Но с того лета у бабушки у меня был двойственный взгляд на жизнь. Я поняла, что мы прежде всего - души и что связывающие нас как мужчину и женщину физические потребности, которые так нас опьяняют и которые так трудно утолить, - нечто совсем иное. В минуты страсти они приносят нам радость, но в глубине души мы понимаем их непостоянство и легковесность! Разве ты сам не переживал это именно так?
Моя радость была глубже Марианской впадины, когда иногда ты подходил ко мне сзади, клал руку на лоб, дышал в затылок, убирал волосы за ухо и шептал: "Привет, душа моя!" Это бывало в тех случаях, когда тебе хотелось чего-то другого, а не только спать со мной, что бывало, в общем-то, не так и редко. Знаешь, когда ты обращался к моей душе, ты отворял окно в совсем иной мир, в мир духа. И моя душа отвечала тебе. Обычно я говорила только: "Ты?.." - но этого было достаточно. Что еще может сказать одна душа другой душе? Ближе подойти невозможно.
У тебя был двойник, Стейн. Мне очень важно сейчас об этом вспомнить. Обычно ты появлялся в квартире на Крингшё за полчаса до того, как приходил туда на самом деле. Потом я слышала, как ты идешь, и была уверена, что это ты. Я подходила к двери, чтобы встретить тебя. И иногда тут же завлекала в спальню. С практической точки зрения такие появления "двойника" были очень удобны. У меня было время накрыть на стол, приготовить что-нибудь вкусное и привести себя в порядок. Ты наверняка помнишь, как зимним вечером приходил домой к горящей свече и согретой спальне. Ты знал, что тебя ожидает, ты называл это "любовной баней" и улыбался в ее предвкушении. Стейн, я пишу об этом только для того, чтобы напомнить тебе - моя "чрезмерная страсть" к тому, что ты называешь "мистикой", была для меня реальностью, во всяком случае в годы нашей близости.
Как-то в майский день 1976 года мы проснулись одновременно; это было за несколько дней до нашей поездки в горы на Юстедальский ледник. Мне приснился страшный сон, я растерянно повернулась к тебе и так посмотрела на тебя, что ты вздрогнул. Неужели новый приступ ясновидения?
Ты спросил: "Что случилось?"
И я ответила: "Мне приснилось, что Бьёрнебу умер".
"Чушь собачья!" - сказал ты.
Ты считал, что такого рода предсказания - чушь. Но я повторяла: "Я знаю, что Йенс Бьёрнебу умер. Стейн, - добавила я, - он больше не мог жить".
Я заплакала. Мы как раз читали его книгу "Сон и колесо". Мы прочитали почти все его книга. Раздраженный, ты вышел на кухню, включил радио, а там как раз передавали новости. Главным сообщением была смерть Йенса Бьёрнебу. Тогда ты испуганно вернулся в кровать и лег, тесно прижавшись ко мне.
Ты сказал: "Сольрун, что ты творишь? Прекрати немедленно! Ты меня пугаешь".
У меня не раз бывали подобные приступы ясновидения, тогда чаще, чем теперь. Но когда твоя душа, твой "двойник" или "видение" появлялись дома за полчаса до того, как приходил ты сам… Или когда я видела вещие сны, которые в этот же день подтверждались… После каждого такого случая я все больше убеждалась в том, что душа у людей свободна. Я хочу сказать - что она не зависит от тела, в котором обитает.
Одного этого было всё же недостаточно для того, чтобы я примирилась со своей судьбой "гостя в действительности". Я страдала, а ты был очень сильным и терпеливым. Как-то в сентябрьский день у меня случился очередной приступ ясновидения. Помнишь, я встретилась с тобой возле аудитории после лекции Эдварда Бейера и ты утешал меня как мог. Ты сказал: сегодня ты будешь королевой вечера в "Театральном кафе".
У нас не было средств на лишние расходы, но недавно мы получили студенческий заем и в этот вечер устроили настоящий пир. Мне досталось целых два десерта! Ты был так добр. Но ты все больше и больше становился скептиком. Ты никогда не относился ко мне плохо, но твои убеждения, развитие твоего мировоззрения привели тебя к цинизму; я имею в виду теорию познания. Твоя горечь направила тебя на этот путь. Ну что ж! Моя горечь избрала путь другой - путь надежды!
Телепатия, ясновидение стали для меня реальностью с тех пор, как начал появляться твой двойник. Я видела, как ты появлялся, хотя на самом деле ты приходил только через полчаса!
Когда мы нашли ту книгу, основа была уже заложена. Я была готова к той встрече с Женщиной-Брусничницей. Я оказалась в конце пути. Где-то должен был находиться выход.
Что такое человек, Стейн? Часто ли ты думаешь о том, что твоя нога или плечо под тонкой пленкой кожи - плоть и кровь? Пытался ли ты представить, как выглядят твои внутренние органы? Изнутри? Но ты ли это? Где ты собираешься отыскать свое "я", то "я", которое говорит и думает? В желчном пузыре или в селезенке? В сердце или в почках? А может быть, в тонкой кишке? Не лучше ли искать "я" в своей душе, в своем сознании? В том, что только и есть, поскольку все остальное - не более чем тиканье часов и пересыпающиеся в песочных часах песчинки. Слякоть и грязь, скажу я, если ты спросишь меня об этом.
Я возвращаюсь в тот вечер в старинной деревянной гостинице; на следующий день дочь хозяина попросила нас присмотреть за тремя ее дочерьми, пока она сходит в банк.
Мы выпили кальвадос и собирались подняться наверх, чтобы лечь спать. Но вместо этого свернули в бильярдную и сыграли несколько партий в "три шара". Мне приятно думать о том, что эти шары из слоновой кости по-прежнему лежат там, на зеленом сукне. Представить только, сколько раз они сталкивались друг с другом!
Бильярдная была также библиотекой и баром. После того как я набрала десять очков, а ты только восемь, мы подошли к полкам с книгами, как нередко это делали. Там довольно своеобразный набор книг, почти все были старинные, большинство из области географии, геологии и гляциологии. И вдруг я наткнулась на "Книгу духов", изданную в Христиании в 1893 году, всего через два года после того, как была Построена гостиница. Это был перевод с французского издания, которое вышло в Париже в 1858 году.
Случилось это вечером накануне того дня, когда мы встретили Женщину-Брусничницу. Но уже там, в бильярдной, мы начали листать эту книгу. Я прочитала вслух несколько страниц, а потом мы взяли ее к себе в номер. Это оказались сплошные откровения из мира духов и высказывания духов умерших, принятых во время спиритических сеансов. Помню, итог вечер ты до самой ночи держал книгу на ночном столике. Читал вслух, а от себя добавлял: "Уж лучше одна живая женщина в объятиях, чем десять духов под потолком". С того времени что-то во мне изменилось. Через несколько недель я стала спиритуалисткой, вернее спиритуалисткой-христианкой. Спиритуализм стал моей верой, миром и покоем моей души. А назавтра днем мы встретили Женщину-Брусничницу. Даже не верится. Хотя ты, кажется, не считаешь, что, когда чему-то собираешься открыться, одновременно что-то открывается тебе?
Во всяком случае, никакая птица не влетит в дом, если все окна закрыты.
Когда впервые узнаешь о существовании духа, двойника, телепатии, ясновидения, вещих снов, тебя осеняет, что наши души принадлежат не только телам, в которых они обитают, но и совершенно другому миру, не материальному. Путь от этой мысли к вере в бессмертие души оказался для меня чрезвычайно кратким.
Что происходит сейчас в Осло? Ты спишь?
>>>
Нет, я читал. Скоро два часа ночи. Ты все еще за компьютером?
>>>
Да.
>>>
Трудно поверить. Ты и вправду нашла избавление… да, спасение для своей чуткой души. Готов тебе позавидовать. Трепещу перед твоей новой верой.
>>>
Но я не сдалась, не утратила надежду взять тебя с собой. Я дам тебе нечто, Стейн. Обещаю! Когда-нибудь я сумею тебя переубедить.
>>>
А я не стану мешать тебе в этой попытке. Возможно, я и сам не верю в этот свой пантеизм… Но теперь, пожалуй, давай спать…
>>>
Давай. Подумать только, что ты заговорил об этом первым.
>>>
Спокойной ночи!
>>>
Спокойной ночи!
Только одно. Весь завтрашний день я посвящу рассказу о том, что случилось в тот раз - более тридцати лет назад. Посплю несколько часов, а потом с утра сяду писать тебе. Постараюсь послать несколько писем в течение дня. Если ты вспоминаешь историю Вселенной, то я попробую вспомнить то, что мы тогда пережили - больше тридцати лет тому назад. Ты согласен, ОК? Созрели мы наконец для того, чтобы поговорить о том, что случилось?
>>>
Используем этот шанс. Когда-то мы обещали друг другу не бередить эту рану. Но кажется, вправе освободить друг друга от обета молчания.
Знаешь, чем я весь вечер занимался?
>>>
Кальвадос! Я чувствую его запах. Печеное яблоко…
>>>
Потрясающе! У тебя и в самом деле способности… Ладно, спокойной ночи. Услышу тебя завтра.
>>>
Спокойной ночи.
> VII
>>>
Однажды, в конце мая 1976 года, я стояла у окна спальни в Крингшё. Окно открыто, и я впускаю в дом сладостный аромат весны. Не знаю, впускаю ли я запах пробуждающейся природы или кисло-сладкий запах гниения, но это было бы невозможно, учитывая свежие ростки на деревьях, аромат которых я вдыхаю. Поэтому я прихожу к выводу, что так пахнет сырая земля, из которой рождаются новые, свежие ростки… Я вижу в кустарнике озорную сороку и кошку, которая за ней охотится. Сорока заставляет меня вспомнить ласточку, которую мне пришлось хоронить в Солунне, и я заново испытываю то чувство: я - природа, я - дитя природы, которое испытывала в детстве, оно приходит снова. И вдруг у меня начинается очередной приступ ясновидения. Сначала на глазах выступают слезы, через мгновение - ужасная головная боль. Потом я плачу и думаю, как бы избавиться от этого кошмарного хрюканья в голове. Ты понял, что происходит, потому как я слышу: ты входишь в комнату, проходишь мимо картины "Замок в Пиренеях", но прежде успеваешь дотронуться до меня, я быстро поворачиваюсь и смотрю на тебя. "Еще один день - и мы больше не будем вместе!" - задыхаясь, произношу я… или вою… Потом опять плачу, но позволяю тебе утешать меня. Ты лихорадочно думаешь и, вероятно, приходишь к выводу, что на сей раз речь идет не о жалком предложении совершить прогулку вокруг Согнсванна. Я помню буквально все, что ты сказал. Это произошло через минуту после того, как ты меня обнял. При этом ты, как обычно, закручивал мои волосы пальцами левой руки. Правую положил мне на поясницу. Существует множество способов обнимать женщину, у тебя был свой.
"А теперь вытри слезы! - сказал ты. - Пойдем на лыжах по Юстедальскому леднику!"
Через полчаса мы сидели в машине с лыжами на крыше и с двумя рюкзаками в багажнике. Последнее по времени приключение, которое мы себе устроили, была эта авантюра - пожить жизнью пещерного человека на плато Хардангервидда. Солнце вновь стояло высоко в небе, наступил новый сезон для наших путешествий. Как я их любила!
Да, у меня бывали перепады настроения. Еще до того как мы добрались до Соллихёгде, у меня началась эйфория. У тебя тоже. Как мы были счастливы, Стейн! Я сказала, что во всем мире никто не знал друг друга лучше, чем мы с тобой. Мы жили вместе с девятнадцати лет, пять лет почти постоянно, и болтали уже о том, что понемногу стареем. Эта мысль способна задеть нас сегодня, но тогда мы были молоды и видели впереди целую жизнь… Больше тридцати лет минуло с тех пор.
Мы ехали в красном "фольксвагене" и, спускаясь к Сунволлу, принялись шутить. Что мы, мол, не только мужчина и женщина, а еще и две ласточки, которые кружат над кронами елей, смотрят с высоты птичьего полета на красный автомобиль и весело щебечут. Помнишь? Нам хотелось увидеть самих себя, увидеть, как мы, в канун июня, несемся по здешним краям с лыжами на крыше автомобиля. Мы знали, что это наше самое "люсидное" пребывание вдвоем в нашем красном "фольксвагене". Двумя годами летней работы заплатили мы за эту машину!
Проезжая вдоль Крёдерена и Халлингдаля, мы болтали обо всем на свете. А когда миновали Бромму, случилось так, что минуту или две просидели молча. Но мы ведь видели одно и то же, и особой нужды говорить обо всем, что видели оба, не было. Один раз мы просидели минут пять, не произнося ни слова, и тогда ты разразился хохотом, а я засмеялась вслед за тобой. После чего снова принялись молоть языком.
Мы всё ехали и ехали, но Хемседаль и Вестланн все еще лежали впереди перед нами. На самом верху Хемседаля, справа от шоссе, стоял огромный трейлер с заграничными надписями. На следующей неделе мы много раз его вспоминали. Через несколько километров мы обратили внимание на какую-то женщину, которая шла вдоль дороги, ведущей в горы, и ей, стало быть, было по пути с нами. "Смотри!" - сказал ты. И еще: - "Видишь?" Был уже поздний вечер, и мы сочли достойным замечания то, что одинокая женщина прогуливается пешком так поздно. Единственной причиной, почему мы не остановились и не предложили ее подвезти, было то, что она шла не по шоссе, а по тропинке - в нескольких метрах от шоссе. Она очень бодро и решительно направлялась в горы. На ней было серого цвета платье, а на плечи накинута бруснично-алая шаль - живописное зрелище! Образ женщины в алой шали в голубоватой летней ночи по-прежнему, словно кинокадр, стоит в моих глазах. Быстрой, энергичной походкой она шла по тропинке к высоким горам… нет, Стейн, ей нужно было перейти через хребет! Она шла в Вестланн. Ты сбавил скорость; проезжая мимо нее, мы оба посмотрели в ее сторону. Позднее мы были едины во мнении о том, как выглядела эта женщина. "Пожилая женщина, - говорили мы, - женщина средних лет с брусничной шалью на плечах". Или так: "Дама лет пятидесяти!"
Ты еще не проснулся, Стейн? Или уже встал? Я сижу в желтой комнате и пишу тебе весь день, будь со мной рядом. В давние времена мы пообещали друг другу никогда не вспоминать случившееся тогда в горах. Но теперь освободили друг друга от этого обещания.
>>>
Я здесь! Ни свет ни заря, а я уже сижу на кухне с чашкой крепкого двойного эспрессо. Я сразу читаю на домашнем компьютере то, что ты пишешь. Возьму с собой ноутбук в контору. Кажется, я впервые ухожу из дома так рано, только-только начинает светать. Берит спит, я оставлю ей записку, что рано проснулся и не смог снова заснуть. "Много дел", - пишу я.
А теперь рассказывай! Я весь в ожидании. Ты помнишь все лучше, чем я.
>>>
На самом верху, в Хемседале, ты уже успел обидеться из-за того, что там, возможно, для нас не найдется кровати, а тебе внезапно взбрело в голову, что ты хочешь спать со мной. Это случилось сразу после того, как мы проехали мимо женщины с бруснично-алой шалью. Вначале шутливый намек, ни к чему не обязывающая болтовня, но постепенно ты становился все нахальнее и напористее; возможно, правильнее сказать - более требовательным. Я начала снова смеяться, но тут ты нашел пандус и съехал с главной дороги на лесную - возле реки. Погода была сухая, и я подумала, что ты увлечешь меня в вересковые заросли среди деревьев. Но уже похолодало, и ты устроил цирковое представление в машине. Бедный ты! Твои фантазии обернулись настоящей акробатикой в нашем малолитражном автомобильчике; ты сказал, что не можешь объяснить и освободиться от этих ярких картин, которые стоят в глазах. "Я всего лишь человек!" - сказал ты. Я бросила на тебя косой взгляд, глаза твои округлились, и ты добавил: "Я всего лишь мужчина!"
Через полчаса мы снова были на главной дороге, ты прибавил газ. Нам казалось, что, утолив свою страсть, мы словно летим по воздуху. В горы, в горы! Мы отметили, что едем по автостраде №52, и это показалось нам забавным, поскольку мы оба родились в этом году… "Шоссе имени нашего года рождения!" - сказал ты. А может быть, я.
Во всяком случае ты все время сидел за рулем, ведь у меня водительских прав тогда не было. Вероятно, была полночь, но по-настоящему темно в это время года не бывает. День был теплый, но теперь стало холоднее и туманней, ведь мы - в горах. Если бы мы ехали темной осенней ночью, контуры казались бы резкими, и в свете автомобильных фар мы видели бы все отчетливо. Теперь же все казалось нам расплывчато-голубым. Единственное исключение - бриллиантовое мерцание вдали над горизонтом. Кажется, его заметила я; в следующие за этим дни мы не раз об этом говорили.
У самого водораздела и у границы округа, вдоль озера Эльдреваттнет, мы вдруг видим в сумерках что-то красное и развевающееся и тут же ощущаем толчок автомобиля и то, как натянулись ремни безопасности. Ты сбавляешь скорость, но через несколько секунд снова даешь газ, так что проходит минут пять, прежде чем мы оба что-то замечаем. И не было ли это самой большой загадкой?.. Что думал ты, Стейн, и что думала я? Хотя вряд ли мы что-то думали. Мы просто были потрясены.
После того как мы проехали мимо озера, нам встретился белый автофургон, который двигался через горы к Эстланну, и тогда ты взволнованно произнес: "Кажется, мы сбили… мы наехали на человека!"
Эти слова были такими, словно мы думали их одной головой. В тот же миг эти слова ударили меня; ты резко поворачиваешься ко мне, а я киваю в ответ, киваю снова и снова.
"Да, - говорю я. - Мы сбили женщину с брусничной шалью".
Мы миновали горную хижину на ледниковом высокогорье и подъехали к первому повороту на Вестланн, и там, на повороте, ты останавливаешься и разворачиваешься назад. Ты ничего не говоришь, но по твоим плечам и в твоем застывшем взгляде я читаю, о чем ты думаешь. "Возможно, она нуждается в помощи… Возможно, она ранена. Возможно, мы задавили человека…"