На полках - стандартный набор по эзотерике: "Завеса Каббалы приоткрывается" и "Книга Иббар" Кнорра фон Розенрота, "Saducismus Triumphatus" Гленвилля, Кур де Жебелен, факсимиле "Книги Войнича", "777" и "De Prestigis Demonorum", "Magus" Баррета, Папюс, Синистатрари и так далее. Куча серьезных работ по египтологии Масперо и Уоллиса Баджа, а также, пожалуй, полная подборка "Bulletin de l’institut Archeologique en Egypte". Кроме того, давно устаревшие справочники вроде "Готского альманаха" и Справочника по английскому духовенству и церквам Крокфорда. Беллетристику я решил выделить в специальный раздел. Все это старые романы Бульвер-Литтона, Мари Корелли, Дорнфорда Йейтса и Денниса Уитли, а кроме этого - "La Madone des sleepings" Декобры, "Голем" Мейринка, "Влюбленный Дьявол" Казотта, "Зеленая шляпа" Арлена, "Там, внизу" Гюисманса и "Небесная война" Чарльза Уильямса.
Итак, я стал библиотекарем! Может быть, используя свой опыт, я смогу написать книгу - что-нибудь вроде "Приключений на библиотечном поприще" или "Воспоминаний доблестного библиотекаря". После нескольких часов, посвященных осмотру моего пыльного царства, я прервался, чтобы перекусить сэндвичами на кухне в компании миссис Гривз. Она - человек немногословный. Потом я вернулся в библиотеку. Там есть довольно странные книги, например: "Hermippus Redivivus" Джона Кембелла, посвященная омолаживающей силе дыхания юных дев. Я чувствовал себя как средневековый ученый, с головой ушедший в свои занятия, в то время как под его окном по дороге течет пестрая толпа под звуки флейт, барабанов и колокольчиков - жонглеры, паломники, сквайры и леди с сидящими на их руке соколами. Но я, ученик мага, не смотрю на них, ведь я близок к открытию Эликсира молодости.
Хотя дождь не стихает, меня тянет выбраться на улицу и прогуляться. Но какой-то абсурдный, жуткий страх удерживает меня. У меня в голове засела дурацкая фантазия, что Салли подстерегает меня у порога, ждет под кипарисами, когда я появлюсь. Тогда она набросится на меня, ошеломив своей яростью и скорбью. Я твержу себе, что я в безопасности, но только до тех пор, пока нахожусь в стенах библиотеки. Она сказала, что я - "зло". Но что такое зло? Зло для меня пустое слово. Добро и зло - это социальные конструкты. Но есть высшая реальность, и я собираюсь ступить на земли, куда я не могу взять с собой никаких пассажиров, во всяком случае не Салли.
Я считаю, что, оставив Салли, я оказал ей услугу. Серьезно. Она хотела, чтобы я принадлежал ей, хотела, чтобы ей принадлежали и мое время, и мои вкусы, но настоящая любовь должна быть выше собственнических устремлений. Я дал ей свободу, и она должна отплатить мне тем же. Любовь есть Закон. Любовь подчиняется Воле. Теперь она думает, что я - дерьмо. Если начистоту, то это меня немного мучает. А не должно. Я не затем появился на этой планете, чтобы соответствовать ожиданиям Салли. Я - это я. Для того я пришел в мир.
Я пишу все это и чувствую, как меня клонит ко сну, и наконец я поддаюсь искушению немного вздремнуть, положив голову на стол. Сон так соблазнителен, но я тут же вспоминаю предупреждение Фелтона о том, что днем в этом доме спать не дозволяется. Подозреваю, что это как-то связано с ларвами. Усилием воли я заставляю себя встать и начинаю ходить по библиотеке, сортируя книги по темам. Здесь так много гримуаров и дневников магов. Есть ли в сатанизме еще что-то кроме таинственных книг? А что, если "Книга Тота" - книга, которая учит человека языку ветров, учит, как погрузить себя в волшебный сон, - обнаружится в этой библиотеке… Вот что я об этом думаю. Возможностей, что мир не таков, каким кажется, на свете так много, поэтому, с точки зрения статистики, совершенно невозможно, чтобы мир действительно оказался таким, каким кажется.
Так, например, Хораполло-хаус может оказаться миражом, мнимо радушно-приветливым замком, чем-то вроде духовного препятствия на моем пути. Может быть, достаточно одного слова, чтобы здание рухнуло, охваченное пламенем, черные демоны с пронзительными воплями взлетели к небу, а я, застыв от изумления, остался бы стоять посреди пустыря где-нибудь неподалеку от станции метро "Швейцарский Коттедж".
А может быть, Ложа чернокнижников - это прикрытие для операции британских секретных служб?
Или, может быть, Салли вовсе не чокнутая девочка-цветок, каким кажется, а важная фигура из конкурирующей организации и поэтому-то и пыталась убедить меня бросить Ложу?
Или опять же, как предполагает мистер Козмик, вся земля нечто вроде лабиринта в огромной лаборатории и заведующие этой лабораторией - пришельцы - ставят над нами разные опыты?
Мне также кажется весьма вероятным, что это мгновение в библиотеке - это все, что есть. Мои воспоминания о прошлом - это фальшивка, и точно так же нереальны мои ожидания будущего.
Есть и альтернативный вариант: вечное перерождение - это правда, и я - один из миллиона Питеров, вступивший в один из миллионов Хораполло-хаусов, и все, что я буду отныне делать на протяжении месяцев и лет, мне суждено повторять вечно вплоть до мельчайшей подробности.
В таком случае я, возможно, не такой, каким кажусь. Я могу быть ларвой - темным духом, позабывшим о своей подлинной сущности. Или я могу быть "Питером", воображаемым приятелем девушки по имени Салли, страдающей от острой шизофрении. Я могу быть лабрадором, который воображает себя человеком.
Мне кажется (кем бы я ни был), что если возможно такое число альтернативных реальностей, то очевидное становится совершенно невероятным. Учитывая все это, человек будет глупцом, если не попытается отыскать Ключ к Величайшему Таинству Мира. Ключ этот - Магия.
За ужином к нам присоединился Фелтон. Он по-прежнему изводит меня, уговаривая прочитать "Лунное дитя". Утверждает, что Кроули недооценивают как романиста.
- Кроули был великим человеком - романист, поэт, фехтовальщик, альпинист, шахматист… Ты увидишь, что у вас много общего.
В конце ужина Фелтон предупредил меня, чтобы я заранее собрал вещи, потому что рано утром мы отправимся к Джулиану. Понятия не имею, кто такой Джулиан. Лежа в постели, я начал читать "Лунное дитя". Не могу сказать ничего определенного. Пожалуй, книга чересчур нравоучительная, и в ней полно рассуждений о поколении, к которому принадлежит магическое дитя, о четвертом измерении, но нигде не говорится, как в это измерение проникнуть. Спал плохо, потому что у меня нет будильника и я боялся проспать.
3 июня, суббота
Когда я собрал вещи, Гренвилль их проверил, чтобы убедиться, что я положил в чемодан костюм и галстук, а также чистую рубашку и, конечно же, свое ритуальное облачение. На протяжении всего пути до Херефордшира они с Фелтоном по-отечески инструктировали меня, как подобает себя вести гостю в загородном доме. Ну, скажем:
- По приезде не распаковывай чемодан. Дворецкий Джулиана сделает это за тебя.
- Когда Джулиан скажет: "Чувствуйте себя как дома" - не следует понимать его буквально и класть ноги на его кресла эпохи Людовика Пятнадцатого.
- Когда ты сегодня сядешь обедать, то увидишь столовых приборов больше, чем обычно (учти - все это настоящее серебро). Общее правило: начинать нужно с приборов, которые лежат дальше всего от тарелки.
- Мы дадим тебе денег, чтобы ты дал чаевые дворецкому, когда будем уезжать.
- Да, и не забудь расписаться в книге посетителей.
- Да, и, когда вернемся, напиши благодарственное письмо хозяину.
Видя, что я все больше мрачнею, Гренвилль шутливо подвел черту:
- И, пожалуйста, расслабься и улыбайся. Учтивый гость всегда должен делать вид, что он в своей тарелке, в противном случае хозяин может воспринять это как знак того, что он не на высоте.
Джулиан вышел поприветствовать нас на подъездную аллею. У него были редкие седые волосы и пятнистая бледно-розовая кожа. Кожа странно лоснилась, как после пластической операции. Он был на взводе. Не меньше моего.
- Так вот он, избранник, - сказал он, робко пожимая мне руку.
Дворецкий в белых перчатках и с телосложением борца стоял за спиной Джулиана и по кивку его головы подошел к машине и взял наши вещи, чтобы занести их в дом.
Через полчаса мы все встретились, чтобы сыграть в крокет на лужайке за домом. Крокет был для меня внове. Это порочная игра, я назвал бы ее игрой "по нулям", так как это игра, в которой ты выигрываешь, только когда твоя победа равна сумме проигрыша твоего противника. Цель крокета не в том, чтобы прогнать шар через установленное количество ворог, а в том, чтобы выбить из игры шар своего соперника. В крокете радость от победы блекнет по сравнению с радостью оттого, что твой соперник проиграл. Однако, несмотря на порочность крокета, мы играли как учтивые, оптимистично настроенные джентльмены.
По окончании игры (победили Джулиан и Фелтон) мы прошли на террасу, где для нас были приготовлены аперитивы. Джин с тоником был довольно крепким, но Джулиан пил эту бурду в два раза быстрее, чем Фелтон с Гренвиллем, а я старался от него не отставать. Я отошел - вероятно, слегка покачиваясь - присел на каменные перила и стал смотреть на лужайку. Джулиан о чем-то вполголоса спорил с Фелтоном. Он хотел, чтобы с чем-то "было покончено". Гренвилль подошел ко мне.
В моих любимых комиксах о докторе Стрейндже есть много маленьких рекламок, предлагающих что-нибудь типа "ТЕЛО АТЛАНТА ЗА СЕМЬ ДНЕЙ с помощью силовых упражнений", "Станьте слесарем - и вам гарантированы большие заработки и уважение окружающих", "Поразите ваших друзей своей феноменальной памятью", а также "Без единого слова вы сможете управлять и повелевать любым человеком. Держите рот на замке, наблюдайте даже за совершенно чуждыми вам людьми, делайте все с охотой и настроением. Абсолютно невероятно! Потрясающие подробности в учебном обозрении УСПЕХ. Вышлите 1 доллар, чтобы подписаться на ШКОЛУ УСПЕХА". Гренвилль наводит меня на мысль о том, что на свете есть люди, которые действительно откликаются на подобные рекламные объявления, потому что он вступил в Ложу с единственной целью - обрести власть над женщинами. Хотя по его виду этого не скажешь: он не похож на человека, страдающего от одиночества. Угрюмый, смуглый, с густыми вьющимися волосами, он больше всего похож на героя романтической истории из женского журнала. Но, очевидно, не все женщины подпадают под его чары, а Гренвилля может удовлетворить только стопроцентный успех. Он думает, что, поцеловав руку Магистра, он добьется своего.
Гренвилль в Ложе уже почти четыре года. С самого начала он принялся изучать особый тип страстного взгляда под названием Morso Doloroso, чья магнетическая сила безотказно привлекала к нему цыпочек и заводила их. Гренвиллю достаточно на них посмотреть, дыша особым образом, и у них уже мокро между ног. Но все это школярские штучки. (Ну, давай же, давай!) Недавно Магистр посвятил Гренвилля в Ars Congressus cum Daemone, как это описано в некоем трактате De Nuptiis. Все это в высшей степени таинственная материя, но, похоже, по сути это совокупление с привидением или демоном. Я сказал, что это не очень-то весело, потому что у демонов наверняка есть рога, из ноздрей растут волосы, все тело покрыто фурункулами и тому подобное. Но Гренвилль мне все растолковал. Все демоны от природы прекрасны, и тела их сияют, как у Люцифера. Они принимают эти мерзкие обличья, только если хотят избежать власти чародея, но если секс им по вкусу, то им вовсе незачем покидать его постель.
По правде говоря, странно, что я все это знаю, потому что Гренвилль производит впечатление человека таинственного. Однако при этом он то и дело роняет смутные намеки насчет того, чем он занимается, так что за последние несколько месяцев я довольно много узнал о нем и о том, каково это спать с демонами. Думаю, ему кажется, что если он ни с кем не поделится своим секретом, то секрета как бы и вовсе нет. Так что, составляя вместе обрывки криптицизмов (Верное ли это слово? Если такого нет, то пусть будет) Гренвилля, я узнал кое-что о вещах, о которых пока мне знать не полагалось. Например, об использовании спермы, сохраняемой в опечатанных сосудах под землей, и о том, как во время общения с демоном рот мужчины может превращаться в вагину… но нет, есть вещи, о которых лучше не упоминать на страницах моего дневника.
Пока мы дожидались ужина, Гренвилль снова обронил несколько криптицизмов о Джулиане и о том, как он стал таким, какой он сейчас. Звучит дико. Я спросил, как человек может стать таким богатым, и ожидал обычного ответа - что-нибудь об унаследованном богатстве или хороших связях с биржевыми маклерами. Но история, которую мне удалось составить из мимолетных и уклончивых обмолвок Гренвилля, оказалась еще более странной. Джулиан богат только на словах, потому что, несмотря на его повадки потомственного лорда, на самом деле он скорее что-то вроде управляющего имуществом и капиталами Ложи - до тех пор, пока Ложа не найдет им лучшего применения. Этот дом и земля находятся в его временном пользовании. Но и это еще не все. Похоже, что в каком-то смысле жизнь тоже дана Джулиану во временное пользование. Хотя Гренвилль выражался очень неясно, по ходу вечера я смог понять, как такое может быть.
Фелтон зачем-то пошел в дом. Джулиан подошел к нам, а его дворецкий по-прежнему следовал за ним по пятам с серебряным подносом, на котором стояли новые порции коктейля.
- Мистер Данн - очень хороший дворецкий, а в наши дни так трудно найти хорошую прислугу, и я так боюсь его потерять, что всякий раз, когда я обращаюсь к нему, я чувствую, будто иду по проволоке…
Разговор перешел на то, как трудно найти прислугу. Я приналег на джин и от всего отключился. Пока я глядел на олений парк и луга, в голове у меня звучало "А Whiter Shade of Pale", потому что величественные барочные гармонии этой песни и ее нелепый текст, казалось, как нельзя лучше подходят к этому месту. Потом я стал думать о том, как натравить Гренвилля на Элис. Вот забавно было бы! Просто помереть со смеху! (Неудержимый встречается с Невозмутимой.) Элис, мрачно медитирующая о Смысле Жизни, и Гренвилль, ритмично дышащий и устремивший взгляд на ее пупок… Гренвилль, усердно объясняющий Элис, в чем суть сексуального наслаждения… И так далее. Чудесная фантазия, но как воплотить ее в жизнь? Мне пришлось бы стать очень коварным, как сводник из какой-нибудь построенной на хитроумной интриге трагедии времен короля Якова.
Между тем, пока я предавался своим фантазиям, Гренвилль и Джулиан затеяли нечто вроде спора об американизации культуры сервиса и рабочего класса в целом. Я сказал "нечто вроде спора", потому что Гренвилль, все время вежливо улыбаясь, старался всячески избежать спора. Какую бы точку зрения ни высказывал Джулиан, Гренвилль с ней соглашался, но Джулиану этого было мало…
- Оставьте ваши улыбки, Гренвилль! Я люблю эту страну. Действительно люблю. Есть английский образ жизни и английские традиции, и больно видеть, как все это разрушается на корню и заменяется чем-то столь вульгарным и пошлым, как целлулоидная культура Соединенных Штатов. Это мне как кость поперек горла. Старинная почтительность и вошедшая в обыкновение учтивость уходят - этого никто не станет отрицать - и это печально. И это отнюдь не абстрактные разговоры. Я говорю об Англии, о самой ее сути. Я говорю об Англии, созданной людьми, у которых хватило терпения и общественного сознания, чтобы сажать дубовые аллеи, даже понимая, что они не увидят эти деревья взрослыми. Я говорю об Англии с ее церковными кладбищами, деревенскими кузницами, духовыми оркестрами, сбором хмеля, охотой на лис, майскими плясками на зеленых лугах и старыми богами, притаившимися за холмами. Пока еще можно ощутить вкус и запах Англии, которую я люблю, почувствовать ее на ощупь, но только изредка, потому что она быстро тает, и я задаюсь вопросом, хватит ли всего этого до конца моих дней?
Закончив свою тираду, Джулиан сокрушенно вздохнул. "Ради бога, - подумал я, - Китча Старого Света точно хватит до конца твоих дней, да и моих тоже, разве что мне повезет. Чертова старая Англия не кончится никогда".
Я знал, что Гренвиллю нравится американская культура, особенно музыка Бич Бойз и Джефферсонз Эйрплейн. Но в данной ситуации Гренвилль лишь пожал плечами, хотя даже этот жест непричастности вызвал у Джулиана раздражение.
- Вот погодите, и сами увидите - этот остров станет не более чем пятьдесят первым штатом Соединенных Штатов Америки. Теперь я думаю, что было бы лучше, если бы мы вместе с немцами дрались против Америки и коммуняг. Говорю вам, что эти битники, которых к нам занесло из Америки, гораздо более серьезная угроза для британского образа жизни, чем коммунизм. По крайней мере, коммунисты - это люди, которые знают, каково это - зарабатывать на хлеб насущный, а эти битники…
Гренвилль мягко прервал его:
- Извините, Джулиан, но сегодня вы не найдете ни в Англии, ни в Америке никаких битников. Наверное, вы имели в виду хиппи?
На мгновение Джулиан смутился. Ему и в голову не приходило, что в молодежной культуре могут существовать тонкие различия. Пока он стоял - обескураженный и безмолвный - прозвучал гонг, приглашающий к столу. Джулиан пошел к дому, а Гренвилль чуть отстал и поравнялся со мной. Он сказал мне, чтобы я не спорил с Джулианом и никоим образом не смел его расстраивать. У Джулиана якобы "хрупкая нервная система".
Что ж, можно сказать и так, пусть будет "хрупкий".
Мы сели за стол. Бросив взгляд на тарелку с супом, Джулиан сказал:
- Я хочу умереть.
Потом он резко повернулся к Фелтону:
- Впрочем, иногда мне кажется, что я уже мертв. Вы ведь скажете мне правду?
От ужаса у меня по всему телу забегали мурашки, потому что это была точь-в-точь одна из тех странных мыслей, которыми я развлекался только вчера.
Джулиан встал, молитвенно сложил руки и начал нараспев произносить над супом:
- То, что противно мне, я есть не стану; то, что противно мне, - это дерьмо, и я не стану его есть; экскременты я не употреблю в пищу. Они не упадут из моего чрева, и не приближу к ним рук, не коснусь носком ноги. "Чем же ты будешь жить, - спрашивают меня боги и духи, - в этом месте, куда тебя занесло?" Я буду жить семью хлебами, которые мне даны; четыре хлеба от Гора и три хлеба от Тота. То, что противно мне, я не стану есть; то, что противно моему ка, - это дерьмо, и да не войдет оно в мое тело, не приближу к нему рук своих и не наступлю на него своими сандалиями. Я ничего не возьму с берегов ваших прудов и не буду ходить перед вами вверх ногами.
Сказав это, он сел.
- В тебе еще много жизни, Джулиан, - произнес Фелтон.