– Если хочешь, можешь топать, зашибать трудодни. Только аккуратней, видел зелёное свечение, наверное, рудники, и хрен знает чего там добывают. Может, радиоактивный цезий или уран. И не придётся тогда обзаводиться гаремом, потому что на хрена гарему шейх-импотент? Весь коллектив в момент разбежится. Кроме евнухов, вот их и возглавишь.
Дрон поддержал мой почин одобрительным кряхтением и завалился досыпать.
– Да не-е, – протянул Квинкер, – эта зелёная хрень, – он кивнул за окошко, – никакая ни руда, а такая природная глина, используется в строительстве, при застывании становится прочной как сталь, а обходится дёшево.
– Откуда знаешь? – меня удивила такая осведомлённость жабоида.
– А-а, – он махнул рукой, – пучеглазые её к нам поставляют, в неделю танкера три, наверное. Короче, – перескочил он на более близкую тему, – идею саботажа поддерживаю, – он задрал руку, – и одобряю!
С этими словами он последовал примеру лейтенанта, развалившись на нарах. В этот момент в дверь барака ворвался Гартлинг.
– Вам что, – навис он над нами, – особое приглашение нужно? Или в карцер… – тут начальник тюрьмы заткнулся, ведь я разнёс карцер, и пугать им было бессмысленно. – А ну встать! – потеряв всякий контроль над собой, рявкнул он.
Не знаю, чем бы всё закончилось, тем более Дрон уже сжал кулаки. Но в дело вмешался бывший таксист.
– Разрешите доложить, мастер Гартлинг!
– Ну, – буркнул фарянин, любому начальнику нравится, когда обращаются уважительно.
– Мы не можем работать из-за увечий! Полюбуйтесь, – зелёный указал на мой рог, – если скажете, что это нормально, я первый пущу себе пулю.
– А этот? – Гартлинг вроде бы согласился, что со мной не всё в норме и указал на лейтенанта.
– Его стебануло вот такенным куском стены, – зелёный показал каким именно, – честное слово, я сам видел. Может, фарянин не знал, но верить пенальцам на слово – не уважать себя, между тем, жабоид, явно поймавший кураж, продолжал. – И у него теперь контузия, посмотрите, – он повертел голову лейтенанта туда-сюда, – видите этот отсутствующий взгляд?
– А ты?
– Я?! – жабоид искренне удивился, что его собеседник не видит очевидного. – Я испытал шок и продолжаю в нём находиться. Заявляю официально: в таком состоянии могу натворить разного, вот, смотрите! – и не дав начальнику опомниться, припал губами к губам Гартлинга.
Кое-как охране удалось отцепить земноводного от своей жертвы, и теперь оба, тюремщик и заключённый, шумно отплёвывались, тяжело дыша.
– Ну, что я вам говорил? – проквакал, наконец, Квинкер.
Кончилось всё тем, что нас в сопровождении двух фарян отправили в медпункт, пообещав, как только восстановится карцер, упечь нас туда снова, а Квинкеру был обещан новый срок. Впрочем, если он буде вести так себя дальше ему светит пожизненное.
Местная больничка представляла из себя небольшое овальное строение, внутри ничего особенного, две аккуратных скамьи, стол и ажурная непрозрачная дверь, за которой, судя по всему, и расположился тюремный эскулап.
Дрон без лишних церемоний ввалился первым, за ним последовал бывший таксист, я почти уже перешагнул порог, как меня схватили за руку.
Глава 15
Обернувшись, я обнаружил фарянина с постным лицом и грустными глазами, он был одет в точно такую же робу, что сидела на мне.
– Прошу прощения, – виновато полепетал заключённый, не выпуская моей руки, – не желаете приобрести таракана?
Я нахмурился, это что, шутка? Если да, то не очень удачная, к тому же не ко времени, и не к месту. Вероятно, по выражению моего лица фарянин понял, что я не собираюсь разводить тараканов, равно как и других насекомых, поэтому поспешил с объяснениями.
– Не думайте, что это, – он достал из кармана спичечный коробок, – простой таракан, нет, это – будущий чемпион!
Из недр коробка на меня смотрело крупное, усатое и отвратительное насекомое.
– Послушайте, любезный, – я брезгливо оттолкнул фарянскую руку, – обратитесь в санэпидемстанцию, а меня это не интересует, – я повернулся к торговцу спиной, но тут фарянин произнёс нечто, заставившее меня задержаться.
– Ну, если вам не нужны деньги, – вздохнул он, – тогда что ж…
– В каком смысле деньги? – я снова повернулся к заключённому.
– В смысле лёгкого, и заметьте, – зэк воздел длинный палец, – стабильного заработка!
Вероятно, я просто не владею вопросом, может, это особый вид тараканов, на которых здесь, в тюрьме есть спрос? Или вывели новую породу, которая ворует деньги у сокамерников? Или синтезирует драгоценные камни?
– Ну так что, берёте? – вывел меня из грёз грустный тип.
– Взять можно, только вот для чего, – я внимательней всмотрелся в насекомое, пытаясь разглядеть признаки гениальности, – хотелось хотя бы в общих чертах понимать, что он, – я кивнул на коробочку, – умеет.
– Как, – удивился фарянин, – вы не слышали о тараканьих бегах?
Я был разочарован: всё чересчур прозаично, таракан оказался никакой не чудесной тварью, а обыкновенным насекомым со спринтерскими наклонностями.
– У Кози большое будущее, – продолжал уговаривать меня заключённый.
– Пардон, у кого? – уточнил я.
– У Кози, – фасеточные глаза указали на скромно скребущегося насекомого, – несомненно, он принесёт вам солидные деньги, и всё это за каких-то двести кредитов.
Если бы в той, в прошлой жизни, я стал бы скупать тараканов по двести рублей штука, то остаток жизни провёл в доме скорби. Но тут другая реальность, в которой может быть всё, даже то, чего быть не должно.
– Если он такой замечательный, зачем продаёшь? – задал я резонный вопрос.
– Послезавтра заканчивается мой срок, – вздохнул фарянин с таким видом, будто не особенно этому рад. Впрочем, мне нет до него никакого дела. А вот до таракана… В общем, я решил инвестировать в развитие нетрадиционных видов спорта, к каким относятся тараканьи бега.
Деньги с прощальным шуршанием исчезли в одежде торговца, коробок с тараканом перекочевал ко мне. Я сунул приобретение в карман и переступил порог медпункта. Ещё торгуясь с фарянином, я краем уха уловил какую-то возню, сопровождаемую короткими возгласами, и отнёс её к склочности Квинкера и вспыльчивости Дрона. Но я ошибался.
Декорация, представшая моему взору, была следующей: нога лейтенанта располагалась на шее лежащего на полу и тяжело дышащего мардака, Квинкер развлекался тем, что крутил у лица зэка-пенальца скальпелем, позаимствованных вероятно тут же, в больничке.
Чуть поодаль, в углу, с красной щекой, скорей всего от пощёчины, разорванным на груди медицинским халатом и чулком с огромной стрелой, сидела симпатичная девушка. Не скажу, что я впал в ступор, но некоторое оцепенение всё же испытал, потому что совершенно не ожидал встретить здесь представителя человеческой расы. Да ещё такого приятного. Только вот, что вся эта пантомима означает? Впрочем, догадаться нетрудно. Неприятная парочка, которую задержали мои приятели, домогалась докторши, о чём свидетельствует её пылающая щека и дефекты на её же одежде. Расстёгнутая ширинка на штанах одного из злодеев только подтверждала данную версию.
– Что здесь происходит? – тоном комиссара полиции, которому заведомо ясно всё, вопросил я. Обращался я не к кому-то конкретно, а как бы вообще, хотя смотрел на девушку. Тем более что она казалась смутно знакомой. Вот хоть режьте, но у меня было стойкое чувство, что мы раньше встречались. Впрочем, это скорей всего потому, что я давно не общался с людьми. В том числе с женщинами. Представительниц иных рас я к женщинам не относил. В самом деле, несмотря на потребности удовлетворять их с самкой жабоида или гермафродитом-фарянином желания как-то не возникало. Не настолько я проникся межгалактической интеграцией.
И вот передо мной настоящая, красивая, гневно сверкающая глазами девушка, надорванный халатик не вполне скрывает округлость, красивая нога оголена почти полностью… В кармане хрипло пискнуло, до меня не сразу, но всё же дошло, что непроизвольно я сжал коробок с тараканом. Так мои нереализованные желания едва не стоили жизни будущему чемпиону.
– Так что тут происходит! – хрипло повторил я.
– Эти два хлыща, – Квинкер задел скальпелем щёку оппонента, отчего тот взвизгнул, – решили возжелать вон ту, – зелёный палец указал в сторону медсестры, – человеческую самку, пардон, девушку, но встретив отпор не на шутку распалились, и если бы не наш с Дроном визит, ей пришлось бы туго. Нет, я не спорю, в межгалактических связях присутствует элемент экзотики и всё такое, но всё-таки обоюдное согласие должно быть. Обоюдного согласия, граждане, – Квинкер чиркнул, разумеется, не нарочно, скальпелем ухо злодея, – никто не отменял!
Завершив просветительскую беседу, он ткнул острой коленкой в пах оппонента, отчего тот громко ойкнул, а бывший таксист выступил с очередной инициативой.
– Ввиду всего вышеизложенного и принимая во внимание тяжесть содеянного, предлагаю осуждённых кастрировать в зале суда, – и демонстрируя серьёзность намерений обратился к соплеменнику: – Снимай штаны.
Злодей упал на колени, обхватил ноги Квинкера и, шмыгая, запричитал:
– Я не хотел, это не я, это всё он, – зелёная лапа указала на поверженного мардака, тот в ответ что-то невнятно прохрипел.
– Ничего не знаю, – пытаясь стряхнуть соплеменника с ног, проговорил Квинкер, – приговор окончательный и обжалованию не подлежит!
– Я заплачу! – взмолился приговорённый.
Квинкер на мгновение задумался, задрал морду к потолку, будто прикидывал снизойти до помилования или не стоит, наконец, вздохнул.
– В общем, я не против денежной компенсации, если только она достойная и удовлетворит пострадавшую, – прохиндей зыркнул на докторшу.
Зэк, поняв, что есть шанс избежать членовредительства, принялся рыться в карманах. Чего только там не было: куски жжёной резины, вата, красная тряпка, осколок зеркала и ещё бог знает что. Оставалось только дивиться, как такое количество барахла уместилось в четырёх не особенно объёмных карманах. Последнее, что достал на свет несостоявшийся насильник, был небольшой зелёный прямоугольник, как я понял по тоскливым жабьим глазам кошелёк.
Дрожащими, скорее от жадности, нежели от страха лапами зэк развернул портмоне. Затем ещё раз, и ещё, на глазах скромное вместилище денег превращалось в солидный лопатник. Вероятно, любовь к складкам, которыми природа щедро наградила пенальцев, нашла отражение и в конструкции кошелька.
Квинкеру, никогда не отличавшемуся терпеньем, эта возня быстро надоела, он выхватил кошелёк из лап оппонента и через мгновенье, увлечённо шурша, уже пересчитывал деньги.
– Тысяча триста кредитов! – наконец объявил он. – Триста – докторше, тысяча нам, – наткнувшись на мой укоризненный взгляд, он несколько подкорректировал цифры, – хорошо, пятьсот ей, восемьсот – в общий бюджет, – и, отсчитав, принялся засовывать деньги в карман, полагая, что лучшего места для общего банка не отыскать.
– Отдай всё девушке! – сурово сдвинув брови, велел я.
– Ладно, – пожал плечами жабоид, – мне что, мне не жалко, только обидно, спасешь всех, буквально рискуешь жизнью, и что в награду? Ничего! Ни слов благодарности, ни даже маленькой компенсации, которая, несомненно, скрасила бы…
– Отдай! – перебил я, так как Квинкер, несмотря на речевой поток, изливавшийся из него, расставаться с деньгами не торопился.
Далее бывший таксист, вероятно с досады от несостоявшегося гешефта пнул соплеменника под зад, сопроводив действие парой крепких фраз. Зэк поспешил ретироваться, а Квинкер, подойдя к докторше, протянул деньги:
– Вот, примите в знак нашего искреннего расположения, надеюсь на дальнейшую лояльность в смысле взятия бюллетеня или справки о нетрудоспособности.
Докторша не ответила, но деньги взяла, чем окончательно уничтожила веру жабоида в человечество.
– А с этим что? – пробасил Дрон, нога которого по-прежнему покоилась на мардаке.
– А что с ним, – пожал плечом Квинкер, – или пусть платит, или я ему отстригу всё, что плохо висит, – и в знак серьёзности намерений совершил пару рубящих движений в воздухе.
Мардак решил судьбу не испытывать, хрен знает что в голове у этих психов, и указал рукой на карман. Дрону претило рыться в чужой одежде, служба в армии напрочь отбивает охоту к мародёрству, Квинкер же подобными предрассудками не отличался, он сунул руку в робу мардака и с диким воем выхватил обратно. На двух пальцах, сжав их в стальные тиски, болтался капкан.
– Ах ты гад! – Дрон пнул соплеменника под ребро. – А ну доставай сам!
Пока я освобождал пальцы бывшего таксиста из железного плена, а Квинкер приговаривал "Вот сволочь, а!", мардак под присмотром Дрона доставал деньги. В отличие от пенальца, в его робе не было ничего лишнего: заточка, доза наркотика и деньги, коих насчиталось ровно две тысячи.
– Пшёл! – Дрон грубо толкнул зэка к двери, с криком "На!" Бывший таксист запустил мышеловкой в обидчика, вышло удачно, железка угодила злодею в затылок. Мардак зло рыкнул, почесал ушибленное место, сверкнул глазищами и, пробормотав непристойность, скрылся за дверью.
– Вот сволочь, а?! – демонстрирую всем увечья, не унимался жабоид.
– Интересно, зачем ему капкан, – проговорил я, – не на пенальцев же он их ставит.
– Так это, – замялся Дрон, – от мышей. Мы, мардаки, не переносим их. Ну, примерно так же, как люди не любят пауков, – и, скромно потупившись, выудил из кармана точно такую же мышеловку, на какую нарвался жабоид. – Мы их ставим возле постели, когда спим.
Не перестаю удивляться талантам лейтенанта, и когда только и, главное, где успел обзавестись. Наверное, в тюрьме, зная мардакскую фобию, кто-то наладил производство капканов. Судя по увечьям, полученным Квинкером, делалось устройство на совесть.
– Дай гляну! – впервые подала голос девушка, обращалась она к раненому, но обалдел я. Потому что узнал этот голос! Он принадлежал, – или я схожу с ума, – Линде, девушке из американской тюрьмы, где меня истязал Чернятински. Той самой Линде, что помогла мне сбежать.
– Так больно? – она потрогала руку жабоида, тот аж подпрыгнул, сопроводив вопль матерной репликой.
– Сядьте больной! – прикрикнула на него медсестра. – И не мешайте производить осмотр! В конце концов, можно и потерпеть, вы же мужчина…
Стыдить пенальцев, всё равно что увещевать носорога, занятие неблагодарное.
– Мадам, – гневно сверкая глазами, провозгласил пострадавший, – позвольте послать вас вместе с вашим осмотром в жопу и прибегнуть, с вашего позволения к народным средствам, как то: сбрызгиванию раны мочой и посыпанию её пеплом, желательно тем, что остался от сжигания на костре дотошной медички.
Докторшу совершенно не смутил этот, надо сказать откровенно, хамоватый натиск, вероятно, с подобным она сталкивалась не впервые. Поняв, что пациент, находится в возбуждённом состоянии и требовать от него адекватности глупо, она, как истинный врач, обратилась за помощью.
– Может случиться столбняк, – пояснила она, посмотрев в нашу с Дроном сторону.
– И что делать? – уточнил я, несколько отойдя от впечатления.
– Придержите его, – она кивнула в сторону увечного пенальца, – а я сделаю всё необходимое.
– Ладно, – я выразительно глянул на Дрона. Того дважды просить не пришлось, тем более что помочь другу – святая обязанность. Мардак загородил дверь, отрезав пути к отступлению. Но и Квинкер был не дурак, он принялся бегать вокруг докторши, ловко укорачиваясь от лапищ Дрона.
Неизвестно, сколько бы продолжался этот забег, если бы я не подставил ногу. Квинкер растянулся на полу, был схвачен и усажен на стул. Отборно матерясь и дрыгаясь так, что бугаю Дрону едва удавалось его сдерживать, он всеми силами пытался высвободится.
– Так невозможно ничего сделать! – всплеснула руками девушка.
– И правильно! Насилие – это не наш метод, а вам, дамочка, вместо пыток над пациентами советую перечитать клятву Гиппократа, чтоб ему чихалось сто лет!
– Нужен наркоз! – я снова посмотрел на мардака, тот оценил мой взгляд его правильно. Он отпустил Квинкера, правда, только затем, чтобы врезать кулачищем в затылок. Жабья голова дёрнулась и безвольно повисла. Я вздохнул, главное в наркозе – не перестараться, что Дрону, без сомненья, удалось.
Воспользовавшись тем, что буйный больной временно затих, докторша обработала его руку, перебинтовала, затем сунула под нос бывшего таксиста едко пахнущую вату. Квинкер сморщился, неразборчиво забормотал и открыл глаза. Обвёл кабинет непонимающим взором, попытался сфокусироваться на ногах медсестры, не получилось, и он, вздохнув, снова отключился.
– Да, – констатировал я, обращаясь к лейтенанту, – здорово ты его приложил.
– Но, сэр, – виновато проговорил Дрон, – я не виноват, что он, – лейтенант указал на несчастного, – оказался слаб на голову.
Мысленно я согласился с товарищем, отметив однако, что после такого наркоза слабость головы может сохраниться надолго. Если не навсегда.
– Ничего страшного, – успокоила нас девушка, – скоро очнётся. Переложите его на кушетку, – она указала на лежак в углу комнаты.
Дрон, не особенно церемонясь, схватил товарища за шиворот, и, как кутёнка отнёс, куда было указано, я перевёл взгляд на девушку:
– Ты Линда? – спросил я.
– Как ты догадался? – вздохнула она.
– Голос, он не изменился, как тебе это удалось?
– Не знаю, – она пожала плечами, – наверное, совпадение.
– Что случилось, почему ты здесь?
Её глаза потемнели, лоб прорезала складка.
– Чернятински, – сквозь зубы проговорила она, – обнаружив, что ты ускользнул, он избил меня до полусмерти. Сейчас я там, – она махнула за спину, – в тюремной больнице. Несколько дней я была без сознания, а когда пришла в себя, ко мне снова явился он. Это чудовище обещало сделать со мной такое, что я даже боюсь повторить.
– Негодяй, – я сжал кулаки и почувствовал, как меня захлёстывает ярость.
– Когда он ушёл, – продолжила Линда, – я кое-как встала, выбралась в коридор, на моё счастье дежурного не было, видимо отошёл по нужде, я воспользовалась его компьютером, перевела все имеющиеся у меня деньги на счёт своего персонажа, благо зарегистрирована была давно, подключилась к системе жизнеобеспечения и с помощью переходника переместилась сюда. Представляю, – она горько ухмыльнулась, – физиономию дежурного, когда он обнаружил мою пустую оболочку. Надеюсь, он её не отключит.
Я вздохнул, он-то, может, и нет, а вот Чернятински – запросто, от этого гада можно всего ожидать. Правда, огорчать Линду догадками я не стал.
– А как ты здесь, – я обвёл рукой кабинет, – очутилась?
– Очень просто, – она провела пальцем по щеке, – ввела твой ник, узнала, что ты в тюрьме, и устроилась тюремной медсестрой, как раз была вакансия.
– Но зачем?
– Чтобы, – она на мгновенье задумалась, – чтобы предупредить.
– О чём?
– Чернятински положил на свой счёт в игре большие деньги, догадываешься, что это значит?
– Что? – от предчувствий у меня засосало под ложечкой.
– Что он не успокоится, пока тебя не достанет.