- Какие вам тут знахари? - в досаде воскликнуло Чудовище. - Лес тут, понятно?
- Помоги-и-и… - простонала женщина. - Не мне - ребенку. Мне уже поздно…
- Что с тобой? Можешь глаза открыть?
- Не могу… Я ослепла… Это от слез… Слишком много слез…
- Гром тебя разрази! - рассердилось Чудовище. - Как я вам помогу? Чем???
- Переночевать… - прошептала женщина и замолкла, обмякнув всем телом.
Чудовище отстранило ребенка и приложило ухо к груди женщины. Сердце билось, хоть и слабо. Она была еще жива.
- Ты кто? - обратилось Чудовище к девочке.
- Я - Дарёнка. Меня так зовут, потому что я - подарок, так мама говорит. А маму зовут Вера. Она потом проснется и сама скажет.
- Проснется… - с сомнением пробурчало Чудовище.
Ему страшно не хотелось обнаруживать местоположение своей норы, но делать было нечего. Наступал вечер, а оставлять двух женщин в ночном лесу, полном диких зверей, даже Чудовище не рискнуло бы.
- Иди за мной, - бросило Чудовище девочке, поднимая на руки ее мать.
Идти пришлось недолго.
- Какая уютная пещерка, - сказала Дарёнка, удивленно озираясь по сторонам. - Это вы сами устроили?
- И не пещера это вовсе, а нора, - буркнуло Чудовище. - Сами! То есть само.
- Что значит "само"? - переспросила девочка. - Так не бывает! Само - это которое неодушевленное. Веретено, например. Или решето. А вы - или сам, или сама. Вы же одушевленное! Правильно?
- Откуда ты такая умная взялась? - рыкнуло Чудовище. - С чего ты взяла, что я одушевленное? Я - Чудовище!
- Глупости, - возразила Дарёнка. - Вы очень даже ничего. Только не мылись давно. И не расчесывались.
- Мое дело, - самолюбиво сказало Чудовище. - Перед кем мне тут красоваться?
- Передо мной, - объяснила девочка. - Я ребенок и должна учиться прекрасному. У взрослых. Вот как мне вас называть?
- Чудовище, - упрямо набычилось Чудовище.
- Это очень грубо, - вздохнула девочка. - Я буду звать вас Чудик. Так симпатичнее. Чудик, а мама скоро проснется?
- М-м-м-м, - застонало Чудовище, как от зубной боли, вспомнив о том обязательстве, которое наложило на себя, вопреки всем своим страшным клятвам.
Женщина дышала неровно, прерывисто, и похоже, у нее начинался жар.
- Эй, ты, как тебя, Дарёнка, да? Держи котелок. Ты воды из родника набрать сумеешь? Там, у входа, возле ели. Я пока огонь разведу, - бросило Чудовище.
- Сумею, я самостоятельная, - серьезно сказала девочка. - Я много что умею. Мама ведь давно больна.
- Чем больна-то?
- Несчастной судьбой, - пояснила Дарёнка.
- Разве судьбой болеют? - поперхнулось Чудовище.
- Еще как, - коротко ответила Дарёнка, выходя из норы.
Чудовище в своем одиночестве могло полагаться только на себя.
Поэтому без знания целебных трав и минералов оно бы давно загнулось. В норе всегда был запас толченой осиновой коры, и травы чабреца, и сушеной малины, и барсучьего жира, и еще много чего. Вот эти снадобья и стало доставать из укромных уголков Чудовище.
- Чудик, куда воду? - раздалось из-за спины.
Чудовище подпрыгнуло, как ужаленное. Оно совершенно не привыкло к посторонним голосам в своей норе. Оно вообще было несколько удивлено, что еще не забыло человеческую речь.
- Давай сюда, к очагу; - распорядилось Чудовище. - Сейчас начнем лечить твою маму.
- Мама умрет? - спросила девочка.
- Умрет? Еще чего! Зачем ей умирать, когда мы ее лечить будем? - замотало головой Чудовище.
- А мама говорит, что время упущено, - сообщила девочка. - Потому что сильно обижалась на жизнь, и жизнь ей за это отомстила.
- Дура твоя мама, - рявкнуло Чудовище. - Ну то есть ошибается она. Жизнь, она с чего мстить-то будет? И за что, главное?
- За несогласие. Мама говорит, что поняла, да слишком поздно. Надо было раньше соглашаться.
- Ну чего сейчас об этом говорить? - рассудило Чудовище. - Вот потом и посмотрим, что там позже, что там раньше. Давай-ка вон кружку, будем ее отваром поить.
В этот вечер сил у больной хватило, только чтобы пару раз отвара попить. Но задышала ровнее, спокойнее.
- Завтра будем ее мыть и раны лечить, - решило Чудовище.
- Ей нельзя мыться! - запротестовала Дарёнка. - Видите, какая она! У нее кожа воды не принимает!
- Это она вашей воды не принимает, - не смутилось Чудовище. - А у меня тут чистая, родниковая. Целебная! А потом еще и пихтовым маслицем смажем. И медом диких пчел. Ты не бойся, Дарёнка, хуже не будет!
- Хуже не будет, - согласно повторил ребенок. - Я вам верю, Чудик! Вы лучше знаете…
У Чудовища появились новые заботы. Он решил, что солнце, ветер, родниковая водица, чистый лесной воздух и его травы - самое верное средство от загадочной болезни "несчастная судьба". Дарёнка оказалась смышленой и расторопной, она очень здорово ему помогала, и в норе прибиралась ловко и чисто. А самое главное, о чем Чудовище думал, затаив дыхание, - она нисколечко его не боялась. Девочка смотрела на него прямо и открыто, и на ее лице вовсе не отражалось ни брезгливости, ни отвращения, ни раздражения. Она ему улыбалась! И Чудовище поймало себя на том, что ему хочется улыбнуться в ответ. Но оно пока не могло - разучилось. А может, и не умело никогда?
Несколько дней женщина по имени Вера только спала, просыпаясь, когда ее поили отварами или смазывали маслом, а потом снова засыпала.
- Это она от усталости, - объяснила девочка. - Мы все шли и шли, мама все плакала и плакала, и ничего не могла есть, а потом мы совсем заблудились. Пока вы нас не нашли. Такое счастье нам выпало!
- Уж точно, счастье, - не стало спорить Чудовище. - Это ж чистая случайность, тут лес непроходимый, ни живой души. Сгинули бы, и никто могилки не нашел. Как это я на вас вышел?
- Вышел? Вы, что ли, вспомнили, что мужского рода? Да, Чудик? - вдруг обрадовалась Дарёнка.
- Э-э-э-э… Выходит, так, - смутился Чудик. - Ну, Чудовище такое, мужского рода.
- Не-е-е-ет, - засмеялась Дарёнка. - Какое же вы Чудовище? Оно страшное и злое!
- А я какое?
- А вы большой и добрый! И руки у вас целебные!
- Я большой… Я добрый… - недоверчиво повторяло Чудовище, словно пробуя слова на вкус. - Ты это… пошла бы, поиграла, что ли! А то все в делах да в делах. Дитя же!
- Я пойлу лучше малины пособираю, - схватилась за лукошко девочка. - У вас тут малина дикая - чудо просто!
- Ну иди, иди, все на свежем воздухе… - одобрило Чудовище, дивясь своим новым, непривычным и странным чувствам и ощущениям.
Через какое-то время женщина стала понемногу приходить в себя. Обрадованное Чудовище с удвоенной силой взялось вытягивать ее с того света. Вскоре уже они могли разговаривать.
- Что это за болезнь такая - "несчастная судьба"? - как-то спросило Чудовище. - Мне твоя дочка сказала…
- Правду сказала, - призналась женщина. - Дура я была, ох, дура! Сама себе болезнь накликала.
- Это как же?
- Да как… Так вот. Судьба у меня была, как я сейчас понимаю, обычная, как у всех. И хорошее, и плохое - всего помаленьку. Только я хорошее как должное принимала, а за плохое цеплялась. И ну обсуждать да осуждать! Жаловалась я много на судьбу. Муж, мол, мало внимания уделяет. Свекровь притесняет. Дом тесноват. Корова мало молока дает. Бусы у соседки в пять рядов, а у меня всего в три. Все мне казалось, что у других лучше, а меня обделила судьба. Ну, она и обиделась.
Однажды крепко я осерчала на мужа за что-то, выгнала его в сарайку спать. А ночью снится мне - пришла женщина, статная такая, высокая, а одета - не поймешь, не то в белом, не то в черном. И говорит она мне: "Ну, Вера, услышала я твои сетования. Все у тебя в черном цвете нарисовано. А я ведь к тебе всегда в белом приходила! Видно, не знаешь ты, что такое черный цвет-то…" А я ей в ответ: "Да куда уж чернее? С мужем вот поругалась, денег в обрез… Кроме дочки, никакой радости в жизни нет! Гори она огнем, такая судьбина!" А она кивнула и говорит: "Ну, значит, так тому и быть!" И пошла из избы, а напоследок вроде как светом полыхнула. Проснулась я - Господи боже мой, сарайка-то горит! Я дочку в охапку, выскочила, а уж от сарайки и дом занялся. Все миром тушили, да только куда там! Одни головешки остались. Больше я уж мужа и не видела… Вот и остались мы голые да босые, без крова, без хозяйства, без кормильца.
- Ох, Вера! Ну и страсти ты рассказываешь! А на теле-то у тебя что? При пожаре, что ль, обгорела?
- Какое там! Пожар ни меня, ни дочку не тронул, ни царапинки не было! Это от обид моих на жизнь да на судьбу. Я свои раны душевные растравляла, растравляла, ну и дождалась: стали они у меня на теле проявляться. А как в гнев впаду - так и гноиться начинают.
- Бедная ты, бедная…
- Какое "бедная"? Глупая, а не бедная! Ведь я, дура такая, и тут не унялась. Нет чтоб остановиться, подумать, что я понять должна, - так я опять судьбу проклинать, дескать, последнее отняла - здоровье! И опять мне во сне женщина та является, и спрашивает: "Ну а теперь как, довольна судьбой?" А я ей кричу: "Ты что, издеваешься? С чего мне довольной-то быть? И так счастья немного было, а теперь и вовсе не стало! Глаза бы мои такое "счастье" не видели!" А она опять кивает и говорит: "Ну, раз так хочешь, пусть не видят!" Наутро глаза открываю - а там темным-темно, будто солнышко и не вставало… Вот тут я и задумалась: а что теперь? Дочка еще малая совсем. Я - калека слепая. Сами у родни живем, приживалами… Что ж я такого сделала, чтобы так-то вот судьба обернулась?
- И что, дальше-то что?
- А дальше… Как ослепла я, так времени у меня много стало. Вспоминала жизнь свою, пересматривала да перетряхивала, как старые вещи… Ну и поняла: видно, раньше-то мне зависть глаза застила! Что, мол, у других и кусок слаще, и сундук больше… А на самом-то деле судьба меня баловала! И хозяйство было справное, и здоровье крепкое, и муж работящий, а уж дочка - вообще золотая! Тут-то и вышло мне настоящее прозрение: где ж глаза мои раньше были??? Чего я на судьбу бочку катила? Она ж для меня все! А я… неблагодарной оказалась.
- Как же ты, слепая да с дочкой, в лес-то забрела?
- А это опять судьба… Явилась ко мне во сне, смотрит и молчит. А я ей и говорю: "Спасибо, матушка-судьба, что живая я, что дочка у меня есть, умница-разумница, что руки-ноги работают, да и голова немного начала. А раны что ж… Лечить будем!" А она отвечает: "Ну, вижу, стало до тебя доходить кое-что… Меняешься ты. Так и быть, дам тебе последний шанс. Бери дочку и иди, куда дорога поведет да сердце подскажет. А как до большого леса дойдешь, найдешь там знахаря, только он тебе помочь сможет. Может, тогда еще солнышку порадуешься. Ну а коли не найдешь - на судьбу не обижайся, ты сама такой путь выбрала". А я и правда не обижалась - кого ж винить, коли сама кругом виноватая?
- Ты только это… себя не вини! Виноватого всегда пнуть хочется, - вдруг вспомнило Чудовище, и заныли его душевные раны. - Ну ошиблась, с кем не бывает? Так ошибку поправить можно. А винить себя - это только раны растравлять.
- Ой, правду говоришь! Не буду раны растравлять, буду залечивать. Спасибо судьбе, что тебя вот встретили. А ты, случаем, не тот самый знахарь?
- Да какой я знахарь! Так, живу я здесь, - нахмурилось Чудовище. - Знахаря потом поищешь. А сейчас сил набирайся.
Вернулась Дарёнка с лукошком малины, ели ее вдоволь, и на сушку еще осталось. Потом снова отвары варили, а потом ходили закатом любоваться, и Вера с ними - хоть и не видно, зато тепло ощущается и компания хорошая.
- Чудик, а давай я тебя причешу? - как-то предложила Дарёнка. - А то ты правда на чудище похож!
- Я и есть Чудище, Чудовище даже, - недовольно сказало Чудовище, но послушно подставило голову.
- Правда, что ли, такой страшный? - не поверила Вера.
- Правда, - отрезало Чудовище.
- Не слушай его, мам! Он славный, и еще симпатичный, даже очень! Только он себя почему-то не любит! - запротестовала Дарёнка.
- А за что мне себя любить? - насупилось Чудовище. - Меня в жизни никто не любил, кто боялся, кто использовал, а чтоб любить - не помню такого.
- Ну я же тебя люблю, - удивилась Дарёнка. - Как же - никто? И не боюсь нисколечко! Ты хороший! И вовсе не страшный! Я думаю, ты просто заколдованный!
- Сама ты заколдованная, - махнуло рукой Чудовище. - Сказки сочиняешь.
- Ну и что, - возразила Дарёнка. - Пусть и сказка, зато хорошая. А ты просто мой Чудик!
…Не ошибся Чудик - вода, воздух и солнышко оказались целебными, и раны Веры стали быстро затягиваться, заживать. Наверное, это ее новые мысли помогли. И благодарность судьбе - благодарность самое лучшее лекарство от душевных ран.
А однажды, когда они все вместе вышли из пещеры, которая все меньше походила на нору, а все больше на дом, Вера вдруг вскрикнула:
- Ой! Я, кажется, солнечный лучик видела! На миг, но видела!
Дарёнка кинулась ей на шею, завизжала от счастья. А вот Чудовище не обрадовалось… Повернулось и побрело прочь. "Вот она прозреет и увидит, какой я на самом деле, - обреченно думал он. - И кинется бежать со всех ног, только бы подальше. И опять я один… Эх, судьба!"
Тут он вдруг в мыслях запнулся, словно протрезвел. "Да что ж я делаю??? - подумал он. - Это ж какое счастье мне этим летом привалило - Дарёнка… Вера… Да я всю оставшуюся жизнь судьбу благодарить должен, что они у меня столько времени пробыли, заботиться о себе позволили, не шарахались, не гнали! Ай, что будет, то и будет! Вишь, для Чудовища и то у судьбы подарки есть…"
- Чудик, Чудик! Куда же ты ушел?! Мама теперь правда все видит! У нее глазки открылись! - издали закричала Дарёнка, подбегая к пеньку где он пристроился.
- Ну и ладно, ну и хорошо, - сказал он, отворачиваясь и часто моргая, - глаза что-то отсырели.
"Чего ж хорошего, сейчас подойдет и увидит, кто ее тут приютил, - думал он. - Только бы снова со страха не ослепла".
- Чудик, дорогой, это и правда чудо! Мои глаза снова видят! - радостно говорила приближающаяся Вера. - Да взгляните же на меня!
"Сейчас она увидит меня… И все! Все кончится! - с ожесточением подумал он. - А, и ладно! И пусть!"
И Чудовище поднялось к ней навстречу, готовое к самому страшному, к ужасу, к крику… к расставанию.
Но неожиданно он увидел, как ее глаза вспыхнули радостным изумлением, ярко-ярко, как две лампочки.
- Боже, какой вы… красивый!
"Издевается?" - неуверенно подумало Чудовище, всматриваясь в ее глаза, ища в них притворство или жалость. Но неожиданно он увидел в них свое отражение. И замер, пораженный.
Он очень давно не смотрел ни в чьи глаза. Даже в Дарёнкины. Мимо смотрел! А сейчас вот глянул - и увидел, что отражение ему нравится! Хорошее было отражение. Мужественное. Человеческое…
Исчезла куда-то бугристая кожа, неопрятные лохмы, и судорога, сводившая лицо, отпустила, прошла бесследно. Он хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Видимо, устав ждать, Вера просто сделала шаг - и обняла его, прижалась к широкой груди. А сбоку к ноге прижалась Дарёнка.
- Вы меня расколдовали, - сказал он. - Как в сказке.
- И ты нас, - сквозь слезы сказала Вера. Но это были уже слезы счастья, светлые и легкие, от которых глаза не слепнут, а только ярче сияют.
…На осенней ярмарке все обращали внимание на семейство - по рядам шли высокий, статный мужчина с пышной каштановой бородой, красивая женщина с нежным румянцем на гладких щеках и ясноглазая девочка лет семи. Все трое держались за руки, улыбались и выглядели очень счастливыми.
- Кто это? Откуда? Мы их раньше здесь не видели! - шептались люди, провожая семейство глазами.
- Говорят, в лесу поселился знахарь с семейством, все на свете лечит! Это вот он и есть, по всему, - отвечали другие. Слухи быстро расходятся по свету…
К семейству подошла женщина, закутанная в странный плащ, цвет которого постоянно менялся.
- Какого цвета мой плащ? - спросила она.
- Золотой, - в один голос ответили они.
- Для вас это так, - кивнула женщина. - Каждый видит меня такой, какой хочет. Вы вот - золотой. Что ж… Значит, судьба!
- Я узнала тебя, - улыбнулась Вера. - Ты не представляешь, как я благодарна тебе за все, за все!
- И я, - кивнул мужчина. - Я был Чудовищем, правда. Я сам превратил себя в Чудовище. Но это в прошлом. Теперь я научился любить. И благодарен тебе за то, что мое добровольное заточение окончено. Спасибо тебе!
- Я счастлива, - улыбнулась женщина в плаще. - Теперь у вас будет счастливая судьба, знаете ли. Прощайте!
И Судьба пошла прочь, завернувшись в плащ, а людям казалось, что он не то белый, не то черный, и только для избранных он всегда золотой…
Когда Перышко закончило свой рассказ, Лика плакала.
- Ты чего рыдаешь? - спросило Волшебное Перышко. - Сказка же со счастливым концом?
- Сама не знаю, - шмыгнула носом Лика. - Мне так их всех жалко стало! А потом я так за них обрадовалась! И еще подумала: а ведь я такая же! Тоже не раз на судьбу обижалась. А теперь понимаю: в том, что я от людей пряталась, не судьба виновата - только я сама!
- А теперь как жить думаешь?
- Теперь я свою жизнь по-другому строить буду! Вот что я прочитала в Послании:
♦ Помнить, что благодарность - лучшее лекарство от душевных ран.
♦ Знать, что, если себя винишь - всем тебя пнуть хочется.
♦ Верить в то, что счастье рано или поздно тебя найдет.
♦ Помогать людям бескорыстно.
♦ Не ждать Любви, а дарить ее самой.
♦ И главное - благодарить судьбу за все, что она посылает!
- И тогда твоя судьба тоже будет счастливой и золотой, - подхватило Перышко.
* * *
- Уже совсем стемнело, - заметило Перышко. - Ты же, кажется, леса боялась?
- Странно, - прислушалась к себе Лика. - После твоей сказки уже как-то не боюсь. Куда-то убежал страх!
- Это потому, что ты к нему лицом повернулась, - объяснило Перышко. - Страхи человеку в глаза смотреть не могут, стесняются. Может, присядем, передохнем?
- Смешное ты! - развеселилась Лика. - Я-то присяду, вот и пенек подходящий, а ты куда?
- А я к тебе на ладошку! - заявило Перышко, пикируя пониже. - Вот и устроились. Лика, а давай поговорим о любви? Мы со Сказочницей часто эту тему обсуждаем!
- О любви? - нахмурилась Лика. - Знаешь, что-то не хочется. У меня даже любовь какая-то… проблемная.
- Какая? Говори, не молчи! - тут же прицепилось Перышко. - Озвученная проблема, считай, уже на четверть решена.
- Ну, случилась у меня в жизни любовь, - неохотно начала Лика. - Мы встречались. А потом он женился. Но все равно мне звонит и приходит. Говорит, что там у него все плохо, а любит он меня. А я не знаю, что мне делать. Не могу разобраться в своих чувствах. С одной стороны, я его люблю, а с другой - ну как же, если он женат? А ты как думаешь?
- Знаешь, пожалуй, я расскажу тебе одну сказку, - решило Перышко. - Послушай - она прямо про тебя написана!