…Они ехали долго и быстро; Анфиса терла непонятно откуда взявшееся пятно на светло-голубых джинсах.
– Откуда у тебя деньги? – поинтересовался Небезызвестный.
– В Стране Чудес подкалымила.
– Не ври.
– Не вру. За возмещение морального ущерба дали.
В машине было тепло и приятно; Анфиса тешила себя иллюзией "самадхи": теперь окружающим тоже могло показаться, что от Анфисы за версту несет комфортом и новыми рыжеватыми, как листья в октябре, стольниками в мягком кожаном кошельке, хотя сумасшедшими духами, продающимися в переходе метро в розлив и бесценным некоммерческим пофигизмом несло тоже – две последние детали вообще не выветривались.
– Ты помнишь санскрит? – спросил почему-то тихо Небезызвестный, сворачивая налево.
– Помню одно слово "прити" – я его долго изучала.
– Что такое "прити"?
Анфиса не ответила и задремала, а проснулась от включившегося радио, в котором молодой голос пел:
До свиданья,
Мой посмертный опыт,
Я почти попала
В хроники твои…
– Про тебя прям, – усмехнулся Небезызвестный.
Анфиса снова ничего не ответила, а только зевнула.
…Ожиданье – самый скучный повод,
Как же я устала
Думать за двоих…
– Санскрит ведь самый древний язык, – задумчиво произнесла Анфиса после того, как закончилась песня. – И очень красивый. А "прити" мне нравится даже больше, чем "вичара" и "ананда".
– Вичара, кажется, размышление, а ананда – блаженство, да? – спросил Небезызвестный.
– Да, – кивнула Анфиса. – А помнишь пять ментальных состояний дхьяны?
– Сама-то знаешь? – недоверчиво покосился на нее Небезызвестный.
– Знаешь. Отвечай.
– Ну, анализ – размышление – блаженство – сосредоточение. Витарка – вичара – ананда – экаграта.
– Ты забыл про прити, – покачала головой Анфиса и вышла из роли и из машины, оставляя на сиденье "Среднерусскую книгу живых".
Небезызвестный смотрел в нерешительности на удаляющуюся фигуру Анфисы, а потом бросился догонять:
– Ты всегда исчезаешь. Ты сама этого хочешь, да? – Небезызвестный казался очень встревоженным.
– Нет, – равнодушно ответила Анфиса. – Нет. Я просто больше не могу думать о сводках погоды с Марса; я не синоптик.
– Тсс! – Небезызвестный поднял указательный палец вверх и произнес, будто эврику:
– Я все понял! "Прити" – это…
– Тсс! – Анфиса приложила палец к его губам. – Молчи. А мы что, институт уже закончили?
– И институт, и инститам, – Небезызвестный закурил.
– Когда же мы успели? – удивилась Анфиса.
– А когда "прити" занимались, – выдохнул дым Небезызвестный.
– Странно, – снова удивилась Анфиса, – я почти ничего не помню.
– Странно, – теперь удивился Небезызвестный. – Я думал, нашу "прити" нельзя забыть.
– А я и не забыла вовсе, просто не помню, – улыбнулась Анфиса и сказала Небезызвестному, что пора пить чай, ведь уже четыре часа!
– Я думал о тебе. Часто, слишком часто. Каждый день, – сказал Небезызвестный, глядя в землю.
– У тебя белена – любимое растение? – расхохоталась Анфиса.
"Да. Именно. Знаешь, пусть они все катятся в Бардо, а я – пас. А "прити" – это любовь. Эй, Любаш, третьей будешь?" – сказал в Пустоту Голос Небезызвестного, поддерживая Голос Анфисы за локоток…
2000
Сноски
1
Брюсов.