ГЛАВА: ЖАЛОБЫ
Рита опускает указательный палец в чай и смазывает виски, щеки… и слышит, как звонит телефон.
– Алеша!!! – говорит она.
– Это говорят от Яи. – По телефону чужой голос. Пауза. Шептание: – Она передает вам, что у нее все плохо!.. – Тут, видно, Яя вырывает трубку и кричит отчаянно, оглушая Риту: – Горе!!! О, горе у меня!!!
– Что случилось? – тоже кричит Рита.
Опять меняется трубка на чужой, старающийся быть "нейтральным" голос и объясняет:
– Она говорит: "Меня уволили с работы!"
– Да вы что? Почему?
– Она говорит: "Девушка, на место которой ее взяли работать, ушла в декретный отпуск. И вот недавно, три дня назад, у нее украли ребенка, так что она опять досрочно возвращается на работу, а вашу подругу увольняют".
Пауза. Голос кхекает:
– Что передать? Говорите! – как телеграфист повторяет он.
– Ну и что она теперь говорит? – отзывается Рита. – Пускай едет ко мне.
– Сейчас. – Голос опять обсуждает что-то с Яей. – Она спрашивает вас: "Когда вы пойдете на работу?"
– Какую работу?
– Она говорит, – продолжает "переводчик", – она знает, какую работу, вечером, сегодня! – Она вырывает трубку…
– Я еду к тебе! – Это уже Яин голос.
– Чай? – спросила Рита, уже зная и умея изъясняться по-глухонемому жестами. (Красивый взмах руки – как будто два сомкнутых пальца отлетают от губ.)
– Да, да, – трясла Яя кудрявой головой, по общежитской привычке снимая на пороге обувь.
– Ужас, – стала она рассказывать прямо из коридора. – Я ехала в метро и видела, как глухие разговаривали между собой про меня и сказали, что я – проститутка!!!
– Откуда они узнали?
– Просто обсуждали меня, не поняли, что я тоже глухонемая и все понимаю! Ужас! Вот я обратно ни с чем? Как я буду жить?
Сели за стол.
Рита: Я думаю, где Алеша, как давно его нет… – Она посмотрела на его пиджак на спинке стула. Яя ревниво скривила лицо.
Яя: Зачем он тебе? – Тут же придумала причину. – Пьет где-нибудь. Уже целую неделю ты страдаешь на моих глазах! Мне больно на тебя смотреть! – восклицает Яя, пытаясь поймать Ритин взгляд. – Он не ценит тебя. Твою любовь. Я знаю!!! – Она говорила простыми фразами, но они убеждали сильнее, чем сложные умные речи слышащих людей. – Ты – красивая. Я тебя люблю. У нас много будет денег. Зачем тебе Алеша?
Рита запоздало горестно соглашалась с некоторыми мыслями подруги: Да…
Яя: Ох ты наивная! Я! Я все знаю. Слушайся меня! – И она острым пальцем с пикообразным ногтем затыкала себе в кружева на груди. Она налила себе заварки в чашку. Посмотрела на Риту наигранно добрыми-добрыми глазами и даже охнула – так ей хотелось быть убедительной. – Ох! Ты моя наивная! Сегодня пойдем к одному глухонемому сутэрнеру…
Рита: Да… Деньги… Если будут деньги я смогу откупить его от долгов…
Яя: Что??? (Закричала презрительно.) Ты будешь их так зарабатывать и… отдавать Алеш-ке? – Ужас и негодование проступили у нее на лице.
Рита: И тогда я уйду…
Опытная Яя сказала: Себе! Себе деньги! Он думает о тебе? Нужна красивая одежда. Будешь красивая. Это еще больше денег. Из денег можно сделать себе счастье!
Пауза.
Яя опять ожила: Наивная, наивная. – Навязчиво повторяла она. – Ты не видела жизни.
Рита: Есть одно платье – он подарил, но я не могу в нем выйти, оно с расцветкой американского флага.
В молчании они попили свой чай.
Яя вдруг спросила:
– А если придет Алеша ночевать, то с кем ты спать ляжешь? С ним, да? – И она стала обличительно прищуриваться, не отрывая взгляда. Рита удивилась. Она тягостно вздохнула:
– Я не верю, что он еще вернется скоро…
– Ты! – сказала Яя, тыкая отточенным ногтем в грудь. – Со мной! Ты ляжешь спать со мной. Да?
– Хорошо, так я его накажу, если он придет.
– Надо сдвинуть нашу кровать покрепче, чтобы не расползалась! – радостно проговорила Яя и поцеловала Риту в щеку ближе к губам, схватив узкой "ящерицыной" рукой за плечо. – Люблю тебя!
ГЛАВА: ВЫСЕЛЕНИЕ ИЗ ОБЩЕЖИТИЯ
Поехали на троллейбусе. Яя всегда экономила деньги. Здесь было так тесно от народа, что девушек сначала сжало, а потом разъединило толпою. Рита определяла, где Яя, только по ее периодически громкому восклицанию-взвыванию на весь троллейбус:
– Помоги мне Бог только вырваться с этой Земли!!! – Видимо, Яю еще раз крепко сжали, и она опять не выдержала, и прямо из самой души у нее сама выкрикнулась просьба-вопль. Весь троллейбус глянул на встрепанную Яю, проталкивающуюся к дверям. Но просила она не смерти, как подумал весь народ, а просьба ее была политическая – Яя уже давно мечтала покинуть Родину и жить в другой стране, где "не так сохнут мои руки, хороший климат и к глухонемым хорошее отношение!!!".
– Всех перехороню, – сказала она Рите, сойдя на остановке, – чтобы уехать с чистой совестью из этой земли!
Они долго стучались в двери общежития, потом посильнее толкнули, и те сами открылись. Прошли по узкому коридору с блестящими от коричневой масляной краски полами. Рита хотела обсудить с Яей, какой это противный цвет, но каждый раз путалась и думала, что Яя – не глухонемая, а дальтоник, а когда вспоминала наоборот, то уже происходили другие события.
Кто-то выглянул из своей комнаты, как зверек. Яя приветливо кивнула, но голова, только полюбопытствовав, быстро исчезла. Лицо у Яи посерело. Рита тут же не преминула понимающе сочувственно поддержать ее:
– Как ты могла здесь жить, бедная?
В комнате на этот раз находилась глухонемая Яина соседка. Зная об увольнении Яи и ее выселении, она уже распорядилась – Яины платья, чашки, туфли она свалила в распахнутый чемодан на полу.
Увидев пришедших, соседка Марина тут же замахала руками, деловито показывая, что очень торопится и ей надо все закрыть на ключ. Оглядывая Риту, тут же распознав в ней слышащую, она добавила ненатуральным фальшивым в интонациях голосом:
– Быстрее! Быстрее собирайте свои вещи! – Слова у нее получались более разборчивые, но голос был лишен той прелести и обаяния, которыми обладала Яя.
Соседка тут же отвернулась и стала причесываться, смотрясь в настенное зеркало, а заодно подглядывая за девушками в него.
Рита села на нижнюю полку кровати.
"Немая" хозяйка тут же закричала, обращаясь не к сидящей Рите, а к Яе:
– Скажи ей, пусть сядет на стул!!!
Рита пересела на стул, оскорбленная, ведь она подогнула край белья.
Яя по локоть, как размешивая, порылась в своих запыленных вещах и тут же обнаружила пропажу.
– У меня украли туфли! Боже мой!!! – пожаловалась она Рите и блеснула слезой.
Рита поднялась со стула, чтобы начать защищать.
"Немая" соседка тут же оторвалась от зеркала, словно ожидая скандала, закричала так громко, как и некоторые слышащие не смогут закричать:
– Что вы так на меня смотрите?!! У нее всегда все пропадает!!! Ты думаешь, я воровка?
– А куда пропало? – стараясь медленно проговаривать губами, встряла Рита, неприязненно глядя на соседку, заступаясь за Яю.
Ага, ну ладно, – нейтрально сообщила "немая" Марина и выскочила из "купе". Через мгновение появилась с молодым рыжим мужчиной с уже совсем назревшим ячменем на глазу. Он, как бычок, наклонил набок голову со спутанными тонкими волосами – сразу же обнаружилась посередине головы нежного цвета лысина. Однако лицо его постепенно стало искажаться злобой, такой предельной, патологической, вихревой, какая бывает у злодеев в фильмах или у выстрадавших ее маньяков. Его прозрачное лицо с лирическими веснушками покраснело, и засунутые руки в карманы он сжал в кулаки.
Соседка почувствовала себя уверенней, опять удивляя Риту, что неслышащая умеет производить такой сильный гортанный звук.
– Как ты смеешь? – кричала она протяжно и размахивала перед лицом Риты руками с шевелящимися пальцами, и даже пытаясь в маленьком помещении наступать на нее с угрожающим лицом. Но в такой тесноте отступать было некуда, и Рита удивленно и брезгливо рассматривала ее. Та продолжала:
– Кто ты такая? Пришла, развалилась на моей кровати!
Мужчина нахмурился. Тут Яя встала грудью перед Ритой, и они перешли на свой язык. Сразу стало тихо, только остался некий физический звук: когда они "разговаривали", то во ртах у них щелкало, чмокало, выскакивали звуки из непроизнесенных слов.
Нагруженные вещами, они вышли на воздух. Яя сказала:
– Любовник мог тебя ударить!
Они молча с испорченным настроением завернули за сарай рядом с общежитием.
– В этом дворике на меня напал один мужик, но его нашли, и судили, и дали несколько лет, я сидела на суде. Не спрашивай об этом, – сказала Яя, вздохнув. Потом вдруг: – Правда, она красивая?
–Кто?
– Марина, соседка, она красивая?
– Да ты что!!! – Рита так возмутилась, уже перенимая обычное Яино гримасничанье лицом, выражая преувеличенно свои эмоции…
– Нет! – упрямо сказала Яя. – Я совсем глухая. А она – только на пятьдесят процентов! Ты слышала, как она хорошо разговаривает, и ты ее понимаешь! Она умеет жить! Я не умею. Я не умею так кричать. У нее есть муж и есть любовник.
И все ее любят, защищают. Муж приезжает, так ее любит, защищает, я ее ни разу не выдала никогда! А я всегда одна, одна, одна…
Яя никак не могла успокоиться таким "проводам", где столько лет прожила:
– О! Марина, она такая хитрая. Она никогда не раздевалась передо мной голая за пять лет! Я думаю, у нее фальшивая грудь. – Яя задумалась, вспоминая. – Все ее боятся. Если она улыбается, то все через силу ей тоже улыбаются. Хотя все ее ненавидят. Она сильная. Никогда не стоит в очередях, говорит, я глухонемая, пропустите меня!
– Ну и что хорошего, – не понимала Рита. – Она такая злющая, у нее такой • урод-любовник с ячменем. Она сидит в этом номере с нарами. Как хорошо, что ты ушла оттуда!
– А куда я ушла? Куда мне идти? Что будет со мной? – Яя даже приостановилась, чтобы поплакать. Отчаяние так захлестнуло ее, что она даже не имела сил нести дальше сундучок с одеждою и посудою. Она поставила его на землю. Они как раз остановились рядом с церковью. На ступеньках сидела безумная, из городских сумасшедших, попрошайка-нищенка.
– Вот, погляди на нее, – вдруг сказала Рита, сбив Яин настрой, – я такая же, как она! Мне хочется остаться рядом с ней, я так похожа на нее, мне нравится, как она живет, или не то… – изводя и растравляя себя, говорила Рита, но осеклась.
Когда поднялись снова в путь, Рита говорила:
– Начнем новую жизнь. Будем жить вместе. Будут всегда цветы на столе. Будем помогать друг другу. Ты хочешь?
Яе стало лучше – она повеселела.
– Да, я тоже хочу. Идти в церковь в платочке. Молиться. – Она изобразила, с каким лицом будет ходить в церковь и молиться.
– Во всем черном, – вставила романтичная Рита.
– Да, в узком черном платье, скромные и красивые, – так мечтала Яя.
Разговор их иногда мог быть неслышным, так как Рита произносила отдельные слова одними только губами и помогала себе выученными жестами или просто гримасой.
Когда они вернулись, вдруг дверь им открыл бледный, как принц, Алеша, которого сегодня никто не ждал. Он курил. Весь окутанный дымом, отстраненный и нейтрально-доброжелательный буквально ко всем, с безупречными манерами, он пропустил их со слегка тревожным выражением на лице. Невидяще уставился на сундучок Яи, но думал о своем, непроницаемом. Держался он помертвело, так что даже Яя, не говоря о Рите, испугалась его чрезвычайно прямой осанке с откинутым гордым аристократическим профилем. Он так держал себя, скрывая трагедию, что его и невозможно было по-влюбленому поцеловать или обнять после долгой разлуки. Рита "имела право" только ласково смотреть. Потоптавшись отчужденно, он тут же ушел в гостиную, где его ждала компания незнакомых опасных мужчин, похожих на стаю воронов – в черных пиджаках… Все стояли у круглого стола с темно-зеленым сукном и низким абажуром. Алексей затянулся к ним в комнату, закрыв створки двойных дверей, скрестив за спиной руки.
Не разбирая сундука, девушки прошли в другую комнату. Алеша заглянул к ним, уже одетый в габардиновое светлое пальто и опять курящий. В глазах был страх.
– Ложитесь спать? – спросил он, доброжелательно кивнув Яе. – Отлично. Ты не одна. Я ухожу. Я позвоню, – холодно добавил он и, не дожидаясь ответа, только "схватив" ужасный Ритин взгляд, поспешно удалился, загадочный, трагический, безнадежный, растерянный, уязвленный.
Внизу, у подъезда, спустившись в темноту, Алешу ударили в живот у стены, но не сильно, и он устоял на ногах. Вытер губу. Тот, кто его ударил, был пьян и стар.
– Алеша, купи еще выпить, – сказал он ему. Все расселись по нескольким машинам.
А он вспоминал, как Рита его учила:
– Если ты переживешь эти свои двадцать четыре года, будешь жить долго-долго. Я знаю, молодые любят умирать в двадцать четыре! Я и сама иногда вскрикиваю внутри самой себя: "Мне двадцать четыре года, и мне невыносимо!". Нашла тут у себя картину, на ней черной тушью нарисовано только одно слово много-много раз: "ненавижу-ненавижу-ненавижу". (Он тогда пожал ей руку, мол, не ненавидь, не ненавидь и успокойся.) Но если мы переживем двадцать четыре года и перейдем в двадцать пять, нужно будет потом бояться только: двадцать девять, но немного, тридцать три, тридцать семь, потом сорок два… Сорок восемь. Пятьдесят четыре. Вонючие восемьдесят!.. – Алеше было двадцать четыре года.
ГЛАВА: ЗА ЗАВТРАКОМ
Общие несчастья и общий грех соединил их чувством большим, чем дружба. Это был особый род человеческой привязанности, как родство, будто в них текла одна кровь. И чем дольше они общались, тем делались похожей друг на друга и лицами, и даже черты лица обострялись или утолщались у той и другой, гримасы, интонации голоса, вибрирующего, как при заклинаниях, и некоторыми выражениями, перенимая одна у другой, уродуясь в одном случае и украшаясь в другом. Риту уже принимали за глухонемую, а Яю – за слышащую или за сестру. И чем дальше они общались и страдали вместе, тем больше утверждались в мысли, что им нельзя расставаться, так они замечательно нашли и подходили друг другу. Яя успешно боролась за Ритину душу, за обладание этой душой, но знала, как силен и любим Ритой ее противник, Алеша. А без него они зорко уже следили друг за другом, не предает ли одна дружбу другой в столь предательском мире, и, ревнуя, внушали друг другу свои какие-то принципы.
За чаем Яя говорила: Тебе нельзя идти замуж.
Рита: Я оскорблена и унижена. Алеша так странно любит.
Яя: Я говорррила! Я говорррила! Все мужчины такие! Я! Я люблю тебя!!! – Она опять прокалывала себя острым пальцем в грудь. – Как я рада! Я мечтаю поехать на море! Теперь мы поедем на море!
Рита {мечтательно): Да? Да?
Яя: Поедем поправлять здоровье, наши нервы. Кожа загорит. – Она стала стучать себя по горлу. – Вот сколько там мужчин! Мы с тобой скучать не будем! Деньги будут! – Она сделала нахальное лицо. – Слушайся меня. – И вдруг. – Ты меня любишь???
Рита: Конечно! Ты самая красивая, – тут же с легкостью, научившись у Яи, объявляла она, зная, что такие слова для подруги самые приятные.
Яя: Да? Да? Это правда? А ты – не-о-бык-новенная!!! Первую такую вижу. Смотришь все время на небо. Задумчивая. Я придумала тебе такое имя, смотри, тебе нравится? – Она показала сочиненный ею жест, как будто подводя черную линию у века. – Мар-га-ри-та!– Говорила она по слогам, параллельно проводя по веку острым указательным пальцем. – Красиво? Я сама это придумала только для тебя одной!!!
Рита ушла и принесла Яе в подарок старинный черный веер.
Они радостно смотрели друг другу в глаза, не зная, как еще себя похвалить, обнадежить, в чем еще признаться, и кивали, сияя взглядами, наклоняя головы, любуясь друг другом и поворачиваясь профилями и затылками. Все так совершенно было в них обеих.
– Короче, едем! – подвела итог Мар-га-ри-та с "подведенным черным веком".
ГЛАВА: ПОХОД К СУТЕНЕРУ
К сутенеру они оделись со старательностью во все облегающее. Яя выбрала себе все розовое и желтый платочек.
– Где ты взяла эти розовые туфли? – спросила Рита.
– Нравятся? – с восторгом сказала Яя. – Мне их подарил один мужчина!
– Они же похоронные, из бумаги, для трупов! Ты не расстраивайся, только зазря подбили железом.
– О, я дуррра! Что ты всегда грустное рассказываешь!
Решили в этот день доносить "похоронные", по прогнозу дождя не было.
Высокие каблуки были подбиты железом, чтобы не знали сносу, "для нас главное – ходить, ходить", – всегда повторяла Яя с мускулами на ногах – она-то не слышала звук о мостовую, когда они двигались по намеченным целям.
Уже наступали сумерки. Самое красивое время суток. Зажигались желтые фонари. Пока добирались, разговаривали.
Яя: Я живу, как будто плыву в море. – Она показала, как раскидывает руки, и волны несут ее. – А ты живешь трудно. Думаешь. – Яя стала крутить пальцем над своей головой, обозначая "думы", преувеличенно хмуриться, как в немом кино. – Думаешь, переживаешь! Я плыву. А ты ходишь ногами по дну! – Это была явная критика в адрес Риты. Лицо у Яи было безмятежное, разглаженное и с "приклеенной" улыбкой, когда улыбаться ей совсем не хотелось.
Рита: Я же иду к сутенеру, хоть и не хочу, так скорее это меня несет волна!
Яя: Ты очень умная! Не умею с тобой поддерживать умный разговор!
Рита (отчаянно вглядываясь в фонари, зазаклинала): И где же мой Алеша? Где же мой Алеша?
Яя вдруг поймала смысл по ее губам и тоже стала передразнивать:
– Где же муой Альеша??? Гдье муой Альешааа! – И подтянула указательным пальцем кожу между бровей, "сделав" взгляд несчастливого Пьеро.
Совсем стемнело, и они пришли к красивому старому дому. Покусывая палец, Яя металась между двух окон в первом этаже, забыв, в котором из них живет сутенер. Записей она никогда не вела, а в сумке носила чистый блокнот с карандашом, чтобы писать прохожим вопросы: "Где тут универсам?", "Где трамвайная остановка?", "Я глухая, пропустите меня без очереди" и т. д.
Одно окно принадлежало одному подъезду, другое – другому.
– Этот! – наконец, вспомнила она и показала пикообразным пальцем. – Вот в каких красивых домах живут сутэрнеры, – со значением и упреком сказала Рите, подбежала и постучала в окно кулаком так, чтобы задрожали стекла. Выглянула девушка. Яя помахала ей.
В коридоре стали объясняться по-глухонемому очень быстро, Рита ничего не понимала. Девушка очень ласково посмотрела на нее и довольно чистым голосом, едва искаженным фальшивой интонацией, сказала:
– Мы, глухие, любим поболтать!
Они опять стали "переговариваться" жестами, забыв о Рите. Были слышны звуки только от хлопающих губ и иногда "гыканья".
Сели в большой гостиной. Две глухонемые опять "болтали", видно обсуждая Риту. Улыбались. Наконец сделали паузу.
Девушка:
– Принесу чай, – и сделала жест рукой у рта, как будто отпивает глоток из чашки.
Рита закивала, сжимая перчатки в руках. Яя ненатуральным голосом пропела:
– Трудно тебе? Да? Когда ничего не понимаешь? И все киваешь и улыбаешься? А каково мне, когда ты болтаешь со слышащими? И про меня забываешь!!! А я терплю!!! А? – И она прищурилась, ее "ящерицыны" глаза заблестели.
– Извини, извини, извини, – говорила Рита, пока не вернулась девушка.