Поправка за поправкой - Джозеф Хеллер 33 стр.


Если вспомнить, как мало за нами присматривали, как поздно мы возвращались по домам и какое огромное количество чужаков наводняло Кони-Айленд каждое лето, остается лишь удивляться тому, сколь малый ущерб мы понесли. В наших окрестностях почти не случалось преступлений или серьезных несчастных случаев. Мне не удается, к примеру, припомнить хотя бы одно убийство, совершенное на Кони-Айленде до того, как я, девятнадцатилетний, пошел служить в армию. (После войны я слышал о двух убийствах, произошедших в среде людей, связанных с букмекерством и ростовщичеством.) Ни разу не слышал я и об изнасиловании или совращении малолетних. Время от времени кого-нибудь из моих друзей сбивала машина, однако и он отделывался переломом ноги. Однажды летом (я тогда уже вступил в пору отрочества) утонул паренек, живший в нашем доме. Я знал его сестру. Не прошло и недели, как о нем почти забыли, а к концу лета стало казаться, что он и не существовал никогда, - как та юная обреченная девушка из несравненного "L’Avventura" Антониони.

В какой-то из тех годов я едва не погиб, когда изо всех сил пытался дотянуться через низкий парапет крыши нашего дома до воздушного змея, запутавшегося в проводах, которые казались мне совсем близкими, - моя мать стояла в это время, болтая с соседями, на тротуаре, далеко внизу. (Хорошенькая могла получиться картинка!) Я едва не погиб однажды ночью, когда родители позвали меня из окна домой, а я к ним не поднялся, и они послали на улицу моего брата Ли. Я был быстрее и увертливее, чем он, и заставил его погоняться за мной, перебегая с одной стороны улицы на другую и обратно. Кончилось тем, что оба мы оказались распластанными на капоте машины, успевшей все-таки вовремя затормозить. По теперешним моим догадкам, я едва не погибал каждый раз, как мы играли в салки в пустых банях и я перепрыгивал с одного ряда одежных шкафчиков на другой. И я знаю, что едва не погибал каждый раз, как доплывал до буйка с колоколом. Впрочем, ничего по-настоящему опасного для жизни со мной ни разу не случилось.

Официально лето начиналось, я полагаю, в день, который мы называли "переходным", - в последний раз побывав в школе, мы разбегались по домам, размахивая табелями успеваемости и криками уведомляя всех встречных знакомых, что перешли в следующий класс. Впрочем, к тому времени нас успевал покрыть загар, способный внушить зависть любому бледнолицему взрослому, поскольку мы уже больше месяца купались в океане и носились в плавках по берегу. Тогда, как и теперь, на пляж Кони-Айленда набивалась по субботам и воскресеньям огромная толпа, однако нас, детей, это не заботило, поскольку в местах для сидения мы не нуждались. Мы все время либо бултыхались в воде, либо вылезали из нее, чтобы влезть снова, или прыгнуть с деревянного пирса, или пронестись вприпрыжку к замшелым валунам в конце волнолома и отдохнуть на них, или понаблюдать за странными взрослыми, которые часами сидели там с удилищами, но никогда ни одной треклятой рыбешки так и не выудили.

Сейчас, когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что в те дни на пляже было немереное количество молодых людей, игравших на гавайских и обычных гитарах. Они словно вырастали из песка, и именно здесь, на Кони-Айленде, окруженный со всех сторон дородными мамашами с термосами и покинувшими родину мужчинами, игравшими в пинокль или klabaitsch, я впервые услышал песни вроде "Долины Красной реки". Теперь, полагаю, там слушают транзисторные приемники и танцуют твист. Думаю, если бы я увидел сейчас, как человек нагибается и встает на руки, у меня глаза полезли б на лоб, но в то время, куда и когда ни взгляни, ты видел самое малое двух, а то и трех людей, расхаживавших по песку на руках. Бог их знает почему! Мне неведомо, куда они подевались, что с ними стало, да меня это и не волнует. Я уже много лет не видел на пляже стоящего на руках человека и, надеюсь, никогда больше не увижу.

Плавать мы учились на мелководье лет в семь-восемь. Большие волны на Кони-Айленде - настоящая редкость, поскольку пляж защищает от открытого океана Рокуэйз с одного боку и Сэнди-Хук - с другого. Каждый из нас, едва обнаружив, что способен продержаться на плаву в течение времени, большего, чем требуют два гребка, начинал готовиться к заплыву до "третьей вешки". На самом деле это была не вешка, а толстый канат, помечавший дальнюю границу зоны, которую обслуживали спасатели. Расстояние до него от первой вешки, то есть от берега, не превышало сорока ярдов, и при отливе половину этого расстояния можно было пройти пешком. Однако, впервые достигнув "третьей вешки", несущественно как, ты совершал подвиг, героический и благородный. Способность доплывать до третьей вешки и возвращаться назад наделяла тебя определенным статусом в сообществе юных мужчин. После ее обретения единственным вызовом, какой бросало тебе море, становился ярко-красный буек с колоколом, который, неустанно позванивая, раскачивался взад-вперед на воде почти в полумиле от берега.

Заплыв этот был не таким уж и опасным, но сейчас я не решился бы повторить его и за миллион долларов. Однако уклониться от него возможности не было. Просто-напросто приходил день, когда ты понимал, что можешь доплыть до буйка, и отправлялся в это плавание с другими мальчиками, которые уже добирались до него и уцелели. При всей нашей юности и отваге, мы были тем не менее слишком зрелыми и трусливыми, чтобы пытаться доплыть до буйка в одиночку. Наклон настоящих вешек - влево или вправо, - торчавших в бухте из воды так далеко, что их и разглядеть-то удавалось с трудом, показывал нам направление океанского течения, и мы проходили по пляжу вперед, потом назад три-четыре квартала, дабы определить, понесет ли оно нас к маленькому плавучему буйку, который был нашей целью. В такой дали течение оказывалось обычно очень сильным, и, думаю, если бы мы хоть раз ошиблись в расчетах и проскочили мимо буйка, то наверняка утонули бы. Нам было лет по десять - двенадцать, и сил, необходимых для того, чтобы доплыть до буйка и вернуться без основательного отдыха на этом пути, нам явно не хватало.

Сначала мы доплывали до "третьей вешки" и отдыхали, чтобы пополнить запасы уже потраченных сил. А потом неторопливо, по-собачьи или на боку, отправлялись к нашей цели. Плывя, мы (забыл сказать об этом) разговаривали, почти не закрывая рта, и понемногу буек все приближался, приближался. В сущности, великого напряжения сил наше плавание не требовало - скорее терпения. Ты просто загребал и загребал руками, спокойно беседуя с друзьями, и по прошествии времени оказывался почти у самой цели. Страх охватывал тебя, лишь когда ты оглядывался назад, видел ставший совсем махоньким пляж и понимал - если обладал воображением наподобие моего, - как далеко уплыл от какой бы то ни было помощи. (Сейчас у меня от одного воспоминания об этой картине кровь стынет в жилах.) Но разумеется, помощь всегда была рядом - друзья, которые плыли по сторонам от тебя, - да и течение все время несло нас к буйку. Когда до него оставалось ярдов пятнадцать - двадцать, мы теряли терпение, переходили на "австралийский кроль" и проплывали остаток пути так быстро, как только могли. А добравшись наконец до буйка, забирались на него и триумфально звонили в колокол.

На обратном пути острое чувство опасности, которое часто охватывает идущего на риск мальчика, нас покидало - думаю, главным образом потому, что мы с каждой минутой приближались к спасению. На этот раз нашей целью становились несколько миль пляжа. Впрочем, как-то раз один из нас четверых внезапно лишился сил и сказал, что, похоже, доплыть до берега не сумеет. Каждый из нас просто ухватился за него без какой-либо паники или тревоги, и мы неторопливо отбуксировали беднягу почти до самого каната, до третьей вешки, а остаток пути он проделал уже самостоятельно. По-моему, никто из нас не сознавал, что мы спасли ему жизнь. Семь лет спустя он погиб в Италии при артиллерийском обстреле. Мальчика звали Ирвингом Кайзером, а смерть его печалит меня сейчас сильнее, чем в пору его гибели.

Половое созревание и Вторая мировая война, именно в этом порядке, породили кардинальные изменения в нашей психологии, реакциях и социальных предпочтениях, чему способствовал также и переход в среднюю школу, находившуюся во Флэтбуше, в нескольких милях от Кони-Айленда. Впервые в жизни мы попали в среду людей, происходивших из других частей света, пусть даже частями этими были другие районы Бруклина. Разница в возрасте в один год означала теперь не просто различие в порядковом номере школьного класса, но различие в самих школах - другие одноклассники, другие знакомства, другие обязательства, другие интересы и занятия. Прежние отношения начали распадаться, возникала новая дружба. Мальчики с самых разных улиц объединялись в своего рода клубы, основу которых составляли общие интересы к девушкам и спорту. К великому смятению тех, кто был младше нас, давние связи, которыми определялось понятие "квартал", попросту улетучивались.

Вдруг оказалось, что некоторые из наших прежних друзей вообще ни к какой компании не принадлежат: мальчик, лишенный индивидуальности, невзрачная девочка, знающая, что она некрасива, и не умеющая с этим знанием жить, ребята со странностями, тихони, мальчишки с физическими недостатками, не способные ни в мяч играть, ни танцевать "линди-хоп". Они лишились друзей, были отброшены назад, хоть мы и здоровались с ними при встречах.

Жизнь проявляла присущую ей уродливость и жестокость и в иных отношениях. Кто-то из мальчиков, росших вместе с нами, вдруг умирал по причине слабого сердца или от редкой болезни, о которой мы и не слышали никогда. Какой-нибудь друг детства необъяснимым образом обращался в подлую, жестокую свинью и связывался с хулиганьем из других кварталов. Девушки, с которыми, когда мы играли в "бутылочку", целоваться никому не хотелось, вдруг беременели и заставляли парней на несколько лет старше брать их - без всякой охоты - в жены. Мальчик, которого мы дразнили маменькиным сынком, оказывался гомосексуалистом. Многие из нас уже зарабатывали после школьных занятий деньги, выполняя ту или иную, не особо нравившуюся нам работу. Другие бросали школу, едва достигнув возраста, когда закон позволял работать, и находили ту или иную работу, не нравившуюся им совсем. Летними ночами мы бродили теперь по улицам до часа, достаточно позднего, чтобы увидеть на тротуарах россыпи арбузных корок и обглоданные кукурузные початки и понять, что с наступлением темноты Кони-Айленд зарастает грязью. Зимой же он начал казаться нам одиноким, холодным районом, населенным людьми, слишком старыми для роликовых коньков и игры в салки.

Во время войны я приехал домой в зимний отпуск и через три дня ощутил такую подавленность, что сбежал в один горный отель - лишь бы оказаться среди людей, мне не знакомых. Демобилизовался я в прекрасную весеннюю неделю и, едва переодевшись в гражданское, понесся по Серф-авеню, выглядывая кого-нибудь из старых друзей, чтобы отпраздновать мое возвращение. И вдруг увидел еще не снявшего армейской формы Дэви Голдсмита. Мы ликующе обнялись и поспешили в парк развлечений, на поиски нашего детства. Там мы съели несколько хот-догов и пирожков - ничего особенного, все как в прежние времена, - однако, когда подошли к парашютной вышке, я испугался. Мы прокатились на "Циклоне", я вышел с него с бухавшей в голове болью и со свернутой шеей и сразу понял: все кончено, мне двадцать два года, я слишком стар, - и, как любой глубокий старик, почувствовал, что навсегда лишился чего-то, бесконечно мне дорогого.

Семнадцать лет прошло с того дня, и за это время я приезжал на Кони-Айленд только ради того, чтобы мои дети покатались на каруселях и электрических автомобильчиках, неизменно доставлявших им радость. Когда мои друзья, отроду на Кони-Айленде не бывавшие, просят, чтобы я свозил их туда, я первым делом отправляюсь с ними в ресторанчик "У Натана" поесть хот-догов, а потом отвожу к "Циклону", где они катаются сколько душа попросит, а сам посиживаю рядом с этим аттракционом на скамеечке. После "Циклона" - лучших, объясняю я им, "американских горок" на свете - мы идем к парашютной вышке, а затем, когда они вдоволь напрыгаются, стараюсь как можно быстрее увезти их с Кони-Айленда - либо на Манхэттен, либо в Шипшед-Бей, в огромный великолепный ресторан морепродуктов "У Ланди", неизменно поражающий каждого, кто видит его впервые. Если друзья прихватывают с собой детей, я везу их прямиком в "Стипль-чез". Те же самые его особенности, что разочаровывали нас в прошлом, теперь делают "Стипль-чез" идеальным. Аттракционы там все до единого безопасны, и пока дети бегают от одного, катающего их по кругу, к другому, делающему в точности то же, я могу спокойно сидеть с их отцами.

Сам я почти никогда сюда не приезжаю - разве что ради того, чтобы поесть "У Натана". Почти все, кого я знал по Кони-Айленду, перебрались куда-то еще. И никто из моих живших здесь знакомых возвращаться сюда не хочет. Похоже на то, что все мы прониклись отвращением к этому месту, что отчасти странно, поскольку мы провели здесь счастливое, я в этом не сомневаюсь, детство. С другой стороны, объяснение может быть совсем простым: Кони-Айленд - место бедное, обветшалое, и теперь мы это понимаем.

Проезжая по нему, я испытываю неловкость, а выезжая - облегчение, но пока я еще еду по нему, меня поражают дети - огромное количество детей, которых я вижу в каждом квартале, - весело играющие на улице; их там больше, чем я видел где-либо еще. Впрочем, дети умеют быть счастливыми где угодно.

Примечания

1

"Типчик по кличке Флейтист".

2

"Девушка из Гринвича".

3

"Ничего не поделаешь".

4

"Стори". № 27, сентябрь - октябрь 1945, с. 40–44; перепечатано с новым предисловием Хеллера в "Стори", весна 1992, с. 110–120.

5

Уайльд, Оскар. "Баллада Редингской тюрьмы". Пер. К. Бальмонта.

6

"Эсквайр", № 27, май 1947, с. 98.

7

"Апрентис", № 11, январь 1948, с. 3–4.

8

"Атлантик монсли", № 171, март 1948, с. 52–55.

9

"Эсквайр", № 29, июнь 1948, с. 40–41, 142–143.

10

"Атлантик монсли", № 172, август 1948, с. 66–70.

11

"Эсквайр" № 30, август 1948, с. 73, 129–130.

12

В сборнике "Великие истории горожан" под ред. Алекса Остина (Нью-Йорк: "Лайон лайбрари эдишнс", 1955).

13

"Джентльменс куортерли", № 29, декабрь 1959, с. 112; 166–176, 178.

14

Высшая небоевая военная награда США, которой с 1942 г. удостаивались и моряки торгового флота.

15

"Плейбой", № 16, декабрь 1969, с. 181–182, 348; перепечатано в "Поправка-22. Анализ", ред. Фредерик Кайли и Уолтер Мак-Доналд (Нью-Йорк: "Кроуэлл", 1973).

16

Джон Олден (1599–1687) - первый из сошедших на землю Америки пассажиров "Мейфлауэра".

17

Присцилла Маллинс (1602–1680?) - также пассажирка "Мейфлауэра", жена Джона Олдена, родившая ему десятерых детей.

18

Академия Филлиса, привилегированная школа в г. Андовер, штат Массачусетс.

19

Рефрен стихотворения английского поэта Генри Ньюболта (1862–1938) "Светоч жизни".

20

"В дни мира украшают человека / Смирение и тихий, скромный нрав; Когда ж нагрянет ураган войны…" Шекспир У. Генрих V. Акт III, сцена 1 (пер. Е. Бируковой).

21

"Главное достоинство храбрости - благоразумие" - слова струсившего Фальстафа. Шекспир, Уильям. Генрих IV, часть I. Пер. Е. Бируковой.

22

"Плейбой", № 34, декабрь 1987, с. 144–146, 184, 186.

23

"Смарт", № 9, май 1990, с. 81–96.

24

Литий входит в состав психотропных препаратов, способных стабилизировать настроение психически больных людей.

25

"Нейшн", № 250, 4 июня 1990, с. 779–785; впервые опубликовано под названием "The Day Bush Left the White House" ("День, когда Буш ушел из Белого дома") в "Гардиан" (Манчестер), № 12–13, май 1990, с. 4–6.

26

"Тысяча красок света" - так называлась речь, произнесенная Бушем на съезде республиканской партии во время его президентской кампании 1988 г.

27

Вилли Хортон Мейс, мл. (р. 1931) - выдающийся бейсболист.

28

Отбывавший пожизненное заключение за убийство чернокожий Вильям Хортон (р. 1951) был временно выпущен из тюрьмы в рамках "программы тюремных отпусков" и немедля совершил вооруженное нападение, ограбление и изнасилование. История эта использовалась Джорджем Бушем как оружие в борьбе с Майклом Дукакисом, кандидатом на пост президента от демократической партии, бывшим сторонником названной программы.

29

Уильям Бакли-старший (1881–1958) - техасский юрист и разработчик нефтяных месторождений, влиятельная политическая фигура Мексики, отец писателя Уильяма Бакли-младшего.

30

В уже упомянутой речи Буша на съезде республиканцев прозвучали слова: "Читайте по моим губам: "нет" новым налогам".

31

Баллотируясь в президенты США, Джордж Буш ставил в вину своему сопернику Майклу Дукакису неприятие им закона, который требовал, чтобы все кандидаты на этот пост приносили клятву верности флагу.

32

Рассказ написан между 1946 и 1949 гг.

33

Рассказ написан между 1950 и 1952 гг.

34

Рассказ написан между 1946 и 1949 гг.

35

Рассказ написан между 1946 и 1949 гг.

36

Куда идешь (лат.).

37

Рассказ написан между 1946 и 1949 гг. Машинописный экземпляр его сильно почеркан, предположительно преподавателем Хеллера. Рассказ печатается здесь без этой правки - таким, каким написал его Хеллер.

38

"Кродэдди", август 1973, с. 45–54.

39

Фамилия лейтенанта, Scheisskopf, состоит из двух немецких слов: "scheiss" - гадить (вульг.) и "kopf" - голова.

40

Честь мундира, кастовый дух (фр.).

41

"Больней, чем быть укушенным змеей, / Иметь неблагодарного ребенка". Шекспир, Уильям. Король Лир, акт I, сцена 4. Пер. Б. Пастернака.

42

"Холидей", № 41, апрель 1967, с. 44–60, 120, 141–142, 145. Перепечатано в "Поправка-22. Анализ" под ред. Фредерика Т. Кили и Уолтера Макдональда (Нью-Йорк: "Кроуэлл"), 1973.

43

Согласен (фр.).

44

Герой одноименного романа американской писательницы Эдит Уортон (1862–1937).

45

Включите клаксон (фр.).

46

Недовольны (жизнью), всегда недовольны (фр.).

47

Алан Уорф Аркин (р. 1934) - американский актер, исполнитель роли Йоссариана в экранизации "Поправки-22".

48

За ваше здоровье (фр).

49

"Одиенс", № 2, июль - август 1972, с. 48–55.

50

У нас он известен под названием "Уловка-22".

51

Роковой гипнотизер из романа Джорджа дю Морье "Трильби" (1894).

52

Окончательный, правленный Хеллером вариант этого сценария хранится в "Коллекции Джозефа Хеллера", собранной библиотекой Томаса Купера, Университет Южной Каролины.

53

Подразумевается фильм Стенли Кубрика "Космическая одиссея 2001 года" (1968).

54

"Сикстис", под ред. Линды Розен Обст (Нью-Йорк: "Рэндом хаус / Роллинг стоун пресс", 1977), с. 50, 52.

55

"Нью-Йорк таймс мэгэзин", 7 мая 1995, с. 61.

56

"Шоу", № 2, июль 1962, с. 50–54, 102–103.

57

Мозес, Роберт (1888–1981) - видный деятель штата Нью-Йорк, во многом определивший его архитектурный облик.

58

Первый понедельник сентября.

59

"Приключение" (ит.) - фильм 1960 г.

Назад