Потом оказалось, что руководитель полетов Перов тоже был виноват в случившемся. Вместо того чтобы неусыпно наблюдать за пилотажниками и руководить ими по рации, он уединился в комфортабельном Ту-134, некогда носившем по свету министра гражданской авиации, и пил коньячок, который ему подавала смазливая стюардесса в юбчонке, едва прикрывающей клитор. Так и профукал ЧП…
- За судьбу! - предложил Базлаков, снова разлив по стаканам спирт. Выпили. Отдышались.
- Из Москвы еще не звонили? - осторожно по-. интересовался я.
- Ну конечно, - насупился Семеныч. - Они пока там не договорятся, кого подставить, не позвонят…
- Я предлагаю тост! - провозгласил Вильегор-ский, не поднимаясь с дивана.
- Какой?
- Против ведьм!
- Это как?
- А вот так! Обычно пьют за дам. И стоя. А я предлагаю выпить против ведьм! Мужчины пьют сидя или лежа…
Выпили. В какой-то момент мне почудилось, что дыхание уже не вернется никогда. Воротилось…
- А вот ты мне лучше скажи, Витька, - ехидно начал Базлаков, - продашься ты или нет?
- Нет!
- Врешь!
- Честное партийное.
- А где твой партбилет?
- Дома, в тумбочке…
- На груди надо носить, нехристь!
- А я и носил, пока партия была…
Покуда они пререкались, "механы" рассказали мне, что, выбравшись из катапультного кресла и еще ничего не соображая после удара, Вильегорский достал из кармана летного комбинезона пачку "Винстона", зажигалку и закурил. А рядом оказался какой-то расторопный телеоператор из CNN. В общем, готовый, не придуманный рекламный ролик получился. Около Витька еще врачи суетились, а ему уже принесли факс с предложением от фирмы "Винстон". И он обещал подумать.
- Продашься!
- Никогда!
- За непр-р… за непр-р… за непр-родажность! - с третьей попытки возвестил Базлаков.
Выпили…
В свой номер я добирался, держась за стены. И еще минут десять простоял, упершись лбом в дверь и пытаясь проникнуть ключом в замочную скважину. После того как я с размаху плюхнулся на кровать, мне еще долго казалось, будто я падаю и падаю куда-то вниз. Но мозг, что интересно, работал при этом совершенно ясно и четко. Спирт есть спирт…
С самого начала моего бизнеса у меня не было, если не считать Большого Наезда, о котором я вам еще расскажу, такой крупной неприятности. Аварии, конечно, случались, но чтобы потерять в один день две боевые машины, два МИГа… Они хоть и были на балансе ВВС, но выделили мне их для парада благодаря моим личным отношениям с главкомом.
- Смотри, Павлик, - предупредил он, подписывая разрешение. - Боевую технику тебе доверяю!
Еще бы не доверять, если за мой счет он уже объехал самые дорогие мировые курорты, да еще я заплатил за обучение его племянника в Сорбонне. Но теперь главком вряд ли сможет меня отмазать. Вся надежда на атташонка, которому по целому ряду причин комиссия из Москвы тут, в Лондоне, совершенно не нужна. Я даже представил себе, как этот породистый щенок уже поднял на ноги всю московскую родню, обширную и всепроникающую, точно раковая опухоль в четвертой стадии. Я отчетливо представил себе, как папа-маршал трезвонит по телефону правительственной связи и, шутливо матерясь, просит… А как ему откажешь? У него большие заслуги перед демократией. В 91-м, когда он был еще генерал-лейтенантом, его почти уже отправили в отставку: дочь - сестра атташонка, - будучи на стажировке в Штатах, выскочила замуж за профессора, работавшего, как и все тамошние профессора, на ЦРУ. Победа Елкина над Горбатым была для генерал-лейтенанта единственным спасением - и он старался так, что лампасы жгутом заворачивались. Наверное, атташонок уже и родственничку пожалился в Вашингтон, а если оттуда в Москву звякнут и скажут - комиссию уж точно не пришлют и больших разборок не будет. Да и не захотят они никаких разборок. Если начать настоящие разборки, то фонарей в Москве не хватит…
Так что комиссии, скорее всего, не будет. Но это только полдела. Теперь нужно прикинуть, сколько придется отвалить тому же доверчивому главкому и другим недоверчивым дядькам, чтобы это столкновение не отразилось на участии "Аэрофонда" в салоне Ле Бурже через три месяца… Но это если нет жертв и разрушений… Если, не дай Бог, кого-нибудь прибило или покалечило обломками МИГов - мне конец. Не слышно пока… Возможно, роковую для меня информацию хитроумные англичане пока придерживают… Большая политика! Но как раз это и должна была выяснить моя неверная секретарша. Прикидывая в уме убытки и недоумевая, куда задевалась Катька, я уснул…
7. СТРАШНАЯ МЕСТЬ
Проснулся я от наждачной сухости во рту и разрывной боли в затылке. Разлепил веки - ив темноте уловил звуки нежной борьбы и тихие голоса, доносившиеся из прихожей. На мгновение мне показалось, что в результате злоупотребления протирочным спиртом слуховые функции организма перешли теперь от ушей к глазам. Я в ужасе зажмурился - но звуки не исчезли:
- Ну все… Иди! - тихо настаивала Катерина.
- Подожди! - умолял мужской голос. И я узнал Вильегорского, еще недавно предлагавшего тост против ведьм.
- Тебе после катапультирования много нельзя! - убеждала моя любимая секретарша. - Ты должен себя беречь!
- Я абсолютно здоров!
- Ты уверен?
- А почему ты спрашиваешь?
- Ну все-таки… С такой высоты! Я думала, ты разбился, даже заплакала…
- Из-за меня?
- Из-за кого же еще?
- А мне показалось, что тебе Базлаков нравится…
- Глупенький.
- Пойдем ко мне!
- Нет, сладенький, хорошенького понемножку… Он проснется и будет сердиться…
- Не проснется - он у тебя пить не умеет!
- Не будем рисковать. Ты же не хочешь, чтобы я осталась без работы?
- А завтра?
- До завтра дожить надо. Иди баиньки!
Во тьме проскворчал долгий прощальный поцелуй, и щелкнула дверь. Потом из ванной донесся шелест душа. Я сжал кулаки и затаился в широкой молодо-женской кровати, как в засаде. Но, выключив воду и пошуршав одеждой, Катька тихонько вышла из номера.
Вот шалава!
Спать уже не хотелось, а хотелось расправы, но унизиться до того, чтобы бегать искать ее по чужим койкам, а потом пинками гнать неверную секретаршу на глазах у всех в номер для молодоженов, я не мог. Гордость, не позволяла… Чтобы как-то отвлечься, я включил ночник, сжевал таблетку аспирина, запив ее четырьмя стаканами воды, и, дожидаясь Катькиного возвращения, стал на бумажке прикидывать, кому и сколько придется заплатить, чтобы уж точно попасть в Ле Бурже. Список был составлен, а Катька все не возвращалась. И я предался невеселым воспоминаниям.
В первый раз моя всеотзывчивая помощница попалась с Толиком. Через полгода после того, как она разгромила кадры турецкого МИДа и пришла в "Аэрофонд", ко мне на прием по какой-то укоренившейся, видимо, еще с парткомовских времен привычке заявилась жена моего телохранителя. Она жаловалась, что Толик, отец троих детей, совсем отбился от семьи. При выяснении подробностей обнаружилось, что отбился мой телохранитель скорее все-таки не от семьи (зарплату он продолжал отдавать и уроки у детей проверял), а от брачного ложа.
- У него появилась другая женщина! - плача, доложила несчастная супруга.
- Откуда вы знаете?
(Я подумал, что, если бы у Толика появился мужчина, было бы гораздо хуже!)
- Подслушала… по телефону. По параллельной трубке.
- Здорово! - Я был искренне удивлен тем, что бывшие сотрудники "девятки" попадаются так же банально, как и обыкновенные мужики. - Он ее как-нибудь называл? По имени или еще как-нибудь?
- Нет.
- А она его?
- Сла-а-денький, - зарыдала женщина.
- Ясно. Идите домой. Растите детей. Больше это не повторится. И рекомендую вам прочитать книжку "Постельные принадлежности. Брак и гармония". Она сейчас везде продается…
Мне надо было сообразить еще тогда, после пикника в лесу. Я сам, идиот, попросил телохранителя показать свое мастерство - и он всадил из пистолета в дерево четыре пули - одна в одну. Катька хлопала в ладоши, и на ее лице появилось выражение хищного восторга. У нее всегда появлялось такое выражение, если ей кто-нибудь нравился. А как у них потом сладилось, догадаться несложно: машина всегда заезжала сначала за телохранителем, а потом за Катькой, если она ночевала дома, а не у меня… Толик поднимался к ней, а шофер ждал и потом врал мне, что попал в пробку. Обслуга всегда договорится, чтобы напакостить хозяину. Шофера я выгнал. А Толику ничего специально говорить не стал - просто через несколько дней, когда он делал мне в сауне массаж, я пошутил в том смысле, что нанимал его телохранителем, а не телорасхитителем…
- Я уволен? - хмуро спросил он.
- Ну почему же? Наоборот, считай, что мы теперь с тобой родственники. Но больше этого делать не надо. Никогда.
- Понял.
- А теперь еще раз правую лопаточку! Что-то ломит…
Катерину же я вызвал в кабинет якобы для устного перевода и, когда она опустилась на колени, впервые дал ей пощечину. С оттяжкой!
- Это что-то новенькое? - удивилась она и побледнела.
- Догадалась, за что?
- За что?
- Если не отстанешь от охранника…
- Выгонишь?
- Убью.
- А-а… Прости, Зайчуган, я больше так не буду!
Я простил. Если бы мне стало известно, что она и Толика тоже называет "зайчутаном", я выгнал бы ее уже тогда - и не было бы ни взорвавшихся МИГов, ни всего остального. Впрочем, женщину, в кулаке у которой зажата твоя игла, выгнать не так-то просто!
…Услышав, как снова открывается дверь номера, я еле успел выключить свет и затаиться в своей двуспальной арабской засаде.
В прихожей блудливо завозились.
- Ты мне делаешь больно! - вскрикнула Катька.
- А ты не уходи! - Я узнал голос Базлакова.- Мне понравилось.
- Неужели?
- А я тебе понравился?
- Безумно! А правда, что ты называл меня ведьмой?
- А ты и есть ведьма. Давай вернемся!
- Нет, скажи, вы в самом деле из-за меня столкнулись?
- А из-за кого же? Если бы ты на меня так перед вылетом не смотрела, неужели я бы на вводе в петлю стал обороты сбрасывать?! Я же думал, ты с Витькой…
- Бедненький…
- Пошли!
- А вот этого не надо! Не надо, говорю! Отпусти… Он проснется…
- Ну и хрен с ним! Я ему по рогам настучу!
- Ага, а зарплату потом ты мне будешь платить?
- А сколько он тебе платит?
- Сладенький, если я скажу, ты не переживешь…
- Ну хорошо… А завтра?
- До завтра дожить нужно. Иди баиньки! Утро вечера мудренее.
Послышался шум борьбы и щелчок дверного замка. Затем снова - шелест душа и тихие влажные шаги по ковру.
- Зайчуган, ты спишь? Зайчуга-ан!
Я повернулся и показательно продрал глаза. Обнаженная Катька стояла надо мной, как мраморная богиня в ночном зале музея. И лишь темные пятна сосков да черный, идеально равнобедренный треугольничек нарушали эту ночную мраморность. Правда, я читал, что дотошные греки раскрашивали своих афродит самым достоверным образом там, где положено.
- Я-то сплю, а вот ты где шляешься?
- Я ребят успокаивала, - чистосердечно призналась она. - Им так сейчас тяжело!
- Успокоила?
- Кажется, да…
- Ну что там? Обломками никого не задело?
- Нет, в поле упали. Одного велосипедиста взрывной волной сдуло. Подал в суд за поломку велосипеда…
- Переживем! Что еще?
- Ничего.
- А Перов не застрелился, пока. я спал?
- Нет, просто очень сильно напился…
- А что там твой атташонок?
- Почему это мой? - искренне возмутилась Катька.
- Ладно. Как там мой атташонок?
- Папуле звонил… Плакал в трубку. Все на тебя валил…
- Сволочь! - Я повернулся к стене и сделал вид, будто возвращаюсь к прерванному сну.
Катерина легла рядом и прижалась ко мне своим еще влажным после душа телом. Я отстранился:
- Ты и меня хочешь успокоить?
- Прости, Зайчуган, я очень устала. Такой трудный день…
- Еще бы!
- Спокойной ночи!
Я долго не мог заснуть. Теперь, когда опасность полного краха миновала, можно было спокойно обдумать подробности завтрашней развязки нашего с Катькой романа. Нет, надавать ей по щекам и заставить спать на прикроватном коврике - это не месть! Пилотажники и так смотрят на меня будто на спекулянтика, примазывающегося к их героическому ремеслу. А теперь еще будут всем рассказывать, как по-гусарски оттоптали личную секретаршу Шарманова. Нет, такое не прощается!
Все обдумав и воодушевившись, я повернулся к Катерине - она мирно спала, свернувшись калачиком и чуть похрапывая от усталости. Я пошарил по ее нежному теплому тельцу и наткнулся на мягкую щетинку. Катька, не просыпаясь, поощрительно шевельнула бедрами. В голове почему-то крутился сакральный пароль пьяниц времен застоя - "Третьим будешь?".
- Буду! - вздохнул я.- Буду!! …Утром мы завтракали в уютном ресторанном зальчике, специально выделенном для руководства летной группы. Стены были украшены фотографиями знаменитостей, останавливавшихся в отеле. Я узнал длинноносую Маргарет Тэтчер и жизнерадостного губошлепа Бельмондо.
Ели вяло. Меня еще поташнивало от вчерашних излишеств. Но шеф полетов Перов, тот просто страдал нечеловеческой мукой и настолько опух с похмелья, что даже внешность его описывать бессмысленно. Лучше бы он и в самом деле вчера застрелился. Баз-лаков и Вильегорский тоже выглядели дохловато, но, несмотря на это, периодически посматривали победно друг на друга, а изредка исподтишка бросали на меня взоры, в которых странным образом сочетались кобелиное торжество и мужское сочувствие моей рогонос-ной участи. И лишь Катерина была, как всегда, свежа и целомудренно невозмутима, словно вообще прибыла сюда, на грешную землю, с далекой планеты, где половая жизнь сводится исключительно к игре на фортепьяно в четыре руки, а в бутылках из-под водки продают только родниковую воду.
Обслуживал нас официант с выправкой оперного певца. Я подозвал его и приказал принести шампанского. Он, обалдев, переспросил несколько раз, ибо для англичанина выпить за завтраком шампанское, а не апельсиновый сок, это что-то совершенно противоестественное. Разъяснив ему, что я совсем даже не шучу, и отправив выполнять заказ, Катерина удивленно спросила:
- А разве у нас праздник?
- Да, проводы.
Когда перед каждым стоял наполненный бокал, я постучал ножом по графину, призывая к вниманию, и встал.
- Дорогие коллеги! Господа! - начал я.- Товарищи! Прискорбное событие, случившееся вчера, потрясло всех нас до глубины души. Вся Россия без преувеличения содрогнулась от Камчатки до Карпат…
- Карпаты теперь не наши! - подсказал Базлаков.
- И Камчатку скоро отдадим… - всхлипнул Перов.
- Оставим мелочи геополитики, когда речь идет о жизни и смерти! - возразил я. - Но особенно тяжким это испытание было для наших чудом спасшихся героев. Смерть держала их в своих цепких лапах и дышала в лицо мраком вечности…
Перов снова всхлипнул.
- Но с вами была удача. Небо не отдало вас земле! Я долго думал, чем можно отблагодарить вас за мужество, ибо Отечество вряд ли наградит вас за это. Я не мог уснуть и долго думал, как доказать вам, что жизнь, несмотря на все превратности, прекрасна…
Катерина, Базлаков и Вильегорский посмотрели на меня с опасливым недоумением и уткнулись в тарелки. Перов, ничего не понимая, мучительно ждал окончания тоста, с тоской наблюдая глумливую суету шампанских пузырьков в бокале.
- …Я долго думал, не спал и пришел к выводу: ничто так не взбадривает настоящего мужчину, как хорошая женщина. И я решил вас наградить! Я поручил это непростое дело моей личной секретарше - очаровательной Екатерине Валерьевне! И если кто-то из вас, сладеньких, остался не удовлетворен, жаждет продолжения, прошу подавать заявки! Катя - девушка очень исполнительная и все быстренько исправит… Хорошенького должно быть помногу! Но спешите, потому что завтра она возвращается в Москву…
Оба катапультанта застыли с раскрытыми ртами. И только Перов, по причине похмельного тупоумия не уловивший ничего из сказанного, обрадовался паузе и осторожно повел ко рту спасительное шампанское. Но не тут-то было! Катерина, вскочив, как ужаленная, выхватила у него из трясущихся рук бокал и злобно швырнула в меня. Увидев, однако, что хрусталь прошел мимо цели и, едва не задев опешившего официанта, разлетелся о стенку, она зарыдала с досады и опрометью выбежала из зала.
Еще несколько минут все сидели молча.
- Ну, Павлик, - захохотал вдруг Базлаков. - Ну, ты даешь… Есть, конечно, крутые мужики, но ты… За Шарманова! Ты, Пашка, настоящий мужик! Ура!
Официант подал помертвевшему от горя Перову новый наполненный бокал - и все дружно выпили, кроме Вильегорского.
- Ты чего? - удивился Базлаков.
- Мне пить нельзя. Я лечусь…
- От чего?
- От хламидиоза. В отпуске поймал. Самое смешное - от медсестры…
- Какой еще такой хламидиоз? Триппер, что ли?
- Наподобие, - объяснил я, - но гораздо благороднее! Хорошо еще, что тебе, Витя, медсестра попалась. У врачихи мог бы запросто и Синклера Льюиса взять почитать. С венерическими заболеваниями сейчас вообще страшное дело - просто какая-то сифилизация всей страны… Так что ты еще легко отделался!
- Погоди, - нахмурился Базлаков. - А что ж ты вчера спирт стаканами трескал?
- Забыл, - потупился Вильегорский. - После катапультирования все как отшибло. А сейчас вдруг вспомнил…
- Блин. Как же я теперь к жене сунусь? - рассердился Базлаков. - Как он хоть лечится, хламидиоз этот трепаный?
- Таблетками разными… Зелененькими, красненькими… У меня с собой даже рецепт есть, - виновато сообщил вирусоноситель.
- Ладно, мужики, не расстраивайтесь… - примирительно молвил я. - Сквитались. Ты ему хвост подставил, а он с тобой хламидиозом поделился. Дуйте в аптеку - и на мою долю купите!
- И ты тоже? - изумились они.
- Ну вы и эгоисты! - рассмеялся я. С хламидиозом меня уже как-то знакомила одна тележурналисточка - и он не произвел на меня очень уж неприятного впечатления. Надо признаться, ко мне вообще легко пристает разная мелкая постельная зараза - и мой уролог, работавший раньше в 4-м управлении, в шутку называет меня "коллекционером".
Примчавшийся в гостиницу радостный атташонок обнаружил меня в баре, куда я спустился, оттащив в номер тело Перова, наопохмелявшегося шампанским до состояния, близкого к параличу.
- А где мужики? - огляделся он.
- Маленький гигиенический шопинг.
- Вот неугомонные!
Атташонок весело сообщил, что никакой специальной комиссии из Москвы не будет: разобраться во всем на месте поручено ему. И вообще происшествие воспринято со скорбным спокойствием. В стране каждый день что-то падает, сталкивается, обрушивается или взрывается. Пообвыклись. Зато столичное начальство просто взбесилось, узнав, что Вильегорского собираются показывать по мировой телевизионной сети с пачкой "Винстона". Не ровен час мерзавчатый пресс-секретарь подсунет информацию президенту, да еще под плохое настроение, - и тогда начнется!
- Сказали: головы оторвут и ему, и мне, и вам, если такой позор допустим! Приказали - отговорить.
- Может и не послушаться… Большие деньги все-таки, - усомнился я.