Безусловно, в здешнем буддистском храме меня не могли осознавать как буддистку даже по внешнему виду. Ведь дзен-буддизм, которому в семидесятые присягали такие, как я, во многом был формой молодежного протеста: группа "Битлз" щеголяла в монашеских оранжевых одеяниях, Мэнсон рисовал на лбу индийскую свастику, и музыкальное пространство было залито песнями про "свет с Востока".
Американские хиппи принимали буддизм в качестве кукиша американскому правительству, бомбящему Вьетнам. И вереницы свинцовых гробов летели домой, потому что вьетнамские буддисты легко расставались с жизнью.
Постиндустриальное общество создало целую индустрию просветления: буддистские чаты, проповеди онлайн, занятия йогой, медитацией, холотропным дыханием и регрессионной терапией. Буддистская эзотерика, прежнее дитя снобистского интеллектуального досуга, нашла сегодня попсовые рыночные воплощения и кормит ими легион проходимцев.
Но буддизм на то и буддизм, что каждый единолично погружается в истину и может просветлиться от бумажного изображения своего бога, никогда не побывав в храме. А может испачкать карму, трудясь духовным начальником.
Я видела тупорылых новых русских, вернувшихся из Индии с просветленным ликом. Видела московских буддистов, обиженно требовавших, чтобы я ходила медитировать с ними при телекамере, таким образом пиаря это занятие.
Видела человека, приехавшего из Ауровилля со словами: "Ой, да там своя мафия!" Видела регрессионного терапевта, вернувшегося из Индии с конференции коллег в основном с рассказами о том, где сколько пришлось заплатить, и занявшегося после этого бессовестной халтурой. Видела сотни дешевых нлпишников, стилизующихся под буддистских гуру. Чего я только не видела...
Все это видели и индийцы, встречавшие меня в храмах. Но они устали от туристов, им было неинтересно смотреть мне в глаза. Они жили на своей стороне луны, и я однозначно маркировалась ими не как человек, а только как среднеарифметический западный кошелек, который можно потрясти.
В Русский центр я успела к обеду, опоздавшему сначала из-за конференции, потом из-за отключения электричества. Хотелось упасть на диван и долго с закрытыми глазами пить холодную воду. Однако не прошло и часа, как компания русских литераторов, засидевшихся на конференции, двинулась на экскурсию.
Туристическая жадность овладела моим полумертвым телом, и оно поплелось к машине. Света Василенко и Лида Григорьева пообещали памятник с инопланетянским столбом, о который трутся спиной на предмет немедленного получения счастья.
Спиной обычно трутся о буддистские бочки возле дацанов, и я настроилась именно на это, тем более что индийские буддистские храмы настолько отличались от виденной мной прежде буддистской архитектуры, что я все время искала более привычные сооружения. Но никакого дацана тут не оказалось...
За городом стоял ансамбль самых древних мусульманских зданий Дели под названием Кутаб Минар. Говорят, его начали строить аж в 1193 году, возведя в центре самую высокую башню Индии – больше семидесяти метров.
Ее строили лет сто пятьдесят, расписывали отчетами о постройке и сурами из Корана. Внутрь башни сейчас вход запрещен, напрасно его не запретили сразу, поскольку тысячи несчастных жен успели забраться на самый верх башни и броситься оттуда.
Благодаря дождям и землетрясениям башня наклонилась, как Пизанская, но, говорят, высеченные суры из Корана не дали ей рухнуть. Увы, венчающий купол суры не удержали. И в каком-то смысле сейчас она стоит без головы.
Вокруг стоят останки первой построенной в Индии мечети Кувватуль-ислам, осколка первой индийской мусульманской столицы Раи Питхора. Столицы в Индии менялись невероятно часто.
"Штука, приносящая счастье" – семиметровая металлическая колонна с надписями на санскрите стоит здесь с V века нашей эры. Каким образом она сделана нержавеющей, не понимает никто, особенно учитывая, что на 99,72% состоит из железа. Отсюда и слухи про инопланетный металл. Потереться об нее больше нельзя. Во избежание того, что железяку протрут спинами до дыр, поставлен забор.
– Шумит, объясни как физик, – спрашиваю я, – из чего сделан столб?
– Не знаю. Но это очередное доказательство того, что индийцы самые умные. У нас даже пластическая медицина была до Рождества Христова, – Шумит попал на любимую тему, – весь мир боится экспансии китайцев, но не понимает, что властвовать на планете скоро будут не китайцы, а индийцы.
– Почему?
– Во-первых, китайцы ограничивают рождаемость, а мы – нет. Через несколько лет мир это почувствует. Во-вторых, китайцы все одинаковые, а мы разные, даже по физическим параметрам. В-третьих, они долго жили при тоталитаризме, ходили и думали строем. Даже если посмотришь, как двигается китаец и как двигается индиец, ты поймешь, насколько зажат первый и насколько свободен второй. Так же и с жизненной стратегией. Мы медленно покупаем все мировые компании, мы никогда не воюем, мы завоевываем мир интеллектом и добротой и учим быть такими же терпимыми, как мы...
– Это вы терпимые? Посмотри на индийских фанатов!
– Фанаты – отдельные темные пятна. Но счастье для планеты, что мы так быстро размножаемся и начинаем активно влиять... Эра Водолея – это индуизм плюс электрификация всей планеты.
– Хотите предложить планете своих кумиров?
– Да она сама их уже взяла. Основные деньги нашим святым и гуру за поиски истины платят как раз западники. Напоминаю, что "кумир" на нашем языке – это крокодил. Я первое время в России все время смеялся!
Фанаты в Индии свирепеют в самых неожиданных местах. Например, одна туристка искупалась нагишом в священном озере возле города Пушкар и, почувствовав себя просветленной, не одеваясь пошла в отель по этой пустынной местности. Довольно скоро вокруг отеля появилась толпа вопящих фундаменталистов, потребовавших, чтоб полиция забрала нудистку в тюрьму на три месяца.
В этом же Пушкаре группа туристок из Израиля начали обнаженными танцевать у святынь. Так вот, забирать их приехала вся полиция города с автоматами наперевес, словно это были не голые еврейки, а обвешанные взрывчаткой шахидки. Ясное дело, всей полиции захотелось полюбоваться на голых женщин.
В этом же районе на1000 рупий по требованию фанатов были оштрафованы новобрачные туристы. Они осквернили жизнь фанатов только тем, что прилюдно поцеловались.
...Чтобы обойти все каменные останки Кутуб-Минара, нужен был целый день. Но огорчили уже первые шаги. Местные жители, а кроме нас, западных туристов не было, без особых проблем используют дальние уголки исторических святынь как туалеты.
Гуляющих по архитектурному комплексу толпы. Все семьями, в нарядных традиционных одеждах. Восхитившись памятниками, они рассаживаются в тени и раскладывают на траве принесенные продуктовые запасы. А потом идут в те же памятники по нужде, поскольку наличие туалетов администрацией не предусмотрено. И никто из фанатов их не преследует, поскольку целоваться возле святыни в их понимании грех, а испражняться – естественная потребность.
Если возле "Ворот Индии" мы подвергались эмоциональной экспансии как потенциальные "подаватели", на рынке – как потенциальные покупатели, на улице музыкальных магазинов – как европейские женщины, то здесь наша группа из литераторов обоих полов стала главным экспонатом. Целые семьи, остановившись, довольно хамски глазели на нас, показывали пальцами, а дети передразнивали наши обращения друг к другу.
Ранжана потом объяснила, что это были мусульмане из деревни, которые никогда не видели живых европейцев. Тем не менее поражало, что страна, бывшая двести лет британской колонией, устроила себе такой железный занавес в смысле видеоряда, что западным образом одетые люди вызывали в мировом туристическом центре реакцию, как в далекой африканской деревушке.
...По стенкам мечетей, траве и дорожкам носились дружелюбные бурундуки, свистящие как резиновые игрушки. А над ними летали и орали крупные зеленые попугаи. Между первыми и вторыми возникали живописные разборки за брошенный туристом кусок, но не кровопролитные.
Глаз радовали совсем уж глобализационные кадры: на камне многовековой давности бурундук счастливо облизывал последнюю каплю американской колы из брошенной мусульманским ребенком банки.
Мой организм уже был переполнен памятниками архитектуры и рвался на банкет, просто потому, что там можно было посидеть в уголочке со стаканом ледяного сока. Через пару часов мне удалось это сделать перед тарелкой "рассгулла" – сладких творожных шариков, приправленных розовой водой.
Оказавшись не на сцене сборища, а в партере, я рассматривала, как строятся местные межличностные связи внутри знакомых мне два дня людей. И – о ужас! – все, что я читала о кастовом обществе, оказалось видным невооруженным глазом.
Ну, например, студенты не подходили к еде до того, как не нагрузили свои тарелки преподаватели. Были и студенты, которые вовсе сидели со стаканом воды вдалеке. Видимо, из низших каст, еще не преодолевшие комплексов.
Или, например, когда преподаватель просил студента или официанта принести ему что-то, он не благодарил ни кивком, ни взглядом. Низший по касте и статусу воспринимался как механизм.
– Иерархия здесь строится не вокруг кастовой лестницы, а вокруг понятия положения "учитель-ученик". Окажись я в этой ситуации в роли студента, я бы не стал разбираться в кастовой принадлежности моего учителя. "Спасибо" у нас редко произносят вслух, параметры многих взаимоотношений уже давно негласно прописаны, – говорит Шумит. – "Учитель-ученик" – прототип взаимоотношений детей и родителей, но это наши отношения – вам их не понять!
Еще как понять! Унылый патриархат в этом виде у нас кончился в 17-м году. Шумит лукавит про кастовость, он 20 лет живет в Москве и, навещая родню, заезжает в свою маленькую закрытую либеральную Индию. А на большую Индию экстраполирует российский уклад, натягивая его стереотипы на индийское феодальное тело.
Уже за первые два дня в Дели я услышала в разговорах индийских славистов, цвета местного общества, тему кастовых перегородок: "Ну, вы поймите, она же не из высокой касты! Я его очень уважаю, он поднялся из самых низов! Водители – это профессия низких каст... Он так посмотрел потому, что мы "большие люди"..."
– А вот такое допустимо, – соглашается Шумит, – в Индии нереально, чтобы таксист зарабатывал больше, чем врач или профессор. И простой бизнесмен в былые дни был внизу табели о рангах, но сегодня, в эпоху интеллектуального бизнеса, отношение к деловым людям поменялось.
Кастовость Индии закладывалась в гуптский период, во времена династии Гупта. Как я уже говорила, часть фамилии Шумита Гупта, хотя родословной от царской династии он проследить не может. Но даже у него, вышедшего из семьи революционных либералов и прожившего двадцать лет в России, кастовый снобизм неизлечим.
– Шумит, а если девушка из высшего общества влюбится в своего водителя? – спрашиваю я.
– Это невозможно.
– А если он красавец?
– Уверяю тебя, даже если он будет красивым, он будет для нее только красивым водителем, – отвечает племянник создателя Компартии Индии.
Несмотря на закон 1950 года о запрете на кастовую дискриминацию, индийцы все равно внутренне ищут свою идентичность по рождению и бессознательно стремятся к сохранению границ между кастами. Особенно при вступлении в брак.
Конечно, ни один интеллигент в Индии сегодня публично не признается, что общение с неприкасаемыми оскверняет его, но мне сто раз сказали с жутким нажимом, что "президент Нараянан был далит", член касты "неприкасаемых". Это все равно что в России все время подчеркивали бы туристам: а вот у нас Фрадков – еврей!
До сих пор обряды и ритуалы при рождении, бракосочетании и смерти диктуются законами касты. Конечно, большой индустриальный город усложняет разграничения, но индийцы стараются отстраивать их внутри.
"Неприкасаемость" связана с занятиями, считающимися в индуизме нечистыми. Это обработка кожи, забой животных, уборка мусора и другие грязные и физически тяжелые работы. Например, крупный рогатый скот для индусов священен, а тот же самый мертвый скот – глубокая скверна! С этой скверной разбираются "чамары" – они сдирают с животных шкуру, очищают скелет, дубят кожу, делают обувь, сумки, кожаные ведра и прочие кожевенные изделия.
Те, кто убирает грязь, делятся на много каст: на уборщиков мусора, помоев, фекалий из домов и с улиц. Считается, что они занимаются черной магией и обладают способностями медиумов. У них даже есть собственные боги из нижней божественной иерархии.
Дхоби – люди, стирающие белье, – тоже относятся к неприкасаемым. В Индии десятки каст, имеющих свой фирменный стиль стирки, кипячения и глаженья.
Неприкасаемыми оказывались даже парикмахеры, хотя довольно трудно быть подстриженным без непосредственного контакта.
Неприкасаемы и изготовители предметов из прута, тростника и бамбука: корзин, циновок, ширм, опахал, мебели. Кстати, слово "пария" и происходит именно от названия "параян", касты корзинщиков из штата Керала и Тамилнаду.
Неприкасаемым было запрещено посещать дома людей из более высоких каст, брать воду из общих колодцев. До недавнего времени для них было закрыто большинство индуистских храмов, и существовало правило подходить к "чистым" не ближе установленного числа шагов. В концертном зале, поезде, на рынке или на гулянье касты смешивались, но в своем квартале соблюдался четкий порядок.
Сейчас в Индии правит всего первое поколение людей, выросших после закона о запрете на кастовую дискриминацию. И для их родителей новый порядок совершенно невозможен. Они страдают от него значительно острее, чем наши родители страдают от отмены социализма.
Конечно, в кастовой системе всегда существовали ниши с двойным стандартом. Человек, принадлежащий к высокой касте, мог чувствовать себя оскверненным, съев пищу, приготовленную неприкасаемым, но при этом спокойно ездить в деревни проституток и касаться их тружениц во всех местах.
Семья могла изгнать из деревни, исключить из касты человека, связавшегося с неприкасаемыми, но при этом приглашать на свадьбу высокого чиновника низкого происхождения.
Или, например, неприкасаемые стиральщики были всегда востребованы на церемонии очищения дома после рождения ребенка и в качестве массажистов жениха перед свадьбой. А неприкасаемый парикмахер помогал священнослужителю при свадебных церемониях и обряжении покойника. Если он был мусульманин, он еще и делал обрезание, которое трудно сделать на расстоянии предписанных шагов.
Неприкасаемые считались индусами, но при этом фактически отстранялись от веры, приватизированной брахманами. Как писал Пелевин: "Солидный господь для солидных господ!"
Больше всего в Индии меня потрясали разговоры о том, какими семимильными шагами развивается страна. Но как же можно говорить об этом, когда половина населения живет на улицах впроголодь, лишена не то что медицинского обслуживания, но даже канализации?
– Так это же неприкасаемые, – поясняли мне индийские либералы, совершенно не идентифицируя низшие касты с индийским народом.
Понятно, что российского интеллигента, традиционно меряющего свою интеллигентность болью за оскорбленных и униженных, такой взгляд коробит. Но для Индии он пока типичен. Кастовая принадлежность – важнейший атрибут самосознания индуса, формирующий весь его образ жизни. Кроме того, она имеет религиозную санкцию и может быть сломана только с реформированием религии... а вот тут уж извините. Индия застряла в не обновляющейся религиозной доктрине, как муха в янтаре.
Древние книги по вопросам права детально разъясняли, как члены разных каст должны вести себя по отношению к богам, царю, жрецам, своим предкам, родственникам, соседям, животным и даже еде. Они даже устанавливали и судебную систему, предусматривающую разные наказания за одну провинность членам разных каст. Кастовая система устраивала и англичан, она упрощала управление колонией.
– Шумит, а ты мог бы влюбиться в девушку низкой касты? – спрашиваю я.
– Это нереально...
– Почему?
– Где бы я ее увидел? Она бы не училась со мной, она не бывала бы на общих вечеринках...
– Они до такой степени изолированы?
– Нет, почему? У нас в доме убиралась девушка из неприкасаемых. С фигурой лучше, чем у Наоми Кэмпбелл. В нее потом влюбился один парень из высокой касты. Обвенчались они перед богиней Кали – это протестный обряд для тех случаев, когда не предусмотрен классический социальный брак. От него отказалась его семья. И они довольно скоро развелись, имея разные социальные траектории, – говорит Шумит.
– Прямо так все браки из разных каст и рушатся?
– По моему опыту, да. Заключение межрелигиозного брака, если жених и невеста из одного социального слоя, у нас оказывается успешней. Одна моя тетя вышла замуж за мусульманина из Бангладеш. Семья не отвернулась от нее, и все дружно помогали ей в трудные минуты, включая предоставление ее семье политического убежища в Индии. Ее муж был чиновником, а в маленьком Бангладеш было огромное количество кровавых переворотов.
– Ваша семья либеральна, она не показатель.
– Вот еще пример: известная актриса Шармила Тагор, из семьи Рабиндраната Тагора, выходила замуж за известного Наваба (мусульманского князя) из местности Патауди в Пакистане. Все считали, что это звездный пиаровский брак, и вся страна замирала в ожидании скандального развода. Однако они прожили долго и счастливо, их взрослый сын сейчас известный актер.
– Ну хорошо, предположим, ты вдруг узнаешь, что я из низкой касты? – Я уже не знаю, как зайти, чтобы проломить перегородку в его сознании.
– Но я вижу человека из низкой касты издалека. Он другой...
– И это индийская интеллигенция? – ужасаюсь я.
– У нас нет интеллигенции в русском понимании. Ваша интеллигенция формировалась в борьбе с государством, с мракобесием религии... А у нас все по-другому. У нас политики всегда были отдельно от интеллектуалов.
Шумит лукавит. Махатму Ганди невозможно не называть интеллигентом. А именно он возмущался презрению, с которым общество относилось к неприкасаемым, демонстративно чистил туалет за собой и требовал, чтобы общество оказывало мусорщикам уважение "не меньшее, чем вице-королю".
Великий Ганди пошел в своем бунте одновременно и против вековых устоев, и против колонизаторов. После британского указа 1932 года о выделении неприкасаемых в отдельный разряд избирателей он объявил голодовку. К нему присоединилось множество людей. Ганди был нездоров и несколько раз чуть не умер во время голодовки.
Информация о состоянии его здоровья облетала огромную страну за день. Авторитет Махатмы Ганди был к этому моменту непререкаем, а крестьяне воспринимали его как святого и совершали к нему паломничества. Индийцы и англичане выбирали между жизнью Ганди и сохранением традиции. И они выбрали первое.
Власть испугалась народных волнений и отменила выделение неприкасаемых в отдельную группу. Вот вам и роль личности в истории! Согласитесь, такое может быть только в Индии!
Говорят, после выхода указа кондукторы силой затаскивали со ступенек в автобус испуганных людей из низких каст и заставляли их садиться на сиденье, а не на корточки. Но несмотря на все это, индийцы до сих пор не мыслят своей жизни без кастовой системы и не очень защищенно чувствуют себя в бескастовом обществе. Должно смениться не одно поколение...