САНДРИ
- Жена хочет остаться неизвестной, а я - нет. Заявляю: у меня дома имеется официально зарегистрированное ружье и шесть пистолетов. На этот раз я за оружие не брался и не утверждаю, что тот, кто стрелял, поступил правильно, но если они думают, что могут безнаказанно входить в наш дом, в наш сад...
- Кто?
- Прошу не перебивать! Если они думают, что могут бить стекла наших машин (шесть раз за прошлый год, шесть!), пачкать лозунгами стены, колоться в саду, вырывать сумочки, грабить, угрожать оружием, то они ошибаются: те времена прошли, люди научились защищаться, и пусть не думают...
- Кто?
- Мы хотим покоя, мы вложили двадцать миллионов в сигнализацию, чтобы входили сюда только жильцы, у меня два сына в возрасте убитого, но с ними такое не может случиться, лучше я сам всажу им пулю в лоб, чтобы запомнили раз и навсегда. Не так ли, комиссар?
- В нашей стране правосудие не вершат в одиночку, - сказал комиссар, а про себя подумал: впрочем, его не вершат ни в одиночку, ни сообща.
Неудовлетворенный Сандри приблизился к Хамелеону и прошептал ему на ухо:
- Такие типы всегда находят заслуженную смерть! Но этого прошу не писать!..
- Вы знали убитого?
Я знал, думает Лучо Ящерица, это Леоне Весельчак, самый славный среди моих учеников. Не образцово-показательное чудовище - нет, самозабвенный осквернитель парт, заядлый прогульщик, особенно по весне, но смышленый и любознательный. Буквально впитывал мои бактериологические теории. Помню, во время опроса он умудрялся с дьявольской ловкостью перевести разговор с Пьемонта времен Кардуччи на повадки серн. Прекрасный почерк, но попадались грамматические ошибки. Питал пристрастие к сослагательному наклонению, но не всегда умел из него выпутаться.
- Жених Лючии, - вздохнула Алиса.
- Идеи у него правильные, немного экстремистские, но правильные, - заметил Рак.
- А какой нападающий, какие ноги! - добавил Слон.
- Убить такого человека! Ну и нравы! - возмутился Крот. - Шифиусу далеко до нас, а ведь он считается самой жестокой планетой во всей галактике.
Безутешный Жираф только головой качал, метр - направо, метр - налево. Лучо не слушал их. Месяцами рассуждал он о смерти, о завершающем начале, рассуждал в одиночестве, если не считать последнего его ученика - кенара. А в итоге смерть настигла не его, а Леоне Весельчака.
Funere mersit acerbo, безвременно почил юноша, на которого богам, как видно, наплевать. Вот так-то, господин учитель. Рок, Судьба, Всевышний, парки - что они все, спятили?!
- Кто со мной? - решительно спрашивает Лучо.
- Куда? - тоном инквизитора осведомляется Слон.
- На виа Бессико.
- Зачем? - продолжает допрос инквизитор Слон, который терпеть не может расплывчатости.
- Надо расспросить, как это произошло. Надо же что-то делать!
- Что делать? - с последовательностью инквизитора допытывается Слон, не терпящий расплывчатости.
- Я должен, должен, должен узнать, - твердит Лучо (по его срывающемуся голосу друзья, должно быть, уже поняли, что в горле у него ком).
- Я пойду, - вызывается Рак и поднимает клешню, словно присягая на верность.
В подвале Башни номер Три верная Вела уже бьет копытом. Вела - это велосипед-двадцатилетка. Она дрожит, заслыша шаги хозяина. Лучо с непривычной энергией ставит ногу в стремя.
- Куда поедем? - не терпится Веле.
- На другой конец города.
- Ура!
- Помчим, как летит телеграмма и стих.
- Кто это сказал?
- Великий Маяковский, погиб в тридцать семь лет.
- Примерно как Коппи, - комментирует Вела.
- В путь!
- В путь!
У выезда из подвала их уже ждет Артуро, оседлавший свою боевую Аталу - дамский велосипед. Все четверо молниеносно скрываются из вида, спускаясь по отлогой улице.
Тем временем неразлучные Волчонок с Кроликом уже приближаются к виа Бессико. Волчонок обнаружил фотографию в газете и не поверил своим глазам. Он ожидал увидеть снимок Леоне в спортивной форме "Милана", а эта черно-белая фотография с подписью не может быть правдой, надо пойти и убедиться, что все это враки. Волчонок пересекает весь город. За ним трусит Кролик, он никогда не выходил за пределы своего квартала и теперь озирается вокруг, словно плывет в каноэ по Амазонке.
С высоты своего почти полутораметрового роста Волчонок общается с прохожими:
- Извините, как пройти на виа Бессико?
Каждый спрошенный считает своим долгом пуститься в пространные объяснения. А тем временем Кролик, стоя в сторонке, сучит ногами. Мальчишки топают уже два часа подряд.
- Остановись, пожалуйста, - умоляет Кролик, - я хочу пописать.
- Ну писай.
- Что, прямо здесь?
- А где же? Если хочешь - дуй в штаны!
(Скорость передвижения герильи задает не самый быстрый, а самый медленный боец: Волчонку волей-неволей приходится применить теорию Че Гевары.)
Кролик исчезает в зарослях мирт, окружающих столики открытой пиццерии "Марекьяро", и, не скупясь, орошает ее территорию. За этой операцией с интересом следит страж порядка на мотоцикле.
- Эй, ты!
Кролик спасается бегством, по пути полив еще метров пятьдесят.
- Хочу домой, - хнычет он, застегивая штаны. Волчонок сидит на мусорном ящике с видом конного полководца и не отвечает: он занят изучением карты города, которую изъял из отцовских залежей.
- Мы на площади Кадорны. Уже близко.
- Где написано, что это площадь Кадорны?
- Вон памятник, не видишь, что ли?
- Откуда ты знаешь, что это Кадорна?
- Сабля у него.
- Это не сабля, а трость.
- Тем, кто с тростью, памятников не ставят.
- Это не сабля.
- Пошел ты на фиг!
- И вовсе мы не на площади Кадорны.
- Нет, на площади.
- Да ты как будто знаешь, кто такой Кадорна!
- Конечно, он возглавил крупное отступление.
- Где это видано, чтоб памятники ставили тем, кто отступает?
- Он потом вернулся и победил.
- Не трепись!
- Говорю тебе: пошел в задницу!
- Я хочу домой!
- Вали, кто тебя держит!
- Я поеду на такси.
- Кишка тонка.
- Ничего не тонка.
- Ну давай, останови вон того.
- Он слишком гонит.
- Нашел отговорку!
- Да иди ты!..
- Сам иди!
- Вернемся домой...
- Трус, тебе на все наплевать! А я должен установить, кто убил Леоне.
- Почему ты, полиция на что?
- Полиция только улики собирает, а убийцу в конце концов ловит сыщик. Ну уж только если он увязнет в дерьме по уши, тогда врывается полиция и приходит ему на помощь.
- Да хватит заливать!
- А часто полиция в сговоре с убийцей.
- Это да.
- Ну так пошли!
- Нет, родители не разрешают мне одному болтаться по центру.
- Значит, ты не солдат, а дерьмо.
- Как это?
- У тебя вместо ног подставка с травой, как у игрушечных солдатиков. Ты сам двигаться не способен, тебя можно только переставлять с места на место. Опрокинут тебя - ты мертвый, скажут "бах" - ты вроде бы выстрелил.
- Врешь!
- Да посмотри на свои ноги, трус! Вон трава пробивается на подставке.
- Неправда, куда хочу, туда и хожу!
- Тогда пошли!
И они продолжают путь.
- Я знаю, кто убил его, - заявляет Кролик.
- Шагай, хватит языком молоть!
- Это "Ювентус", не иначе.
- Шагай, говорю, крольчатина!
- "Ювентус" не терпит, когда чужие футболисты хорошо играют. А Леоне здорово играл, и они пронюхали...
- Шагай!
- Подсадили туда киллера, и он с террасы ухлопал Леоне.
- Ерунда, Леоне сроду не бывал в этом квартале.
- Как же он там очутился?
- Выясним.
- А дальше что?
- Ничего, видишь, мы уже на месте?
Как раз в это время кавалер Сандри готовился переступить из тридцатиградусной утренней жары в кондиционированную прохладу своего свинцово-серого Фиата-кашалота.
- Чего вам здесь надо? - завопил он, увидев мальчишек у входа в СоОружение (кавалер не умел говорить на низких тонах).
Кролик со свойственной ему трусостью испарился в мгновение ока, так что ответ Волчонка во множественном числе прозвучал неубедительно:
- Посмотреть пришли.
Сандри пронзил его свирепым взглядом. Из привратницкой вышла Пьерина. К окнам приникли двадцать шесть любопытных глаз, значительно меньше, чем когда полиция осматривала труп, но намного больше среднестатистического дневного числа.
- Здесь убили Леоне? - напрямик спросил Волчонок.
- Тебе какое дело?
- А что, спросить нельзя?
Сандри подумал, что если он выйдет из машины и врежет этому наглецу, то даст пищу для всяких статей и статеек. Он завел своего кашалота, пожирателя бензина, и тот взревел в полном созвучии с яростью хозяина.
Проклятие, подумал Сандри, теперь все, кому не лень, будут сюда таскаться. Он нажал на газ: Фиат с оглушительными выхлопами и пронзительным свистом шин рванул с места.
Метла в руках у Пьерины была не свидетельством агрессивных намерений, а просто атрибутом профессии.
- Где это случилось? - обратился Волчонок к привратнице.
- Детям рано про такое говорить, - вздохнула Дикообразина. - Иди-ка ты, малыш, своей дорогой...
К ее удивлению, Волчонок достал записную книжку и карандаш.
- Где вы в тот момент находились?
- Что за шутки! Я на днях все уже рассказала комиссару. - У Пьерины перехватывает дыхание. - Ступай отсюда подобру-поздорову. Эй, Федери, поди-ка сюда!
- Сколько выстрелов вы слышали?
На зов выходит Федерико, сознавая всю ответственность новой роли - вышибать отсюда любопытствующих.
- Ну-ка, пацан, отвали!
- Пошел ты! - Волчонку сегодня уже в двадцать первый раз приходится повторять подобные напутствия.
- Считаю до трех, - предупреждает склонный к математике Федерико.
Волчонок издает громкий, как рев моторов "Конкорда" при взлете, непристойный звук и тут же в ответ на справедливую реакцию могучего Федери бросается наутек. Хотя они в разных весовых категориях, Волчонку удается развить скорость, позволяющую оторваться от своего преследователя на двадцать метров и спрятаться на стоянке автомобилей. Он тяжело дышит.
- Пойду в "Демократ". Им наверняка все известно, - говорит Волчонок Кролику, но тут же обнаруживает, что приятеля и след простыл (какой-то таксист сжалился над ним, этим ничтожным трусом, и Кролик мчится домой и клянется, что никогда больше не покинет своей удобной норы ради всяких авантюр). - Тебе же хуже, - комментирует Волчонок.
На последнюю тысячу лир он покупает газету и отыскивает адрес редакции. Что-то ему подсказывает, что он на верном пути и добьется своего, ведь он же Человек, а не оловянный солдатик!
"Демократу" отведено почетное место в центре города - между Банком и Супермаркетом, - что в какой-то мере определило диапазон его интересов от Современного Менеджера до Обывателя (эти категории "Демократ" весьма авторитетно ввел в обиход в переосмысленном и смягченном виде). Помещение редакции представляет собой огромное пространство практически без стен: перегородками служат растения, кофейные автоматы и тому подобное, и над всем этим нависает сверкающий лампами потолок, своего рода символ творческого единства. В любой точке этого открытого пространства царит демократия, слышится урчание в животе главного редактора и зевки подчиненных, порицания и поощрения, в унисон стрекочут машинки простых секретарш и авторов передовиц. Только у директора отдельный кабинет, на последнем этаже. Шепотом поговаривают, что там выставлены в подлинниках Пикассо и Мантенья, снимки кинозвезд с автографами, набитые соломой головы министров и что время от времени там раздеваются четыре бывшие танцовщицы из "Безумной лошади".
Журналист Карло Хамелеон мчится по лабиринту третьего этажа; за перегородками вибрируют его коллеги - каждый в соответствии со своей компетенцией и полученным заданием.
Вот Международная Космическая жизнь: огромные карты мира и галактики, мини-секретарши затерялись среди высоченных пачек счетов от спецкоров, действующих на всех фронтах меблировки в стиле "Шератон", в джунглях китайских ресторанов, под обстрелом лангуст и креветок, на снежных полюсах постельного белья и в крайне недоступных такси.
Дальше простирается сектор Мод: десятки фотографий в человеческий рост взирают на вас с перегородок, редакторы с подплечниками и редакторши с металлическим блеском волос. Рядом несколько топорный по сравнению с соседями Спортивный отдел: редакторы - заядлые курильщики, все с брюшком, столы ломятся от календарей "Плейбоя" серии А и Б.
Затем Экономический отдел - сердце газеты, связанное телексом с великанами и пигмеями всемирного золотого фонда; говорят, сам Босс каждые три часа дает по телефону руководящие указания начальнику отдела. Ходят слухи, что сюда звонят принцы и эмиры, требуя репрессий и поощрений. Здесь журналистика будущего закаляется, играя в морской бой с компьютером.
Карло Хамелеон минует отделы Летнего Отдыха, Тестов, Развлекательных Приложений, Детей Политических Деятелей на Курорте, Анонимных Звонков, Бинго, Графики, Мореплавания, мчится мимо туалетов, бара, отделов Продажи, Расширенного Маркетинга, Зрелищ, откуда доносятся всхлипы Дурандурани, мимо автоматов с холодными и горячими напитками, сектора Въедливой Сатиры и Язвительных Карикатур, отдела Непокладистых Журналистов, отличительная черта которого - обширные кресла, далее следуют офисы Главного Загребали, специалиста по академической гребле, и Главного Погребалы, специалиста по некрологам, Начальника Службы Начальников Служб, и наконец Карло по прозвищу Немечек, единственный рядовой в табели о рангах "Демократа", добирается до отдела Судебной Хроники. Здесь когда-то была сконцентрирована бурная интеллектуальная жизнь газеты, а теперь тишь да гладь: фотографии парусников, приобретенных на средства спонсоров, пришли на смену прежде украшавшим перегородки и смертельно наскучившим сообщениям о кровавых репрессиях.
Протиснувшись между двумя Развенчанными Демократами, углубившимися в исследование вопроса, сколько скрепок можно разогнуть за час, Карло попадает в логово Главного Тормозилы. Тот сидит за почти пустым столом: ничего, кроме пишущей машинки, телевизора, горы подарочных еженедельников, упаковки "Вапоруба" (от гриппа), "Валиума" (от сердечной недостаточности), бутылки виски, словаря синонимов, кубка "Золотой Тормоз Сен-Венсан" и гранитного куба, на котором скрещены шариковые ручки. Тормозила, без пиджака, вдумчиво пытается проникнуть в тайну скоросшивателя. При появлении Карло он весь засветился здравым смыслом и зевнул. Внимательно посмотрел на оранжевый жилет Хамелеона, на его бритую голову и раздельно произнес:
- Поосторожнее с тем убийством на виа Бессико.
Тормозила потрясающе лапидарен (он отличался этим еще в бытность репортером), Хамелеону до него далеко, поэтому он спрашивает:
- В каком смысле?
- Об этом и так слишком много болтают. В трактовке данной темы есть два способа: правильный и ошибочный.
Наступает примерно тридцатисекундная пауза. Где-то вдалеке машинка "Оливетти" отбивает критическую статью в ритме фламенко.
- Ошибочно - разводить литературщину, правильно - придерживаться здравого смысла.
Хамелеон кивнул, но не понял ни бельмеса.
- Здравый смысл подсказывает, что главное не "почему" его убили, а "почему" он оказался там. Не только "за что" стреляли, но и "в кого". Что заставило "молодого" человека вторгнуться в чужой сад и на кого ложится "ответственность" за это? И какова в подобной ситуации роль "журналиста"? - (Все слова в кавычках сопровождаются повышением голоса на полтона и жестом, каким обычно тянут за уши пса.) - И последний вопрос: не связано ли данное событие с идеологическим разгулом последних лет? Разве к "этому" стремится наш народ? - Главный Тормозила на минуту умолкает, как всегда в тех случаях, когда ему самому не вполне ясен смысл сказанного. - Словом, мне не нужно "нытья", мне надо знать, в чем пороки "общества", толкающего молодого человека бесцеремонно вторгаться в "привилегированный" дом.
- Пожалуй, - подхватывает Хамелеон, - эту мысль можно развить: какие общественные пороки вынуждают человека стрелять из окон.
- Вот именно, - одобряет Тормозила, - очень разумно. Город в отчаянии от насилия. Насилие рождает насилие. Каким образом можно довести человека до того, что он "теряет над собой контроль" и хватается за ружье? - (Долгая пауза.) - Я вам объясню. Парень, видимо, охотился за наркотиками или был вором. В таком случае что такое наш город? "Клоака"?! Мы, значит, должны жить в постоянном напряжении и все время держать палец на спусковом крючке? Или - еще хуже - снова развернуть старую дискуссию об "отверженных"?
- Нет! - воскликнул Хамелеон.
- Вот именно. Мы заявляем, что не позволим бациллам бандитизма заразить "здоровый" город, а смерть - что ж, люди везде умирают, каждый день. Знаете ли вы, сколько из двух миллиардов угрей доплывают из Саргассова моря после нереста?
- Сто тысяч?
- Сразу видно, что опыта у вас еще маловато. Три! Только три, поняли? Вопрос пропорций - один из основных вопросов в журналистике.
Молчание.
- Вы имеете представление, кем построено СоОружение "Бессико"?
- Имею...
- Ну вот! Так можно ли изображать этот дом как "преступное гнездо"? Хотите отбросить нас на десять лет назад, когда разные подонки в знак протеста бросали в это самое здание бильярдные шары и кирпичи? Думаете, я забыл?
- Но времена меняются.
- И газета меняется, - улыбнулся Тормозила. - Поскольку вы журналист "молодой" и "толковый", я уверен, вы сумеете осветить это событие с позиций здравого смысла, что от вас и требуется. В качестве поощрения поручаю вам серию интервью.
- В самом деле? - встрепенулся Карло. - О чем?
- Что пьют ВИПы? Вот список, сорок телефонов. Расспросите всех! И не сочиняйте! Меня на мякине не проведешь! Я сам через все это прошел, пока сел в это кресло.