Праву зашел в контору колхоза. Давно кончился рабочий день, но никто не торопился уходить. Так бывало каждый вечер. Наоборот, после шести здесь становилось еще многолюднее, чем днем.
За столом у окна восседал завхоз колхоза Геллерштейн. Позади него высился внушительный сейф, запертый на простой висячий замок. Никому еще не удалось заглянуть в него: какие секретные документы держал в нем колхозный завхоз, оставалось для всех тайной.
Ринтытегин о чем-то оживленно разговаривал с Елизаветой Андреевной, Наташа Вээмнэу и Сергей Володькин листали новые журналы.
– Вот тебя-то мы и ждем! – обрадовался Ринтытегин, увидев в дверях Праву, и сразу же приступил к делу.
– Мы тебе поручаем стойбище Локэ, – сказал он, – ты историк – тебе и карты в руки…
– Но, – попытался возразить Праву, – у меня нет опыта…
А у кого из нас он есть? Спроси любого сидящего здесь – кому раньше приходилось сталкиваться с таким необычным моментом?
– Дело не в моменте…
– Ты не спеши отказываться, а послушай. Ты учился побольше всех нас, не считая Володькина. Значит, тебе надо дать работу по твоим знаниям… В этом деле требуется человек, который может работать без оглядки назад… Извини, Праву, может быть, туманно говорю… Тут нужно найти главное, за что бы ухватить стойбище и вытянуть его из той жизни. А я, честно сознаюсь, не знаю, с чего начать. Сложное дело… Подумай. Не спеши.
– А как же красная яранга? – спросил Праву.
– Летом там все равно делать нечего, – успокоил его Ринтытегин. – Стада далеко. Обслуживать поселок будет пока Володькин. Пусть приведет в порядок клуб… А ты, Праву, думай…
– Мы разрабатываем план строительства на этот год, – обратилась к Праву Елизавета Андреевна. – Нужно ли учитывать жителей стойбища Локэ? Или лучше повременить? Как ты считаешь? Тракторист Мирон Стрелков уже проложил трассу от строящегося комбината к нашему поселку, со дня на день начнут возить стройматериалы…
– Я не знаю, – замялся Праву. – Но, мне кажется, об этом все время надо думать: они будут жить с нами.
– Значит, нужно строить и для них?
Вместо ответа Праву только пожал плечами. Он думал о другом. Если он согласится, с чего в самом деле начать, за что ухватиться? Потом вспомнил, как спешил сюда из Ленинграда, как чуть не заблудился, отправившись в стойбище Локэ, и о том, что увидел там. И ответил:
– Я согласен, но работать придется всем.
Ринтытегин улыбнулся:
– Конечно, будем помогать! Это дело для нас всех близкое и ответственное. Но нужно, чтобы кто-нибудь его возглавлял. Тут нужна тонкость и политическая и человеческая.
– Разрешите мне сказать? – подняла по-ученически руку доктор Наташа Вээмнэу.
Праву удивленно поглядел на нее: ей-то что до стойбища? Но, слушая ее взволнованную речь, устыдился своего раздражения.
– Прежде всего нужно всех там осмотреть… – говорила Наташа. – Наверняка среди них есть много больных, нуждающихся в немедленном лечении. Здоровых детей изолировать от больных…
Ринтытегин заключил:
– Значит, на первом месте следующее: школа и медицинское обслуживание стойбища Локэ. Ищите в самом стойбище людей, которые пойдут нам навстречу. Такие люди есть, я в этом убежден…
Тут распахнулась дверь, и в комнату вбежал тракторист Мирон Стрелков.
– Что случилось? – встревоженно спросила Елизавета Андреевна.
– Там человек помирает! Женщина!
Ринтытегин попросил:
– Объясни спокойней. Где?
– Около источника горячей воды, – отдышавшись, сказал тракторист. – Там яранга стоит…
– Колхозники?
– Нет, вроде эти самые… – тракторист покрутил пальцами. – Дикие…
– Как они туда попали? – удивился Праву.
– Не знаю. Сколько раз я там проезжал, никого не видел. Женщина совсем белая…
– Это Росмунта! – закричал Праву. – С ними что-то случилось! Надо немедленно ехать!
– Поедем, – успокоил его Ринтытегин. – Вызовем вертолет из комбината.
Перед вечером Коравье услышал шум мотора. Он выбежал на берег ручья. Звук все нарастал и шел сверху. То и дело снуют разные чудовища. То на земле, то по небу. Только сегодня утром проезжал обратно тракторист. Заглянул в ярангу и, увидев больную Росмунту, о чем-то заговорил по-своему… Сочувствовал, должно быть… А потом побежал к трактору и укатил.
Коравье поднял голову, и глазам его представилось невиданное, летящее прямо на ярангу. Оно не было похоже на тех железных птиц, которые летали высоко в небе. Упругий воздух обдал пастуха. Он присел на землю и, превозмогая страх, пополз к яранге. Она качнулась, будто от сильного ветра. Чудовище повисло в воздухе, как бы раздумывая, куда опуститься: большие ноги с закругленными краями повисли над землей. Вздрогнув, они мягко коснулись тундровых кочек. Стих шум мотора. Открылась дверца, и на землю выпрыгнули люди. Один человек был в белом одеянии с маленьким черным ящиком в руке.
Коравье поднялся на ноги. Он уже стыдился своего страха и поглядел в сторону яранги: не видела ли его Росмунта? Жена выползла на порог, крепко прижимая ребенка и не отрывая глаз от приближающихся людей. Коравье подошел к ней.
Что будут делать приезжие? Может быть, они привезли еще еды? Только уж очень мал черный ящик, который держит человек в белом одеянии. Это женщина!.. А это Праву! Как может изменить человека одежда, к тому же чужая…
Праву подошел к Коравье.
– Мы узнали, что у тебя заболела жена, и привезли доктора. – Он кивнул на девушку в белом одеянии с черным ящичком в руках. – Пусть она посмотрит Росмунту. Она ничего плохого не сделает.
Коравье растерянно согласился:
– Пусть идет в ярангу, – и взял из рук Росмунты сына.
– Что с вами случилось? Почему вы ушли из стойбища? – спросил Праву.
– Мы не сами ушли, – коротко ответил Коравье, но тут вышла Наташа.
– Надо везти ее в поселок.
– А как же мы? – встревожился Коравье. – Я и мой сын?
– Хотите – вместе полетим? – предложил Праву.
Коравье пошел в ярангу. Наташа хотела последовать за ним, но Праву удержал ее за руку.
– Подожди, – сказал он.
Коравье долго не выходил. Даже Ринтытегин начал терять терпение.
Наконец Коравье появился. За ним шла Росмунта.
– Мы согласны, – тихо сказал Коравье. – Не знаю, есть ли у тебя жена и дети… Но Росмунта и наш сын – это все, что у меня осталось в этом мире. Если я их потеряю, мне нет смысла жить.
5
Праву сидел на кровати и чинил брюки, распоровшиеся по шву, когда он вчера выпрыгивал из вертолета. Напротив, на полу, на разостланной оленьей шкуре, спал Коравье. Он часто беспокойно вздрагивал во сне, с кем-то разговаривал и звал Росмунту.
Праву с улыбкой вспомнил, как летели Коравье и Росмунта на вертолете. Сначала оба зажмурились и долго не открывали глаз. Потом Праву удалось уговорить Коравье взглянуть на землю.
Любопытство пересилило страх. Коравье пододвинулся к окну и тут же отпрянул назад. Но люди, сидящие у круглых окошек, продолжали спокойно смотреть на землю.
Непривычно и странно выглядела тундра с высоты. Коравье не раз приходилось подниматься на высокие горы и с их вершин оглядывать открывающийся простор. Но то, что он видел сейчас с вертолета, мало походило на тундру с горной вершины. Там земля была неподвижна, а здесь она разворачивалась, открывая долины, маленькие ручейки, блестевшие на солнце озера. Все двигалось, казалось живым…
– Что ты там видишь, Коравье? – тихо спросила Росмунта.
– Землю, – ответил Коравье, не отрываясь от окошка. – Нашу тундру вижу…
Поздно вечером Праву зашел навестить Коравье и Росмунту в медпункте.
Росмунта лежала на белоснежной кровати. Ребенок был спеленат и спал. Коравье неловко сидел на стуле.
– Никак не могу найти удобное место – такое маленькое сиденье, – признался Коравье. – Не то что на земле или на полу – двигайся куда хочешь, пока не усядешься.
– Пойдем ко мне спать, – пригласил его Праву.
– А как же они? – показал Коравье на жену и ребенка.
– Я буду с ними, – сказала Наташа Вээмнэу.
Коравье помешкал, но тут подала голос Росмунта:
– Иди, не беспокойся о нас. Нам здесь хорошо. А утром приходи.
– Ладно, – со вздохом согласился Коравье и пошел следом за Праву.
Коравье с любопытством оглядывал нехитрые вещи, находящиеся в комнате. Особенно его заинтересовал бинокль Володькина. Он бережно взял его и, догадавшись о назначении окуляров, поднес к глазам, но сразу отшатнулся, быстро положил бинокль на стол и больше не прикасался к нему.
Праву устроил постели и спросил, где хочет спать гость. Коравье потрогал рукой пружины на кроватях и пожелал устроиться на полу. Он сам постелил себе оленью шкуру и, раздевшись догола, завернулся второй шкурой.
– А я давно привык спать по-новому, – как бы оправдываясь, сказал Праву, ложась на кровать.
– Трудно от привычек отвыкать, – понимающе кивнул Коравье. – Особенно человеку.
Праву пытался разговаривать с ним в темноте, но Коравье не отвечал, должно быть, уже спал.
Праву позавидовал ему. Сам он долго не мог уснуть. Мешали мысли и заботы. Но разве не было забот и самых разноречивых мыслей у Коравье? Однако пастух, наверное, знал, что раньше утра не жди удачной мысли, и поэтому самое лучшее – хорошенько выспаться. И Праву призвал свою волю, чтобы скорее уснуть.
Когда утром он проснулся, Коравье лежал уже с открытыми глазами и осматривался кругом. Праву подивился его спокойствию.
– Разве тебе не хочется поскорее встать и навестить жену и сына? – спросил он.
Коравье улыбнулся:
– Мне снилось, что Росмунте и ребенку хорошо. Чего же мне тогда беспокоиться?
Возле дома, где помещался медпункт, Коравье неумело колол железным топором дрова: ударял или слишком сильно, или несмело подносил острие топора к полену. Он вспотел и скинул кухлянку.
Вот уже несколько дней как Росмунту "выписали" из больницы. На деле же она перешла из комнаты медпункта, предназначенной для больных, в другую, пустовавшую. Туда же от Праву переселился Коравье. Тракторист Стрелков с помощью милиционера Гырголтагина привез ярангу и обоих оленей.
Праву полюбовался на мускулистую спину пастуха и окликнул:
– Корав!
– Амын етти! – поздоровался Коравье.
Они уселись на дрова. Коравье рассказывал о своей жизни в поселке, о Росмунте, о сыне.
– Только здесь я увидел, как Росмунта похожа на русских, – говорил Коравье. – Неужели она не нашего племени? Но я ведь знаю ее с детских лет. Мы вместе играли, и она не знает другого языка, кроме настоящего разговора.
– В этом нет ничего удивительного, – успокоил его Праву. – Ты просто не видел чукчей из других селений. Среди них есть много таких, которые обличьем очень схожи с русскими.
Коравье недоверчиво промолчал.
– А у сына еще нет имени? – спросил Праву, чтобы переменить разговор.
– Никак не можем договориться, – признался Коравье. – Сегодня даже немного поспорили. Росмунта говорит: хорошо бы сына назвать по-русски, например, дать имя, которое носит тракторист, подаривший нам жестянки со сладким молоком и другой едой.
– Хорошая мысль, – одобрил Праву. – Чукчи давно носят русские имена. Вот меня, скажем, зовут Николай, лечащую женщину – Наташей, а большого начальника-чукчу, который с тобой разговаривал, – Иван.
– Но мне он назвался настоящим именем – Ринтытегин, – возразил Коравье.
– Это у него главное имя, – пояснил Праву. – А добавочное имя – Иван.
Коравье призадумался.
– А нельзя ли сделать так: пусть сыну дадут какое-нибудь русское имя, а главным будет чукотское?
– Так и получится, – сказал Праву. – Главным именем будет твое имя – Коравье, а добавочное, какое вы захотите.
Коравье соскочил с дров и подбежал к дому.
– Росмунт! Росмунт! – позвал он.
Росмунта появилась в дверях, и Праву едва узнал ее в цветном платье Наташи. Росмунта застеснялась под удивленным взглядом Праву и сбросила косу, уложенную на голове, за спину.
– Знаешь, как зовут нашего сына? – встретил ее вопросом Коравье и, не дав раскрыть рта, объявил: – Коравье!
Росмунта рассмеялась.
– По новому обычаю, по которому живут наши соплеменники, можно давать человеку добавочное имя, а главным – имя отца, – торжественно пояснил Коравье.
– Это правда? – не поверила Росмунта.
– Правда, – подтвердил Праву. – Можно даже иметь два добавочных имени. Вот, скажем, меня зовут Николай Павлович, а Ринтытегина Иван Иванович.
– Ну, это уж ни к чему, – сказал Коравье. – Зачем маленькому человеку столько имен? Потеряешь его еще среди них. Достаточно главного и добавочного.
– Какое же добавочное имя ты придумал сыну? – спросила Росмунта.
– Это твоя работа, – схитрил Коравье.
– Мне бы хотелось… – смущенно начала Росмунта.
– Я знаю, что вы хотите, – пришел ей на помощь Праву. – Вы хотите дать мальчику имя тракториста?
Росмунта кивнула.
– Его зовут Мирон… Правда, хорошее имя? Потом запишем вашего сына в книгу и дадим бумагу…
– Нет! – резко перебил Коравье. – Никакой бумаги нам не надо! Нам нравится такое лицо у сына, и другого ему не хотим!
Праву прикусил язык. Что-то скрывалось за этим резким отказом, и он решил не настаивать.
– Хорошо, – сказал он. – Никакой бумаги делать не будем.
Ринтытегин придумывал Коравье настоящую работу, чтобы парень мог получать зарплату, но все не мог подыскать должности.
– Хорошо бы отослать его в тундру, – сказала Елизавета Андреевна, рассчитывая, что в привычной обстановке, возле оленьего стада, ему будет лучше. Но Праву возразил, и все согласились, что Коравье может стать большой подмогой в завоевании стойбища Локэ. Праву готовился в ближайшие дни съездить туда на тракторе и поговорить о школе и врачебной помощи. Он стал уговаривать Коравье поехать вместе.
– Поедем на тракторе, – соблазнял Праву. – Ты летал на вертолете, а на тракторе еще не ездил.
– Куда угодно с тобой поеду, но только не туда, – отрезал Коравье. – Меня выгнали, грозили смертью сыну. Нет, не поеду.
Наконец представился случай расспросить Коравье.
– Скажи, а что там у вас случилось? Почему они изгнали тебя?
Коравье рассказал все. И о том, как его уговаривали заменить мудрейшего. И о возвращении шаманской силы к дряхлому Эльгару. И о том, как разгневались на Коравье старейшины.
– Люди стали задумываться о своей жизни, а спросить о многих вещах не у кого. Арэнкав и Мивит даже вдвоем не могут заменить одного покойного Локэ… Что будет со стойбищем? Трудно придется им, – заключил свой рассказ Коравье.
– Жаль, – сказал Праву. – Мне хотелось, чтобы ты помог твоим землякам.
– Разве они захотели помочь мне? – возразил Коравье.
Договориться с ним не было никакой возможности.
Охотников ехать вместе с Праву оказалось больше чем достаточно, и он выбрал Наташу Вээмнэу и Сергея Володькина.
Трактор должен был повести Мирон Стрелков. Он уже знал о своем тезке и даже сделал подарок: сварил в мастерской комбината из обрезков стальных труб детскую коляску.
Получая подарок, Коравье, желая сказать приятное человеку, давшему сыну свое имя, пообещал:
– Мирон Коравье, когда вырастет, тоже будет трактористом.
– Ты и сам можешь стать трактористом, – заметил Праву.
Коравье укоризненно посмотрел на него: зачем неуместно шутить, но промолчал.
К трактору прицепили небольшой балок-домик на полозьях, подбитых листовым железом. Полозья легко скользили по мокрой тундре, разрезая кочки.
Путники расположились на низких деревянных нарах и коротали время за разговорами. Мирон пригласил Праву сесть в кабину. Тот в свою очередь предложил это место Наташе Вээмнэу, она отказалась, и спор о том, кому сидеть рядом с трактористом, закончился тем, что все разместились в тесном балке.
Сергей Володькин читал свои и чужие стихи. Голос у него был хрипловатый. Все стихи, грустные и веселые, он читал одинаково тягуче, и через некоторое время занятый своими мыслями Праву перестал различать слова.
Праву так и не придумал, с чего начнет разговор с жителями стойбища Локэ… Жаль, что Коравье не поехал с ними. Праву крепко рассчитывал на него… Чем же все-таки зацепить жителей стойбища? Как заинтересовать их той жизнью, от которой они отмахиваются, как от назойливого комара?..
– Люблю чукотский народ! – донесся до Праву голос Сергея Володькина. – Ты понимаешь, Наташа, это народ необыкновенной судьбы. Между природой и человеком ничего не было – ни техники, ни даже религии… И, несмотря на неблагоприятные условия, чукчи сумели сохранить в себе необыкновенные черты: исключительную честность, восприимчивость ко всему новому, блестящие способности к наукам…
– Ты что проповедуешь расовые теории?! – шутливо прервал его Праву.
– Совсем наоборот! – возразил Володькин.
– Вот это "наоборот" мне и не нравится, – сказал Праву. – Что за особый такой народ – чукчи? На советском Крайнем Севере таких народностей около тридцати. А потом эти рассуждения об исключительной честности чукчей порядком надоели. Поверь мне, Володькин, и у чукчей, как у всякого народа, есть и воры, и лжецы, я непорядочные люди… Читаешь в книгах, слышишь в разговорах: ах, какие они честные! Какие порядочные! И становится иногда стыдно за свою исключительную честность, выдуманную людьми…
– Ну, – развел руками Володькин, – вы это слишком, товарищ Праву.
– Может быть, – неожиданно покорно согласился Праву. – Но меня сейчас интересует не то, чем отличаются чукчи от других народов…
– Национальные особенности тоже нельзя отбрасывать, – заметил Володькин.
– Я не против национальных особенностей. Так уж сложилось, ничего не поделаешь. Но иногда у нас этими особенностями пытаются прикрыть вредные обычаи… А сейчас рождаются новые черты, присущие одной только расе. – расе коммунистического человека…
Трактор подошел к реке Маленьких Зайчиков. Праву разостлал на коленях подробную карту.
– Смотрите, друзья, в каком любопытном месте мы сейчас находимся. Вот отсюда, с берега Берингова моря, строители тянут полотно автомобильной дороги. Здесь в заливе Креста, около косы Мээчкын строится новый чукотский порт. Дорога идет от порта через горные перевалы, пересекает долину реки Амгуемы и наконец доходит до строящегося комбината…
Праву сложил карту.
– Вы представляете, что все это даст чукчам в глухой тундре по долинам рек – Амгуемы, Теплой и Маленьких Зайчиков… Промышленные предприятия, дороги, электростанции, посадочные площадки, авторемонтные мастерские. Механизируем оленеводческие бригады, как это уже делают в Чукотском районе. Вырастет в долине Маленьких Зайчиков новый человек – пастух-механизатор, новое поколение чукчей пойдет в промышленность… Кстати, мой братишка уже работает на строительстве комбината… Не будет больше такого несоответствия, какое наблюдается сейчас: у нас растет интеллигенция однобокая, гуманитарного направления – учителя, советские работники, а ведь нам не меньше нужны инженеры-механизаторы, хорошие изыскатели, экономисты…
– Захватывающая картина! – уважительно проговорил Володькин.
Праву послышалась в словах Володькина ирония, и он сухо сказал:
– И это будет очень скоро.
– А пока мы едем в стойбище, где люди живут почти на первобытном уровне, – напомнил Володькин.