и слёзы. Месяц июнь - месяц кукурузы, апельсинов, тростника, чаш с кукурузной кашей, фруктовых ликёров и ликёров из женипапо, накрытых столов, освящённых алтарей Святого Антония - покровителя брачующихся, Святого Иоанна - брата Иисуса, Святого Петра - покровителя вдовствующих, школы на каникулах. Месяц зачинать будущее потомство.
В гостиной почтеннейшего судьи Эустакио Фиальо Гомеса Нето, или Фиальо Нето, автора пылких сонетов, ярко горят огни. Пришедшие гости приветствуют сеньору Беатрис Маркондес Гомес Нето, супругу судьи, которая, как правило, живёт в столице штата, присматривая за сыновьями: "В столице за детьми нужен глаз и глаз, нельзя оставлять молодёжь без присмотра там, где полно соблазнов".
И доне Беатрис зимние дожди пошли на пользу - всего за четыре месяца, от приезда в феврале до приезда в июне, она помолодела на десять лет. Лицо стало гладким, натянутым, ни единой морщинки, тело стройное, груди поднятые, говорящие о тридцати вёснах, не больше. Упаси нас Боже от такого бесстыдства, как прошипела разволнованная после посещения дома судьи Понсиана де Азеведо: "Эта дамочка - ходячая слава нашей современной медицины". Для Понсианы пластическая хирургия была преступлением против религии и добрых нравов. Изменять данное Господом лицо, подрезать кожу, подшивать груди и кто ещё знает что - это отступничество! Марикиньяс Портильо была не согласна, она не видит в том никакого греха, она этого никогда не делала, это так, потому что стара и бедна, но супруга судьи живёт в столице, посещает высшее…
- Высшее и низшее, кума, больше низшее, чем высшее, - обрезала её непреклонная дона Понсиана. - Ей же перевалило за сорок, а она опять девочкой смотрится, да ещё китаянкой…
Что касается теперешних миндалевидных глаз доны Беатрис, то она, это очевидно, пожертвовала прежними большими меланхолическими глазами, смотревшими умоляюще и принёсшими в своё время большой успех супруге судьи и, к несчастью, много морщин и гусиных лапок вокруг них.
- За сорок? Неужели?
Больше сорока, уверена. Несмотря на богатое наследство и широкие родственные связи, она выходить замуж не торопилась, ждала гордого охотника на приданое, чтобы заставить услышать даже глухих, что одинокая дона Беатрис содействовала прогрессу. Сыну Даниэлу, который здесь присутствует, двадцать два года, он второй ребёнок. Первый Исайас, ему скоро исполнится двадцать семь; между ними была девочка, она умерла от гриппа. Исайас в декабре оканчивает медицинский факультет. Так вот, Марикиньяс, чтобы вы знали, о каких невинных детках печётся дона Беатрис в Баии, ради кого она бросает мужа в объятия любовницы, - это двое взрослых парней и Вера. Веринья тоже совершеннолетняя, ей уже двадцать, которая никак не окончит гимназию, но уже третий раз помолвлена. Сеньора пребывает в Баии, предаваясь картёжной игре и прочим азартным радостям, а изображает добродетельную жену, приносящую себя в жертву детям. А мы тут - сборище полоумных старух, судачащих о чужой жизни. Разве не так, смеётся добрая Марикиньяс Портильо; другие, однако, соглашаются с Понсианой де Азеведо, так хорошо знающей жизнь семейства почтеннейшего судьи от знакомых и соседей доны Беатрис! Каждый день супруга судьи идёт играть к таким же, как она, подругам или на свидание с доктором Илирио Баэтой, профессором университета, который был её любовником на протяжении двух десятков лет, очень похоже, что это он, ещё будучи студентом, лишил её невинности. Однако наставлять рога судье для неё мало, ей ещё нужно обводить вокруг пальца известного эскулапа, встречаясь с молодыми людьми. Вот этим-то и объясняется необходимость всё время подтягивать лицо, тренировать тело, подправлять глаза и подшивать грудь и кто знает, что ещё? Зависть распирает грудь кумушек, во рту у них появляется горечь, язык становится злым.
После разговора со святошами - они, эти ядовитые ведьмы, сборище стервятников, пришли сюда сплетничать - дона Беатрис, оставшись наедине с мужем, не скрывает тяжёлого впечатления от встречи с доной Брижидой в доме капитана, где была она накануне.
- Бедная женщина живёт в грязи, ходит за внучкой, всеми забытая. За последние месяцы она ещё больше опустилась, такая жалость. И всё время её душу преследуют повергающие в ужас истории. Если в том, что она говорит, есть хоть капля правды, этот твой друг Жустиниано - просто невменяемый.
Судья, как всегда, повторяет много раз слышанные ею объяснения относительно поведения капитана. Судье необходимо защищать его, что он и делает каждый раз, как приезжает супруга, и не только перед ней, но и перед другими знакомыми и друзьями доктора Убалдо Курвелы и доны Брижиды.
- Помешанная, бедная помешанная, она не вынесла смерти дочери. Живёт так, как хочет, переубедить её невозможно. Да и что должен капитан делать? Отправить её в больницу для душевнобольных в Баии? Или в Сан-Жоан-де-Деус? Ты знаешь условия, в которых содержатся умалишённые? Вот потому-то капитан и держит её на ферме, даст ей всё необходимое, разрешает ходить за внучкой, к которой она действительно привязана. Капитану ведь проще, с его-то связями, найти свободное место и устроить её в больницу, и вопрос был бы исчерпан. - И добавляет: - И прошу тебя, моя дорогая, избегай любых обсуждений поступков капитана. Он таков, каков есть, наш кум и уважаемый нами друг, которому мы стольким обязаны.
- Обязаны? Нет, мой друг! - Она сказала "мой друг" с подчёркнутой и ядовитой торжественностью. - Ты обязан… думаю, деньгами.
- Деньги на расходы семьи. Или ты думаешь, что жалованья судьи достаточно на наши расходы?
- Но не забывай, мой друг… - Снова её тон насмешлив. - Свои траты я покрываю с доходов, которые мне приносит полученное наследство, той малой части, что тебе не удалось бросить fía ветер благодаря мне, чудом её спасшей.
Столько раз почтеннейший судья думал об этих деньгах и каждый раз реагировал одинаково: воздевал руки к небу, открывал рот для решительного протеста, но не протестовал, не произносил ни слова, точно, будучи жертвой самой большой несправедливости, даже не желал сопротивляться любому спорному обвинению ради защиты супружеского мира.
Чуть заметно улыбаясь, дона Беатрис устремляет свои миндалевидные глаза, которые, как считали в столице, ей очень шли, на покрытые лаком ногти, отводя их от мужа, бедняги, тщетно старавшегося выглядеть весёлым и даже улыбаться. Эустакио вызывал у Беатрис только сострадание: его высасывает любовница, а он прикидывается респектабельным и петушится, пишет стихи, старый рогоносец. Правда, у капитана дрянь ещё худшего сорта, она ему служит, прикрывает все его грязные дела и мерзости. Счастье ещё, что в стране нет никаких политических перемен, и она, дона Беатрис, родственница Гедесов по материнской линии, тому гарантия. Это им, Гедесам, был обязан своим назначением на должность судьи бедный Эустакио, когда двенадцать лет назад установили факт банкротства и наследство доны Беатрис оказалось под угрозой, тогда это решение было единственно возможным, чтобы избежать развода и позора. Дона Беатрис пожала плечами. Не будем говорить об этом и даже о доне Брижиде, она её в общем-то не интересует. И посетила, только чтобы исполнить общественный долг, поскольку приехала сюда к мужу на несколько дней, опять же исполняя всё тот же общественный долг и видя в том собственную выгоду: ни дети, ни тем более двоюродные братья не хотели бы видеть её разведённой или брошенной мужем. Этот мир полон условностей и правил игры, и их необходимо соблюдать, это известно всем.
Даниэл, любимец матери, её настоящая копия, вошёл в гостиную как ни в чём не бывало, с обаятельной улыбкой, хотя ему, Даниэлу, чтобы провести каникулы в обществе отца, пришлось расстаться с шестидесятилетней миллионершей, усыпанной кольцами и ожерельями, Перолой Шварц Леан. Надев маску циника и развратника, Дан был ещё юнцом, мальчишкой.
Почувствовав натянутую обстановку в гостиной, Дан, не любивший ссор, споров и натянутых лиц, попытался разрядить обстановку:
- Я тут побродил по городу, как же грустно-то! Вроде бы не был целый век, почти забыл, какой он. Не понимаю, отец, как ты можешь торчать здесь безвыездно, ведь в Баии ты бываешь не более двух раз в году. С ума сойти можно! Я, конечно, окончу юридический факультет, как ты хочешь, но не проси меня стать судьёй в провинции. Это какой-то ужас! Дона Беатрис улыбнулась сыну:
- Твой отец, Дан, не честолюбив, он поэт. Умён, начитан, печатается в газетах и мог бы, использовав престиж моей фамилии, сделать политическую карьеру, но… не захотел, предпочёл стать провинциальным судьёй.
- Всё имеет свои положительные стороны, сын. - Почтеннейший судья облачился в мантию респектабельности.
- Верно, отец. - Даниэл согласился, вспомнив Белинью, с которой только что поздоровался на улице.
Дона Беатрис тут же поспешила переменить тему разговора. Поза Эустакио всегда действовала ей на нервы. Какая тоска!
- Ты, Дан, наверное, пробудил женские страсти? Много разбитых сердец, а? Сколько мужей и домашних очагов под угрозой? - Беатрис проявляла живой интерес к любовным делам сыновей, которые доверяли ей свои планы, и бывала соучастницей, когда Дан спутывался с одной из её подруг по картам.
- Да какие здесь женщины, мама? А видела бы, как держатся. А те, что торчат у окон? Никогда не видел ничего подобного. Но всё это интереса не вызывает.
- Так ничто тебя и не привлекло здесь? А говорят, здешние девушки - хоть и проститутки, но страстные. - Она повернулась к мужу: - Этот твой сын, Эустакио, победитель сердец номер один в столице.
- Преувеличение, отец, не верь, это говорит материнская любовь. Вот старушки ко мне неравнодушны, романтические связи. Ерунда, в общем.
Судья молча посмотрел на жену, сосредоточенно смотрящую на свои ногти, и на зевающего сына - они так похожи друг на друга и такие ему чужие. В конце концов, что у него в этом мире есть? Встречи с местными гениями, муки творчества, вечера и ночи в объятиях Белиньи. Нежная, заботливая Белинья, стыдливая и простодушная, правда, у неё двоюродный брат, это, конечно, грех, но…
Тут послышался стук в дверь, прибыла супруга префекта с визитом к супруге судьи. Даниэл поднялся и пошёл бродить вокруг магазина капитана.
- Я неисправимый романтик, что тут поделаешь? - говаривал Даниэл во дворе факультета. Студент юридического, доктор безделья, с законченным курсом наук в кабаре, публичных домах, пансионах, высокий, стройный, томный, красивый юноша. Глаза большие, печальные, с поволокой (раньше такие глаза по восточной моде были у доны Беатрис), блудливый взгляд, как говорили его сокурсники, полные чувственные губы, вьющиеся волосы, но в этой несколько женской красоте было что-то болезненное. Дан стал любимцем проституток и элегантных дам высшего общества, многие из которых, сделав последние возможные пластические операции, уже вышли на финишную прямую. От тех и других он охотно принимал подарки и деньги и даже с гордостью их показывал - галстуки, пояса, часы, отрезы материи, крупные купюры, иллюстрируя ими свои пикантные, разгонявшие тоску на лекциях рассказы.
Заза Сладкий Ротик незаметно, чтобы не оскорбить его чувств, совала ему в карман пиджака большую часть своего дневного заработка; Дан заходил за ней на рассвете в дом терпимости Изауры Манеты, и они, спокойно спускаясь по улице Сан-Франсиско, шли в уютную комнату, цементный пол которой был устлан душистыми листьями питанги, постель накрыта чистыми простынями, пахнущими лавандой. Вот по дороге Заза и выбирала удобный момент положить ему в карман, но чтобы он не заметил, наивно думала она, эти самые деньги.
- Стоит мне прикинуться грустным - и денежки текут в мой карман, не нанося душевных ран, - говорил Даниэл.
Дона Асунта Менендес до Аррабал, сорокалетняя аппетитная дамочка, муж которой был владельцем хлебопекарни, выкладывала Дану подарки и деньги в постели, тут же объявляя их цену: это дорогой подарок, красавец, куча денег (она пользовалась скидкой в магазинах друзей мужа). Говорила, где товар изготовлен, и хвалила его качество: английский кашемир, контрабанда, вешала на голого Дана галстуки, покрывала его живот кредитками - вот так-то, красавец.
Имея прекрасные физические данные жиголо, внешность херувима, и легкомысленного, и порочного одновременно, владеющего всем необходимым из арсенала благородного ремесла: он хорошо танцевал, с лёгкостью болтал на любые темы, голос тёплый, мягкий, обволакивающий, хорош в постели и с бутылкой, выпивоха в Баии, на Северо-Востоке, а может, и в Бразилии один из первых, - и вот при всех этих качествах профессионалом так и не стал, как признавался своим друзьям:
- Я неизлечимый романтик, что тут поделаешь? Влюбляюсь, как безумная корова, отдаю себя задаром и даже трачу собственные деньги. Где вы видели уважающего себя жиголо, тратящего деньги на женщин? Я дилетант, не более.
Друзья смеялись над подобным бесстыдством, Дан был неисправимым, пропащим человеком, беспардонным циником, хотя близкие утверждали, что иногда он увлекался по-настоящему, бросал богатых покровительниц и удобных любовниц. Его везение в любви было известно в студенческих и богемных кругах, ему приписывали любовниц, преувеличивая их число. Ведь, ещё будучи подростком, Дан зарабатывал деньги у женщин и на женщин их тратил.