Ухта встретила метелью и совсем негостеприимно. Марина волновалась от предстоящей встречи с братом и холода почти не ощущала. Прямо на Ухтинском вокзале она выяснила у дежурного милиционера, как ей добраться до нужной колонии. Оказалось, что добираться туда сегодня смысла не имело. Было уже достаточно поздно. Перейдя через привокзальную площадь, Марина открыла тяжёлую дверь гостиницы и вошла в небольшой холл. Места были только в двухместных номерах, но её это не смутило. Привычка жить в коммунальной квартире упрощала её отношение к проживанию на одной площади с соседями. Лишь бы они были нормальными людьми и не слишком куролесили. Соседкой по номеру оказалась молодая женщина, приехавшая в Ухту по той же причине, что и Марина. Только в её случае это был не брат, а муж, который отбывал наказание в той же колонии, что и Юра. Она приехала в Ухту не впервые. Соседку звали Людмила. Она была на год младше Марины и почти на голову её выше. Хотя очень большой не смотрелась. Выглядела же ещё моложе. Какой-то юношеский, почти детский задор сквозил в складках её губ и уголках немного раскосых серых глаз. Женщины быстро нашли общий язык. Беда сближает! Люда подсказала, какие можно передавать консервы. Крабы, которые Николай купил в Елисеевском, чтобы побаловать жену в дороге. – Нет! – Крабы нельзя! Тушёнку можно. Сколько пар носков разрешает передать администрация колонии – не имеет значения. Носки всё равно отберут и раздадут по своему усмотрению послушным и трудолюбивым. У Марины присутствовало ощущение, что Юра не входил ни в ту, ни в другую группу. Папиросы, которых она накупила почти целую сумку, считались "валютным" товаром. В колонии они наряду с чаем принимались неограниченно. Правда, половина до адресата не доходила. Зато на оставшиеся можно было позволить себе "сачкануть" работу и выторговать у поваров солидную добавку из общего котла. Еды в любой колонии всегда не хватало. Утром следующего дня молодые женщины уже тряслись в маленьком автобусе по дороге в колонию усиленного режима номер 36824-д. Путь был не близким и женщины разговорились. Людмила тоже оказалась из Ленинграда. Три года назад закончила текстильный институт и теперь работала на фабрике "Красная нить", что на Выборгской стороне. Работала технологом. Её муж был на девять лет старше и до "посадки" работал по снабжению на одном из оборонных предприятий. Однажды там пропала большая партия изделий, содержащих драгоценные металлы. В данном случае это было золото. Подозрение пало на мужа Люды. Прямых улик не было, но следствие обошлось косвенными. Его осудили, приговорив к восьми годам заключения по статье "Хищение государственного имущества в крупных размерах". Четыре из них Леонид – муж Марининой соседки по номеру в гостинице – уже отсидел. Люда собиралась развестись. Нет! – Не потому, что осуждала мужа за содеянное. Она не верила ни одному слову из приговора. После того как его арестовали, она очень скоро поняла, что не любит его. Точнее, любит. Но не настолько, чтобы стать декабристкой и пожертвовать собой. Ждать восемь долгих лет. Потом жить с ним где-нибудь за Лодейным полем. Потому что жить ближе осуждённым по этой статье не разрешат. А ей ведь только двадцать один год! А будет двадцать девять. Все это время Люда выполняла свой супружеский долг. Ездила на свидания, писала письма и слала посылки с продуктами и одеждой. Но к концу четвёртого года отсидки даже остатки чувств исчезли окончательно. В этот раз она хотела поговорить с ним и сообщить о своём решении. О разводе!.. За разговорами пролетело время. Автобус прибыл на конечную остановку.
Они приехали вовремя. Начальник колонии был на месте и осложнений с формальностями не случилось. Обе женщины прошли в комнату ожидания. Каждая в свою. Вскоре открылась дверь и ввели Юру.
Марина ожидала увидеть тощий полутруп с угасающим взором. Рассказы о колониях пестрели подобными ужасами. Но она увидела крепкого суховатого парня с по-прежнему живыми глазами. С той же белозубой улыбкой, как и три года назад, когда они виделись в последний раз на Дворцовой:
– Сестричка! – он обнял сестру и они долго стояли не говоря ни слова.
– Я ждал тебя! Я так и думал, что в этом году ты обязательно приедешь. Сколько времени тебе дали на свидание со мной? Как Катушкин, как Николай Михайлович?
Юра никогда не называл мужа своей сестры по имени. Только по имени и отчеству! Из уважения.
Марине нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Она готовилась к худшему. Настраивалась на то, чтобы жалеть и отвечать на встречные мольбы о помощи. Но всё оказалось не так плохо. Юра был жив. Жизнь выплёскивалась из него вместе с эмоциями. Через несколько минут эмоции от встречи исчерпались. Они присели к столу и начали разговаривать обо всём.
Юра не стал повторять рассказ о том, как он сбежал из предыдущей колонии. Не стал распространяться о причинах побега. В письме, которое он послал три года назад сразу после нового приговора, он и так всё подробно рассказал. Вместо этого он поведал сестре историю о своём сегодняшнем относительном благополучии:
– Марина, я в письме тебе этого не писал, но наш "любимый" папочка, царство ему небесное, мне очень сильно помог. Ты сейчас не поверишь, но это правда, – Юра сделал небольшую паузу, чтобы дать Марине время подготовиться к тому, о чём он сейчас хотел ей рассказать.
– У меня были проблемы в Металлстрое. Я от них удрал. Но проблемы в мире, в котором я оказался волею обстоятельств, беготнёй не решишь. Они потянулись за мной сюда, в эту колонию. – Сестра сосредоточенно слушала, боясь упустить важную деталь.
– Меня привели к местному авторитету, который должен был решить, что дальше со мной делать. Он начал задавать вопросы и вдруг спросил, как звали моего отца. Я ответил. И тогда он опять спросил, где сейчас отец. Я сказал, что отец погиб. – Марина слушала, не отрывая глаз от брата и ловя каждое его слово. Интрига того, что с ним произошло, её захватила. Упоминание об отце сжало сердце чувством скорби от давнишней потери. Юра перестал рассказывать, закурил папиросу из тех, что привезла сестра. Затянулся первосортным Беломором и выпустил в потолок одно за другим полтора десятка колец. Потом задал Марине вопрос:
– Ты ничего не слышала о папиной поездке в Вологду в 38-м или 39-м? Мама тебе не рассказывала? Ну, когда он две недели где-то пропадал, а потом притащил много-много всякого. Лариска мне говорила, что такого праздника у нас, или, правильнее, у вас никогда до этого не было. Ты помнишь?..
Колокольчик у неё в голове "прозвенел". Она действительно вспомнила тот праздник, когда отец вернулся с таким количеством продуктов и подарков для всех, что мама расплакалась. Маришке, своей младшенькой доченьке, он тогда подарил кожаные туфельки. Такие были только у неё! Да, тогда отец ей показался волшебником и она его очень любила. А потом… Нет! – о "потом" лучше не вспоминать! Юре она сказала:
– Конечно, помню. Причём тут отец, Вологда? Ты к чему клонишь?
Юра заулыбался:
– А вот теперь самое главное! Отец ехал в Вологду в том же самом купе, в котором ехал будущий смотрящий колонии, в которой мы сейчас находимся. Они там познакомились. Лазарь запомнил папино имя, потому что отчество Христофорович встречается раз в жизни. А я как две капли воды на отца похож! В общем, меня оставили в покое в память смотрящего об отце. Не знаю, что они там в купе "перетирали" или какие у них были дела, но оставили. Теперь я здесь не то, чтобы блатной, но Лазарю как крестник. – Юра опять заулыбался. Марина выдохнула и тоже заулыбалась. Она ожидала любой другой развязки – только не этой. История казалась ей неправдоподобной, но совпадений не бывает. Хотя чудеса случаются постоянно. Настроение улучшилось, а беспокойство за брата улетучилось. Она расслабилась, устроилась поудобнее на своём стуле и начала рассказывать Юре обо всех событиях, которые случились с ней за последние несколько лет. Об институте, о Колином назначении. О рождении в Магдебурге племянника Сергея, о недавней любви. Закончила своё повествование Марина коротким рассказом о новой знакомой Людмиле, с которой познакомилась только вчера. За разговором начало темнеть. До отхода по расписанию последнего автобуса на Ухту оставалось менее часа и родные люди начали прощаться:
– Мне осталось не долго, – сказал Юра. – Десятилетку я здесь закончил, но в Ленинград мне не вернуться. Статья подкачала! Единственный вариант – это, если я женюсь на женщине с пропиской и новая жена меня пропишет. Может ты мне кого-нибудь подыщешь, пока я здесь последний годик отбарабаню? – Брат с надеждой посмотрел на Марину…
Она, конечно, найдёт ему невесту. Организует свадьбу и позаботится о прописке. Она же найдёт ему работу, а когда его выгонят, найдёт другую. Потом третью… Марина будет заботиться о своём брате до конца его жизни. В ущерб своей семье снабжая деньгами, переживая за него и защищая от своего мужа. Когда последняя женщина, согласившаяся на совместное проживание с Юрой, покинет этот мир, она, используя деньги и связи, сможет "выбить" для него квартиру в центре Петербурга. Брат будет пользоваться этим и просить с каждым разом всё больше и больше. Он станет причиной частых раздоров в семье сестры, на что совершенно не будет обращать внимания и, как говорится, "не брать в голову". А сегодняшняя жизнь продолжалась. Марина возвращалась в Ленинград завтрашним скорым.
20
К зимней сессии в своём институте – "Таблетке", как уже тогда называли Химико-фармацевтический институт, Марина успела подготовиться и сдала её без "хвостов". А ровно через две недели "Пурга" вышла на ходовые испытания под командованием капитана первого ранга М. Бочарова и его старшего помощника капитана третьего ранга Н. Сафронова. До последнего момента не мог решиться вопрос с главным старшиной – должностью, конечно, не командирского порядка, но при экипаже в двести пятьдесят человек не менее значимой. На эту должность командование переманило у черноморцев опытного и знающего "боцмана" В. Павловского. Итак, поход через Балтику, Северное и Норвежское море вокруг Скандинавского полуострова начался! И начался с испуганной реакции наших противников из НАТО. Самолёты пролетали над кораблём настолько низко, что едва не задевали оснастку. Натовские корабли подходили вплотную, имитируя атаку. Это продолжалось до выхода "Пурги" в Норвежское море. Натовцы успокоились и разлетелись в разные стороны, а корабль продолжал движение в сторону Мурманска.
Марина держалась. Старалась себя занять чем угодно, лишь бы не думать о Виталии, но однажды он всё же позвонил. И солнце взошло на февральском небосклоне раньше обычного. Виталий рассказал, что скучал и во время тренировок на сборах в Казахстане никак не мог попасть в ворота. Его поэтому чуть не отчислили из сборной. Но он собрался и смог на какое-то время отодвинуть образ любимой женщины на задний план. Тогда у него опять стало получаться попадать мячом в ворота-поплавок, и его вернули в основной состав. Потом он выиграл с командой турнир на Балканах. Сразу после победы образ любимой Мариночки вернулся на своё место, а вместе с ним в Ленинград вернулся и он сам, чтобы тут же позвонить: Когда мы увидимся? – Виталик не дал ей времени на раздумья и настойчиво повторил: – Когда, Мариночка? Я очень хочу тебя увидеть, – в трубке воцарило ожидание.
– Ты хочешь пригласить меня поужинать? – спросила она, не веря до конца в то, что он всё-таки позвонил.
Её голос немного дрожал, а воздуха совершенно не хватало.
Прошедшие после последней встречи четыре месяца чувств молодой женщины не притупили. Наоборот! Чувства вдруг обрели новый вкус и цветовой оттенок. Виталий дышал в трубку и молчал. Потом, как бы спохватившись, сказал:
– Нет, не это. Я хочу заехать за тобой и посмотреть на тебя. А потом мы вместе решим, что нам сегодня делать. Так ты меня ждёшь?
Марина от нетерпения спустилась в холл пораньше и оттуда наблюдала в окно, как к парадной подъехал новенький Москвич 402 и оттуда появился Виталик. Сдерживая эмоции, она подошла к машине и знаками показала ему, чтобы тот тоже вёл себя сдержанно. Ей не хотелось, чтобы Лариска или кто-нибудь из соседей обсуждали: "Что это за мужчина, с которым Мариночка в новенькой машине куда-то поехала кататься? И почему они обнимаются? Интересно!.. Надо будет у соседей пораспрашивать…".
Про себя же она сказала: "Не выйдет, дорогие мои соседи, не дам я вам повода для сплетен. Считайте, что я на такси к Гале поехала. А что без шашечек, так вы просто не разглядели. Вот так!" – Открыв правую заднюю дверь, она села в автомобиль, не поворачивая головы к водителю.
Отъехав от дома, водитель повернул в Мраморный переулок и остановился. Марина тут же выскочила из машины и нырнула на переднее сиденье рядом с Виталиком. Они обнялись и застыли в долгом поцелуе, после чего поехали в сторону Невского, по дороге решая, где бы им поужинать и провести после ужина остаток вечера. Выбор пал на Метрополь – любимый ресторан Марины, где кухня была необычайно вкусной, а официанты – сама любезность и услужливость. При входе в ресторан стоял роскошный швейцар, напоминающий своей униформой отставного генерала. Скорее всего, почти так оно и было, только вряд ли звание швейцара соответствовало генеральскому. Наверное, он был отставным полковником какой-нибудь из спецслужб или подполковником. Он стоял у дверей и самолично решал, кто в его ресторане сегодня ужинать будет, а кто – нет. Решение во многом зависело от сообразительности клиента и его материального состояния. Обычно, полковник для достижения лучших результатов включал "деревенского парня", только не молодого:
– Куда прёшь? Не видишь, что закрыто. Спецмероприятие у нас! – и наваливался на дверь с внутренней стороны, чтобы воспрепятствовать проникновению в ресторан нежелательной публики. Под нежелательной публикой подразумевалась всякого рода шалупонь. Типа студента, "откроившего" от стипендии пятнадцать рублей. Этого должно было хватить, чтобы угостить в Метрополе только позавчера приехавшую из Медвежьегорска свою однокурсницу Машу очень вкусным ленинградским мороженым. Или молодого аспиранта, чья стипендия превышала студенческую всего на какие-то пятьдесят рублей и которому тоже хотелось "красивой жизни". Под "красивой жизнью" подразумевалось попить чаю с бутербродом. Заплатить за это удовольствие семь с половиной рублей и оставить рубль чаевых вышколенному официанту, который привык уносить с работы этих самых чаевых рублей не менее трёхсот за смену. А тут рубль! Младших научных сотрудников и их товарищей-инженеров здесь тоже не особо жаловали по причине малой заработной платы и потрёпанной одежонки. Само собой разумеется, что полковник ни при каких обстоятельствах не должен был впускать людей, одетых не в соответствии со статусом ресторана.
Москвич лихо развернулся перед Метрополем и, скрипнув тормозами, остановился прямо у входа в ресторан. Виталик вышел из машины, обошёл спереди и открыл пассажирскую дверь. Из машины тут же выпорхнула Марина. Взяв её за руку, Виталик повёл её по ступенькам ресторана навстречу полковнику-швейцару. Тот расцвёл улыбкой, щёлкнул задвижкой и открыл дверь, услужливо преклонив голову:
– Виталий Андреевич, сколько зим… Проходите, пожалуйста… Эй, а вы куда прёте? Сказано спецмероприятие, а они всё равно прут. Вот ведь публика. А ну – отвали от двери…
Войдя в зал, Виталик остановился и осмотрел территорию. Навстречу ему, встав из-за столика администратора и надев на себя улыбку, начал выдвигаться метрдотель:
– Виталик, ты куда пропал? Я тебя не видел тыщу лет. Как ребята? Представь меня своей даме, – склонившись перед Мариной, он представился первым:
– Арнольд! Метрдотель этого заведения!
– Марина!.. – не найдя продолжения, она улыбнулась своему новому знакомому и сказала игриво, повернувшись к Виталику: – А остальное можете выяснить у Виталия Андреевича, – на что тот отреагировал без промедления:
– Госпожа Марина – добрая фея моей души и избранница измученного сердца. Арнольд, ну хватит уже. Веди нас к столику.
Они расположились за столиком и начали праздновать встречу после долгой разлуки.
Марина вернулась поздно. Парадная на набережной была закрыта. Чтобы попасть домой, ей пришлось объехать дом по Мраморному переулку, повернуть на Миллионную и там у ворот дома номер 11 пятнадцать минут уговаривать дворника впустить её во двор. Дворник, подлец, хапуга и мерзавец, утверждал, что Марину не знает. Никогда раньше не видел и сестру её Ларису тоже никогда в жизни не видел. Мелких денег у Виталия не осталось, а платить дворнику пятьсот рублей за то, чтобы тот открыл ворота, было бы неправильным действием во всех отношениях. Во-первых, заплатив дворнику его месячную зарплату только за это, вы его непредумышленно развращаете. Он не сможет потом целый месяц мести мусор во дворах. Он будет противиться любой физической работе. Запьёт и, в конце концов, общество потеряет своего достойного члена. Во-вторых, Виталику эти деньги достались не просто так. Для того чтобы их заработать он не только забил решающий гол югам в финале турнира. Он удачно инвестировал накопленные за год валютные командировочные и призовые в разнообразную контрабанду. С риском реализовал её. А сейчас тратил заработанное по своему усмотрению. Не он один так делал. Многие спортсмены, в том числе и выдающиеся, отличались оборотистостью вне спортивных залов и площадок. А десять рублей всё таки нашлись на дне Марининой сумочки и "сим-сим" открылся. Они попрощались и договорились встретиться завтра.