– Трупчинов у нас занимает две должности, как всякий великий человек. Он не только президент, но и Председатель Верховной Рады. Как прикажете быть? – спрашивала уборщица Оксана Ковальчук из Львова. – Трупчинов сам не поднимается так высоко, у него голова кружится, его заносят. Бывает, что он мочится в это время в штаны, а штаны пропускают … прямо на пол, мне приходится подтирать тряпкой, чтоб пан Яйценюх не поскользнулся.
– Труп сюда! Это мое требование. Крым в опасности. Вы можете его потерять. Бардак вам этого не простит. Он хотел там построить виллу.
– Нет проблем, я ему, вашему, простите, нашему Бардаку отдам свою дачу, она в три этажа… прямо на берегу моря, – заверил Яйценюх госпожу Нудельман.
Прибежал Трупчинов с вываленным языком, вернее, его внесли. Едва его внесли и попытались поставить на ноги, как он запел:
– Аллилуйя, аллилуйя! Слава Украине! Слава Америке! Долой Россию! Госпожа Нудельман, позвольте вам выразить свое уважение целованием ваших пальцев на генеральских ногах.
Он тут же упал на колени и обнял ноги Нудельман.
– Щекотно, Труп! Труп, встать, Труп, дать отчет. Оба садиться рядом и давать отчет, куда и зачем уплывает Крым? Бардак возмутится, он хотел там строить вилла и посадить американский флот. Бардак тратить пять миллиард доллар на этот народный война, взять и сделать 52 штат Крым!
– А что мы должны делать? – спросил Яйценюх. – Я могу взять Европейский флаг, поехать в Крым и там размахивать, если это поможет.
– Там надо стрелять! Оружие поднять, солдат вперед, Крым – чик-чик и нет. А где министр обороны? Он что, в отпуске? Вызвать немедленно.
– Другой министр делать, тот старый министр снять. Старый министр москаль.
Но министр обороны Украины, как чувствовал: прибежал. Его еще Янукович назначал.
– Сколко есть у тебя пушка?
– Одна, – ответил министр, – и то старая, в ней затвор не работает.
– А сколко танк? – не унималась Нудельман.
– Два.
– А сколко сольдат?
– Полторы, нет. Два солдата есть, но и те инвалиды не боеспособны, – сказал министр обороны.
– Яйценюх, армия создать, вооружений купить, Крым отбить.
– Госпожа Нудельман, денег нет, казна пуста.
– О, майн Гот! – взревела Нудельман и размазала слезы по лицу.
– Госпожа, не плачьте, мы Крым не отдадим.
– Крым – наш, – добавил Трупчинов. – Он был и будет нашим во веки – веков, аминь. Господи, помилуй и спаси.
– У нас есть войска в Крыму, – сказал министр обороны. – Почти все бандеровцы. Это гвардия Ющенко, экс-президента.
Министр обороны позвонил в Крым заместителю командующего Сиське, уроженцу Львова. Тот сообщил, что они заблокированы людьми в черном, только глаза видны. Если не хотите жить, наступайте, говорят нам, сообщил зам командующего. Вот и сидим, ждем. Обещают выпустить, предлагают перейти на службу в Российскую армию. Зарплата в два раза выше. Уже больше десяти тысяч нарушило присягу и добровольно перешло на сторону врага.
– Что это за народ? Я возвращаюсь в Штаты, доложу Бардаку, что в Украине сплошной бардак, пусть Бардак от вас откажется. Вы нас разорите. Пять миллиардов впустую!
– Госпожа Нудельман, если вы нас бросите, я себя сожгу на центральной площади в Киеве.
– А я в баптисткой церкви в США отрублю себе голову, аминь, – пригрозил Трупчинов.
Тут вбежал Вальцманенко, будущий президент.
– Я только что из Крыма, – соврал Вальцманенко и вымучил американскую улыбку. – Все руководство Крымских сепаратистов вырезано и сожжено на центральной площади имени Степана Бандеры.
– Ты, Вальцманенко, герой Америки. Я позвоню Бардаку, он повесит тебя медаль, – радостно произнесла Нудельман, похлопывая по плечу Вальцманенко, будущего президента. – Ты кандидат в президенты. Президент Украины должен честно служить Америке.
В самом конце необычного совещания прибежала Юлия. У нее веночек вокруг головы размотался, свисал, делая хозяйку, похожей на ведьму.
– Госпожа Нула, госпожа Нула, не уходите, пожалуйста, ласкаво просимо, не уходите! Передайте Бардаку, моему любимому Бардаку, ой мама, нехай мне этот Бардак выделит мульярд долларов, и я организую поход на Москву. И еще мне надо одну ядерную головку, чтоб сжечь москалей. Всего одну бомбу, у вас их много. И тогда никаких проблем ни для Америки, ни для Украины.
– Кто такой, этот старый ведьма? – спросила Нудельман Яйценюха.
– Это Юля Капительман или Мошенница, великая женщина, которую Янукович в течение десяти лет держал в подвале, привязанной к ножке кровати. Видите, какое у нее желтое личико, она пожелтела, потому что лежала голая на голой желтой земле. Она героиня Майдана, ее афторитет выше всех в Евросоюзе. Впрочем, она мой бывший начальник. Очень строгая. И стратег. Невероятный стратег. Ее сам Евросоюз боится, как злодей полицая.
Яйценюх готов был говорить еще до вечера, но Виктория перебила его.
– Мне на Евросоюз наплевать. Евросоюз непослушный, ленивый, проморгал Крым, и Янукович проморгал, – сказала Нудельман и перешла на русский: – Ты, баба, бери метелка в руки, а то у вас на ступеньках первого этажа бумажка валяется, – произнесла Нудельман и топнула ногой на Юлю.
– Я жаловаться буду…Бардаку, – защищалась Юля. – Видите, у меня нога не работает, Янукович откусил. У меня в моем особняке в каждой комнате, на каждом этаже висит портрет Бардака, всего пятьдесят штук. Я поняла, что у меня самой дома бардак. Но все равно…где мой телефон. Бардак сейчас спит?
– Он в ванной зубы чистит, – примирительно сказала Нудельман. – Яйценюх, – пушка, танк, пирожок на Крым и пиф – паф!
Она убежала в лифт, зная, что внизу ее ждет посол Пейетт.
– Ну, шо робыть? – сквозь слезы произнесла Юля. – Просрали Крым.
– Крым – наш! – запел песню Яйценюх.
– Крым – наш! Господи, помилуй и благослови! – вторил ему Трупчинов, складывая руки, как в баптисткой церкви.
Юля стала голосить, она не могла выдержать такого испытания, тем более, что в Крыму у нее был трехэтажный особняк с прислугой и видом на море.
Не успев сказать бай – бай, ребята, Юля спустилась на первый этаж в вечно работающем и таком знакомом лифте. Не так давно она была хозяйкой всего здания Совмина и, конечно же, этого лифта. В ее бытность, когда на здании виднелся на всю округу огромный плакат "Вона працюе", в лифте всегда можно прочитать надпись "Юля+Петя=любовь". А теперь такой надписи уже не было, да кажется и облицовка уже другая, это все Николай Янович Азаров постарался, так ему и надо, псу старому.
– Ну, шо робыть? – снова задал вопрос аудитории, состоящий из министров, дворников и уборщиц, Яйценюх. – На Москву нам пока никак. У меня, как у председателя правительства, только перочинный нож, а надо бы пулемет. С пулеметом я бы зашел к своему коллеге Медведеву и сказал: выбирай – либо жизнь, либо – Крым.
– Э, не стоит морочить себе голову, – сказал слесарь четвертого разряда, что еще вчера стоял на Майдане в команде Яруша, а сегодня стал министром, – Мы этот Крым за полчаса отобьем у москалей. Запустим Правый сектор, и Крыма нет. И москалей нет. Даю слово. Надо связаться с Ярушем. Я думаю, он сейчас засел за план, чертит схемы, распределяет, где какая дивизия будет расположена, где столбы вкопаны, чтобы на них вешать пленных, сколько бочек бензина нужно, чтоб облить неприятеля, а потом поджечь. Так, что вы, господа, не берите себе в голову. Крым это…это…словом, это тьфу. Вот Кремль посложнее. И то, к концу года он будет взят.
Раздались бурные аплодисменты, объятия, поцелуи. Никто так по существу, так убедительно не сказал, как Клык, министр очистных сооружений в правительстве Яйценюха.
Яйценюх трижды повторил слово благодарности, пожал руку Клыку и при всех пообещал:
– Назначаю тебя старшим министром. Получишь машину в личное пользование. Мы тут, как ты знаешь, урезали привилегии, отобрали машины у министров, а тебе возвращаем, держи дружбу с Ярушем, а меня в курсе. А теперь все по рабочим местам, марш!
Все разбежались, кто куда. Кто стричь и чистить ногти, кто искать прыщи на лице перед зеркалом, кто писать длинные письма интимного характера своим возлюбленным, кто копаться в интернете на щекотливую тему, кто дрючить Ивана Ивановича за то, что он плохо дрючит своих подчиненных.
И только Яйценюх заботился о процветании государства. Он обзванивал всех знакомых и незнакомых, всех уверял, что Крым наш и просил ответить, согласен ли собеседник с таким мнением. Даже экс-президент Кравчук попался ему на удочку.
– Цэ така справа, шо надо брать оружие в руки – и на Москву, – выдал Кравчук и заплакал, как истинный патриот – бандеровец, у которого в Крыму три особняка повышенной этажности. Кравчук знал, Яйценюх не знал, а Кравчук знал, что вся киевская шушера: президент, министры, председатели разных партий, крупные и средние воры, считали для себя оскорблением ничего не иметь в Крыму. Было некое негласное соревнование между слугами народа, ворами и бандитами, держателями тугих кошельков, кто построит дачу в Крыму выше этажом, ближе к морю. Коломойша, к примеру, построил особняк на пляже, потеснив граждан, да так, что угол здания омывали морские волны. Он трижды ездил в Израиль с целью уговорить своих друзей, приехать в Крым на его дачу, чтобы передать опыт.
Яйценюх тоже заплакал и стал искать коран, но тут ему пришла в его продолговатую приплюснутую голову хорошая мысля, что приходит опосля. Он позвал Вальцманенко.
– Доложи!
– Нет, ты доложи!
– Нет, ты, твою мать!
– И мою и твою, шалом, – произнес Вальцманенко священную фразу.
– Так, мол, и так. Эти москали, у них совершенно нет совести, замахнулись на Крым. Ты там был. У нас там, правда, пушки, танки, система град, бесчисленное количество самолетов и самый большой в мире флот, плюс двадцать тысяч бойцов в основном из западной Украины, благодаря Ющенко. Все военкоматы, все учреждения, мэрии, все школы балакают на ридной ураинской мове, а русский язык среди русских считается иностранным. И вот что интересно. Английский язык тоже бы вроде иностранный, но…это родной язык, любимый народом, а руський це язык мата и попсы, негласно он запрещен. Никто вам не отпустит килограммов помидор на рынке, если вы начнете балакать на москальском. Там даже продавцы из западной Украины. Мы на днях приняли закон о запрете русского языка на всей территории Украины. Цэ було мудрое решение нашего парламента. Правда, коммунисты и регионалы полезли в драку. Они вскоре все оказались в крови: проучили пособников наших заклятых врагов. Все нам газом грозят. Да мы плевали на их газ. Теперь Америка и Евросоюз нас в беде не оставят.
– Яйценюх, как ты сладко поешь! Ты всегда страдаешь словесным поносом, уймись. Скажи конкретно.
– Так я конкретно. Крым может уплыть.
– А, пустяки, – сказал Вальцманенко. – Я могу поехать и все там улажу в течение часа.
– Ой, ты мой золотой! Да я прикажу тебе там памятник воздвигнуть, нерукотворный, как писал наш поэт, как его, а Шопченко. Ну, бывай. Позвони из Крыма. Прижучь их там, негодяев. А то… сепаратисты, завоеватели, загарбники и всякая политическая белиберда.
58
Еще летали самолеты, еще курсировали поезда из Киева в Крым, еще воды континентальной Украины орошали крымские поля, еще автомобили, грузовые и легковые, выпускали ядовитый дым из выхлопной трубы в Ялте и возвращались обратно в Киев. Но проснувшиеся крымчане, экое диво – желание покончить с унижением, стремление быть свободными, так редко будоражащее душу русского человека, выплеснуло всю гордость, всю свою прыть, – крымчане стали другим народом. Это бывает не часто, и не с каждым народом. Такое бываете только с русским народом. Так, в семнадцатом году жители столицы царской России, а с ней и вся страна, проснулись в рабстве…коммунистическом, настолько привлекательном и кровавом, что жители Питера просто не знали, что делать и потому оставляли уютные квартиры, уходили в подвалы, где подвергались пыткам ленинских головорезов, а потом, обессилев, молча становились спиной к мучителю и получали пулю в затылок в качестве подарка. Но крымчане, слава богу, проснулись, овеянные принципами свободы. У них открылись глаза, и это уже были другие глаза, это были глаза ненависти к так называемому, младшему брату, который унижал их свыше двадцати лет и ржал при этом, как последнее падло.
Вальцманенко – великий человек, богатый человек, неприкосновенный человек с депутатским мандатом, друг и брат по крови Коломойше, сел на личный самолет и приземлился в Симферополе. С ним было шесть его помощников. Как только он увидел море и берег Крыма, злость серпом саданула по его щедрому, никогда не унывающему пустому сердцу. Как смеют эти рабы бунтовать? Кто им разрешил? Да вся Украина их кормит. Ну, сейчас я разберусь. Я им такое устрою,…он нажал на кнопку, как только приземлился, чтобы удостовериться, приехал ли его водитель на Мерседесе в аэропорт. Оказалось, приехал. Только надо пройти контрольный пост, в связи с новой обстановкой.
Выпучив и без того немного выпученные глаза, сделав грудь колесом, высоко подняв подбородок, он решил пройти контрольный пост с удостоверением депутата в руке. С него потребовали паспорт и попросили назвать цель приезда. Вальцманенко развернул удостоверение депутата Верховной Рады, ударил плечом охранника, тот едва на ногах удержался и прошел, гордо глядя вперед. Дежурные переглянулись, пожали плечами: депутат все же, а по поводу депутатов в инструкции ничего не написано. Пусть себе едет, черт с ним, еврей проклятый. Сидя в машине рядом с водителем, за спиной разместились помощники, он обнаружил несколько постов, которые пока его машину не останавливали и только на въезде в город Симферополь на высоком бугре им преградили путь. Мужчина крепкого телосложения с повязкой на рукаве попросил документы.
Вальцманенко ткнул в нос удостоверение.
– Всем выйти из машины. Живо!
– Ты что, не видишь, с кем имеешь дело? Раб.
Мужчина взял великого человека за шиворот, выволок и приказал лечь на асфальт лицом вниз и раздвинуть ноги.
Господин Вальцманенко покорился. А куда было деваться, ведь эти рабы на все способны.
– Обыскать! – приказал стоявшим рядом помощникам. Остальных вывели, уложили на асфальт тоже лицом вниз и обыскали. Но, ни у кого ничего подозрительного не нашли.
– Куда и зачем? – спросили Вальцманенко.
– Я еду к вашему руководству от имени Верховной Рады Украины на переговоры.
– Ладно, поезжай!
Замелькали дома, одно, – двух этажные, а потом начался город. В городе полно людей. Такое впечатление, что все вышли на улицу. "Ух, вас бы плетью", – подумал Вальцманенко и приказал жать на газ.
– Здесь ограничение скорости, – возразил водитель.
– Плевать!
Не проехали и десяти километров, как их остановила служба ГАИ. Вальцманенко тут же извлек удостоверение депутата Верховной Рады. Работник ГАИ развернул, сверил фотографию с оригиналом и положил в карман.
– Документы!
Водитель вытащил все, отдал.
– Машину на штрафную площадку, – приказал капитан. – Нарушение скорости.
Тут Вальцманенко вышел разъяренный, как тигр, и попытался наброситься с кулаками на работника ГАИ, но в мгновение ока был сбит с ног.
– Я депутат Верховной Рады, я вам устрою. Я вас лишу должности, а потом и свободы.
– Сделайте депутату украинского парламента легкую санобработку, – приказал капитан.
– Будете бить? За что? Что я такого сделал? Я же депутат.
– Мне плевать, кто ты. Возможно ты и депутат, но прежде всего, ты дерьмо, а потом уже депутат. Сколько заплатил за мандат?
– Девять миллионов.
– На Майдане для бандеровцев, сколько пожертвовал?
– Это мое дело.
– Ребята, сделайте ему полную санобработку! – повторил капитан.
– Не надо, я сдаюсь. Я пришел на переговоры от имени Верховной Рады. С кем тут можно поговорить?
– С народом. Только пойдешь пешком. Здесь на машине нельзя: видишь, все улицы заполнены людьми.
– А что они хотят?
– Спроси у них сам.
Работник дорожной службы вернул удостоверение депутата, и дальше Вальцманенко пошагал пешком. Такой ситуации у него не было уже двадцать лет. Его отец, Вальцман, богатый еврей, купил ему место депутата в Верховной Раде, как только Пете исполнилось восемнадцать лет. С тех пор он с депутатским мандатом не расставался. А тут такое пекло. Да это все россияне, переодетые в женскую и мужскую одежду.
У следующего перекрестка он увидел небольшой митинг с двумя флагами – украинским и российским.
– Слава Украине! – произнес он, подходя к девушке, которая держала украинский флаг. – Наших тут много?
– Нет, я одна.
– А звидки ты?
– Из Львова. Я была начальником отдела в администрации, а теперь мне капец.
– В смысле конец?
– Так оно есть. У меня двое детей и муж ушел к москальке, вот я и вышла в знак протеста. Зваты мене Ганна Блоха.
– Ганна, а где у них тут штаб восстания? Я пойду, разберусь с ними.
– Ось прямо, видите много российских флагов торчат из окон. Будьте осторожны, все сходят с ума. Я тут стою с флагом, жду татар, они наши друзья, но что-то никого нет.
– Стой, я скоро вернусь.
Но не успел Вальцманенко отойти на пять метров, как к Ганне подбежали ребята, выхватили флаг и разорвали его на куски. Петя еще больше обозлился и вошел в просторное помещение, где тоже было много народу. Какой-то молодой человек сидел за большим столом и давал распоряжения. Сфоткать бы его и передать в службу безопасности, подумал Петя, подходя к столу.
– Чем могу служить? – спросил парень, что давал всем распоряжения и отвечал на все вопросы.
Вальцманенко снова вытащил удостоверение депутата и спросил:
– Что у вас делается? Это же преступление. У нас тут милиция, войска. Мы поднимем, применим силу, пересажаем.
– Анна Ивановна! Объясните этому жлобу, что у нас делается, потом представьте к нему тройку хороших ребят, пусть вывезут его за черту города, дадут несколько пинков под жирный зад, а там пусть убирается в свою Украину.
– Вы не имеете права, я депутат Верховной Рады…
Анна Ивановна взяла Петю за шиворот, посадила на табуретку и сама уселась на стул напротив.