Александр Касьянович Горшков
ОТШЕЛЬНИК
роман в трёх книгах
Содержание
Книга первая. ОТШЕЛЬНИК
Книга вторая. БЕЗУМЦЫ
Книга третья. ДВЕ СЕСТРЫ
Книга первая
ОТШЕЛЬНИК
Редеет ночного тумана покров,
Утихла долина убийства и славы.
Кто сей на долине убийства и славы
Лежит, окружённый телами врагов?
Уста уж не кличут бестрепетных братий,
Уж кровь запеклася в отверстиях лат,
А длань ещё держит кровавый булат…
Погост
Лена осторожно встала с кровати, нащупала босыми ногами теплые тапочки и, чтобы в темноте ничего не опрокинуть, не споткнуться и не разбудить спавших в соседней комнатке детей, на цыпочках подошла к спящему мужу. Присев рядом, нагнулась ближе и прикоснулась ладонью к его вспотевшему лбу.
- Слава Тебе, Господи, - прошептала она, благодарно взглянув на святые образа и перекрестившись.
Хотя температура еще чувствовалась, но уже не была такой высокой, как накануне вечером, когда отца Игоря лихорадило, и он, одетый в плотный спортивный костюм, в домотканных шерстяных носках никак не мог согреться даже под двумя толстыми одеялами.
Вздрогнув, отец Игорь открыл глаза.
- Который час? - сдавленным от ангины голосом спросил он.
- Начало четвертого, рано еще, поспи, родной, - Лена аккуратно вытерла с его лица пот и укрыла до подбородка. - Всю ночь стонал, ворочался… Плохо было, да?
- Снилось что-то навязчивое, - он положил ладонь жены себе под щеку. - Полусон, полудрема…
- А почему меня не позвал? Я бы все эти "полу" разогнала, ладошку вот так положила - и был бы не "полу", а настоящий сон. Хоть сейчас поспи, спешить все равно некуда, ночь на дворе.
Отец Игорь, как показалось Лене, действительно быстро уснул, его дыхание стало ровным, спокойным. Она высвободила ладонь, собираясь возвратиться на свою кровать, как тот опять заворочался:
- Леночка, разбуди меня через часок, если вдруг засну крепко.
Лена снова присела рядом:
- Что за новости? Хочешь себе добавить? Совсем свалиться? И так еле на ногах стоишь, вспомни, что вчера с тобой было.
- А что вчера было? - отец Игорь улыбнулся, взяв в свои руки ладошку жены. - Дай-ка припомню. О, вспомнил! Вчера было вкусное малиновое варенье с чаем. Вчера был мед с чаем. А потом был просто чай, но тоже вкусный, с какими-то травками от температуры.
- А температуру не помнишь? - улыбнулась и Лена. - Трясло всего, как осиновый лист, хоть скорую вызывай. Теперь лежи, в твоем состоянии это самое лучшее лекарство. Не забывай, что через два дня у нас будут гости. Не думаю, что они обрадуются, увидев тебя больным в постели. Вместе поедем на природу, отдохнем, здоровье твое поправим.
Отец Игорь уткнулся в подушку, чтобы не рассмеяться и не обидеть смехом жену.
- Когда свалишься - тогда будет не до смеха, - Лена не желала разделять этого веселого настроения.
- Да я не в том смысле, - он погладил ее руку.
- Не в том… А в каком еще? Над чем тут еще можно смеяться?
- Я в смысле твоих слов: "Поедем на природу". Куда ехать, когда природа - сразу за нашими воротами? Никуда и ехать не нужно.
Место, где жила семья молодого батюшки Игоря Воронцов, в самом деле, было не просто рядом с живой природой, а наполнено ею. Со всех сторон - бескрайний лес, изрезанный труднопроходимыми оврагами, непролазными болотами, топями. И посреди этого царства дикой, нетронутой разгулом современной цивилизации природы - деревня Погост, уже одним названием своим наводящая страх на редких путников, забредавших сюда, и выталкивающая отсюда даже местных обитателей. Да и что могло удержать здесь людей, где не было ничего: ни коллективного хозяйства, ни кооператива, ни школы, ни перспективы - ровным счетом ничего, обрекая доживать свой век лишь "аборигенам", кому ехать было некуда и кого никто нигде не ждал. Таких тут оставалось не более двух сотен: каждый из них жил тем, что давала земля, соседний лес и нехитрое домашнее хозяйство.
О мобильной связи, спутниковом телевидении, Интернете и прочих достижениях прогресса и говорить нечего: всего этого тут не было и в помине, да и откуда быть, если электричество, подававшееся по столбам от соседей за пятнадцать километров, часто отсутствовало из-за аварийных обрывов, краж проводов, поваленных ветром деревянных электрических опор.
В местном же скудном бюджете средств было слишком мало, чтобы сделать для людей такую "милость": поменять электролинию на что-то новое, более совершенное и надежное.
Дети учились в интернате, тоже в соседнем селе, куда вела одна-единственная дорога - вечно изрытая, грязная, в глубоких лужах. Никто не хотел возвращаться назад: все рвались в самостоятельную жизнь, желая навеки забыть и даже не вспоминать родную деревню, куда приезжали лишь погостить ненадолго, чтобы снова поскорее возвратиться туда, где жизнь была сытнее, веселее, беззаботнее. Да и само слово "погостить", когда они по бездорожью пробирались в родную деревню, обретало вовсе не радостный, а какой-то печальный, даже мрачный смысл.
Тут и жил отец Игорь - в маленьком домике, принадлежавшем его предшественнику - покойному настоятелю здешней Ильинской церквушки, старенькому иеромонаху Лаврентию, такому же ветхому, как и сам храм, отошедшему ко Господу в почтенном возрасте 85 лет. Домик был небольшой, деревянный, из трех соединенных между собой комнатушек и такой же крохотной кухоньки с коридором во двор, где стоял сарай для домашней птицы да нескольких коз, не скупившихся на свежее молоко.
Все окна домика, кроме одного, что на кухне, смотрели в сторону леса, вздымающегося своими вековыми кронами сразу за батюшкиным огородом и небольшим яблоневым садом. Со стороны фасада дом был огорожен деревянной изгородью с калиткой, которая запиралась по-деревенски просто: на кожаную лямку.
Церквушка, как и большинство построек вокруг, тоже была деревянная: однокупольная, с пристроенной колокольней. Поставили ее еще в начале 19-го века, да так она и сохранилась, хотя остальные храмы по всей округе были уничтожены богоборцами в лютые 30-е годы. Идти в такую глушь, как деревня Погост, им было просто лень. "Сама завалится, - думали они, - или же разберут для тракторной бригады". Но сама она не завалилась, а для домика механизаторов молодого колхоза, образовавшегося в первые годы советской власти, леса и так хватало.
Вся священническая жизнь отца Игоря - а служил он здешним настоятелем недолго, всего пять лет - была связана с этим захолустьем и с его маленьким приходом. Сразу после окончания семинарии с молодой матушкой он приехал сюда, став пастырем крохотной церковной общины, сбившейся вокруг своего покойного настоятеля, долго скитавшегося "по людях" после того, как его родная обитель была разорена и закрыта. На склоне лет, по указу архиерея, он был направлен сюда, чтобы закончить свою многоскорбную жизнь смиренно, тихо и незаметно. А уже за ним, по указу того же архиерея, сюда прибыл отец Игорь.
Вскоре тут у него появился первенец, названный в крещении Ильей - в честь небесного покровителя этих мест, через год - Андрюшка, а теперь ждали рождения долгожданной девочки, о зачатии которой Елена слезно молилась перед образом Богоматери. По обоюдному родительскому согласию будущую новорожденную решено было назвать Марией - в благодарность Царице Небесной за таковую милость.
Назначение отца Игоря в эту недоступную глушь вызвало немало кривотолков и шуток среди его друзей-семинаристов. Он был гордостью курса, ему пророчили дальнейшую учебу в Академии, престижный приход, даже преподавательскую карьеру, однако вместо всего этого - Погост: деревня, которая не была обозначена ни на одной мало-мальски доступной карте.
Удивлен был и сам архиерей, предложив перспективному выпускнику с блестящими рекомендациями на выбор несколько приходов, в том числе стать вторым священником в том же соборе, где настоятелем был сам благочинный. Но тот отказался. Услышав название деревни Погост, он сразу изъявил желание ехать только туда. В глушь.
- Батюшечка, - улыбнулся архиерей, - я не буду перечить твоей воле. Но, как мне кажется, на Погост ты всегда успеешь - в прямом и переносном смысле. Твое смирение и рвение, конечно, делают честь, однако мой долг предупредить, что Погост - это край здешней географии, где нет ничего: ни связи, ни газа, ни уюта, ни полноценной жизни. Там не живут, а доживают. Существуют. Поэтому все хорошенько взвесь, обдумай. Не спеши.
Но отец Игорь смиренно опустился перед владыкой на колени, прося его благословения.
- Да будет воля Твоя, Господи, - владыка перекрестился на святые образа и велел своему секретарю подготовить соответствующий указ.
Многое из поведения отца Игоря не вписывалось в сознание ровесников, друзей по семинарии. Если его жизненный выбор стать священником находил объяснение - на воспитание будущего священника Игоря Воронцова имел большое влияние родной дядя по матери, протоиерей Сергий Знаменский, - то все остальное: как он жил, к чему тянулся, чем заполнял свободное время - вызывало у близких друзей недоумение. Он сторонился шумных вечеринок, которые собирали веселые компании семинаристов, избегал таких же шумных поводов посидеть за бокалом пива, посудачить, "зависнуть" до глубокой ночи в Интернете или же перед телевизором, где шла трансляция очередного футбольного матча или модного телесериала. Даже если его едва не силой затаскивали на такие пирушки, он незаметно ускользал оттуда, стремясь к одиночеству и тишине. И в этой тишине он любил с головой погрузиться в чтение творений святых отцов, а его настольной книгой была "Моя жизнь во Христе" Иоанна Кронштадтского, откуда юноша не уставал черпать духовную мудрость, готовя себя к пастырскому служению.
Каждое слово из этой сокровищницы оставляло яркий след в душе юноши, но особенно сильно запечатлелись в ней слова: "Истинный пастырь и отец своих пасомых будет жить вечно в признательной памяти и по смерти своей: они будут прославлять его, и чем меньше он будет заботиться о своем прославлении здесь, на земле, при своих усердных трудах во спасение их, тем больше просияет слава его по смерти: он и мертвый будет заставлять их говорить о себе. Такова слава трудящимся на пользу общую!"
Уже в те годы учебы к Игорю Воронцову прилепилась кличка "Отшельник" - в сущности, незлобная, но вполне отвечающая духу его характера и умонастроений. Поговаривали, что он собирался принять монашество: ибо никто не мог припомнить, что его когда-либо интересовало или влекло, как других, общение со своими ровесницами, учившимися на регентском отделении. Однако именно "Отшельнику" не отказала стать его спутницей жизни одна из самых привлекательных студенток Леночка Пономарева - единственная дочка весьма состоятельных и влиятельных родителей, конечно же, ожидавших от нее, как им хотелось, более достойного выбора.
Навестив дочь в Погосте, когда на свет появился первенец, они пришли в ужас, предрекая скорый распад молодой семьи, ибо разменять все, чем была окружена ее жизнь у родителей, на тот "рай", который ей подарил молодой зять, напросившись в эту глушь, мог лишь настоящий безумец.
- Наши телефоны знаешь, - шепнул ей отец, оставшись наедине. - Один звонок - и мы тебя заберем отсюда. Пусть сидит сам, коль так хочется отшельником быть. А для нас ты всегда была и останешься любимой дочерью.
Друзья, близко знавшие отца Игоря, тоже не пророчили продолжительного семейного счастья. Они были уверены: этот брак - какая-то ошибка, недоразумение, всплеск эмоций, но не следствие взвешенного, обдуманного, расчетливого решения.
- Один - отшельник, другая - дура набитая, - посмеивались некоторые, присутствуя на их венчании, - два сапога пара.
…Что же потянуло отца Игоря в этот мрачный, воистину затерянный мир с жутковатым названием? Романтика? Жажда подвига под впечатлением прочитанных житий и наставлений святых отцов? Что? Об этом мог догадываться дядя молодого батюшки - отец Сергий, много повидавший на своем долгом веку священства, умудренный собственным опытом, но именно по этой причине предпочитавший молчать, а не делать скоропалительные выводы, тем более отговаривать племянника, ходатайствовать за него перед архиереем, которого знал очень близко, чтобы тот предоставил успешному выпускнику семинарии более достойное место. О чем же молчали седовласый отец Сергий и юный отец Игорь? Какая тайна объединила их? Была ли она вообще? Была…
Игорь Воронцов, редко жаловавшийся на здоровье, однажды серьезно заболел. Случилось это, когда он был уже семинаристом и учился на втором курсе. Предварительный диагноз, который ему поставили опытные врачи, шокировал всех: и родных, и друзей Игоря. Ему диагностировали опухоль в желудке, доставлявшую нестерпимые боли, тошноту, жжение внутри, отвращение ко всякой еде. Решили не откладывать и делать операцию. Пока врачи готовили пациента, отец Сергий и все, кого он просил, стали молиться о здравии юноши, дабы Господь по Своей милости продлил ему лета жизни. Молился и сам Игорь: молился кротко, без ропота на судьбу, не хватаясь за все, что ему предлагали другие - необыкновенных целителей с их необыкновенными способностями и снадобьями, лечение в престижных заграничных клиниках.
- Пусть будет воля Господня, - улыбался он, не желая обижать тех, кто заботился о том, чтобы любой ценой спасти его жизнь.
И вот накануне операции, погруженный в глубокий сон, Игорь ощутил себя в странном, доселе неведомом ему состоянии, когда даже сам не мог понять: спит он или же явно видит то, что происходило рядом. А происходило следующее.
Игорь вдруг увидел, как в его палату вошел монах-схимник: сгорбленный от жизни в поклонах и прожитых долгих лет, с длинной седой бородой и такими же седыми космами, которых никогда не касались ножницы. Несмотря на грозный вид - схимник был одноглазым: вместо левого глаза зияла пустая зеница - от него веяло покоем и даже умиротворением. Подойдя к изголовью, где возле маленького образка Богоматери теплилась лампадка, незнакомец опустился на колени и безмолвно, лишь устами, прошептал молитву, после чего склонился до самой земли, все так же молясь.
Странно, но рядом с этим ночным гостем Игорь не чувствовал страха, оцепенения: его душу наполнило неземное волнение, трепет, которое он испытывал в минуты, когда молился сам и вдруг начинал чувствовать, что его молитва услышана, что она открыла двери его души, куда полилась неизъяснимая благодать, радость, божественное тепло. Нечто похожее он ощущал и теперь: ему хотелось, чтобы близость черноризца, его живая молитва не исчезали так быстро и внезапно, как появились.
- Вот ты каков, - схимник поднялся с колен и склонился над Игорем. - Негоже богатырю болеть, не богатырское это занятие…
Из-под его густой бороды и усов пробилась ласковая улыбка, и он коснулся своей сухонькой жилистой ладонью головы Игоря, погладив ее.
- Умру, наверное, - не устами, а каким-то напряжением ума сказал Игорь, по-прежнему не ощущая ничего, кроме благодатного волнения и тепла, от прикосновения этой шершавой ладони да близости самого старца, словно сошедшего со страниц церковных житий и преданий.
- Не спеши на погост прежде времени, - так же мысленно ответил ему черноризец. - Послужишь еще во славу Божию, да и мне, грешнику, пособишь… Сам не управлюсь. Одряхлел зело, ветхий совсем.
"Да какой с меня помощник? Ведь я почти мертвец. Завтра разрежут - и зашьют", - хотел было сказать он в ответ, но схимник опередил, прочитав его мысли:
- Не разрежут. И не зашьют. Дайка взглянуть, добрый молодец…
И, не дожидаясь, пока тот что-то ответит, откинул одеяло, оголил живот и, слегка раздвинув стенки брюшной полости, вошел прямо своими ладонями вовнутрь!
Но снова странное дело: Игорь не ощущал ни боли, ни даже прикосновений - ничего, кроме того же блаженного состояния и тепла, которым было наполнено все тело. Слегка дрожащие пальцы дивного старца прошлись по внутренностям, осторожно ощупывая их, вытащили какой-то маленький комочек и тут же растворили его, словно и не было ничего. Потом, разгладив живот, черноризец снова улыбнулся:
- И всех делов-то. Не богатырское это дело - в постели валяться. Теперь жду тебя, добрый молодец, у себя.
"Да где же мне тебя искать? Я ничего не могу понять. Кто ты, старче?" - хотел спросить Игорь, но схимник снова прочитал его мысли:
- Погост. Там и жду.
- Сам ведь говоришь, что туда завсегда успею, - успел-таки усомниться Игорь.
- На погосте, где в земле людские кости, всем нам, грешным, лежать, - схимник опять опустился на колени перед образом Богоматери.
- Где же мне тебя искать, добрый старче? - Игорь не мог ничего сообразить.
- Погост. А там Царица Небесная Сама укажет, - черноризец склонился в земном поклоне, медленно растворяясь в тишине ночи, покидая Игоря и снова погружая его в глубокий сон.
Утром врачи собрались на последний консилиум, чтобы определить тактику предстоящей хирургической операции.
- Думаю, еще один снимочек нам не повредит, - сказал главный хирург клиники, вглядываясь в пленки и выводы предыдущих ультразвуковых обследований. - Хотя и так сомнений нет и быть не может: опухоль желудка. Наши предположения подтвердились полностью. На столе определимся окончательно: стоит ли мучить парня дальше или же зашьем - и… Так, быстренько везите пациента на УЗИ, а потом сразу в операционную. Давайте, коллеги, готовиться.
Хирурги пошли переодеваться. Вскоре на каталке привезли самого Игоря. Он по-прежнему тихо молился, осеняя себя крестным знамением. Кто-то из врачей, глядя на это, горько усмехнулся:
- Молись, парнишка, не молись, а ты уже не жилец на этом свете.
Главный хирург между тем продолжал всматриваться в только что принесенный ему снимок.
- Может, начнем, Иван Захарович? - обратился к нему коллега. - Дело, сами говорите, ясное, а что не ясно - уточним по ходу. Чего время терять попусту?
- Как говорится, дело ясное, что дело темное, - ответил главный и поманил к себе остальных врачей, велев им взять лежавшие рядом снимки предыдущих обследований.
- То ли я сошел с ума, ничего не соображаю, то ли перед нами передача "Очевидное - невероятное". Правда, без ведущего Капицы, но с нашим участием.
Он взял два снимка - сделанный накануне и новый - и положил рядом.
- Опухоль есть? - показал он на первый, на что все утвердительно кивнули.
- А куда она делась тут? - показал на второй.