– Ага. Такая баба оказалась противная… Замучила тут всех, приезжала свой портрет отбирать. Столько вони развела. То не то и это не это, – Катя выглянула из-за монитора и кивнула на фотографии в руках Майи. – Кстати, ты знаешь, особняк-то этот уже снесли. Представляешь? Так жалко, такой дом красивый и все, нет его…
Майя не отвечала. Она смотрела на фотографии старого дома и не могла пошевелиться. На ее глазах сквозь изображение пустых комнат внезапно стало проступать чье-то лицо. Дымный контур делался все отчетливее…
– Май, ты чего? – забеспокоилась Катя, заметив, что та побелела.
Майя не ответила. Она смотрела на лицо мужчины, появившееся на снимке…
На столе ассистентки зазвонил телефон. Она сняла трубку и через пару секунд растерянно протянула ее Майе.
– Это тебя, – удивленно сказала она. Майя, словно во сне взяла трубку.
– Алло? Кто это? Тишина.
– Я слушаю вас…
– Майя, это Зинаида, – знакомый голос, пауза. – Простите, но мы не сможем с вами встретиться.
– Да? А что случилось?
Тишина. Какой-то треск. Майя готова была поспорить – все это она уже слышала. Но где – наяву или во сне?…
– Алло, Зинаида? Тишина. Голос в трубке.
– Варя умерла.
Встреча на вокзале
Зис припарковал свою машину на стоянке у вокзала и заглушил двигатель. Толпы отъезжающих, провожающих, прибывших, зевак и просто темных личностей, норовящих что-нибудь спереть, сновали по площади во всех направлениях. Граждане перемещались муравьиными цепочками, одни волокли свое добро, томящееся в чемоданах и сумках, в направлении путей, другие – прочь от них. На ходу они перекрикивались и переругивались друг с другом, нетерпеливые водители сигналили, спеша припарковаться или проехать, по громкоговорителю гнусавый женский голос объявлял, с какого пути, когда и куда отправляется состав, на какой путь прибывает или уже прибыл. Ветер валял мусор по асфальту, и из многочисленных палаток неслись разбитные песни этого лета.
Зис вышел из машины. Посмотрел на часы – еще было время не спеша дойти до условленного места и выкурить сигарету.
Под дебаркадером сновали голуби и стояли поезда. Зис, пуская синий дым, облокотился о колонну.
– Вы уже пришли?
Зис резко обернулся. Он не любил, когда к нему неожиданно подходили со спины.
– Рад вас видеть, – из-за колонны вышел Авельев. Глаза Зиса смотрели холодно и неприветливо.
– Зато вы, похоже, не рады, – усмехнулся Авельев. – Жаль. Ну, что же делать…
Авельев стоял, покачиваясь на носках и засунув руки в карманы брюк. Он внимательно, с едва заметным оттенком насмешки осматривал Зиса. Но внезапно что-то изменилось в его взгляде, от снисходительности не осталось и следа. Авельев подался вперед. Его ноздри задрожали, зрачки сузились. Он словно что-то увидел, понял или почувствовал, и какая-то тень промелькнула в его глазах, но в следующее мгновение он взял себя в руки и отступил, сохраняя на лице тень полуулыбки.
Зис молчал. Авельев больше не вызывал в нем ни тоски, ни тревоги, только глухую ненависть и злость.
– Давайте! – Авельев требовательно протянул руку.
Зис мгновение помедлил, затем вынул из кармана конверт, отдал его и отступил, желая удалиться. Однако Авельев придержал его за рукав.
– Постойте, не спешите, – сказал он. – Вы что, хотите уйти, не получив свой гонорар?
Зис молчал.
– Послушайте, Зиновий, вы что, язык проглотили? – возмутился Авельев.
– Мне не нужен гонорар, – произнес Зис – Разрешите откланяться.
– А-а, вот оно что? Нет, пока не разрешаю, – в темных глазах зажглись злые искры, однако они не были пугающими.
Зис с удивлением заметил, как в этом странном типе поднимается простая человеческая злость. Он знал, как обращаться с ней, поэтому спокойно смотрел на Авельева и ждал, что будет дальше.
Тот раздраженно рванул край конверта и вытряс его содержимое. Взглянул на один пустой белый прямоугольник, на другой, быстро перебрал все "снимки" и швырнул их Зису в лицо. Зис на мгновение инстинктивно прикрыл глаза, а когда открыл их, прямо перед ним было лицо Авельева. На этот раз его черты были искажены, а взгляд полон бешенства.
– Что вы мне принесли? – прохрипел он.
Зис вздрогнул. Это было мало похоже на человеческий голос. Казалось, кто-то крошил звуки, слова и слоги вместе с металлом, гнилым деревом, краем старой пластинки, стеклом, песком и ржавчиной…
Авельев схватил Зиса за плечи и развернул лицом к спешащим людям и стоящим поездам.
– Почему вы думаете, что есть только то, что вы видите? Сердце стукнуло и замерло в груди. Когда мощные клубы внезапно налетевшего густого белого тумана расступились, Зис вновь увидел платформы.
Теперь здесь не было ни солнца, ни тепла, ни света. Огромные, черные, ржавые составы исходили копотью и паром.
Время от времени они издавали истошные, тоскливые звуки, словно огромные животные, выброшенные на землю умирать. Стекла в вагонах были разбиты, заколочены, покрыты толстыми слоями пыли и грязи. Тощие собаки дрались на перроне из-за сгнивших и смердящих кусков. Люди в темных одеждах брели во все стороны, невидящими глазницами всматриваясь в невидимые миры. Какой-то мальчишка остановился прямо перед Зисом.
– Убийство! Сенсационное убийство! – прокричал он, глядя пустыми глазами сквозь него. – Сын убил свою мать! Покупайте газету!
Зис совсем близко увидел землистую кожу его лица, свалявшиеся волосы, полуистлевшую одежду на костях. "Он же мертв! – внезапная догадка осенила его, – здесь вообще все мертвы".
Он отступил назад и… провалился в воздух. Все быстрее и быстрее он летел вниз наперегонки с упавшим сердцем…
– Действительно, при таком раскладе с вашей стороны было бы странно ждать вознаграждения, – раздался спокойный голос Авельева.
Зис открыл глаза. Под дебаркадером все так же проносились птицы, люди тащили свои чемоданы, пахло табачным дымом. Авельев равнодушно осматривал перрон.
– Вы не понимаете, во что вы вмешиваетесь. Но это не важно. Счастливо оставаться.
Он козырнул Зису, сделал два шага и исчез в толпе. Ветер протянул вдоль перрона несколько снимков. Один из них прибило к ноге Зиса. На нем ничего не было. Он был пуст.
Майя бежала по лестнице. Один пролет, другой, третий… Наконец она остановилась. Осмотрелась. Перед ней были три двери. Какое-то воспоминание смутило ее, она замешкалась, но внезапно одна из дверей со скрипом отомкнулась. Некоторое время Майя стояла, заглядывая в образовавшуюся щель, наконец решилась и шагнула внутрь.
Ничего странного внутри не обнаружилось. Только небольшой коридор с обшарпанными стенами и еще одна дверь в конце. Майя уже увереннее прошла вперед.
– Зинаида! Зина… – позвала она в полумраке. Тишина. Майя открыла вторую дверь и остановилась на пороге. В пустой комнате стояли стол и стул. На стуле в сером, застегнутом доверху платье, прямая и неподвижная, сидела Зинаида.
– Это я. Я пришла… – тихо произнесла Майя.
Та медленно подняла глаза. Майя смотрела на нее, не отрываясь. Какие-то предположения фантомами проносились в ее голове, казалось, не она управляла своим сознанием, а кто-то другой стремительно гнал ее мысли по кругу, сталкивая и смешивая, не давая им остановиться и запутывая в ничтожных деталях и пугающе важных подробностях. Майе казалось, что она вплотную подошла к стене, за которой, как в темнице, скрываются ее воспоминания, ее память, ее прошлое. Майя смотрела на Зинаиду и вдруг начала проваливаться в глубокую воронку…
Она все летела и летела, и внезапно почувствовала резкий толчок. Майя остановилась. Она оказалась в странной пустоте. Здесь ничего не происходило, ничто не звучало, не двигалось. Не было ни верха, ни низа, ни начала, ни конца. Майя почувствовала крайнюю беспомощность, она как будто выпала из одного мира, но так и не добралась до другого и застряла где-то на полдороги. И тут – словно кто-то перерезал невидимую нитку, она сорвалась вниз…
…схватилась рукой за дверной косяк и открыла глаза. Преодолевая сопротивление уплотнившегося воздуха, Майя шагнула в комнату. Она подошла к Зинаиде, опустилась перед ней на колени и взяла за руку.
– Зинаида. Кто вы? Кто я? Скажите мне. Я же чувствую, что-то не так… Что-то происходит. Я не понимаю… Пожалуйста, объясните мне…
Зинаида сидела, не отвечая и не поднимая на Майю глаз. Внезапно, Майя обратила внимание на ее руки. Она присмотрелась. Затихла. Перевернула ладонь Зинаиды тыльной стороной вверх. Вытянула рядом свою руку.
Они были почти одинаковыми. Форма пальцев, ногтей, расположение вен на внешней стороне, похожие линии на внутренней…
– Боже мой, – Майя выпустила руку Зинаиды. – Что это значит?
Та спокойно встала и провела рукой по взъерошенной Майиной голове.
– Мне пора, – произнесла она. – Все будет хорошо. И не надо все знать. Ты сама говорила, вспомни: "Должны быть вопросы без ответов". Иногда достаточно о чем-то догадываться…
Она склонилась над Майей, коснулась губами ее затылка, тронула холодной рукой щеку. Быстрым шагом вышла из комнаты и направилась по длинным искривленным коридорам, открывая и закрывая за собой двери, уходя, возвращаясь и кружа по лестницам и переходам, словно запутывая за собой следы. Наконец, она оказалась в той самой комнате, из которой только что ушла. Однако, Майи здесь уже не было. На середине стояла Варя. Она была похожа на большую красивую куклу. Не шевелясь и, не моргая, она смотрела прямо перед собой. Зинаида молча подошла, дотронулась до ее лба и встала рядом. В комнате стало очень тихо.
Вокруг дома, в котором Майя снимала квартиру, творилось нечто невообразимое. Жильцы разделились на три неравные группы. Одна из них, самая большая, сбилась вокруг подъезда. Здесь кричали, шумели и теснили милиционеров и двух товарищей– коротенького и высокого, с облезлым портфелем подмышкой. Вторая группа была менее активной и держалась в стороне. Здесь по большей части молчали или тихо переговаривались, поглядывая на дом, и сокрушенно качали головами. Третья группа была неуловима и вездесуща. Эти жильцы носились от своего сваленного во дворе имущества к припаркованным поблизости автомобилям, перетаскивая сумки, узлы, чемоданы и дряхлых бабушек-старушек. Вокруг них скакали обалдевшие от неожиданной радости беспорядка домашние псы. Они цеплялись к приблудным дворнягам и так и норовили ввязаться в какую-нибудь веселую драку. Сообща они взахлеб облаивали съежившихся от презрения и страха котов. Все вместе это составляло ком шума, нервов и суеты.
А над собравшимися возвышался опустевший дом. Светлый, спокойный, с большими окнами, просторными балконами и огромной трещиной, проходящей от фундамента до самой крыши. От основного разлома, как ветви от ствола дерева, во все стороны расходились сотни трещин и трещинок.
Черный "мерседес" подъехал, распугав жильцов. Майя бросила свою машину открытой и так стремительно зашла в подъезд, что ее никто не остановил, и она беспрепятственно направилась к себе на этаж. Лифт уже не работал, она шла пешком вверх по лестнице. От поспешного и беспорядочного отступления дом выглядел опустошенным и разграбленным. Всюду валялся мусор, окурки, какие-то пакеты, сломанные детские игрушки, брошенные в спешке и без сожаления. Майин взгляд привлек ярко-красный обломок деревянной лошадки-качалки. Нет, она не вспомнила вдруг, что и у нее когда-то была такая же. Она с удивлением обнаружила, что она вообще ничего не может вспомнить. Пока Майя стремительно поднималась по лестнице вверх, ее память отступала, как отступает большая вода во время отлива, оставляя после себя ровную, гладкую, равнодушную землю. Майю смутило это открытие. Но уже в следующее мгновение безразличие сменило зарождающееся чувство страха. Майя менялась. Бледнело ее лицо, истончались пальцы, светлели глаза. Она еще раз взглянула на обломок чужой детской игрушки и продолжила подъем.
Спокойной рукой она сорвала со своей двери печать. Ключи не понадобились. В этом доме все двери уже были открыты. Квартира была пустой и злой. Майю здесь не ждали, но ей было все равно. Она прошла через коридор, толкнула дверь в комнату. Никакого солнца, никакого ликующего света. Все было серым, тусклым, и даже воздух казался неживым.
Майя направилась прямо к огромному зеркалу, стоящему у стены в своем пыльном целлофановом коконе. Зеркало было много выше ее, и Майя стояла под ним, подняв голову и рассматривая его снизу вверх. Она потрогала целлофан. Слишком плотный, чтобы разорвать его разом. Она проделала пальцами дыру в мутной пленке, расширила ее, просунув в отверстие обе ладони, взялась за образовавшие края и раскрыла, потянув в стороны.
Когда Майя очистила все зеркало, с лестницы уже неслись тревожные голоса. Ее звали, требуя немедленно выйти, твердили, что находиться здесь опасно, что стены могут обвалиться в любую минуту. Майя стояла молча, не обращая на это внимание. Как будто вместе с красками на ее лице исчезало все то, что мешало ей сейчас встать напротив посеревшей от времени поверхности зеркала и наконец заглянуть по ту сторону.
Ее нашли лежащей на полу без движения. Майя едва дышала, ее лицо было пепельным. Над ней возвышалось большое зеркало. Оно было покрыто мириадами мелких и тонких трещин, похожих на синие прожилки, проступившие на ее висках.
Забытье
Зис набрал Карину и Филиппыча. Валериан приехал так быстро, словно сидел в соседнем подъезде. Несколько минут он слушал Зиса, который отвел его на кухню и рассказал, как было дело – ему позвонили какие-то неизвестные товарищи, Зис понесся, нашел Майю в беспамятстве, с горящим лбом и в холодной испарине, привез домой. Валериан внимательно слушал сбивчивый рассказ, кивал, кряхтел, заглянул в спальню, вернулся, пошагал по кухне и потребовал у Зиса ступку.
– Чего-чего? – переспросил тот.
– Ступку давай, говорю. "Чего?" Ступку, травы толочь, – Филиппыч вынимал из одного кармана своего пиджачка мешочки, из другого – склянки.
– Это что за барахло? – глаза Зиса расширились.
– Ступку давай, – проскрипел старик. – "Барахло"… Ишь… Понимал бы чего! Это мне святые силы дали! "Барахло!" Я тебе покажу "барахло"! Это то, что нам надо.
Зис пошарил у себя на полках, естественно, никакой ступки не нашел, поэтому вручил Валериану обычный стакан и нож с деревянной рукояткой. Филиппыч с удивлением уставился на предложенные ему предметы, перевел взгляд на Зиса.
– Ну нет у меня ступки, нет, – развел тот руками.
Старик отобрал у него стакан, всыпал в него какие-то вонючие травы из одного пакета, что-то подмешал из другого, добавил пару сухих черных головок из третьего и замолотил черенком ножа по дну стакана.
– Кипяток-то хоть у тебя есть? – поинтересовался он у Зиса.
– Кипяток есть, – Зис ткнул пальцем кнопку на электрическом чайнике.
– А ей плохо от этого не станет? – поинтересовался он, наблюдая за тем, как над стаканом от энергичной возни Филиппыча начинает подниматься дымок неопределенного цвета и противного запаха.
– Не станет, – Филиппыч утер пот, от усердия выступивший на лбу, и нетерпеливой рукой потребовал кипятка.
Влив воду в порошок, он еще тщательнее размешал получившийся отвар, сел к столу и принялся остужать его, болтая ложкой в стакане во всех направлениях.
– Может, "скорую" вызвать? – с подозрением глядя на манипуляции Валериана, спросил Зис.
– И "скорую" вызовете. Позже, – произнес старик, пробуя на вкус то, что у него получилось.
Его честно передернуло, но он удовлетворенно крякнул и достал какую-то склянку. Тщательно отмерив, он накапал в стакан по виду обычной прозрачной воды. Закончив с этим, он бережно спрятал флакон и засеменил в спальню.
"Отравит ведь, старый черт", – с тоской подумал Зис и отправился вслед за ним.
Майя лежала на спине. Похоже, она спала, глазные яблоки метались под веками, губы дрожали, пальцы время от времени сводила короткая судорога. Валериан провел рукой по ее лбу.
– Ну вот, ну вот, – успокаивающе прошелестел он. – Сейчас все сделаем. Ты не волнуйся, не волнуйся, все будет хорошо, я с тобой…
– Приподними ее, – не глядя на Зиса, скомандовал он. Зис осторожно обнял Майю и сел рядом, придерживая ее за плечи. Валериан склонился над ними со своим стаканом и вдруг очень внимательно посмотрел на Зиса. Тот не заметил его взгляда, а Филиппыч сначала помрачнел, насупился, потом еще раз покосился в его сторону и вздохнул.
– Голову ровней держи, мастер! – тихо приказал он. Старый черт, он понял, что произошло между ними. Вздохнул. Ни сокрушаться, ни радоваться сейчас времени не было.
Валериан склонился над Майей, и вдруг из-за ворота его рубашки выпал и закачался на черном шнурке простой меленький нательный крест.
– Надо же, – пробормотал Зис.– А ты крещеный… Вот не думал.
– А ты не думай. Ты голову держи ровней, – проворчал старик.
Через минут пять, когда они, наконец, с грехом пополам влили Майе в рот почти всю вонючую жидкость из стакана, в дверь позвонили.
– Пойду, открою, – Зис осторожно уложил Майю на подушки, забрал у Филиппыча пустую чашку и вышел из комнаты.
Старик дождался, когда за ним закроется дверь и, воровато оглядываясь, снял с шеи тот самый крестик и поспешно сунул его Майе под подушку.
– Спать надо, спать, как следует, – бормотал он себе под нос. – Вот и Исидор говорит: "Спать надо нормально! Силу надо иметь!" А вы все придурошные какие-то, как с утра вскинетесь, так и топаете до ночи. Ты посмотри на себя– одни глаза остались… Ничего, ничего, все поправим. Не выйдет их дело поганое…
Валериан обернулся на какой-то шум за дверью и опять быстро зашептал Майе на ухо.
– Ишь, чего захотел! Он твою фотографию ищет, думает, через нее сможет вернуть тебя, забрать отсюда… – Филиппыч затряс своей палатой головой, то ли в гневе, то ли в горе. – Не выйдет у него ничего! Не выйдет. Не беспокойся. Все будет хорошо… Святые силы не оставят. А если оставят, тоже ничего. Я помогу. Спи. Все будет хорошо. Поспишь-поспишь, проснешься, и все выправится.
Валериан распрямился, осенил каким-то не очень складным знамением сначала Майю, затем себя и вышел из комнаты. В коридоре висел тонкий запах муската и лилии. Валериан принюхался. "Карина", – подумал он и прокричал в сторону кухни.
– Я домой съезжу, грелку привезу!
Когда Карина и Зис вышли в коридор, дверь за ним уже захлопнулась. Карина выразительно посмотрела на Зиса, покачала головой и направилась в сторону спальни.
– Старый черт,– пробормотала она себе под нос, толкая дверь. – Какая грелка… И что это за вонь такая?
Братья Зорькины привычно и без потрясений перебирались из одного дня в другой. Работы в последнюю неделю выдалось особенно много и времени на обильные возлияния почти не оставалось. А жаль. Но заказов и правда было через край, так что братьям удавалось только перехватить пару рюмочек вечером, перед самым сном.