— Это решает не Линда. — Викторинис наконец напела на него очки. — Это решаю я. А я не могу дать вам работу. — Она отвела взгляд. — Извините.
«Не могу» значит «не хочу», подумал Нельсон, вытащил руку из кармана и погладил редеющие волосы. Палец жгло, жгло. Он закусил губу.
— Как ваш палец? — спросила Викторинис.
— Болит, — ответил Нельсон, кривясь.
Прежде чем профессор Викторинис успела выразить неискреннее сочувствие, лифт остановился на восьмом этаже. Дверь открылась, в кабину ввалились Пропащие Мальчишки. Заметили Викторинис и попятились, налетая друг на друга.
— Ой, — сказал Боб.
— Простите, — сказал Вик.
— Виноват, — сказал Дан.
— Мальчики, — сухо сказала Викторинис.
Пропащие Мальчишки брызнули в стороны. Бледная миниатюрная женщина выплыла в коридор. Они вскочили в лифт и снова шарахнулись при виде Нельсона.
— Ой-ой, — сказал Вик.
— Живой труп, — сказал Дан.
— Мы вниз, — сказал Боб.
Нельсон протолкался между ними и кинулся за Викторинис.
— Профессор!…
Викторинис повернулась на своей оси, как будто плыла в дюйме над полом. На восьмом этаже Харбор-холла коридоры были просторнее и не такие душные. В ясном ноябрьском свете, льющемся через окно в дальнем конце коридора, Викторинис выглядела еще более старой и хрупкой, а ее коротко стриженные волосы — совсем блеклыми. В уголках глаз собрались морщинки, как будто она щурилась даже под черными очками.
Нельсон рванул к ней по коридору. Ковер казался не таким глубоким и непроходимым, как в тот унизительный день полторы недели назад. Пропащие Мальчишки смотрели из лифта.
— Ему крышка, — сказал Боб.
— Туши свет, — сказал Дан.
— Писец котенку, — сказал Вик, и дверь закрылась.
Был обеденный перерыв, коридор стоял совершение пустой. Кровь стучала у Нельсона в висках, сердце выскакивало из груди.
— Простите, что побеспокоил вас, — сказал он, протягивая руку.
Наступила долгая неловкая пауза. Решимость Нельсона вновь пошла на убыль. Рука задрожала. Какой он дурак! Сейчас она уйдет, так и не взяв руки. Нельсон даже почувствовал облегчение. Все равно с ней не сработает. Она сотрет его в порошок, мокрого места не останется.
Он готов был отступиться, когда профессор Викторинис протянула ему пальцы — как обычно, в одно касание, но Нельсон стиснул сухую, гладкую ладонь и прошептал: — Я прошу вас изменить решение. По горящему пальцу снова разлился холод, на этот раз медленнее. Профессор Викторинис поджала губы. Ее свободная рука гальванически подергивалась. «Я должен отпустить ее, — думал Нельсон, — это опасно». Но не отпускал.
Она подняла свободную руку и медленно поправила очки. Веки ритмично подергивались. В серых глазах происходила какая-то борьба.
— Буду очень признателен, если вы напишете Линде записку, — Нельсон сильнее сжал ее руку, — с разрешением взять меня на работу.
Профессор Викторинис заморгала. Уголки ее губ дергались, с глазами что-то творилось. Нельсон разжал хватку. Викторинис отдернула руку и отшатнулась. Взгляд ее снова стал осмысленным. Обоих шатало. Нельсон был не в силах выговорить ни слова, Викторинис тяжело дышала через нос. Потом она повернулась на каблуках и молча заскользила по ковру.
Сердце колотилось, как бешеное. Нельсон боялся, что тщится чувств. Он повернулся на ватных ногах, бросился к лифту и нажал кнопку. Только бы не упасть прямо здесь!… Он воровато обернулся. Викторинис держалась за ручку двери, словно ища опоры. Она отыскала в кармане ключи, с третьей попытки подобрала нужный, открыла дверь, но не вошла, а прислонилась к косяку в яром свете из дальнего конца коридора. во
Лифт наконец подъехал, Нельсон, шатаясь, вошел в кабину и привалился к дальней стенке. Профессор Викторинис провожала его взглядом, пока не закрылись двери.
У себя в кабинете Нельсон рухнул на стул. Наверняка профессор Викторинис пишет сейчас убийственную характеристику, вбивая осиновый кол в его профессиональный труп.
Он замер, услышав шаги перед дверью: наверное, Викторинис отправила Джилиан переломать ему хребет и выбросить безжизненное тело в окошко. Однако это оказалась всего-навсего Вита: она заглянула в дверь, прижимая к груди сумку, — проверяла, одет ли Нельсон. Ее колотила паника; у нее были хорошие новости.
— Антони требует меня на Обеденный семинар! — простонала Вита, закрывая дверь и падая на нее спиной, как будто сзади гнались собаки. Обеденный семинар проводил раз в месяц декан Акулло. Попасть туда можно было только по приглашению, и это считалось большой честью.
Нельсон постарался обрадоваться за Биту.
— Здорово! Поздравляю!
— Мне конец! — вскричала она. — Он сказал, чтобы я доложила статью об Оскаре Уайльде и лесбийском фаллосе! Антони ее прочел. Говорит, «хорошая работа». Что, по-вашему, это значит?
Последняя статья Виты, находящаяся сейчас на рассмотрении в нескольких крупных журналах, называлась «Лесбийский фаллос Дориана Грея». В ней Вита разбирала жизнь и труды Оскара Уайльда с позиций тендерной теории. В самом подходе не было ничего странного, однако Нельсона удивляло, что Вита вообще взялась за этого автора. Ей были совершенно чужды его остроумие, ирония, экстравагантность в одежде, способность верить в две взаимоисключающие вещи одновременно. Роднила их разве что любовь к интеллектуальной жизни, но и здесь слово «интеллектуальное» означало для Оскара Уайльда совсем не то, что для современной литературной критикессы.
— Может быть, Антони понравилась статья, — рассеянно ответил Нельсон. Пожалуй, еще не поздно извиниться перед профессором Викторинис. Наверное, он предложит сам броситься с крыши Харбор-холла, чтобы избавить Джилиан от хлопот.
— Вот его собственные слова. — Вита сидела напротив Нельсона, стискивая колени. — «Хорошая работа». Что, по-вашему, он хотел этим сказать?
Нельсон успокоил Виту, пригласив ее вечером в гости. Пусть развеется, катаясь по ковру с Кларой и Абигайл. Хорошо бы и самому отвлечься от мыслей о неизбежном крахе научной карьеры.
По крайней мере в отношении Виты уловка сработала; в тот вечер в гостях она веселилась, как девочка, распевая с Кларой песенки из старых комедий. Обе хохотали до истерики. Потом Вита посидела с Абби, пытаясь приделать Барби оторванную голову. Бриджит благодарно выглядывала из кухни, радуясь передышке в родительских трудах.
Однажды, в начале их дружбы, глядя, как Вита чудесно играет с Кларой, Нельсон без всякой задней мысли предположил вслух, что она, наверное, со временем тоже захочет детей. Чудовищная ошибка! Всякий успех — благосклонно принятый промежуточный отчет, полученный грант, опубликованная статья — давал Вите материал для очередной маленькой проповеди о том, как трудно женщине в научном мире. На этот раз невинное замечание Нельсона вызвало к жизни сорокаминутную лекцию о политике в сфере женского тела, с упором на гетеросексистское восприятие женщины как производительницы. Страстно и пространно Вита объясняла, что патриархи использовали мифологему материнства, дабы фаллически вписать ее текст в чистую страницу женского лона, что пенис символически интерпретируется как инструмент или орудие письма, как овеществление онтологических притязаний фаллоцентризма, и вообще, как трудно матери сохранить научную репутацию. Закончила она жуткой историей про беременную женщину, впавшую в кому; муж держал бедняжку на аппаратах в точности до родов. «Видите, — убеждала Вита, — эта женщина — просто племенная кобыла».
Витина озабоченность Правами Женщин не распространялась на племенную кобылу Бриджит, но та спокойно восприняла услышанное. После того как Вита ушла, жена объяснила Нельсону его ошибку. «Вите не нужен ребенок, — сказала она. — Вите нужна подружка».
Вечер завершился бурной игрой в собачки. Вита сама вызвалась водить и довела девочек до истерики, притворяясь, что никак не может поймать мячик, летающий над самой ее головой. Бриджит присоединилась к игре, усадив Абигайл на колени и помогая ей бросить мячик повыше. Клара скакала по стульям, хохоча до упаду.
Нельсон ушел мыть посуду и через кухонную дверь смотрел, как Вита играет с детьми.
«Она может схватить мяч, когда ей вздумается. Я — нет; чем выше я тянусь, тем выше его кидают».
Он яростно тер тарелки, злясь на свою безумную затею. Ни Викторинис, ни Линда Прозерпина не позвонили. Пришитый палец, на который он, дурак, возлагал такие надежды, посерел и сморщился от горячей воды. Надо же было такое придумать, что мое, помилуйте, магическое прикосновение перевернет жизнь!…
«В дерзанье цель, — пробормотал он, по локоть в грязной пене, — а не то — зачем и небо?»
5. ОБЕДЕННЫЙ СЕМИНАР
Утром Линда Прозерпина позвонила и предложила ему две группы на весенний семестр. Говоря по телефону она что-то жевала.
— Виктория прислала с Джилиан записку, через двадцать минут после того, как вы от меня вышли.
В трубке было слышно, как она причмокивает губами и глотает. — Мне придется у кого-то забрать эти группы.
У Нельсона перехватило дыхание. Бурную радость на мгновение заслонило чувство вины.
— Но это не ваша забота. — Линда говорила как обычно — сухо, деловито, бесстрастно. — Я только выполняю указания. Раз Виктория велит… — И что-то захрустело у Нельсона в ухе.
— Линда? — сказал Нельсон. Линда проглотила очередной кусок.
— Извините, я вчера бросила курить и теперь ем без остановки.
Она дала отбой, а Нельсон еще целую минуту стоял с трубкой в руке. Палец молчал. Нельсон силился вызвать в себе жалость к несчастной училке, чье место он займет, однако в голове крутилось одно: палец работает.
Он позвонил Вите, чтобы сообщить хорошую новость, но услышал только собственный голос на автоответчике. Чтобы скрыть свой пол, Вита записалась в телефонной книге как В. Деонне, сколько ни уверял ее Нельсон, что любой извращенец в городе знает эту чисто женскую уловку. Чтобы окончательно замаскироваться, она попросила Нельсона наговорить приветствие на ее автоответчик. Аппарат она принесла на работу, чтобы не приглашать его домой, и сказала, что говорить. Нельсон записывал шесть раз, прежде чем она осталась довольна. Теперь он слышал собственный механический голос, бесстрастно назвавший Витин телефонный номер, но не назвавший имени.
«Оставьте сообщение после гудка».
— Вита! — заорал Нельсон. — У меня для разнообразия хорошая новость! Пожалуйста, перезвоните мне!
Однако Вита не позвонила и вообще не показывалась на работе до конца недели. Нельсон понимал, что с ней: она вибрирует из-за предстоящего семинара и боится подходить к телефону.
В субботу поздно вечером он сидел за компьютером, читал онлайновые объявления о вакансиях и»
в «Хронике высшего образования», когда негромкий писк возвестил, что пришла электронная почта. Нельсон щелкнул мышкой. Письмо было от Виты.
«Мне страшно, — гласило оно. — Семинар в среду. Антони отдает меня на растерзание. Мне страшно».
Узнаю Биту, подумал Нельсон. Превратить торжество в испытание!… Он бы убился за приглашение выступить на Обеденном семинаре у декана или даже просто там поприсутствовать. Обеденный семинар проводился каждую третью среду месяца. Для факультетской элиты это была возможность блеснуть, а для перспективного молодого сотрудника — показать, на что он способен. Еду доставляли из модного гастронома «Остерман». Накануне в пятницу приглашенным разрешалось выбрать огромные дорогущие сандвичи из бесценного рукописного меню; платил факультет. У декана, как у местной знаменитости, было блюдо его имени: сандвич Антони Акулло «Ну я и нажрусь» с ростбифом (просто «Нажрусь» для краткости) — полфунта нежнейшей жареной грудинки и кусок острого чеддера, украшенные редиской и колечками лука, на ароматном ломте черного хлеба. Декан говорил, что его сандвич олицетворяет определение ленча по Сэмюелу Джонсону — столько еды, сколько человек может удержать в руке, и что именно такой сандвич каждый божий день съедал его отец-грузчик в доках Нью-Джерси. В варианте декана он венчался длинным полуломтиком свежего крепенького огурчика, вырезанного в форме акульего плавника. Нельсон знал, что Вита закажет самый дешевый сандвич в меню — с салатом без майонеза, — но и того не съест, потому что вылетит в уборную с позывом к рвоте.
Он вздохнул и положил руки на клавиатуру.
«Можно ли вам привести кого-нибудь с собой? — написал он. — Всегда спокойнее видеть рядом дружеское лицо».
Он отправил письмо. В пальце пульсировала раскаленная нить. Нельсон больше не мог сосредоточиться. Получив назад, что хотел — работу, жилье, он собирался забыть про пришитый палец. Однако боль не отпускала.
Он выключил компьютер и пошел наверх приложить лед. В гостиной зазвонил телефон, и Нельсон бросился через две ступеньки, чтобы взять трубку, пока звонок не разбудил Бриджит и девочек.
Звонила Вита.
— Но кого мне позвать?! — завопила она, как только он снял трубку. — У меня на факультете нет ни одного друга.
Палец горел. Вита права: он уже не может считаться коллегой, и она совершенно верно оценивает свое положение на факультете. Ее взяли на это место, потому что Акулло и Викторинис никак не могли сговориться по поводу кандидата, а Вита была «ни нашим, ни вашим», не принадлежала ни к одному лагерю. Она продолжала расти, потому что Викторинис и Акулло тормозили аспирантов соперника. Теперь, вероятно, Акулло обхаживал Биту, опасаясь, что Викторинис заманит ее на свою сторону. Так, за отсутствием взаимоприемлемых кандидатов, Вита медленно, но верно приближалась к постоянной должности.
Сейчас она изливала в трубку поток жалоб, которые растрогали бы Иова. Ее доклад уже раздали, и она не сомневалась, что другие приглашенные в эту самую минуту жирной красной ручкой пишут на полях ехидные замечания. Нельсон посмотрел на кухонные часы. Было пять минут четвертого.
— Вита, я не думаю, что сейчас кто-то читает вашу статью.
— Что мне надеть? — стенала Вита. — Антони любит, чтобы женщины играли свою тендерную роль. — (Она имела в виду Миранду Делятур.) — Может быть, мне надеть платье? Но там будет Виктория! Она решит, что я заискиваю перед Антони!
— Вита! — Палец у Нельсона горел. — Что, если нам завтpа встретиться и все обсудить?
— Что мне есть? — кричала Вита. — Если я ем, когда волнуюсь, меня пучит. А если не ем, у меня бурчит в животе.
— Вита, уже очень поздно.
— Надеть мне очки или контактные линзы? Туфли с каблуком или на низкой подошве? Сходить ли мне подстричься?
— Вита!
Она осеклась.
— Если вы не придумаете, кого пригласить, — сказал Нельсон, — я охотно составлю вам компанию.
Вита молчала, но уже по-другому. Нельсон знал, о чем она думает: что хуже — пойти одной или признаться, что самый большой неудачник на факультете — единственный ее друг.
— Решайте, — сказал Нельсон. — А сейчас мне пора спать. У меня через пять часов занятия.
Он немного подождал и, не услышав ответа, мягко повесил трубку. Боль отпустила, хотя заснуть все же не давала. Нельсон долго ворочался; затем, поняв, что разбудит Бриджит, спустился вниз, сбросил с узкой прокрустовой кушетки вспоротых мишек вперемешку с рассыпанным лего, и лег, свесив непоместившиеся ступни.
В среду утром по дороге к остановке Нельсон набрал мокрого снега в рваные галоши, и в автобусе растаявшая вода проникла в ботинки. Бредя вдоль Мичиган-авеню по протоптанной с утра дорожке, он думал: «Хорошо хоть Фу Манчу в эту погоду где-то сидит», когда в стену над его головой угодил снежок. Нельсон, обернулся, чувствуя резкое жжение в пальце, но увидел только секретарш в сапогах-«луноходах» да училок в тонюсеньких пальто, осторожно бредущих через слякоть. Все утро ботинки хлюпали при каждом шаге. В десять Джилиан, как обычно, ожгла его взглядом, однако сегодня Нельсон смотрел ей в глаза, пока она не отвернулась. От Витиных проблем он отключился, сосредоточившись на занятии, и предложил на обсуждение несколько тем по Средним векам. Феодализм — благо или проклятие? Рыцарство — актуально или устарело? Великая Хартия Вольностей — прорыв или провал?
За пятнадцать минут до семинара Нельсон сел за стол в кабинете и достал пакет с обедом: морковные котлеты, изюм, домашние оладьи. Сандвич был из белого хлеба со вчерашними рыбными палочками. Кока-колу он принес из холла, но открывать не стал. Тут в кабинет вбежала запыхавшаяся Вита.
— Вот вы где! — Она закрыла дверь и упала на нее спиной, как будто сзади кто-то гнался. — Я вас повсюду ищу!
Для семинара Вита прихорошилась, остановившись в конце концов на платье и чулках. Нельсон решил, что она выглядит неплохо — этакая аккуратная незамужняя библиотекарша. Темное кашемировое платье доходило до колен и в талии перехватывалось поясом. Пуговицы на горле и на запястьях были застегнуты. На плечи Вита повязала платочек, от чего стала похожа на девочку-скаута. Нельсон удержался, чтобы не осмотреть ее с ног до головы, однако приметил, что она подстрижена, в очках, а каблуки ее туфель не высокие и не низкие, а в точности средние.
— Вита, — сказал он, — вы прекрасно выглядите. Вита окаменела.
— Что-то не так?
— Все так, — отвечал Нельсон. — У вас очень деловой вид.
— Прическа? — Вита прижала ко лбу челку.
— Вы смотритесь великолепно. — Он взглянул на часы. — Почти двенадцать, вам, наверное…
К изумлению Нельсона, Вита пробежала через комнаты и рывком поставила его на ноги.
— Вы должны идти со мной! — Голос у нее дрожал. — Я больше никого не нашла!
Нельсон закусил губу. Перед глазами плясало видение «Нажруся».
— Я могу пойти только на первый час, — сказал он. — У меня в начале второго занятие.
— Нельзя его отменить?
— Вита.
— Хорошо, — буркнула Вита, поворачиваясь к дверям. — Раз так, придите хотя бы на час.