Майаде хотела бы найти в себе смелость, чтобы бороться, но их сила безнадежно превосходила ее силу.
Гигант подтащил ее к исцарапанному старому деревянному стулу. Не успела она возразить, как двое мужчин подскочили к ней и примотали белым скотчем.
Через несколько секунд ее руки и ноги были неподвижно прикреплены к стулу. Она тщетно пыталась освободиться от пут. Теперь она была совершенно беспомощна.
Ее ослепил яркий свет.
Дрожа от страха, она сосредоточенно разглядывала лицо, которое смутно видела перед собой. На нее смотрел уродливый человек с большим красным лицом и головой огромного размера, которая крепилась к тщедушному телу.
- Значит, ты поддерживаешь шиитов! - обвинил он, размахивая резиновой дубинкой рядом с головой Майады.
Из задней части комнаты раздался сердитый, осуждающий голос:
- Она вступала с ними в заговоры!
Другой голос выкрикнул:
- Подобные действия заслуживают наказания!
Это обвинение привело Майаду в замешательство. Ее воспитывали не очень религиозные родители-сунниты, которые дружили и занимались бизнесом с людьми самых разных религиозных убеждений. Майада никогда не испытывала предрассудков, связанных с религией, будь то сунниты, шииты, христиане или иудеи. Ее работниками были шииты. В типографии она принимала заказы от любых заказчиков или компаний, если они не противоречили закону. И с того самого дня, когда она открыла типографию, никто и никогда не просил ее печатать антиправительственные материалы.
Но вдруг Майаду посетило смутное воспоминание: несколько месяцев назад она получила заказ на печать шиитских молитвенников. Неужели проблема в этом? Но если печать молитвенников противозаконна, никто не проинформировал ее об этом. Майада знала, что правительство Саддама с ненавистью относилось ко всему, что было связано с шиитской частью населения Ирака.
Стараясь не показать, что ее охватила паника, Майада запротестовала:
- Я ничего плохого не сделала!
Но, конечно, все было тщетно.
Она уловила у себя за спиной движение, и ее ужас только возрос. Майада поняла, что тюремщики окружили ее.
- Вот что случается с теми, кто поддерживает шиитов, - сказал мучитель с большой головой. Он сделал шаг вперед и трижды с силой ударил ее по лицу.
Она закричала от ужаса.
Мучитель махнул рукой, и невидимый человек надел ей на глаза повязку.
Ей было очень страшно, но тем не менее она четко сказала, чтобы они ее слышали:
- Я ни в чем не виновата.
В ответ она услышала хохот.
Ее опять ударили. Потом пнули в голень.
По пальцам прогулялась резиновая дубинка.
Она заорала.
За этим последовала пощечина и окрик:
- А ну заткнись!
Они обступили ее со всех сторон, и сердце забилось с такой силой, что она слышала каждый удар.
Майада почувствовала, что с правой ноги сняли сандалию и палец на ноге взяли в зажим. Грубая рука потянула назад волосы, и второй зажим вцепился в мочку уха.
Преодолевая боль, она услышала, как по полу рядом с ней со скрипом протащили какое-то тяжелое оборудование. Готовилось нечто зловещее.
- Господи, сделай так, чтобы я выжила, ради Фей и Али! - молилась Майада.
- Вот что бывает с предателями, - пригрозил охранник.
Вокруг зажужжали какие-то машины. Вдруг ее пронзил первый электрический разряд, и когда он прокатился по ее шее, подмышкам, ноге и чреслам, она резко откинула голову назад. Казалось, ее тело поджаривают на огне.
- А-а-а-а-а-а! - Майада ловила ртом воздух, конвульсивно рыдая.
Они вновь и вновь посылали через ее тело электрические разряды. Дрожь и спазмы завладели Майадой, и судороги были такими сильными, что она запрокинула голову за спинку кресла. Боль становилась непереносимой.
- Пожалуйста! Хватит! - громко молила она о пощаде.
В ответ раздался хохот.
- Пожалуйста! Не надо!
На минуту они прекратили пытать ее электричеством.
Она так ослабела, что не могла говорить. Чей-то голос требовательно спросил:
- Расскажи нам о шиитах, которые готовят заговоры против Ирака.
Майада застонала и покачала головой. Она пыталась заговорить, но изо рта вырывалось только неразборчивое бормотание. Язык не двигался.
- Скорее. Назови имена.
Она опять замотала головой.
Раздались чьи-то шаги, и машина опять зашумела. Она закричала еще до того, как ее ударили электричеством.
Из-за повязки на глазах ей казалось, что по ее венам и сухожилиям струится огонь.
И когда она подумала, что эта агония никогда не кончится, вдали раздался пронзительный женский визг, крик боли, подобного которому ей не приходилось слышать раньше. Она быстро прошептала истовую молитву о бедной страдалице, которая издала этот душераздирающий крик, и потеряла сознание.
Через час дверь в камеру 52 открылась, и Майаду швырнули на бетонный пол.
Она была в обмороке, и женщины-тени не могли ее поднять.
Следующие часы Майада провела в полубессознательном помрачении.
Ей казалось, что она находится в Бейруте солнечным днем и ест любимое мороженое. Майада взглянула на балкон окрашенной в нежно-розовый цвет виллы. Там бок о бок стояли ее дедушка и отец. Они радостно улыбались и махали ей рукой, чтобы она бежала к ним и они укрыли бы ее в своих объятиях. Майада ускорила шаг, чтобы быстрее оказаться рядом с ними, но как она ни стремилась вперед, дистанция не сокращалась. Отец и дедушка уплывали все дальше, и Майада заплакала от разочарования. Затем с ней стали происходить ужасные вещи, и она закричала: о ее глаза тушили сигареты, на нее надевали наручники, а между локтями и коленями вставляли деревянную палку; ее вешали на крюке, запихивали в шину и катали взад-вперед, привязывали к столу и били палками по пяткам; крепили ремнями за руки к вентилятору на потолке, и тот крутился, крутился, крутился, поворачивая время назад, возвращая ее в детство.
Как и большинство зажиточных иракцев, родители Майады жили в Багдаде с сентября по май, а в летние жаркие месяцы путешествовали по Ближнему Востоку и Европе.
Майада жила с родителями и няней в красивом старом доме на берегах Тигра. В прекрасных соседних особняках размещались мать Низара и трое его братьев - Тарик, Заид и Кес. В открытые окна врывался свежий ветер с реки; он летел в окружавшие дома тихие сады, где царила тень, отбрасываемая деревьями. Прелестный маленький район был настолько безопасным, что нянечки позволяли Майаде и ее сестрам без присмотра бегать из одного сада в другой. Маленький черный скотч-терьер Скотти следовал за ними по пятам.
Детские годы были самым беззаботным временем в жизни Майады. Больше всего ей нравилось плавать, и у нее это хорошо получалось. Абдия умела отлично нырять. После дней, проведенных на солнце, тела девочек покрывались бронзовым загаром. Отец шутливо называл их "маленькие рыбки".
Сальва не была домохозяйкой в традиционном смысле слова, потому что она никогда не училась готовить и убирать, но она умело руководила слугами, так что дом всегда содержался в идеальном порядке. Особенно приятным для детей было то, что она устраивала лучшие вечеринки в Багдаде.
Она всегда закатывала пир по случаю рождения обеих дочерей еще до того, как в школе заканчивались занятия, и сестры отмечали праздник с друзьями, братьями и сестрами. А потом семья уезжала на летние каникулы. В Багдаде много говорили об этих торжествах, потому что Сальва тщательно планировала мероприятия за несколько месяцев вперед. Из Ливана присылали фейерверки, а в Лондоне заказывали изысканные торты. Девочки могли выбрать начинку - обычно шоколадную, апельсиновую, ванильную или лимонную, а Сальва придумывала форму изделия. В один год она заказывала торт в форме сердца, в другой - торт-поезд. В лондонском магазине "Хэрродс" Сальва покупала корзины, чтобы уместить в них все подарки, которых было великое множество.
Кроме того, она изобретала веселые игры. Детские забавы всегда включали "охоту за сокровищами". Малыши искали спрятанные сюрпризы, и тот, кто находил больше, получал приз, обычно - огромную игрушку. Еще Сальва завязывала детям глаза и предлагала бить по мешку из папье-маше, наполненному конфетами и шоколадом. Цель игры заключалась в том, чтобы конфеты вылетели из мешка.
Но несмотря на веселье обстановка в стране была нестабильной. После смерти Джафара правительства переживали жестокие кризисы, которые разрушали благосостояние страны. Беспорядки отражались на жизни каждого иракца. В детстве Майаде часто приходилось переезжать из одного дома в другой, потому что родители остерегались политических беспорядков.
После переворота 1958 года, когда убили королевскую семью, родственники Майады перебрались в Бейрут. В 1961 году семья ненадолго вернулась в Багдад, где по-прежнему царила напряженная обстановка. И Низар вновь укрыл жену и дочерей в спокойном Бейруте.
Они сильно тосковали по Ираку, но какое-то время жить в Бейруте было приятно. Семья поселилась в просторной квартире на улице Хамра над аптекой Аль-Мадина, рядом с французским кондитерским магазином "Шанти". По дому разносился запах шоколада. Он наполнял квартиру, и потому детские воспоминания Майады и Абдии навсегда связаны с чудесным ароматом.
Майаде было всего шесть лет, когда в дом пришла беда. Однажды мать отвела ее в сторонку и подарила прекрасное жемчужное кольцо. Она сказала, что девочка должна хранить его, пока родители не вернутся из длинного путешествия. Как старшая сестра, она обязана заботиться о Абдие и оберегать ее от опасности. Майада испугалась. Она смотрела в ярко-карие глаза матери, страшась неожиданного поворота событий и не понимая, почему ее оставляют одну. Даже дедушка Сати не мог развеселить Майаду, когда она с сестрой и двумя нянями осталась у него. Тот год выдался дождливым, и девочки редко ходили гулять. Майада проводила долгие часы в одиночестве, играя с жемчужным кольцом и глядя с балкона на улицу. Она мечтала, чтобы быстрее вернулись родители.
Только много лет спустя она узнала, что родители уехали, потому что у сорокалетнего отца обнаружили рак. Низар больше всего боялся, что малолетние дочери останутся сиротами, как когда-то и он сам лишился своего отца Джафара, а тот - своего отца Мустафы. Низар даже заговаривал о том, что, видимо, над родом Аль-Аскари тяготеет проклятие, из-за которого мужчины умирают молодыми.
Семья счастливо жила в Бейруте, но любовь к Ираку никогда не ослабевала. Надеясь, что черные дни позади, они собрали вещи и в конце 1962 года вернулись в Багдад. Впервые начиная с 1958 года Низар почувствовал душевное облегчение. Затем фортуна вновь отвернулась от них, и 8 февраля 1963 года разразилась катастрофа: партия "Баас" захватила власть в правительстве. Семья избежала репрессий, но лишилась некоторых владений Низара. Он не был трусом и встретился с лидерами "Баас", чтобы заявить, что они не имеют права забирать его собственность. Они ответили, что это временная мера, но остались непоколебимы. Они дали понять, что у него нет прав на собственность и, разумеется, он испугался, что обещания баасистов вести честную игру - ложь. Его окружали вооруженные мужчины, а Низар хотел жить ради своих дочерей, и потому ему пришлось смириться с неизбежным.
Когда Низар аль-Аскари вновь ощутил симптомы болезни, он сосредоточился только на ней, отринув политику. Он сражался за жизнь, но, находясь в 52-й палате Монашеской больницы, понимал, что время, которое ему отведено на земле, быстро истекает.
Три девочки Низара, как он их называл, при любой возможности приходили к нему и вставали вокруг кровати. Яростное желание жить поддерживало его. Майада и Абдия каждый день приходили навестить его после школы. Незадолго до смерти Низару разрешили вернуться домой, и Майада помогала медсестрам делать уколы и давать лекарство. Но вскоре Низар вернулся в палату номер 52, и в одно утро он умер - сразу после того, как вежливо поблагодарил медсестру, державшую таз, в который его вырвало. Майада и Абдия были в школе, когда мать прислала им известие о смерти отца. Майада, вне себя от горя, неподвижно стояла в кабинете директора. Боль была настолько сильной, словно ничто не предвещало такого исхода.
Теперь, в безумии камеры номер 52 тюрьмы Баладият, Майада думала о Фей и Али. Она не хотела, чтобы они потеряли мать, как она потеряла отца.
- Фей! Али! Идите ко мне! - крикнула она.
- Майада! Майада! Ты меня слышишь? Открой глаза, Майада! - Самара наклонилась над ней, нежно промокая ее лицо влажной тканью. - Майада! Очнись!
Она осторожно прикоснулась языком к губам. Во рту остался странный привкус - горелого дерева. Кто-то поднял ей голову и прижал к тубам стакан с водой. Она отпила несколько глотков. Майада была в замешательстве. Куда пропали ее дети? Она не понимала, где находится. Открыв глаза, она увидела множество обеспокоенных женских лиц, которые надвигались на нее.
- Майада! Это Самара. Ты опять с нами. В камере 52.
Майада, все еще не придя в себя, пробормотала:
- Кто ты?
- Самара, - прошептала женщина, тихо засмеявшись.
Майада во второй раз открыла глаза.
- Самара?
- Да. Я здесь, голубка.
Майада застонала и перевернулась. Все тело болело.
- Что случилось? Где Фей и Али?
Самара обменялась с доктором Сабой тревожным взглядом.
- Ты жива. Это главное. Ты жива.
Майада опять взглянула вверх. На нее смотрели взволнованные лица. Она увидела доктора Сабу, Муну, Вафаэ, Алию, Сару и много других. У нее свело живот, когда она вспомнила, что сидит в тюрьме Баладият.
- Почему я на полу?
- Тебя забрали отсюда, но ненадолго, - прошептала Самара. - Теперь ты в безопасности.
Доктор Саба и Муна сели рядом с Майадой. Вафаэ и Алия приблизились к ней.
- Тебя пытали? - спросила доктор Саба.
- Не знаю, - совершенно искренне ответила Майада. - Голова болит. И руки тоже. - Она осторожно коснулась ноги. - Все тело изранено. Но я не помню, что они делали.
Доктор Саба осмотрела Майаду, проверила ее лицо, руки и ноги.
- Вот, смотрите! - воскликнула она, обращаясь к собравшимся женщинам. - У нее поранена мочка уха и палец на ноге. Они пытали ее электричеством.
- А еще? - поспешно спросила Самара обеспокоенным голосом.
Муна осторожно взяла Майаду за пятку.
- По ногам ее не били. Это хорошо.
- То, что с тобой было, ужасно, и все же тебя пытали не очень жестоко, - сказала Самара, прикоснувшись к ее щеке.
Майада всхлипнула.
- Теперь я припоминаю. Меня ударили ногой в живот. И надавали пощечин.
- Да, щеки красные, - согласилась Муна, нежно погладив их рукой.
- Кто-то ударил меня ногой, - сквозь рыдания проговорила Майада.
- А ты чувствуешь во рту деревянный или металлический привкус? - спросила Алия.
- Деревянный.
- Это следствие электрошока, - убежденно заявила Алия.
- Помоги поднять ей голову, - попросила Муну доктор Саба.
Они нежно протерли затылок Майады тканью, смоченной в прохладной воде. Затем доктор Саба положила ткань на лоб.
- Это ослабит боль.
Майада постепенно восстановила в памяти кошмарное истязание электрошокером. Она мелко тряслась от рыданий.
- Я не выдержу пыток. Я умру в Баладият.
- Тс-с-с! - Самара погладила ее по руке. - Послушай меня. Я знаю, о чем говорю. Тебя освободят быстрее, чем всех остальных. Твой случай - особый.
Майада не поверила и зарыдала еще громче.
- Подумай: твои мучители были осторожны. На теле не осталось никаких отметин. Они не били тебя по пяткам или по спине. Если ты предъявишь им обвинения, они будут все отрицать. Я не сомневаюсь: они получили приказ обращаться с тобой помягче.
Тщетные надежды измучили Майаду, и она не хотела, чтобы ее утешали.
- Больше я никогда не увижу своих детей. Нет. Никогда. Мои дети будут расти без матери.
Самара терпеливо смотрела на нее.
- Майада, ты же училась в университете. А я - только в Баладият. Я изучила это место. Я изучила этих людей. Тебя скоро освободят - как только придет приказ. Я нутром это чувствую.
Майада припомнила еще кое-что.
- По-моему, меня привязали к потолку и раскрутили на вентиляторе. А потом положили в шину и возили по комнате, - рыдала она.
- Нет, милая, - утешала ее Самара. - Эти ужасы приключились только в твоих кошмарах. На теле нет никаких следов пыток, кроме удара в живот, нескольких пощечин и электрического шока. Когда ты вернулась к нам, у тебя был приступ безумия. Подобное происходит с большинством заключенных. Особенно в начале. Кроме того, немногие из нас поместятся в шину, - широко улыбнулась она.
В другой момент Майада обязательно бы рассмеялась. Она и правда была слишком упитанной, чтобы влезть в автомобильную шину. Видимо, у нее начались галлюцинации.
- Когда я здесь оказалась, меня сначала привязали за руку к потолку и стали крутить у потолка. Руки чуть не вырвались из плеч. Прошло несколько недель, прежде чем я смогла поднять хотя бы одну руку, - сказала Муна. Она показала Майаде обе руки, чтобы доказать, что говорит правду. - А твои, посмотри, не поранены. Ты не висела на потолке. - Она замолчала, глядя на Майаду с улыбкой. - И мы все благодарим за это Бога.
- И меня подвесили на крюк и избили. Насколько я вижу, с тобой ничего подобного не происходило, - подтвердила доктор Саба, нежно коснувшись лица Майады.
Она медленно переводила глаза с одной женщины на другую. На лицах было написано беспокойство - они боялись за себя, за своих детей, боялись, что никогда не вернутся к жизни за стенами Баладият, но они боялись и за самочувствие Майады. Она никогда не встречала таких добрых женщин. Несмотря на то, что всех ее сокамерниц мучили куда сильнее, чем Майаду, никто не завидовал ее удаче.
- Теперь ты должна съесть несколько кусочков хлеба и ложку сахара, - настаивала Самара. - Хлеб поможет избавиться от деревянного привкуса во рту, а сахар - от слабости, которая сковывает конечности.
Не успела Майада ответить, как все вздрогнули, потому что дверь в камеру вдруг открылась, и перед ними предстали трое охранников. Высокий тощий мужчина с кустистыми усами, которого Майада не видела раньше, выкрикнул тонким гнусавым голосом:
- Мы пришли за Сафаной.
Муна так быстро вскочила с места, что ее блестящие темные волосы взметнулись волной. Она с беспокойством посмотрела назад.
Майада не могла повернуть голову, чтобы взглянуть в лицо Сафаны. Она знала, что это молодая курдка двадцати семи - двадцати девяти лет. Кожа на ее лице была гладкой и смуглой, но ее портили черные круги под глазами. Сафану арестовали вместе с Муной, и обе женщины часто плакали друг у друга на плече. Перед арестом они работали в банке. Майада мало что знала о Сафане, но часто раздумывала о том, что с ней приключилось.
Сафана, спотыкаясь, вышла вперед, прижав ко рту кулак. Ее глаза наполнились слезами.
- А я? - со страхом спросила Муна.