* * *
Я еду к Тренту, но вспоминаю, что Трент в Палм-Спрингс, тогда я еду к Рипу, дверь открывает какой-то светловолосый мальчик в плавках, в гостиной включена лампа для загара. "Рипа нет", – говорит мальчик. Я ухожу, а когда выезжаю на
Уилшир, Рип в своем "мерседесе" поворачивает передо мной и, высунувшись из окна, говорит:
– Мы со Спином собираемся в "Сити-кафе". Встречай нас там.
Я киваю, еду по Мелроуз вслед за Рипом, номерной знак с надписью "CLIМАХХ" ярко блестит.
"Сити-кафе" закрыто, перед входом стоит старик в лохмотьях и черной шляпе, разговаривающий сам с собой; когда мы подъезжаем, он сердито смотрит на нас. Рип опускает стекло, я еду рядом с ним.
– Куда вы хотите поехать? – спрашиваю я.
– Спин хочет в "Хард-рок".
– Я за вами, – говорю я. Начинается дождь.
Мы заходим в "Хард-рок-кафе"; не успевают нас посадить, как Спин говорит мне, что сегодня достал отличную вещь. Человек за соседним столиком сидит, что есть сил зажмурившись. Его девушка вроде бы не возражает, ковыряется в салате. Когда человек наконец открывает глаза, я почему-то чувствую облегчение. Спин по-прежнему говорит, и, пытаясь сменить тему, я спрашиваю, где Джулиан. Спин рассказывает, что однажды Джулиан надинамил его с коксом, хотя обычно все бывало хорошо. Рип говорит, что с Джулианом слишком много заморочек.
– Например, он постоянно напрягается.
Спин, глядя на меня, кивает:
– Напрягается.
– То есть кокс и герыч у него отличные, но не надо толкать их школьникам. Это низко.
– Да, – говорю я, принимая это на веру. – Низко.
– Говорят, что тринадцатилетний парень, передознувшийся в Беверли, брал героин у Джулиана.
Спустя какое-то время я поворачиваюсь к Рипу:
– Ну, а ты чем занимался?
– Да ничем особенным. Вчера с Уорреном закинулись ветеринарными транками и пошли на Grimsoles, – говорит он. – Они были прикольные. Швыряли крыс в зал. Уоррен прихватил одну с собой, в машину. – Рип смотрит вниз, хихикает. – И убил ее. Большая была крыса. Минут двадцать – тридцать кончал блядюгу.
– А я только вернулся из Вегаса, – говорит Спин. – Ездил туда с Дерфом. Оттягивался в папашиной гостинице, в бассейне. Было клево… вроде.
– А ты что делал, чувак? – спрашивает Рип.
– Я так, ничего, – отвечаю я.
– Да, а делать и нечего, – говорит он. Спин согласно кивает.
После ужина мы раскуриваем в машине косяк, пока едем в Малибу купить пару граммов кокаина у чувака по имени Мертвый. Я сижу на маленьком заднем сиденье Риповой машины и обдумываю слова Рипа: "Надо встретиться с одним по имени Вый". Но когда Спин спрашивает: "А почему ты думаешь, что Мертвый на месте?", Рип бубнит: "Потому что Мертвый всегда на месте", – я разбираю это имя.
Похоже, что у Мертвого вечерина, некоторые из присутствующих, в основном молодые ребята, смотрят на нас удивленно, вероятно, потому, что Рип, Спин и я не в плавках. Мы подходим к Мертвому, которому за сорок, в шлепанцах он лежит в огромной куче подушек, двое загорелых ребят рядом смотрят "Эйч-би-оу", и Мертвый передает Рипу большой конверт. За Мертвым сидит хорошенькая светлая девушка в бикини, играя волосами парня, сидящего от Мертвого слева.
– Поосторожней, ребята, – шепелявит Мертвый.
– Почему это, Мертвый? – спрашивает Рип.
– Копы шныряют по всей Колонии.
– Да, правда? – спрашивает Спин.
– Да. Одного из моих ребят подстрелили в ногу.
– Не может быть. Правда?
– Да.
– Господи.
– Парню семнадцать, бог ты мой. Получил, блядь, в ногу. Может, ты знаешь его.
– Кто это? – спрашивает Рип. – Кристиан?
– Нет. Рендалл. Ходит в Оуквуд. А? Спин качает головой. "Hungry Like a WoIf" вырывается из колонок, прикрепленных к потолку над лысеющей, потной головой Мертвого.
– Будьте осторожны.
– Ты тоже поостерегись, – говорит Спин, облизываясь на девушку, чьи пальцы бегают по светлым волосам парня.
Парень подмигивает мне, надувая губы.
Попробовав в машине кокаин, Спин говорит, что он сильно разбавлен новокаином. Рип отвечает, что сейчас ему все равно и ему просто надо. Рип включает громче радио, радостно кричит:
– Что станет со всеми нами? А Спин кричит в ответ:
– С кем с нами, чувак? С кем с нами?
Мы выкладываем еще несколько дорожек, едем в пассаж в Уэствуде, где почти два часа играем в видеоигры, прекращаем, потратив по двадцать баксов на каждого; прекращаем играть, только истратив все квотеры. У Рипа при себе лишь стодолларовая банкнота, в пассаже ему сдачи не дают. Рип засовывает банкноту обратно в карман, орет парню в разменной будке, что он мудак ебаный, и мы втроем идем к машине, где добиваем остаток кокаина.
* * *
Отец Блер устраивает прием для молодого австралийского актера, чей новый фильм выходит в Лос-Анджелесе на следующей неделе. Отец Блер пытается заполучить его на главную роль в новом фильме, который продюсирует, это тридцатимиллионный фантастический боевик под названием "Звездные налетчики" . Но австралийский актер чересчур дорог. Я пошел на вечер попробовать поговорить с Блер, но до сих пор ее не видел, только множество актеров и друзей Блер из киношколы "Ю-эс-си". Здесь же Джаред, пытающийся подцепить австралийского актера. Джаред без конца спрашивает, видел ли он эпизод "Сумеречной зоны" с Агнес Мурхед, но австралийский актер мотает головой: "Нет, приятель". Джаред упоминает еще несколько серий, и обильно потеющий австралийский актер, который пьет четвертый ром с кока-колой, говорит Джареду, что не видел ничего из перечисленного. В конце концов актер уходит, и к Джареду присоединяется его новый любовник, не официант из "Мортона", а художник по костюмам, который работал в последнем фильме отца Блер и, может быть – а может, и нет, – будет работать в "Звездных налетчиках". Австралийский актер подходит к своей жене, которая не обращает на него внимания. Ким рассказывает мне, что днем они поссорились, она в ярости покинула их бунгало в гостинице "Беверли-Хиллз" и поехала в дорогой парикмахерский салон, где обкарнала прическу чуть ли не под ноль. Волосы у нее красные, острижены близко к черепу, и когда она поворачивает голову, под ежиком волос мелькает белое.
Речь зашла о разрушениях, вызванных штормом в Малибу, кто-то замечает, что рядом с ними развалился целый дом.
– Глазом не успел моргнуть. Минуту назад еще был. А в следующую – у-у-у-ух… Глазом не успел.
Мать Блер кивает, слушая рассказ постановщика, губы ее дрожат, она кидает взгляды на Джареда. Я собираюсь подойти, спросить, где Блер, но появляются несколько человек, парочка актеров и актрис, режиссер, его ассистенты, и мать Блер идет к ним. Они только что пришли с вручения "Золотых глобусов". Одна из актрис влетает в комнату, обнимает художника по костюмам, громко шепчет:
– Марти проиграл, дай ему виски, чистого, быстро, а мне водку с соком, пока я не рухнула, а, милый?
Художник по костюмам щелкает пальцами черному седому бармену и говорит:
– Ты слышал?
Бармен выходит из ступора слишком быстро, немного неубедительно, делает актрисе ее напитки. Ее начинают спрашивать, кто за что получил "Золотой глобус". Но актриса, большинство актеров, ассистенты режиссера и продюсеры забыли. Помнит режиссер Марти, он тщательно произносит каждое имя, а если кто-нибудь спрашивает, кто еще номинировался, режиссер смотрит прямо перед собой и перечисляет в алфавитном порядке.
Я начинаю разговаривать с парнем, который ходит в киношколу "Ю-эс-си". Загорелый, с зачатками светлой бороды, в очках и рваных теннисных туфлях "Треторн", он без умолку говорит об "эстетическом безразличии" в американских фильмах. Мы сидим одни в кабинете, вскоре входят Алана, Ким и Блер. Они садятся. Блер на меня не смотрит. Ким, коснувшись ноги парня из киношколы, говорит:
– Я звонила тебе вчера вечером, где ты был?
– Мы с Джеффом выкурили пару косяков и пошли на съемки нового "Пятница, тринадцатое", – отвечает он.
Я смотрю на Блер, пытаюсь встретиться с ней глазами, привлечь ее внимание. Но она на меня не смотрит.
Входят и садятся Джаред, отец Блер, постановщик "Звездных налетчиков" и художник по костюмам, разговор заходит об австралийском актере, отец Блер спрашивает режиссера, носящего легкий костюм "Поло" и темные очки, зачем актер приехал в Лос-Анджелес.
– Думаю, хочет посмотреть, попадет ли в "оскаровские" списки. Номинантов же вот-вот озвучат.
– За это говно? – рявкает отец Блер. Успокоившись, он смотрит на Блер, сидящую у камина, рядом с тем местом, где стояла рождественская елка; дочь выглядит подавленной. Отец жестом зовет ее.
– Иди сюда, малышка, посиди у папы на коленях.
Блер секунду недоверчиво смотрит на него, опускает глаза, улыбается и выходит из комнаты. Никто ничего не произносит. Директор откашливается и говорит, мол, если они не смогут заполучить на главную роль этого "ебаного кенгуру", кто же будет сниматься в "Звездных налетчиках"? Проскакивают несколько имен.
– А как тот изумительный парень, что был в "Зверюге!"? Знаешь, о ком я, Клайд.
Художник по костюмам смотрит на режиссера, задумчиво скребущего подбородок.
Блер возвращается с бокалом, смотрит на меня, я отворачиваюсь, сделав вид, что интересуюсь беседой.
Хлопнув себя по колену, художник по костюмам говорит:
– Марко! Марко! – Опять взвизгивает. – Марко… у-у-у, Марко… Ферр… Ферра… вот черт, совсем забыл.
– Марко Кинг?
– Нет, нет, нет.
– Марко Кац?
Раздраженный, художник по костюмам мотает головой:
– Ну, кто-нибудь видел "Зверюгу!"?
– А когда вышел "Зверюга!"? – спрашивает отец Блер.
– "Зверюга!" вышел прошлой осенью, я думаю.
– Да? Мне казалось, я видел его в "Авко" позапрошлым летом.
– Но я видел съемки на "Эм-гэ-эм".
– Я думаю, вы говорите о Марко Ферраро, – роняет Блер.
– Точно, – подтверждает художник по костюмам. – Марко Ферраро.
– Я думал, он передознулся, – вставляет Джаред.
– "Зверюга!" было неплохое кино, – замечает киностудент. – Ты видел?
Я киваю, глядя на Блер. Мне не понравился "Зверюга!".
– А тебя не волнует, – спрашиваю я киностудента, – что некоторые персонажи там просто брали и пропадали, без объяснений?
Помедлив, киностудент говорит:
– Вроде как да, но это случается и в реальной жизни…
Я смотрю прямо на Блер.
– Разве не так?
– Похоже. – Она не смотрит на меня.
– Марко Ферраро? – спрашивает отец Блер. – Он латинос?
– Он восхитителен, – вздыхает Ким.
– Полный милашка, – кивает Алана.
– В самом деле? – спрашивает директор, ухмыляясь и склоняясь к Ким, – А кто еще, ты думаешь… восхитительный?
– Да, девушки, – говорит отец Блер. – Может, вы внесете свежую струю?
– Только помните, – говорит Джаред, – Никаких великих актеров. Просто парень, у которого жопа не хуже мордашки.
– Именно, – кивает художник по костюмам.
– Папа, я же просила тебя взять в фильм Адама Энта или Стинга, – говорит Блер.
– Я помню, помню, солнце. Мы с Клайдом говорили об этом, и, если тебе действительно так этого хочется, я думаю, кое-что можно устроить. Что вы думаете об Адаме Энте или Стинге в "Звездных налетчиках"? – спрашивает он Алану и Ким,
– Я бы посмотрела, – отвечает Ким.
– Я бы посмотрела дважды, – подтверждает Алана.
– Я бы купила на видеокассете, – добавляет Ким.
– Я согласен с Блер, – говорит отец Блер. – Я думаю, нам надо серьезно подумать об Адаме Энте или Стринге.
– Стинге, папа,
– Да, Стинге,
Клайд улыбается, смотрит на Ким.
– Да, давайте возьмем Стинга. Как ты думаешь, солнышко?
Ким вспыхивает и говорит:
– Это было бы замечательно.
– Мы позвоним ему и пригласим на пробы на следующей неделе.
– Спасибо, папа.
– Все для тебя, девочка.
– Ты бы лучше сначала на него взглянул, Клайд, – замечает Джаред с озабоченным видом.
– Взглянем, взглянем, – говорит Клайд, все еще улыбаясь Ким. – Хочешь поприсутствовать при этом?
Блер наконец смотрит на меня, с этой мукой во взгляде, я смотрю на Ким, чувствуя почти стыд, потом начинаю злиться.
Ким вспыхивает опять и говорит:
– Может быть.
* * *
Джулиан не звонил мне с тех пор, как я ему дал денег, поэтому назавтра я решаю позвонить сам. Но у меня нет его телефона, я звоню Рипу, Рипа нет, какой-то мальчик просит перезвонить Тренту, я звоню Тренту, Крис говорит, что Трент по-прежнему в Палм-Спрингс, и потом спрашивает, не знаю ли я, у кого есть мет. Наконец я звоню Блер, она дает мне номер Джулиана, я собираюсь сказать, что прошу прощения за тот вечер в "Полуночниках", но она говорит, что должна идти, и вешает трубку. Я звоню по данному ею номеру, отвечает девушка с очень знакомым голосом.
– Он в Малибу или в Палм-Спрингс.
– Чем занимается?
– Я не знаю.
– Слушай, может, дашь телефоны?…
– Я только знаю, что он либо в Ранчо-Мираж, либо в Колонии. – Она неуверенно замолкает, – Это все, что я знаю. – Следует долгая пауза. – Кто это? Финн?
– Финн? Нет. Мне просто нужен телефон. Еще одна пауза, потом вздох.
– Ладно, слушай. Я не знаю, где он. Ой, черт… я не могу тебе этого сказать. Кто это?
– Клей. Долгая пауза.
– Слушай, – говорю я. – Не говори ему, что я звонил. Я его позже найду.
– Ты уверен?
– Да. – Я собираюсь повесить трубку.
– Финн? – спрашивает она. Я вешаю трубку.
* * *
Сегодня я иду на вечер к Ким, под конец встречаю парня по имени Эван; тот говорит мне, что он близкий друг Джулиана. На следующий день мы идем в "Макдональдс". Часа три дня, Эван сидит напротив.
– Джулиан в Палм-Спрингс? – спрашиваю я его.
– Палм-Спрингс клевый, – задумчиво замечает Эван.
– Да. – Я начинаю злиться. – Не знаешь, он там?
– Я люблю это место. Самое, блядь, красивое место в мире. Может, как-нибудь съездим туда? – говорит он.
– Да, как-нибудь. Что это значит?
– Там отлично. И в Аспене тоже. В Аспене круто.
– Джулиан там?
– Да, я слышал, что он может быть там.
– А что Джулиану делать в Аспене?
Я говорю, что пойду в уборную. Эван отвечает: "Конечно". Вместо этого я иду к телефону и звоню Тренту, вернувшемуся из Палм-Спрингс, спрашиваю, не видел ли он там Джулиана. Он сообщает, что кокаин у Сенди херовый, тот купил его очень много и не может продать. Я говорю, что не могу найти Джулиана, напрягаюсь, устал. Он спрашивает, где я.
– В "Макдональдсе" в Шерман-Оукс.
– Вот поэтому, – говорит Трент. Я не понимаю и вешаю трубку.
* * *
Рип говорит, что в час-два ночи всегда можно найти кого-нибудь в "Страницах" в Энчино. Как-то мы едем туда, потому что "Дюпар" переполнен тинейджерами и пожилыми официантками в ортопедической обуви, с лилиями, приколотыми к униформе, бдительно следящими за порядком. Так что Рип и я едем в "Страницы" – там Билли, Род, также Саймон, Эймос, Ледью, София, Кристи и Дэвид. София рассказывает о концерте ViceSquadв "Паласе", говорит, что брат подсунул ей дурное колесо, и она все проспала, Ледью и Дэвид в команде под названием WesternSurvival, оба кажутся настороженными и холодными. У Ледью огромная копна черных волос, очень жестких, торчащих во все стороны, он рассказывает мне, что, когда бы ни пришел в "Дюпар", от него все шарахаются. Поэтому он и Дэвид всегда ходят в "Страницы". София засыпает на моем плече, вскоре у меня затекает рука, но я не шевелюсь, чтобы ее не потревожить. Дэвид, в темных очках, майке Fear, говорит, что видел меня на новогоднем вечере у Ким. Я киваю, говорю, что помню, хотя его там не было.
Мы говорим о новой музыке, о лос-анджелесских командах, о дожде, Рип корчит рожи пожилой мексиканской паре, сидящей напротив; он смеется над ними и задирает на голову черную "Федору". Извинившись, я иду в уборную. Две остроты написаны на стене уборной в "Страницах":
"Как обрюхатить монашку? Выеби ее".
"В чем разница между еврейской принцессой и тарелкой макарон? Макароны шевелятся, когда их ешь". И ниже: "Джулиан отлично берет в рот. И ему крышка".
* * *
В эту последнюю неделю в пустыне почти все разъехались по домам. Остались только бабушка, дедушка, отец, мать и я. Уехали горничные, садовник, смотритель бассейна. Мои сестры уехали в Сан-Франциско с тетей и ее детьми. Все очень устали от Палм-Спрингс. Мы были там девять недель, последние три – безвылазно в Ранчо-Мираж. Ничего особенного за последнюю неделю не произошло. Однажды, за пару дней до отъезда, бабушка поехала в город с моей матерью и купила голубой кошелек. Той же ночью родители взяли ее с собой на вечер в доме режиссера. Я остался в большом доме с дедом, который напился и рано уснул. Искусственный водопад в просторном бассейне отключили, и, кроме джакузи, весь бассейн был в процессе осушения. В остававшейся на дне воде кто-то обнаружил гремучую змею, и родители предупредит меня, чтобы я оставался дома и не ходил в пустыню.
В эту ночь было очень тепло; пока дед спал, я ел бифштекс и ребрышки, присланные самолетом двумя днями раньше из одной из гостиниц, которыми дед владел в Неваде. В ту ночь, посмотрев старую серию "Сумеречной зоны", я пошел прогуляться. На улице было пусто. Раскачивались пальмы, очень ярко светили уличные фонари, и, если смотреть за дом, в пустыню, повсюду была чернота. Не проехало ни одной машины, мне показалось, я увидел, как гремучая змея юркнула в гараж. Темнота, ветер, шорох живой изгороди, пустая пачка из-под сигарет, лежащая на въезде, произвели на меня жуткое впечатление, я вбежал в дом, включил везде свет, лег в постель и заснул, вслушиваясь в странные стоны ветра пустыни за окном.