Heвuдuмкu - Чак Паланик 17 стр.


В Сан-Франциско пожилые люди сплошь и рядом продают свои огромные дома. В них тьма наркотиков и гормональных препаратов. Мы раздобыли демерол и дарвоцет-N. Не малюсенькие таблетки дарвоцет-N 50, а стомиллиграммовые.

Продав "фиат", мы взяли напрокат "севилью" с откидным верхом.

Между собой мы называли друг друга детьми цинка.

Я была Комп Цинк.

Денвер был Тор Цинк.

А Бренди - Стеллой Цинк.

Именно в Сан-Франциско я начала "лечить" Денвера своим секретным методом. Чтобы в итоге уничтожить его.

Карьера Мануса пошла на убыль, когда количество арестованных с его помощью сократилось до одного человека в день, потом в неделю, потом - до нуля в месяц.

Вся проблема состояла в солнце и в загаре и в том, что Манус начал стареть и был уже известен как приманка. Более взрослые мужчины, уже однажды им арестованные, больше к нему не подходили. А молодых он не интересовал, так как казался им слишком старым.

Манус слегка поправился, и "Спидо" стали ему слишком узки. Это уже не смотрелось чрезвычайно привлекательно. Начальство все серьезнее и серьезнее задумывалось о том, что пора заменить Мануса новой кандидатурой.

Поэтому-то Манусу и пришлось что-то вьщумывать. Он пытался сам вступать в разговор с геями, старался показаться оригинальным, увлечь их. Тем не менее никто, включая молодых мужчин, которые не стремились, завидев его, исчезнуть, не соглашался пройтись с ним до кустов.

Даже наиболее сексуально озабоченные парни, обращавшие внимание на каждого мужчину в парке, отвечали ему:

- О нет, спасибо. Или по-другому:

- В данный момент мне хочется побыть одному. Или того хуже:

- Чеши отсюда, старая блядь, а не то я позову копов!

После Сан-Франциско и Сан-Хосе и Сакраменто мы направились в Рино, и Бренди переделала Денвера Омлета в Чейза Манхэттена.

Мы объездили все места, где, как мне казалось, имелось достаточное количество лекарств. Деньги Эви могли подождать.

Перенесемся в Лас-Вегас, где Бренди дает Чейзу Манхэттену новое имя - Эберхард Фабер.

Мы едем в "севилье" по самым внутренностям Лас-Вегаса. Все сияет мигающим неоновым светом. В одном направлении мчится вереница красных огней, в другом - белых. Лас-Вегас выглядит так, как, наверное, бывает по ночам в раю. Откидной верх нашей машины убран.

Бренди сидит на багажнике - ее зад на его крышке, а ноги на заднем сиденье. На ней узкое, без бретелей, облегающее фигуру платье из розовой парчи с металлическим блеском. Из ярко-розовой парчи, такой, как сигнальные огни на дороге. Лиф платья украшен драгоценными камнями. Поверх него Бренди надела длинный плащ из тафты с рукавами-баллонами.

Бренди выглядит так потрясающе, что Лас-Вегас с его блеском и огнями тоже кажется одним из ее модных аксессуаров. Аксессуаров Бренди Александр.

Бренди вскидывает руки, облаченные в длинные розовые оперные перчатки, и кричит. В этот момент она нереально красива. Длинный плащ из тафты очень ей идет.

Бренди опускает руки, и плащ соскальзывает с ее плеч и улетает в море дорожного движения Лас-Вегаса.

- Остановись у того дома! - вопит Бренди. - Утром этот плащ должен вернуться к Баллоку!

Когда дела Мануса стремительно пошли на спад, нам пришлось начать ежедневно ходить в спортзал. Иногда по два раза в день.

Аэробика, строгие ограничения в питании, загар в солярии.

Манус занимался бодибилдингом, если считать, что основная составляющая бодибилдинга - это выпивание шесть раз в день над кухонной раковиной какой-то гадости прямо из миксера.

Нижнее белье Манус стал выписывать из-за границы. У нас в стране такого не производят. Эти мешочки на веревках, созданные из так называемого микрофила-ментного волокна, он натягивал на себя каждый раз перед выходом из спортзала на улицу. А потом всю дорогу интересовался, не слишком ли плоской выглядит его задница.

Задавал и другие вопросы, все время требуя, чтобы я представила себе, что я парень-гей.

- Может, мне следует подстричь волосы на лобке? - спрашивал он. - Может, я смотрюсь отчаявшимся? Или отчужденным? Может, у меня недостаточно широкая грудь? Или чересчур широкая?

Манусу было невыносимо думать, что геи принимают его за тупую корову.

Он боялся выглядеть слишком "по-голубому" и постоянно твердил, что геи любят парней, которые действуют прямо и честно.

- Не хочу, чтобы они смотрели на меня как на жирную пассивную задницу, - говорил он. - Чтобы думали, что я готов дать каждому.

Где-то на заднем плане постоянно маячила перспектива его перевода на нормальную службу, туда, где в тебя стреляют. Стреляют преступники, которым нечего терять. И с каждым днем эта перспектива все сильнее грозила превратиться в реальность. Ведь в Вашингтон-парке Манус мог поймать теперь только туристов в возрасте, но и это у него уже не выходило. А командование округа все чаще и чаще поднимало вопрос о подготовке человека для его замены.

Каждый день Манус затягивал свою задницу причудливыми штуковинами с серебристыми веревками, штуковинами, расписанными изображениями животных - зебр, тигров, леопардовых пятен, оцелотов, гепардов, пантер, пум, и долго крутился перед зеркалом, рассматривая себя спереди, сзади и с обоих боков. Он примерял то одни, то другие замысловатые трусики, пока не замечал, что уже опаздывает.

- Вот эти трусы принесут мне удачу, - говорил он. - Как ты считаешь?

Я постоянно уверяла себя, что люблю этого типа.

Манус спрашивал: "Как ты считаешь?" Как я могла считать? В его делах мне, естественно, не хватало опыта. И я не могла приложить ума, где его набраться.

После Лас-Вегаса мы взяли напрокат семейный фургон.

Эберхард Фабер превратился в Хьюлетта Пакарда. Бренди носила длинное хлопковое белое платье с завязками на боках и огромным разрезом на юбке, абсолютно не подходящее для благопристойного штата Юта.

***

Мы остановились у Великого Соленого озера, чтобы попробовать его лечебную воду.

Само собой, на самом-то деле нас интересовала вовсе не вода.

Я постоянно писала на песке и на покрывавшем машину слое пыли.

возможно, твоя сестра в следующем городе.

проглоти еще. несколько таблеток викодина.

После того как Манус утратил способность привлекать мужчин как потенциальный партнер по сексу, он начал покупать журналы для гомосексуалистов и посещать гей-клубы.

- Я должен изучить их вкусы. Поэтому и решил, что обязан наведываться в эти заведения. Можешь составлять мне компанию, только стой подальше. Не хочу, чтобы от меня исходили неверные сигналы.

После Юты, в Бьютте, Бренди переделала Хьюлетта Пакарда в Харпера Коллинза.

В Монтане мы взяли напрокат "форд проуб".

Я сидела на тесном заднем сиденье, а Харпер то и дело сообщал:

- Сто десять миль в час.

Мы с Бренди пожимали плечами.

Превышение скорости в таком огромном штате, как Монтана, не столь страшное преступление, как где бы то ни было в других местах.

В мотеле в Грейт-Фоллз я написала помадой на зеркале в ванной:

может, твоя сестра вообще не в Штатах?

Итак, желая сохранить работу Мануса, мы начали ходить с ним в гсй-бары.

Я сидела в одиночестве и размышляла над тем, что мужчины как-то по-другому оценивают красоту друг друга. А Манус строил направо и налево глазки, танцевал, покупал и отправлял выпивку тем парням, которые, как ему казалось, могут им заинтересоваться.

Время от времени он усаживался на высокий стул у стойки рядом со мной и как можно более тихо и незаметно говорил:

- Не могу поверить, что этот мальчик с тем типом. - Он едва заметно кивал на парня, о котором вел речь. - На прошлой неделе я пытался с ним заигрывать, но так и не получил от него ни капли внимания. Неужели, ну неужели я хуже его дружка, этого белобрысого недоделка?

Манус склонялся к своему стакану и бормотал:

- Парней не поймешь… Я была с ним согласна.

Я твердила себе, что все в порядке. Что отношения с любым мужчиной не могут быть идеальными. Что у нас с Манусом все изменится.

Перенесемся в Калгари канадской провинции Альберта, где Бренди съела суппозитории небалино в золотой фольге, решив, что это миндальные конфеты. Ей было так плохо, что, придя в себя, Бренди превратила Харпера Коллинза в Эддисона Уэсли.

В Калгари большую часть времени Бренди носила белую стеганую лыжную куртку с воротником из искусственного меха и нижнюю часть белого бикини от Донны Каран. Она выглядела забавно и ярко, и мы чувствовали себя свободными и популярными.

По вечерам Бренди облачалась в черные шерстяные брюки и платье-пальто длиной до пола в черно-белую полоску. Пуговицы она никогда не застегивала до конца.

Эддисон Уэсли еще в Калгари превратился в Нэша Рэмблера. Там же мы взяли напрокат другую машину - "кадиллак".

Перенесемся в Эдмонтон, провинция Альберта, где Нэш Рэмблер стал Альфой Ромео. Бренди носила коротюсенькие квадратные юбки-кринолины, черные колготки и ковбойские сапоги. И кожаное бюстье с изображением местного крупного рогатого скота, поднимающее грудь.

Мы сидим в одном милом баре в отеле Эдмонтона. Бренди говорит:

- Терпеть не могу, когда на стакане, в котором мартини, виден шов. Это попахивает дешевизной.

Вокруг нее крутится толпа парней. Они как огни десятков прожекторов. Я помню, какие испытываешь ощущения, когда на тебе сосредоточено столько внимания. В этой стране Бренди ни разу не пришлось тратить собственные деньги на выпивку, ни единого разу!

Перенесемся в тот день, когда Манус потерял работу специального оперативного сотрудника детективного отдела муниципального департамента полиции. На мой взгляд, ему так никогда и не удалось оправиться от этого удара.

Он столкнулся с серьезными материальными проблемами. На счете у Мануса лежала весьма скромная сумма.

Вскоре мое лицо склевали птицы.

Чего я не знала, так это того, что Эви Коттрелл, жившая одна в своем огромном доме с деньгами из Техаса, сказала однажды Манусу, что ей требуется какая-то помощь. И о нездоровом желании Мануса до-

казать себе, что он до сих пор в состоянии мочиться на каждое дерево.

Теперь мне все известно. И вам тоже.

Перенесемся к нам, мчащимся по дороге после больницы и сестер Рей. Я продолжаю добавлять проверу и климару и премарин во все, что Манус ест и пьет. В виски - эстрадиол. В водку - микрофоллин.

Это настолько просто и настолько страшно. Ведь он постоянно пялит глаза на Бренди.

Мы все от чего-то бежим. От вагинопластики. От старения. От будущего.

Перенесемся в Лос-Анджелес.

Перенесемся в Спокан.

Перенесемся в Бойс и Сан-Диего и Феникс.

Перенесемся в Ванкувер Британской Колумбии, где мы были эмигрантами из Италии и разговаривали на английском как на чужом языке. До тех пор, пока не утратили родной язык.

- Ваши две груди выглядят как груди совсем молодой женщины, - сказал Манус риелторше. В каком доме - я уже не помню.

После Ванкувера мы вернулись в Соединенные Штаты в качестве Бренди, Сета и Буббы-Джоан. Все благодаря умелому рту принцессы.

На протяжении всего пути в Сиэтл Бренди читала нам вслух о том, как одна девушка-еврейка, страдающая странным заболеванием мышц, превратила себя в Рону Барретт.

Все трое из нас были заняты одним и тем же: поиском богатых домов, кражей наркотиков, выбором машин напрокат, покупкой одежды.

- Расскажи нам что-нибудь очень личное, - говорит мне Бренди по пути в Сиэтл.

Все это время Бренди - мой босс. Она так близка к смерти.

Откройся.

Расскажи мне мою историю перед тем, как я умру.

Зашей себя.

Глава двадцать четвертая

Перенесемся на съемки на скотобойне, где повсюду развешаны здоровенные туши свиней без внутренностей.

На нас с Эви вечерние платья из ткани, похожей на нержавеющую сталь, платья от Бибо Келли. За нашими спинами со скоростью сто свиней в час движется цепь конвейера.

Эви спрашивает:

- Что произошло после того, как твоего брата изуродовало взрывом?

Фотограф смотрит на экспонометр и говорит:

- Нет. Так не пойдет. Художественный руководитель качает головой:

- Девочки, подождите. Свиные туши чересчур яркие и привлекают к себе слишком много внимания.

Свиньи проплывают мимо нас одна за другой, огромные, как полые деревья. Их опустошенные животы ослепительно красные, а все остальное покрыто свинячьей шкурой, кем-то недавно опаленной.

Я невольно сравниваю с ними себя и вспоминаю, когда в последний раз удаляла воском ненужные волосы.

Эви напоминает:

- Я спросила про твоего брата…

Я мысленно прокручиваю назад дни. Пятница, четверг, среда, вторник… Я силюсь воспроизвести в памяти свою последнюю процедуру удаления волос.

- Как так вышло, что из изуродованного он превратился в мертвого? - спрашивает Эви.

Свиные туши движутся слишком быстро, и художественный руководитель не успевает припудрить внутренние части их ярких блестящих выпотрошенных животов.

Я смотрю на кожу этих трупов и не перестаю удивляться - она чудесно выглядит. Неужели современные фермеры мажут своих свиней солнцезащитными кремами, думаю я. Я была настолько же гладкой вот уже, наверное, месяц назад. Может, было бы лучше, если бы в современных салонах вместо лазерных технологий и охлаждающих гелей применяли бы обыкновенные паяльные лампы?

- Космическая девушка, - говорит мне Эви. - Позвони домой.

В помещении, где развешаны свиные туши и где в данный момент находимся мы, слишком холодно, особенно в платье из нержавеющей стали.

Какие-то ребята в белых халатах трапециевидной формы и ботинках на низких каблуках вынуждены время от времени опрыскивать вспоротые свиные животы -от них исходит пар. Я чувствую себя паршиво и с радостью поменялась бы местами с этими парнями. Или даже со свиньями.

- Полиция не поверила в историю о странном попадании баллончика в мусорное ведро. Решила, что либо мама выбросила его туда, поступив неслыханно небрежно, либо папа заехал Шейну по физиономии в приступе ярости, - отвечаю я Эви.

Фотограф предлагает:

- Может, нам перейти на какое-нибудь другое место, туда, откуда туши будут смотреться не настолько яркими? Туда, где на них падает меньше света?

- Когда они движутся, создается стробоскопический эффект, - говорит художественный руководитель.

- А почему полицейские вам не поверили? - спрашивает Эви.

- Потому что им постоянно звонил какой-то неизвестный, - отвечаю я.

Фотограф интересуется:

- Мы можем на какое-то время остановить цепь?

- Только при условии, что люди на какое-то время откажутся есть мясо, - отвечает художественный руководитель.

Мы с Эви сознаем, что возможность понастоящему отдохнуть у нас появится лишь через несколько часов.

- Кто-то говорил о вас полиции какую-то ложь? - спрашивает Эви.

Парни в белых халатах в очередной раз заканчивают опрыскивать свиней, косясь в нашу сторону и хихикая. Они заигрывают с нами.

- Шейн убежал из дома, - говорю я Эви. - Все случилось очень просто. А пару лет назад предкам позвонили и сообщили, что он мертв.

Мы подходим как можно ближе к движущимся тушам, все еще теплым.

Пол под нашими ногами жутко грязный и скользкий. Эви делится со мной задумкой написать "Золушку" на новый лад. В которой вместо платья и туфелек Золушке делают ряд пластических операций - подтяжку лица, имплантацию, липосакцию. И Золушка превращается в одинокого маленького мальчика.

- Если задумываешься о том, сколько мой брат получал внимания, тогда понимаешь, что он сам положил этот чертов баллончик в мусорное ведро, - говорю я.

Глава двадцать пятая

Перенесемся в один из городов Айдахо. Мы с Бренди ходим по магазинам главной улицы, на которой есть также и булочная, где продают вчерашний хлеб, закусочная и агентство недвижимости, в которое зашел наш мистер Уайт Вестингауз, чтобы побеседовать с кем-нибудь из риелторов.

Мы направляемся к магазину подержанной одежды. Он расположен напротив булочной. Бренди рассказывает, какой фокус проделывал ее отец со своими свиньями, прежде чем везти их на продажу, - пичкал их гадостью, подобной той, что продают в этой булочной.

Воздух свежий и чистый. Солнце ласкает кожу желтыми лучами. Где-то совсем недалеко от нас - медведи и горы.

Мы входим в магазин. Бренди смотрит на меня поверх вешалки с подержанными платьями.

- Ты когда-нибудь слышала о подобной афере со свиньями, дорогая? - спрашивает она.

А еще он продавал картошку в трубе, ее отец. Брал мешок и ставил в него кусок трубы. Вокруг трубы насыпал хороший свежий картофель - крупные крепкие клубни, саму трубу наполнял прошлогодней картошкой, жухлой, порезанной, наполовину сгнившей. Потом вытаскивал трубу и продавал картофель у обочины дороги по более дешевой цене, чем в других местах. Часто даже брал с собою детей. Он занимался благим делом - зарабатывал деньги для семьи.

В тот день у нас в Айдахо был "форд". Коричневый изнутри и снаружи.

Бренди принимается рассматривать каждое платье на вешалке.

- Ты когда-нибудь слышала о чем-нибудь настолько же подлом? - спрашивает она.

Перенесемся к нам с Бренди на главную улицу одного из городов Айдахо. Мы в примерочной все того же магазина подержанной одежды, размерами напоминающей телефонную будку.

Я помогаю Бренди влезть в бальное платье. Создается впечатление, что эта одежка принадлежала когда-то самой Грейс Келли и что на ней невидимыми буквами выведено "Чарльз Джеймс". Переливчатая розовая органза и нежно-голубой бархат укреплены с обратной стороны скелетом из проволоки и обручей.

Эти платья - самые замечательные, говорит Бренди. Бальные конструкции, вечерние инженерные сооружения с кринолинами и лифами без бретелек, стоячими воротниками в форме подковы и расширяющимися книзу рукавами, утягивающимися поясами, басками и опорами. Их век недолог. Натяжение, сжатие, постоянная борьба тонкой ткани с кольцами и проволокой - все это быстро разрушает шелк и крепдешин. А когда внешняя сторона, то, что представлено взглядам окружающих, теряет свою прочность, внутренности прорываются наружу.

Принцесса говорит:

- Мне необходимо съесть таблеточки три дарвона, чтобы втиснуться в эту прелесть.

Она протягивает руку, и я даю ей то, в чем она нуждается.

Ее отец, рассказывает Бренди, он нашпиговывал говядину дробленым льдом, чтобы наполнить ее водой, а потом продавал. А иногда не льдом, а злаковыми.

- Он был неплохим человеком, - говорит Бренди. - Просто чересчур четко следовал своим правилам.

Его правила, по словам Бренди, состояли не в том, чтобы быть кристально честным и справедливым, а в том, чтобы уберечь семью от голода и бедности. И болезней.

Иногда по ночам, говорит Бренди, когда она спала, ее отец приходил к ней в спальню.

Я не хочу это слышать.

Проверо-дарвонная диета Бренди повлекла за собой эмоциональную булимию. Теперь она не в состоянии хранить даже самые страшные тайны.

Я расправляю на ушах свои покровы.

Спасибо за то, что не лезете ко мне в душу.

Назад Дальше