Сразу после Елабуги я улетаю в Лондон на международную книжную выставку руководителем писательской делегации от СП. Попадая на волшебную платформу "Девять и три четверти" накануне открытия выставки, я приобретаю магический артефакт – "изменялку времени и пространства". Я вращаю её обратно, на три года, чтобы заново встретиться с Воландом и завершить подвешенную в пространстве цепочку событий. Однако в результате в моей жизни почему-то внезапно проявляются незавершенные цепочки "более глубинной" давности. Наверное, я перестаралась во вращении времени вспять…
С мая 2013-го меня активно зовут в жюри различных конкурсов. На День Победы я сижу в ЮЗАО с Татьяной Аксёновой, с которой через две недели мы сами будем "судимы" на финале конкурса "Король Поэтов". Летом я окажусь в составе жюри конкурса префектуры "Славянский родник", в августе – на фестивале в Варне "Россия – Болгария. Я люблю этот мир", в сентябре – в жюри ЗАО в Филях на творческом конкурсе по краеведению, а после – в жюри международных литконкурсов в Германии и на Украине…
В мае же меня неожиданно объявляют финалисткой конкурса "Наследие" Императорского Дома Романовых. А чуть позже, 23-го мая, с подвеской Святого Георгия на шее, вопреки всему и вся, мне присваивают титул "Королева поэтов" как победителю турнира, последний раз проводимого в Серебряном веке. Тогда в нём выиграл Игорь Северянин.
Я пишу друзьям и знакомым о неожиданной победе. И меня поздравляют – звонят или отвечают sms-ками… Все, кроме Воланда… Ему наплевать на тебя, Алиса, с большой колокольни. А ты до сих пор не можешь с этим смириться…
В июне меня впервые приглашают выступить на радио, вещающем на пятьдесят (или даже больше) стран мира. Тогда же, в июне, в третий раз переиздаётся "Иная Реальность", выходит сборник старинных рассказов "Верите ли вы в призраков?" и девятитомник "Оставляя стихами следы…", где собраны почти все стихотворения из уцелевших…
Лето, как и предвещал мой астрологический прогноз, я провожу невесело. Но, зависнув над огромной бездной, пишу повесть "Хранитель", посвящая её в том числе и Мужчине в Белом, которого одновременно прекрасно представляю и в образе Человека в Чёрном. Воланд ни разу не появляется на страницах повести реально, являясь при этом чуть ли не самым главным персонажем – моим Хранителем.
Всё это время, летом, я постоянно о нём думаю, глядя на его фотографию, найденную в Интернете ещё давно, когда мы впервые познакомились. Нет, Алиса. Он, конечно, сто раз как о тебе забыл. У него своя жизнь. А у тебя – своя. "Венецианский" сон не имеет ни здравого смысла, ни какого-либо отношения к реальности. Вся эта история – плод твоей бурной фантазии, да и сам Воланд тебе просто снился. Ты когда-нибудь забудешь его. Так же, как и он – о тебе. У тебя – масса поклонников. И если уж и суждено Алисе быть похороненной в Венеции, на роль Человека в Чёрном теперь выстроится целая очередь из желающих…
Летом же я углубляюсь в изучение небесных светил. Задним числом я расписываю расположение планет, несущих в себе те или иные события, в Домах гороскопа, отвечающих за определённые сферы жизни человека, по каждому прожитому мною на Земле году. И проверяю, насколько можно верить в подобную ерунду. Но "ерунда" оказывается намного серьёзней. Так, например, в самый чёрный период с апреля 1988-го по апрель 1989-го все планеты, кроме трёх, были расположены в Доме Смерти, а остальные – в Доме, который означает уход от реального мира. Я заново перечитываю свою Натальную карту: "В восьми из десяти случаев такой человек рано или поздно покончит с собой". И теперь я вижу, когда именно, и уже трижды, планеты располагались "самоубийственным" образом, и мне не нужно долго вспоминать события тех лет. Так, изучая постфактум собственную судьбу через призму небесных светил, я прихожу к выводу, что астрология, возможно, и не наука, но отнюдь не ерунда.
В августе Ольга, я и ещё несколько человек направляемся в Болгарию в качестве организаторов международного литературного детского фестиваля от российской стороны.
В один из вечеров мы сидим с ней в кафе, и она внезапно спрашивает:
– Алис, а как там поживает ваш Дьявол?
– Не знаю… – пожимаю плечами я.
– Слушайте, а давайте мы ему позвоним!
– Зачем? – только от одной мысли, что вдруг раздастся его Голос, меня бросает в дрожь.
– Пригласим на ваш творческий вечер… Скажем: "Союз писателей приглашает вас, уважаемый Воланд Воландович, на вечер известной поэтессы – Королевы поэтов…"
– У меня не намечается никакого вечера…
– Нет, – воодушевлённо продолжает Ольга. – Лучше мы позвоним ему от министерства культуры…
– Тогда уж лучше сразу от президента. Ради него, может, и явится…
Весь сентябрь идут сплошные дожди. Абсолютно мистическим образом я записываю третий диск с песенками – "Город Дождей", пропев их с первого раза с листа – "как Бог на душу послал". Большинство из стихов, внезапно ставшие песнями, посвящены Воланду.
Я хочу его увидеть. Зачем-то. Нет, ОН не может быть сном. И мне не стоит его бояться. Жаль, я не знаю даты его рождения, чтобы заглянуть в Натальную Карту и доказать самой себе, что мой страх ничем не обоснован. И, в очередной раз зажмуриваясь и шагая страху навстречу, я пишу в безответную пустоту sms-ку о том, что посвятила ему "Хранителя".
Придумай что-нибудь… Пожалуйста… Воланд…
Но мне становится ещё страшнее…
В конце сентября я отправляюсь в гости на семинар к Раисе Ахметовне Мансуровой. Впервые я надеваю все свои ордена и медали, дарю ей только что изданного "Хранителя" и рассказываю семинаристам о том, как в феврале 2009 года после встречи с Р.А.М. меня внезапно подхватил стремительный Поток и унёс куда-то, где я совсем не ожидала оказаться. Раиса Ахметовна вспоминает, как мы познакомились, как я отправилась в Библиотеку Вселенной и встретила там поэтов Серебряного века, и как Марина произнесла на прощание: "Живи, Алиса! За нас за всех! Живи!"
Уходя, я впервые не прошу Учителя сказать, что она про меня "видит".
Мне страшно…
"Здесь нынче небо звенит в угаре, "Кагор" из тучи багрово льётся… Поправ законы, станцуем в паре? Луна-колдунья пьяна от Солнца! Кем суждено мне в него влюбиться? Он в мышеловку приляжет сыром, чёрт-архитектор, стуча копытцем, малюет чёрным пространства дыры… В прямом эфире читает мышка, а бард весною – опять про осень… От Королевы осталась книжка на Патриарших… сегодня… в восемь…"
Глава 12
Январь 1989. Москва
Я сижу за письменным столом у окна. Бросаю взгляд на часы – утро уже не за горами.
За этот месяц я хорошо изучила все способы покончить с собой. Под мирное похрапывание дедушки и бабушки в комнате напротив я тихонько выхожу из своей и направляюсь в ванную. Я ищу бритву, чтобы вытащить из неё лезвие, но почему-то не нахожу. Возможно, бабушка предусмотрительно спрятала опасный предмет подальше от моих глаз. Я уже думаю, а не порезать ли себя кухонным ножом, как внезапно замечаю в зеркале отражение одиноко торчащего над дверным проёмом крючка.
Я вспоминаю, что на нижней полке в шкафу хранится целый мешок разнообразных верёвок. Но для начала надо проверить, выдержит ли меня крючок. Я чуть-чуть подпрыгиваю и ухватываюсь за него рукой, повиснув на нём. Крючок срывается со стены и остаётся в руке. Жаль.
Я возвращаюсь в комнату и сажусь за письменный стол у окна. Окно – самое доступное из возможного. Я пишу им что-то на прощание в тетради и замечаю, как Туман медленно окутывает меня своей пеленой.
Я закрываю глаза и шагаю ему навстречу, но… не исчезаю, а иду куда-то вдаль. Долго-долго. Пока наконец не обнаруживаю себя на пороге неизвестного мне дома. Я знаю, что Туман здесь живёт. Это его дом, как, впрочем, и все другие дома в городе. Городе Тумана.
Я захожу в подъезд, почти на ощупь поднимаюсь по лестнице на самый последний этаж и звоню в дверь. Я не вижу номера квартиры из-за туманной пелены, она здесь – повсюду. За дверью раздаются голоса: "Алиса пришла!"
Дверь открывает папа:
– Заходи, мы ждали тебя…
Он проводит меня в туманную комнату к столу с белоснежной скатертью. Усаживает по центру напротив дедушки. Рядом со мной – мама. Папа – во главе стола спиной к входной двери. Я с трудом различаю тех, кто здесь собрался, потому что их очень много, и все они – в Тумане.
Я рассматриваю стол: чистые тарелки – для салата, для супа, для горячего, бокалы для вина и стаканы для сока, вилки, ножи, ложки… "Даже десертная есть!" – размышляю я.
В дверь снова звонят. Папа открывает, и на пороге появляется его мама – моя французская бабушка. Она здоровается с присутствующими, хлопает меня по плечу, обходя стол, и усаживается на отведённое ей место у окна.
Все собрались. И неизвестное торжество начинается.
Я вижу пустые салатницы, из которых мама раскладывает по тарелкам невидимую еду. Дед разливает невидимое вино по бокалам. Кто-то произносит тост, но я не разбираю слов. И все чокаются пустыми бокалами, а потом берут вилки в руки и начинают трапезу.
Я поворачиваюсь к маме, что-то уплетающей из пустой тарелки, и с удивлением спрашиваю:
– Мам… Но еды-то нет! Что вы здесь кушаете? Что вы пьёте?
Мама улыбается. Присутствующие по-доброму смеются над моим вопросом.
– В Мире Тумана всё иначе, Алиса… Мы ещё не привыкли не кушать и не пить… Мы делаем вид, что едим и пьём. Но в этом нет никакой необходимости, потому что у нас больше нет тел…
Они продолжают о чём-то беседовать за столом. Те, кто здесь, но ещё живы, рассказывают тем, кто уже умер, последние новости. Мне становится скучно.
– Алиса… Ступай домой… – шепчет мне мама, обнимая за плечи. – Ты можешь приходить к нам, когда захочешь… Ты уже знаешь дорогу… Мы с папой всегда рады видеть тебя у нас в гостях… Ступай… Тебе пора…
Звонит телефон. Бабушка берёт трубку. Потом заходит ко мне в комнату и просит, чтобы я подошла.
Я слышу взволнованный голос папиной мамы – моей французской бабушки.
– Алиса… Ты жива? Слава Богу… Я только что проснулась и звоню, потому что я видела плохой сон. И тебя во сне…
– Я тоже видела тебя там, ба…
– Где?
– За столом. В гостях у родителей. Ты сидела спиной к окну во главе длинного прямоугольного стола, напротив папы. Папа сидел спиной к двери.
– Бог мой, Алиса! А ты – посередине стола напротив дедушки, рядом с мамой?
– Да. Ты пришла после меня. Дверь тебе открыл папа.
– А ты помнишь, что было на столе?
– Конечно. Накрыт белой скатертью. Сервирован. Только еды не было.
– А потом ты спросила: "Что вы едите, если еды нет?"
– Да– Алиса… Сегодня воскресенье… Я хотела бы съездить с тобой в одно место, если ты не против.
Мы встречаемся в метро. И выходим в город. Молча медленно идём куда-то. Потом поворачиваем направо. И останавливаемся у входа в костёл.
– Зачем ты привела меня сюда? – отрешённо спрашиваю я.
– Алиса, я хочу, чтобы ты жила… То, что с тобой происходит, рано или поздно погубит тебя… Ты – некрещёная. Твои родители тоже были некрещёными. Я – католичка. Это – самый главный костёл в Москве. Возможно, если ты покрестишься, что-то изменится. Ты перестанешь видеть такие сны. И то, что происходит у вас в квартире, прекратится. Я хочу, чтобы ты поговорила сейчас с падре. Только поговорила. А дальше – решай сама.
Мрачные своды. Органная музыка. Гулкие шаги. Всё это ещё больше погружает меня в Мир Тумана. Здесь живут призраки. Как и в нашей квартире. Ничего не изменится. Всё – одно…
Бабушка подходит к падре и что-то говорит ему на французском. Он кивает и обращается ко мне:
– Как тебя зовут?
– Алиса…
– А сколько тебе лет?
– Двенадцать…
– Ты веришь в Бога?
Падре, в длинной чёрной одежде, почему-то напоминает мне Человека в Чёрном, которого я видела у окна. Мне страшно… Что ему нужно от меня? Зачем он приходил?
Я молчу. Если Бог и есть, то он злой. И ему на меня наплевать. Он забрал маму. И папу.
Падре, не дождавшись ответа, что-то спрашивает снова.
Я с трудом отвечаю на его вопросы. Зачем рассказывать правду? Разве он поймёт?
Мы договариваемся, что я подумаю с неделю-другую, принимать католичество или нет. Мне всё равно. Это ничего не изменит. Ровным счётом ничего.
Вечером звонит жена папиного двоюродного брата Андрея. Он служит в православном храме в Марьиной Роще.
– Алиса, бабушка сказала, что вы были сегодня в костёле. Андрей может взять тебя с собой на службу в храм. Ты поговоришь с настоятелем. Но если ты не хочешь…
– Хорошо… – отрешённым голосом произношу я и про себя добавляю: "Возите куда хотите… Это ничего не изменит… Бог забрал моих родителей… И отнимет всех остальных… Он не спасёт и меня… Потому что ЕГО НЕТ…"
Я открываю окно. Слышу Музыку. Встаю на подоконник. Я должна была умереть тогда. Зачем они вернули меня обратно?
Музыка звучит всё громче. Я смотрю в Небо. Через пару минут я шагну в него. К маме. Внезапно я чувствую, как за моей спиной открывается дверь в комнату. Оборачиваясь, я поскальзываюсь на заснеженном подоконнике, и правая рука стремительно летит вниз по раме. Там висит градусник, которым измеряют температуру на улице. На какое-то мгновение он задерживает моё падение и будто отталкивает тело назад в комнату, а сам падает вниз. Вместо меня.
Бабушка неслышно подходит сзади:
– Шестой этаж – слишком низко, Алиса…
* * *
Октябрь 2013. Москва – Елабуга – Москва
"Станцует пламя по кромке края, стирая память…"
О чём я пишу? Кто-то снова диктует мне строчки стихотворения, которого я не понимаю. Кому я это пишу? Зачем?
Уже полночь. Надо собирать вещи в Елабугу. Завтра, в день рождения мамы, я вылетаю к Марине Цветаевой. Везу официальную делегацию поэтов от СП на XI "Цветаевский костёр".
Я была в Елабуге в свой день рождения, ровно полгода назад. Тогда мы договорились с директором мемориального комплекса о приезде нашей делегации в октябре.
Я размещаю только что пришедшее стихотворение на своей страничке в Интернете, зачем-то распечатываю его и добавляю к произведениям, написанным мною Марине, а потом выключаю ноутбук.
Надо не забыть взять с собой нечто, что можно подвесить завтра в Елабуге на Дерево Желаний. Я обещала отвести туда группу после размещения в гостинице. Моё желание достаточно примитивно – я хочу, чтобы Воланд появился в моей жизни снова.
Я очень устала. Устала слагать паззл из фрагментов, разгадывая знаки. На протяжении трёх лет я пытаюсь вернуться в "венецианский" сон, чтобы разглядеть лицо Человека в Чёрном. Тщетно. У меня нет доступа. Я не могу этот сон переписать.
Во что бы то ни стало нужно отдать Воланду икону Святого Георгия, которая живёт у меня дома несколько лет. Возможно, когда я передам её, что-то изменится. Незавершённая цепочка событий завершится, – сценарий, прописанный свыше, реализовать который не позволил мой собственный страх, проиграется так, как должно. Или я хотя бы избавлюсь от панического и совершенно необъяснимого страха этого человека. Я не знаю, зачем именно нужно, чтобы Воланд материализовался снова. Но я точно знаю, что его появление что-то изменит.
Я подхожу к полкам с афонскими иконами. Ищу глазами Святого Георгия. И… понимаю, что икона… исчезла.
"Как такое может быть? Куда она могла подеваться?" – размышляю я и обхожу квартиру в поисках иконы. Её нигде нет.
Но времени в обрез – мне нужно собирать вещи. Я достаю из шкатулки дешёвенькое деревянное колечко, окрашенное в оранжевый цвет, и тонкую цепочку. Для Дерева Желаний. И упаковываю книги заочников для подачи на конкурс имени Цветаевой. С собой я беру только что вышедшего "Хранителя", поскольку часть событий книги непосредственно связана с Елабугой.
В аэропорту мне на глаза дважды попадается серебряное православное кольцо с надписью: "ХРАНИТЕЛЬ", отлитое в необычной форме разворота книги. Вначале я думала поставить на лицо обложки именно такое изображение Хранителя, как на кольце, а потом всё-таки разместила свою картинку с зодиакальными часами. Я покупаю кольцо.
В Нижнекамске нас встречает директор мемориального комплекса. Она вдруг произносит: "В этом году мы приняли решение, что открывать чтения и зажигать костёр будет один из вас, и это… Алиса… Вы не возражаете?"
Все хлопают в ладоши. Я лишаюсь дара речи.
Во время ужина в гостинице я отправляю знакомым sms-ку про оказанную мне честь. Один из поэтов, прочитавший ночью моё последнее стихотворение, отвечает: "Вот она – материализация вчерашнего стиха".
Я достаю распечатку из сумки и показываю сидящей рядом за столиком Нине Поповой. Она прочитывает и восклицает:
– Прямо мурашки по коже…
После ужина я веду группу к Вечному огню. Рассказываю про Чёртову гору, виднеющуюся вдалеке, – одно из Мест Силы, куда мы поедем на экскурсию завтра. Предлагаю сказать "спасибо" нашему прошлому, виртуально сжечь в огне всё плохое и направиться прямиком к Дереву Желаний – запрограммировать светлое будущее.
Мы выходим на маленькую освещённую улочку – местный "Старый Арбат". Бредём вдаль. И вот они – мостик и Дерево. Дерево Желаний расположено на очень "правильном" месте – коридор реки соединяет его с Церковью, чьи купола видны здесь даже ночью.
Никого вокруг, кроме нас, нет, будто городок необитаем. Мы – группа взрослых – как дети залезаем на скамейку, вешаем свои талисманы, шумим, радуемся, фотографируемся по много-много раз то одни, то с кем-то, то так, то сяк. Все счастливы до поросячьего визга.
Я мысленно прошу Марину материализовать Воланда. Присаживаюсь на скамейку. Откуда ни возьмись материализуется Кот. Он начинает урчать в моих объятьях.
Ко мне подходит Нина:
– Обернись! Прямо в кадре – ты с котом на скамейке и огромный замок за твоей спиной, смотри, что на нём написано!!!
"Алиса + Марина", – читаю я, уже ничему не удивляясь.
Мы с Ниной уходим от Дерева последними. Она предлагает мне посмотреть мужское имя, которое первым бросится в глаза. Ей лично всё время попадается "Максим". Я сдаюсь первой: нет здесь такого имени…
Ранним утром нас забирают на экскурсию по цветаевским местам. После обеда мы заезжаем на Петропавловское кладбище, возлагаем цветы к памятнику и отправляемся на "костёр".
Во дворике – столпотворение, ко мне подбегает директор, говорит, что ТВ уже давно ждёт меня на интервью, но тут же просит интервью отложить, чтобы мы смогли открыть фестиваль.
Директор представляет меня, я рассказываю про то, как оказалась в Елабуге в апреле, про "Хранителя". Читаю стих, написанный Марине полгода назад.
Мне передают огромную спичку, которую я зажигаю от свечи, и я обхожу костёр по часовой стрелке, поджигая бумагу. Магическое действо совершено… Костёр горит, и его пламя неистово пляшет неизвестный мне танец.
Выходит девочка четырёх лет, читает стихи Цветаевой. ТВ забирает меня на интервью в кусты рябины. Нина тихонько следует за мной и фотографирует.