– Фаня, женщин и убивать даже как-то нехорошо. Или?.. Что ты думаешь?
Она молчала. Наконец:
– Дай закурить.
Он протянул ей свою примирительную сигарету. Она вдавила прикуриватель. Подождала, пока он сработает. Прикурила. Опустила боковое стекло и выбросила прикуриватель от новой Мишиной машины прямо в окно.
Михаил резко ударил по тормозам.
– Не поооо-оняял! – говорит он.
– Ой! – говорит Фаня. – Я спутала со спичкой!
Михаил быстро выходит из машины и начинает шарить вокруг, а Фаина задумчиво наблюдает за ним. Потом пересаживается за руль, дает задний ход и сбивает Михаила, потом, еще раз переехав его, глушит мотор, поставив машину так, что проезжающим мимо не видна лежащая фигура.
Выходит на шоссе. Склоняется над ним. Он лежит на боку, глаза у него открыты. Он старается как-то повернуться к ней, изменившимся хриплым голосом повторяет и повторяет:
– Что ты сделала? Что ты сделала? Что ты сделала?.. – переводит дыхание.
– Мир в свою душу внесла, вот что я сделала, – сказала Фаня.
Он ничего не отвечает, а только тяжело дышит. Она заглядывает ему в лицо, рассматривает некоторое время, сидя на корточках. Потом полным сострадания голосом спрашивает:
– Скажи, страшно тебе?
Михаил смотрит на нее беспомощно, лицо его почти все в тени. Он тихо говорит:
– Вообще-то да… Страшно… Немного…
– Не бойся, это не страшно, это вообще не страшно, – говорит она ему и берет его за руку. И держит ее до тех пор, пока не замечает, что мужа ее, Михаила, больше нет, и она достигла, наконец, полного одиночества.
Возвратившись к себе на квартиру, она села в свое любимое кресло у окна. В сущности, любой вид из окна действовал на нее гипнотически.
О МУЖЧИНЕ
НОВЕЛЛА
("Два в одном")
Ночь. Под большим развесистым деревом стоят две девушки. Одна блондинка, другая брюнетка. Они возбужденно разговаривают, пока их не отвлекает шум ветра в ветках кроны. Обе они поднимают головы, и одна говорит другой:
– Слушай, наверно, это его душа отлетела. Как зашумело красиво!..
– Жалко его, – сказала другая. – Все-таки это был конец самого великого МУЖЧИНЫ на свете. По крайней мере, так говорили все его женщины. Они были самыми красивыми женщинами в городе, пока и он, и они не состарились. Моя мама мне признавалась, что у него был САМЫЙ член в мире!.. Да, мой папочка…
– …и какой неожиданный финал! – вставила вторая, блондинка.
– Ну, прощай же! – сказала ей брюнетка после паузы.
– Да, пора! – И их ангельские лица затуманились.
А начиналась история с того дня, когда в квартиру "самого великого мужчины" внесли долгожданную, им же заказанную картину с обнаженной женщиной. Он давно расчистил и отвел ей место на стене. Теперь он мог сидеть за столом, смотреть в окно, что он больше всего любил, и плавно переводить взгляд на обнаженную. Звали его Андреем Андреевичем. Денег он скопил, огромная квартира, про его мужские победы ходили когда-то легенды, но теперь он жил один и страстно мечтал встретить "женщину своей жизни", как он сам определял.
Единственным его близким родственником была дочь, которая на свою беду жила в том же доме, что и он. Ее мать, всегда любившая его, на которой когда-то, давно-давно он не мог Даже вспомнить, как давно, – Андрей Андреевич был женат, в этот год как-то незаметно для него умерла. Осталась дочь Маша.
В этот день, когда ему повесили картину, он позвонил ей.
– Что делаешь? – спросила Маша.
– Сижу пью чай, смотрю в окно, смотрю на нее, – сказал он загадочно.
– На кого? – переспросила дочь.
– На нее. Мне ее сегодня принесли. Она готова. Висит на стене. Вот сейчас смотрит на меня. С ней даже можно разговаривать. Она очень красивая. Не хочешь ли прийти посмотреть?
– Это твоя картина, что ли?
–Да.
Маша пришла к нему смотреть картину. Постояли. Маша закурила. Отец хлопнул ее по попе. Маша поспешила сесть на стул. Отец подошел к окну, вдруг оживился.
– Смотри, вот она опять идет!
– Кто идет? – не вставая, вежливо и холодно отозвалась Маша.
– Девушка! Девушка, выгуливающая собачку. Она здесь где-то недалеко живет. Скажи, Маша, ты не знакома с ней?
Маша подошла к окну, посмотрела.
– Нет, я ее не знаю.
– Жаль. Я давно уже приметил ее. Она как будто специально ходит медленно мимо моих окон. Нравится она тебе?
– Да она лицо отвернула, не могу понять. Но она слишком молодая…
– Да мне и нужна молодая! Хорошо бы сирота, с хорошим лицом, чтобы талия была, грудь, мыла бы полы… И вообще, была бы нормальной женщиной, – с особым значением сказал он последнюю фразу.
Надо заметить, что Андрею Андреевичу было лет шестьдесят, хоть и выглядел он поджаро. Он добавил, когда девушка скрылась за углом дома:
– Вообще, я еще не встретил женщину своей жизни. Но верю, что встречу. Встречу – и пойду с ней.
– Ты так хочешь?
– А что не бывает в жизни. – Отец прищурился на Машу. – Вот хочешь жить со мной?
– Ты уже спрашивал, – отходя от него, сказала Маша.
– Ты не ответила мне.
– Папа, но я же твоя дочь.
– Ну и что? Я же не воспитывал тебя. Я узнал тебя, когда ты была взрослая. И потом, Гете жил со своей дочерью.
– Нет, – сказала дочь. И ушла к себе. Отец остался один. Позже он позвонил ей.
– Что делаешь? – спросила она.
– Смотрю на картину, разговариваю с ней.
– И что?
– А она мне отвечает, – сказал отец. – Оказывается, с ней можно разговаривать.
Потом пошел дождь. Он сел у окна. Стал разглядывать проходящих мимо женщин. Он был страшно одинок. От тоски он пошел и налил себе рюмку водки, выпил залпом. Вдруг он увидел ту самую девушку с пуделем. От ветра с дождем она зашла в арку противоположного дома и стояла в ней, пережидая. Возбужденный Андрей Андреевич позвонил своей дочери.
– Беги скорее в арку напротив, – сказал он ей. – Там стоит она! Иди познакомься с ней, а я подожду тебя дома.
– Кто стоит? – стала оттягивать время Маша, подходя с телефоном к окну.
– Та девушка с собачкой! Может быть, это моя женщина, иди познакомься с ней и приведи ее ко мне.
– Прямо с собачкой?
– Как угодно!
– Но я не умею знакомиться с женщинами в подворотнях. Это что-то чисто мужское. Мне кажется, она даже испугается и заподозрит меня.
– А со мной она точно не пойдет, – критично отозвался про себя отец. – А так ты приведешь ее ко мне, она и привыкнет. – Глаза его горели.
Оба они стояли у окон, и каждый из своей квартирки смотрел на девушку в подворотне, на ее пуделя и спорили, кто пойдет с ней знакомиться – до тех пор, пока она не ушла.
– Я просто в бешенстве, – сказал отец. – Я совершенно один остаюсь в эту выходную ночь. И в этом виновата ты! Если ты меня сегодня с кем-нибудь не познакомишь, я обижусь на тебя до самой своей смерти, перепишу свое завещание в пользу библиотеки. Все, я жду тебя еще ровно час. Выбирай!
– А если я никого сегодня не найду? – робко и со страхом спросила Маша.
– Тогда приходи одна.
Он положил трубку. У Маши забилось сердце, все ее спокойные, мирные планы жизни были разломаны.
Отец в своей квартире выпил еще рюмку. Настроение его ухудшалось с каждой секундой. Одинокий, никому не нужный, он сидел в своей огромной квартире и смотрел на немую картину с обнаженной. Он стал опять звонить Маше.
Как только она услышала звонки, тут же выдернула телефонный шнур из розетки, чтобы не слышать этих пронзительных позывных. Подумав, выключила во всей квартире свет. Села в углу.
Ждать пришлось недолго. Отец пришел к ней сам. Сначала он просто позвонил в дверь. Потом закричал:
– Я знаю, что ты дома. Открой! – Маша стояла у самой двери, прислушиваясь. Отец стал колотиться к ней. Потом, устав, крикнул: – Если ты не откроешь, я поломаю тебе дверь. Как ты потом будешь без дверей?
Маша молчала. Потом она услышала странный звук – будто кто-то лил на ее дверь воду. Она замерла, догадываясь, на что это похоже: отец описал ее дверь. Закончив, он крикнул:
– Я пошел за топором. Приду через час, если ты сама не позвонишь.
Когда он ушел, она открыла дверь, увидела лужу и поспешила назад в квартиру, к телефону.
– Я приду через час с подругой, – сказала она ледяным тоном.
– О'кей, – сказал он строго.
Через час Маша пришла с подругой, высокой блондинкой Алисой. По его взгляду она поняла, как он восхищен. Он умел ценить, чувствовать и разбирался в женской красоте – как мало кто другой.
– А я вам приготовил подарок, – сказал он. Ввел девушек в комнату. Во всех вазах стояли красные розы. Они стояли на полу, на всех поверхностях, начиная со стола и кончая подоконниками. Это было очень красиво, но и что-то зловещее, похоронное. На всех окнах стояли железные решетки.
– Уже вечер, – сказал он и закрыл все ставни на специальные железные замки.
Маша спросила:
– Зачем тебе эти решетки?
– Чтобы никто не влез и не выпал.
Девушки сели за красиво сервированный стол с белой скатертью. Выпили шампанского из высоких бокалов. Вдруг Андрей Андреевич спросил:
– А ты предупредила, что останешься на ночь, – и никаких мам!
– Что такое "никаких мам"? – спросила Алиса.
– Это значит: "Мне надо к маме, меня ждет мама!" – а на самом деле стоит и ждет какой-нибудь мужик. И не надо меня обманывать, – сурово сказал Андрей Андреевич, задавая зловещий и одновременно интригующий тон встрече.
– Ага, – сказала Алиса.
– И звонить я тоже никому не дам. Все. Телефон отключен. Аппарат я спрятал, – добавил он уже весело. То, к чему он так стремился, было достигнуто. – Две красавицы сидят передо мной.
– Я лично не считаю себя красавицей, – кокетливо, но уже не таким уверенным тоном сказала Алиса. Она явно притихла и призывно смотрела в сторону Маши.
– Андрей Андреевич, мой папа, мне уже однажды сломал двери топором, а меня тогда действительно не было дома, – сказала Маша.
– Ну извини, извини, – сказал он. – Ты тогда уезжала к какому-то мужику. Но заметь, я, а не он поставил тебе новые двери.
– Так ты же их и поломал, – тихо отозвалась Маша.
– Так ведь он с тобой спал, а не я тогда, – сказал он убедительно.
– Ладно, давайте выпьем, – сказала Алиса.
– Вот хорошая девушка какая, – похвалил ее Андрей Андреевич.
Они выпили.
– Зря вы так сильно накрасили губы. Без краски гораздо красивей, – начал Андрей Андреевич, сильно прищуриваясь на Алису, держа у правого глаза сигарету. Он неожиданно протянул левую руку с белоснежной салфеткой и вытер девушке губы. Она была растеряна.
– Хотите пофотографироваться? – спросил он.
– Все девушки хотят пофотографироваться, – сказала Маша. Он вышел за фотоаппаратом.
– Боже! Какой ужас! – только и сказала Алиса, как он вернулся с поляроидом.
– Что ты сказала, моя красавица? – ласково пропел он и щелкнул фотовспышкой.
Девушки вздрогнули от неожиданности. Лица на фото вышли неважно, главное – перепуганные. Он попытался порвать фотографию, но она не рвалась. Он отшвырнул ее. Тогда девушки подобрали и посмотрели, что вышло.
– Какие страшные, – сказала Алиса.
– Какие есть, – сказал Андрей Андреевич, о чем-то задумавшись. – Небось хотите посмотреть, что там по этому телевизору показывают?
– Нет, нет, – быстро ответила Маша.
– И ваших блядских газет я тоже не читаю, – добавил он агрессивно.
Девушки молчали.
– Может быть, выпьем? – опять предложила Алиса. Маша молчала и как-то героически курила.
Выпили.
– Как это ты при папе не стесняешься курить? – начала уже полутрезвая Алиса. – И вы ей не запрещаете?
На вопрос никто не ответил.
– Вот что, – сказал папа, – будем фотографироваться, но не в таком виде. Ваш вид меня не устраивает.
– Я голая фотографироваться не буду, – поспешно ответила Маша.
– Как с вами скучно. А так на вас пленку тратить жалко.
– А что вы такой жадный? – сказала ему Алиса. – Надо скрывать эту черту характера, если она так присутствует.
– Нет, я не жадный, но когда жадничают по отношению ко мне, мне тоже неинтересно.
– Ну ни фига себе! – ответила Алиса в восхищении от Андрея Андреевича. – Ну у вас и ответики! Надо придумать для вас побольше вопросов.
– Валяй, – согласился он, добрея.
В таком духе они проговорили до полуночи.
Они обсудили много тем: что такое для каждого значат любовь, красота, даже затронули смысл жизни, вопросы литературы, музыки и живописи. Андрей Андреевич поставил на полную громкость несколько дисков своих любимых композиторов, но среди классики девушкам пришлось три раза подряд прослушать песню семидесятых годов "Красная стрела" в исполнении Софии Ротару. Это было тяжелое испытание, но Андрею Андреевичу нравилась одна фраза из припева. После третьего раза путем мимики и жестов, до того орала музыка, что нельзя было услышать друг друга, Алиса попросила остановить. Маша перечить боялась – у нее уже был кое-какой опыт, которого не имела ее подруга. Когда Андрей Андреевич понял, что Алисе не нравится, он с размаху разбил пластинку об пол вдребезги.
– Что-то в этом есть… – задумчиво проговорила тогда Алиса.
Потом он провел, как сам выразился, тест, нравится ли девушкам его "Обнаженная" на картине. В завершение повел их в дальнюю, почти тайную комнату, где у него стояла ОНА! Кровать для женщины его жизни, которую он скоро встретит и на которой он будет ее ласкать!
Девушки были потрясены. Под балдахином лежала большая перина, похожая размером на целый плацдарм. Но поражало другое – вся она была обтянута черным-пречерным бархатом.
– Почему она такая черная, эта ваша кровать? – спросила Алиса.
Андрей Андреевич выключил свет, зажег три свечи в старом подсвечнике и занес его над постелью.
– И представляете, – сказал он торжественно пропитым голосом, – если сюда положить красавицу со сверкающей белоснежной кожей?!!
Все помолчали, а ушли с почтением. Как раз стрелки часов приближались к часу ночи, когда девушки вышли вдвоем в туалет, а вернувшись, объявили, что им пора уходить.
Андрей Андреевич сразу помрачнел, как туча. Стал страшен. Лицо его сморщилось и резко постарело, выдавая возраст.
– Значит, так, – сказал он, – вы не выйдете отсюда до тех пор, пока я не кончу.
– Как это "не кончу"? – в своем стиле заспрашивала Алиса.
– А так! – враждебно огрызнулся Андрей Андреевич. И замолчал.
– А! Вы имеете в виду секс, – сказала Алиса. Обе рассматривали его лицо. Он опять курил.
– Но если мне совсем не хочется, – сказала Алиса. – Я совсем не расположена…
Он встал, вынул с полки кассету.
– Порнографию будешь смотреть? – спросил он.
– Для чего?
– Для подготовки. Я тебя понимаю. – Он всунул кассету. Появилось изображение.
– Но я, например, голодна! – сказала Алиса, отвернувшись от экрана.
Он остервенело выключил телевизор. Открыл холодильник, достал трехлитровую банку с икрой.
– Сейчас я вас попитаю, – сказал он, сверкая глазами. Стали с обреченностью есть икру. Он пристально наблюдал, когда девушки наедятся.
– А вы? – интеллигентно спросила Алиса.
– А я не хочу есть, – ответил он.
– Вы очень целеустремленный, – заговорила Алиса. – Давно у вас не было женщины? – как доктор поинтересовалась она, разжевывая бутерброд.
– Давно. О…ительно давно! – ответил Андрей Андреевич, прямо как ребенок.
Маша упорно молчала.
– А вот как же вы будете с Машей, например, спать? Она же ваша дочка! – не унималась Алиса. Она намазала себе новый бутерброд.
– А мне наплевать. Вы сами разберитесь, с кем мне спать. Если тебе жалко Машу, пойдешь одна.
– Ага, – сказала Алиса, – ну вы и крутой!
– Да, я крутой. Не люблю этих ваших словечек.
– Ну вы крутой…
– Ну что, поели?
– А если мы откажемся? – переглядываясь с Машей, спросила Алиса.
– Тогда вы отсюда не выйдете.
– А как это?
– А так.
– Вы очень немногословны.
– Да, я такой.
Алиса отложила бутерброд.
– Ешь, ешь. Я никуда не тороплюсь, например, – сказал Андрей Андреевич.
Вдруг девушки вскочили и рванули в коридор. Он не погнался за ними, сидел себе спокойненько. Те подергали двери, замки все были заперты. Тогда они скрылись в одной из комнат и защелкнулись на щеколду.
– И что это такое? И это он самый потрясающий мужчина в мире? – сказала Алиса.
– Он тебе не нравится? Совсем-совсем? Все женщины влюблялись в него. Он же не любил никого. Теперь он остался совсем один.
– А если он никогда не кончит? – нагнетала Алиса. Маша пожала плечами:
– Он на самом деле нас не выпустит.
Андрей Андреевич стоял в это время босиком у самых дверей и подслушивал. Наконец ему надоело, он громко забасил:
– Дверь тонкая. Я могу ее быстро высадить. Давайте – решайте.
Дверь открыла Алиса.
– Тогда идите помойтесь, – сказала она.
– А я чистый, – парировал он.
– Откуда я знаю… Идите помойтесь.
– Ну ладно… Могу и помыться. Тогда идем, я покажу тебе, где и как лечь.
Теперь уже вдвоем они подошли к парадной бархатной кровати. Свечи сгорели ровно наполовину.
– Раздевайся, – сказал он.
Она прилегла не раздеваясь. Он наклонился над ней.
– А вдруг вы никогда не кончите? – сказала она ему, проведя пальцем по щеке.
– Ну, ты должна постараться, – ответил он кротко.
– А как это "постараться", как это?
В это время Маша шарила у него по карманам, по всем курткам в коридоре, открывала все ящики и шкафчики – она искала ключи.
– Ты не будешь никуда выходить, а ноги твои будут приучены лежать у меня на плечах, – говорил он Алисе.
– Но ведь это же больно, все время держать ноги задранными, – возмутилась она.
– Да, я не подумал. Надо разработать эти мышцы, чтобы они у тебя не тянулись.
– Так что же, они у меня будут болтаться, когда я буду ходить в естественном положении?
– Ты не будешь ходить. Ты будешь все время лежать на этой кровати и держать ноги у меня на плечах – вот это будет самое твое естественное положение… – пояснил Андрей Андреевич Алисе ее перспективы.
– Ладно, – сказала она ему в конце концов, – идите мойтесь, я чувствую от вас запах…
Когда он ушел в ванную, подруги встретились в коридоре.
– Ну что? Нашла ключи?
– Наверное, с собой носит. Он не дурак. Ну что было? Не бил?
– А что, он будет бить? – спросила Алиса.
– Однажды мы его оттаскивали от одной… из его жен… Он сидел на ней верхом, весь одетый, она была вся раздета, – с тоской вспоминала Маша.
– Он положил меня на эту черную кровать и рассказал, как все будет. Вообще, интересно. И еще, мне кажется, он не кончит. Интуиция…
Они подошли к ванной, приоткрыли дверь.
– И еще… Я должна тебя предупредить… Однажды он гнался за одной женщиной с ножом… Порезал, исколол всю дверь!
– Это была ты? – прищурилась Алиса.
– Как я его ненавижу, – сказала Маша. Они опять приоткрыли дверь, подглядывая.