Изнутри мраморный особняк казался еще более мавзолейным. Поднимались по лестнице (позолота, волосатые пальмы).
- Забрали только деньги, все остальное на месте.
Аллунчик назвала, высморкавшись, сумму.
- Упс! - Эль чуть не захлопал в ладоши. - Хотел бы, чтобы у меня тоже столько можно было украсть.
- Это тот самый придурок, на которого тебе нужны были деньги? - поинтересовалась Аллунчик.
- Этот "придурок" знал, что у тебя нет денег еще до того, как ты об этом сказала.
- ?
- Врожденная способность определять присутствие денег… Нет, не в каком-то именно месте, а в целом, у человека…
- Я феномен, - Эль слегка поклонился.
- Пять лет назад этот феномен чуть не оказался в колонии для несовершеннолетних, - заметил Триярский. - Потом встал на путь истины и скоро получит бакалаврский венок юриста… Честно говоря, не знаю, как он его на эту свою шевелюру натянет.
Аллунчик затеплилась тонкой улыбкой. Все-таки - красавица, и уши совсем не крупные, и не шедший ей великосветский панцирь, в котором она еще утром пыталась сверкать у Триярского, сейчас размягчился…
- Показывайте место происшествия, потерпевшая! - Триярский взял хозяйку за руку. Вспомнив про уразу, отпустил.
Место осмотрели. Аллунчик лезла под руки, мешала, уверяла, что это кто-то из своих:
- Может быть, даже Якуб… заехал… Но я совершенно без денег!
Триярский достал утреннюю пачку, отсоединил от нее половину:
- На три корочки хлеба, надеюсь, хватит…
- Хватит, - вздохнула Аллунчик, - но только ровно на три.
Эль вздохнул еще горше:
- Ну вот… только настроишься на вознаграждение! Послушайте…
- Алла Николаевна, - подсказал Триярский.
- … да, Николаевна! Почему бы вам, ну - не одолжить пока деньги… пока не найдется ваш муж с бумажником… ну хотя бы у шофера.
- У Левы?! - усмехнулась хозяйка.
- А что! Мне показалось, что у него…
- Тише! - Триярский вглядывался в телевизор.
Шли русские новости. На экране возник диктор, известный всему Дуркенту тамада Марварид Бештиинов:
- …благодаря самоотверженному функционированию Прокуратуры, заговор против жизни Правителя Дуркентской Автономной Области удалось избежать, и своевременно…
- Нет… Не может быть… - Аллунчик опустилась на колени перед телевизором.
Пошли имена злоумышленников. Многие из них Триярский еще утром встречал в "Кто есть Кто"… теперь их следовало поместить в "Кто есть Никто в Дуркенте" - если бы только кому-то пришла мысль издать такую книжку.
- Нет… нет… только не Якуб… - шептала Аллунчик.
- Мухсинов Хаттаб Хабибович, Фидоев Шароф, Турыкин Олег Марленович…
Триярский быстро заносил фамилии в записную книжку.
Список кончился. Аллунчик сползла на пол и тихо завыла.
- Успокой ее… мне сегодня нельзя, - шепнул Триярский.
- Как…? - заметался Эль.
- Валерьянку я ей и сам бы мог налить!
Эль подполз на коленках к Аллунчику, довольно толково ее обнял и примостил к себе.
- Все будет хорошо, де-енежки найдутся… - замурлыкал Эль; Аллунчик, словно очнувшись, поглядела на лицо Эля, не такое уж придуркаватое, как ей казалось… Потом вспомнила про телевизор и снова заплакала. Уже тише.
Час шестой. ЗАПАДНЯ
- Странно, должен же быть… хоть какой-то суд, - нахмурился Триярский, когда тамада уступил место рекламным роликам. - Кто-нибудь из них бывал у вас?.. Якуб с кем-нибудь из них общался?
- Не помню… - почувствовав, что засиделась в объятиях Эля, Аллунчик встала, шатаясь, подошла к мини-бару. - Может, кого-то прослушала… У Якуба столько знакомств, люди, все какие-то люди… Зачем теперь все это?
Налила коньяка, приглашающе помотала золотистой бутылкой. Эль встрепенулся.
- Мы на работе, - остановил его поползновение Триярский.
Аллунчик пожала плечами, подняла рюмку, словно нацеливаясь на тост… встретив вместо привычных обращенных к ней глаз и фужеров только пустой полумрак обворованной комнаты, усталым залпом проглотила жгучую безрадостную влагу.
- В списке заговорщиков Якуба не было. - Триярский просматривал свои записи. - Логика подсказывает, что…
- Логика! - усмехнулась Аллуничик, наполняя по второй. - Ты все еще ищешь в этом городе логику… Такая здесь не проживает. Давно эмигрировала.
- Логика есть всегда. Просто их, логик, много. И не у каждой был свой Аристотель.
- А-а, ты все еще философ! - Аллунчик пошатнулась, схватилась за крышку бара.
- А ты, кажется, уже алкоголичка.
- Нет! Не алкоголичка! - Аллунчик захлопнула бар и потрясла кулачком.
- Тихо! - шикнул Триярский, заметив на экране возвращение Бештиинова.
- …кучка выродков, посягнувших на нашу Автономность, действовавших по Указке Террористических Сил и Религиозного Мракобесия, - тамадил Бештиинов.
- Якуб не был религиозным мракобесом! - всхлипнула Аллунчик.
- …суд состоится сегодня же, гласно, с соблюдением всех демократических процедур и наблюдателей… в Доме Толерантности…
- Упс! А как же концерт, национальные песни и пляски? - подскочил Эль.
- … с кратким обращением к народу выступит наш Правитель…
Серый Дурбек выдержал государственную паузу…
- Дуркентцы! Я буду говорить на одном из рабочих языков ООН, чтобы скорее ввести в курс международную общественность, которая, как известно, внимательно следит за нашими преобразованиями.
- Интересно, ей самой известно, что она за ними следит? - спросил Эль.
- Нехорошо смеяться над политиками… - нахмурился Триярский. - Аполлоний, наверно, в последний момент речь накатал, с русского перевести не успели.
Аполлоний служил пресс-секретарем Серого Дурбека, и был многократно увольняем то за незнание областного языка, то за пьянство. После чего в кресло Аполлония садился юноша стерильной трезвости, с прилежно забытым русским и безупречной родословной. Через месяц юноша уже мог составить вполне приличный, не лишенный лаконизма текст - им, как правило, было заявление об уходе. В пресс-секретарском кресле снова возникал Аполлоний.
- Когда я в детстве трудился простым садовником… - начал Серый Дурбек.
Триярский помрачнел: еще утром юный Дурбек полировал гелиотид и кричал "Пиряжки-и!" Видимо, детство с чайными розами и живой изгородью пригодилось из биографии одного из заговорщиков, приглянулось…
Телефон.
- Алло-оо… - мяукнула в трубку Аллунчик, - Да-аа… - Протянула Триярскому.
- Меня? Гм… Параллельный телефон есть? В той комнате? Эль, беги туда и следи за разговором, - скомандовал шепотом.
Странность звонка, наконец, дошла и до Аллунчика - она убавила телек и с тревогой посмотрела на Триярского.
- Руслан-эфенди? Служба безопасности "Гелиотид Инвеста". Нам вас рекомендовали, необходима ваша консультация. Наш юрист сегодня занят. Дело срочное, будет вознаграждено. В тринадцать ноль-ноль вас будут ждать на проходной. Вас привезет Лева, он в курсе.
- Как вы меня нашли?
- А работка такая: находить кого надо, где надо и когда надо… Короткие гудки.
- Учитель, это ловушка! Ехать нельзя… - влетел из соседней комнаты Эль. - Давайте лучше на время… втроем… ляжем на дно. Я знаю несколько классных подземных ходов….
- А я знаю несколько классных систем прослушивания. Так что делись своими планами потише, - Триярский посмотрел на определитель. - Гм, номер действительно заводской. Аллунчик, принеси, пожалуйста, "Кто есть кто"… Да, которую Якуб. Та-ак… Пройдем по алфавитному индексу… Завод "Гелиотид Инвест". Директор, замдиректора… главный менеджер, замменеджера, замдиректора по духовности (гм!)… ага, вот. Старший юрисконсульт - Фидоев Шароф Шарофович. Так…
Сверился с блокнотом:
- Сходится: господин Фидоев действительно сегодня очень занят… освободится, думаю, не раньше, чем лет через десять.
- Учитель!
- Руслан… если и ты пропадешь, я не выдержу.
- Я взялся вести твое дело, Аллунчик. И они это знают. Иначе, с какой стати мной бы заинтересовались? Следовательно, это как-то сцеплено с Якубом, и я должен ехать. Сейчас я спущусь и минут десять потолкую с твоим боди-гардом - шофером. Эль, расспроси пока нашу гостеприимную хозяйку поподробнее, куда она вчера этого мерина отправляла… Минут через десять спускайся вниз - едем.
Лева уже ждал его, докуривая и разогревая мотор.
- Подожди, - Триярский опустился на заднее сидение. - Едем позже: здесь ведь недалеко… Я слушаю тебя. Вспомнил?
- Сзади сели? За физиономией моей слежку вести… Психологи! (со злобой отвернул зеркальце в сторону). Не вспомнил ничего. Ничего не было. Так едем?
- Не было? Тогда отдавай деньги, которые ты сегодня у хозяйки…
Шофер взвился… тут же осел - в затылок уперлось что-то металлическое.
- Это вам гаденыш этот… наплел?
- Зачем - гаденыш? Ну как, будем расставаться с награбленным?
- Да я этой сучке оставил… одних геликов тыщ на сто! Думаете, это у них честным трудом заработано все, да?
- Ты, Робин Гуд гребанный, тебя в детстве "не воруй" - учили?
- Она меня сама подставила… Хорошо, сейчас достану…
Полез в карман.
- Стоп! - тихо сказал Триярский и ткнул пистолетом в шоферский затылок с хвостиком. - Руку… Вот так. Имею основания подозревать, что в кармане у тебя приготовлена точно такая же игрушка… а устраивать здесь дуэль не намерен. Ну?!
- За домом… в тайнике… - выдохнул Лева.
- Так почему бы нам не прогуляться по свежему воздуху - предварительно выдав мне авансом твой арбалет? Без глупостей, естественно.
Без глупостей не получилось.
Когда они уже возвращались к машине (Триярский с увесистым черным пакетом)… из особняка раздался крик, грохот, потом из двери вылетел Эль - с залитой кровью физиономией.
- На помощь! - кричала сверху Аллунчик.
Воспользовавшись замешательством Триярского, шофер одним броском сбил его, выхватил сумку (из нее хлынули пачки), бросился в машину.
- Стой! Стреляю! - крикнул Триярский.
В эту секунду на него обрушилась сзади Аллунчик, обхватила и развернула в сторону заметавшегося Эля.
Эль, заметив в руке Триярского пистолет, совсем очумел, отскочил и, поскользнувшись, плюхнулся на брусчатку.
- Маньяк, како-ой маньяк! - визжала Аллунчик в ухо Триярскому, который упорно пытался ее с себя стряхнуть.
Машина уже благополучно вылетела на дорогу, и, набирая скорость, понеслась вниз по склону в сторону центра. И тут…
"Мерс" слетел с шоссе и, кувыркаясь, полетел под откос. Наконец замер на боку, с безумно вращающимися колесами. Несколько секунд - и пламя охватило машину, заиграло исковерканным корпусом…
Взрыв.
- Вот и Игра со зрителем началась, - прошептал Триярский.
Они молчали, глядя на до осязаемости выпуклые клубы дыма.
- Ле-оовочка, - Аллунчик бросилась лицом в куртку поднявшегося Эля.
- Да идите вы… ненормальная, - отшатнулся Эль, вытирая с лица кетчуп. - Клиент форменно ненормальная, Учитель. Сама говорит, давай накормлю, переодеваться стала, а потом ка-ак…
- Заткнись, маньяк-недоучка! - рявкнула на него сквозь слезы Аллунчик, потом снова впилась в картину взрыва. - Левочка! Как же это… Такой небесный мальчик… у-уу…
- Этот небесный мальчик, - заметил Триярский, подбирая с земли вылетевшие пачки, - вчера тебя предал, а сегодня обобрал.
- Не верю! Не верю! - кричала Аллунчик, выхватывая у Триярского деньги. - Это была моя самая платоническая любовь…
Триярский отвесил Аллунчику несколько профессиональных пощечин:
- Так, ты хочешь, чтобы я тебе мужа искал - или твою небесную любовь оплакивал? Да ты понимаешь своими мозгами - прояви этот воришка поменьше творчества, и коптился я бы сейчас там внизу вместе с ним?! А эт-то что такое?
К воротам особняка подтарахтел газик:
- Руслан-эфенди?
- Ну, я…
- Я и вижу, что вы: давай, загружайся, - крикнул водитель - Через двадцать минут уже на проходной.
Троица подошла к машине.
- Не садись, - заволновалась Аллунчик.
- Как вас зовут? - сощурился на шофера Триярский.
- А, зовут?! Вас что, не предупредили - Лева, Лева зовут, Левон по-паспортному… - и погрозил Триярскому каким-то замасленным удостоверением.
- Садись… - рассеяно сказал Триярский Элю.
- Э, нэтушки! - замахал водитель. - Пропуск только на одного, меня предупредили.
- Как же… а мне сказали на двух, - вяло лукавил Триярский.
- Официально говорю: нэтушки!
- Ладно… Эль, ты остаешься, закончишь к моему возвращению выяснение деталей…
- Я! С этой мымрой!?
- С этим клиентом, и чтобы ни один волос с ее головы не упал.
- Понял? - Аллунчук повернулась к Элю. - Пошли, геронтофил, обед остывает.
- А тормоза в порядке? - спросил Триярский, когда они катили вниз по холму.
- Справку, что ли, показать? - проворчал Лева-Второй. - Вах, как кому-то крупно не повезло, - добавил, поцыкав на обугленные обломки того, что десять минут назад было жемчужного оттенка "Мерседесом" и цветущей плотью его шофера… Вокруг дымящихся руин юности и богатства уже сонно прогуливался полицейский, составляя коротенький акт.
- Исав, я вернулся… чтобы сказать тебе правду.
Исав сидел в той же позе, в какой Акчура оставил его два часа назад. Недособранные листы на полу шевелил подземный ветер; поблескивали консервы. Ни внезапное явление Акчуры, ни правда, с которой он вернулся, никак не отразились на задумчивой маске Исава.
- Марина Титеевна, кажется, выкарабкивается… - начал Акчура. - Теперь, доктор сказал, режим, абсолютный покой. Ты бы мог, между прочим, хотя бы поинтересоваться! То есть, я совсем не эту… правду хотел сказать.
Тишина.
- Ты, наверное, хочешь прицепиться, сколько у меня этих правд, да?
Исав помотал головой.
- Не хочешь? Что ж так? Впрочем, сколько их у меня, тебя не касается. Не касается, - повторил Акчура, чтобы хоть чем-то заполнить эту вязкую, с мурашками холода, тишину. - Я уезжаю, Исав, и ты тоже должен отсюда исчезнуть!
Исав поднялся и стал медленно собираться.
- Да подожди! - прокричал Акчура. - Выслушай… Один раз, с начала до конца, не хватаясь за свою ручку… Я уезжаю. Переезжаю. В Москву, уже решено, не говорил тебе только потому, что… Что между нами давно уже стена - пропасть… какой образ лучше?
- Образ Лжи…
- Ну… это не образ. Да. Письмишко сегодня получил - оттуда (ткнул пальцем в задрапированный паутиной потолок)… да при тебе же было. Как тебе, кстати, почтальон - неплохо, да? ха-ха… В общем. Сегодня вечером здесь развернется такое… Короче, уже взял билет.
- Марина Титеевна, кстати, отъезжать не хотела ни в какую - родина, кричит, предков. Представляешь, предков каких-то здесь откопала, смех… За тобой, кричала, будет ухаживать, рукописи мне бандерольками в Москву слать… Зачем, кричу ей, бандерольками - интернет провели, а она его, представляешь, боится! Да и вообще, мне того, что уже написано, не только на эту жизнь - на несколько вперед хватит…
Акчура понял, что слишком увлекся своей правдой; зло посмотрел на Исава.
Тот спокойно слушал.
- Сам понимаешь, что после сегодняшнего… Марина Титеевна не станет к тебе приходить. Бросать тебя здесь на голодную смерть я не хочу.
- Спасибо.
- Да уж пожалуйста! - крикнул Акчура.
- Исав, - сказал он через минуту уже остывшим голосом, - ты ведь не обижаешься на меня… Скажи, ты ведь не будешь обижаться на меня?
Он сел (как и утром, до вторжения мачехи) рядом с Исавом… а ведь этот странный человек - точно такой же, каким Акчура застал его шесть лет назад. Та же игольчатая бородка чуть ли не от ресниц. Те же оттопыренные уши. "Законсервировался он тут, под землей… Эльф какой-то. Не считая бороды - эльф, и кожа, как у младенца. А эльфу уже за сорок. Это он назло мне не стареет. И мачеха - туда же…"
Акчура перевел взгляд на собственные раздобревшие ляжки. "Приеду в Москву - сразу на тренажеры".
- Исав, ты ведь не обиделся на меня, скажи.
- Скажи, Дмитрий…
Акчура вздрогнул: так официально Исав его еще не называл.
- Дмитрий, ты же другое хочешь спросить: не стану ли я притязать на авторство?
Акчура вскочил… Потом сел - уже другим; лицо было смято бешенством, ладони сворачивались в бесполезные кулаки.
- Тебя ведь это интересовало? - продолжал своим отполированным голосом Исав. - Вон даже деньги в карман засунул, это мне - выходное пособие, да?
- Наблюдателен… Тебе детективные романы надо слагать!
Вытащил из кармана конверт с деньгами, поиграл им.
- Дмитрий, ты получишь ответ, - сказал все тем же гладким голосом Исав. - У меня тоже есть для тебя правда. Сказать тебе ее я не могу. Я всегда плохо говорил, а сейчас, под землей, совсем разучился. Я тебе ее покажу. Идем.
Встал, подошел к черной стене позади себя. Открепил плакат с анатомией противогаза, что-то поискал в шершавой кладке. Нажал.
Стена шевельнулась - отошла, вспугнув струйки пыли. Проход в темноту.
Исав закурил еще одну свечу. Защищая пламя ладонью, шагнул в проход и махнул Акчуре следовать за ним.
- Куда? Что там? - заколебался Акчура. - Я не пойду. Там что, а?
Долгий, петляющий коридор. Вначале на стенах даже угадывались плакаты с ядерным грибом и организованно реагирующим населением. Потом плакаты исчезли.
Шли уже минуты две.
Странно - видимо, Исав шел очень быстро: Акчура совершенно за ним не поспевал, но попросить идти медленнее почему-то стыдился. А пламя Исава все отдалялось.
Внезапно - после нового поворота - Акчура не увидел впереди ни спины Исава, ни свечи. Больше того - пройдя несколько шагов, Акчура уперся в мертвую стену.
- Иса-ав! Иса-ав! Иса-ав! Иса-ав. са-ав. ав… ав… - полетело по лабиринту.
Это и правда был лабиринт: свернув несколько раз, Акчура снова встретил тупик.
Ринулся обратно - погасла свеча. Тьма. Ни спичек, ни зажигалки.
- Иса-аааааа-аав… Исааааав!!! Ав! Ав! Ав! Ав! Ав!
Акчура взвыл; понеслись, умножаемые эхом, угрозы, проклятья; покатился тяжелый, как свинцовый орех, мат.
Эхо возвращало Акчуре его обезумевший голос, как письмо, не нашедшее адресата.
- Исав, Исав… Это же я, Дмитрий… Прости меня… Исав! А-ааа… аиа ииии а-аиаа…
Тьма.