Осознание своей слабости, глупости, и в конечном счёте - вины, всё вместе - давило на неё и мешало свободно дышать. Алексей, Лёшка, её Леший - ведь он верил ей, так верил! Верил в её старомодную верность… Какой неуклюжий каламбур! Какое смешное, несовременное слово! Да в словарях его надо печатать с непременной пометкой: "устаревш."
И то, что он, безусловно, верил ей, - одновременно и радовало, и унижало, и злило её!
"И что будет, если я ему во всём признаюсь?! Врежет он мне по моей паскудной морде или всё-таки удержится?! А может, просто - взорвётся, заорёт, стукнет кулаком, разобьёт вдребезги любимую чашку, - я же ему изменила! А потом, конечно, подаст на развод, - он же гордый, Лёшка… Ну, а если не сказать, промолчать, как будто - ничего не было?! Найдутся добрые люди, расскажут: ведь полтора десятка человек видели, как Игорь тебя на руках из столовой вынес, - этого-то не спрячешь!"
Климашин уехал от неё в прошлый вторник. Прошла, оказывается, всего неделя, но какая! Неделя безумная, на грани нервного срыва, полная страсти и смятения, от первого контакта, когда она вздрогнула от прикосновения мужской руки, от восторга первого соития, предельного накала желания - до падения и отвращения…
Всего неделя, а кажется - целая жизнь, спрессованная в малом объёме, поистине - неделя "страстей по Наталье".
Страстная неделя…
Вдобавок ко всему, её не покидало ощущение, что она - грязная, и не морально, а физически! И это психопатическое состояние, - присутствие грязи во влагалище, возле клитора, - в местах, которые так любил ласкать своим удивительным языком Алексей, - не покидало её, сколько бы она ни намыливала эти места самыми лучшими гелями…
Она злилась на себя за то, что не устояла… И перед кем?! Она казалась себе опоганенной, и этого она не могла простить… и не только себе, но и по загадочной женской логике - и Алексею: как он посмел уехать?! Она же просила? Как бросил её одну, - на заклание, на распятие?! Неужели ничего не предчувствовал?! Вот теперь сам и виноват!
"А может, всадить себе десятипроцентный раствор хлористого калия в вену, и разом со всем покончить? - пришла страшноватая мысль, от которой сразу похолодели кончики пальцев. - Хотя нет, не успею поршень дожать, потеряю сознание, а потом откачают… Надо капельницу ставить! А может, - героинчика передозировку себе устроить? Сейчас это запросто! Вот уж все обалдеют: оказывается, Наталья-то наша - наркоманка! Противно… И Алешку запачкаю, его-то за что? Хотя мне всё равно с Алешкой больше не жить! В моё заражение триппером он не поверит, знает, что больно уж я брезгливая, а на хламидиоз, чтобы к телу не допущать, долго ведь ссылаться не будешь… Нет, пожалуй, лучше всего - колесиков двадцать нембутала заглотнуть, и проще, и чище…"
Алексей Климашин должен был прилететь из свой Австралии через неделю. Наталья выпросила у начальницы спортлагеря три дня отпуска за свой счет под предлогом срочного устройства личных дел и - заодно - чтобы встретить и обиходить мужа. Начальница - баба с пониманием - разрешила, и Наталья выехала в Москву.
На бирже труда ей быстро подыскали "лежалую" свободную вакансию - врача-педиатра в интернате для слаборазвитых детей в отдаленном районе Пермской области.
Когда Климашин, довольный и усталый, вошел в московскую квартиру, на обеденном столе он обнаружил записку, придавленную вазой с уже завядшими цветами:
"Милый мой Алёшка!"
Я тебя люблю, но наша дальнейшая семейная жизнь невозможна. Со мной произошло непоправимое, и я должна уехать. Одна. Не ищи меня! Это не нужно. Быть может, я смогу тебе когда-нибудь написать, но сейчас - прости…
© 2009, Институт соитологии