"Это ружьё ещё выстрелит?" – спросила она сама себя с надеждой.
Ответа не было.
Часть 3. Выстрелившие ружья
…Мама, тут не любовь. Тут всё проще, страшней и быстрей.
Это глупо себе разрешать, но нельзя запретить.
На кону всё, что есть. Я без джокеров и козырей
Перед тем, кого я не смогу, но хочу победить.
Его тонкие пальцы ломают мне мозг. Дыбом шерсть.
Он надолго пришёл. Плотно дверь за собою закрыл.
Мама, мне нравится мальчик. Ему тридцать шесть.
У меня его нет. Я готова на всё, чтобы был.Ольга Аничкова
Начались занятия.
Вика постаралась сразу же с головой влиться в новый ритм жизни, чтобы не оставалось времени ни на что другое. Особенно на всякие романтические страдания и глупые мечты.
А жизнь у неё начиналась, действительно, – абсолютно новая. Прежде всего, Вике пришлось привыкать к укладу и быту студенческого общежития. Данила, конечно, неоднократно предлагал ей пожить у него на съёмной квартире, пусть даже в его отсутствие. Но она отказалась, мотивируя тем, что хочет хлебнуть реальной общаговской жизни. На самом деле, она просто не была готова к настоящими семейным отношениям. Ведь, что ни говори, а когда пара начинает жить вместе, то у них уже появляются друг перед другом некие серьёзные обязательства, до которых она пока не дозрела.
– Далась тебе эта общага! – фыркнул Данила обиженно, когда она озвучила ему своё решение. – Хочешь узнать, как там живётся? Спроси меня, я очень хорошо помню годы своей голодной учёбы. Ежегодные самоубийства, вечная депрессия, запиваемая дешёвым алкоголем, плохой Интернет и невкусная столовая, а всё вместе это – общежитие ВГИК! – продекламировал он чуть ли не торжественно.
Вика показала ему язык и засмеялась:
– Ты что, нарочно хочешь меня запугать?
– Тебя запугаешь… – вздохнул он.
Она волновалась, что придётся бегать по многочисленным кабинетам с не менее многочисленными бумажками, прежде чем её заселят. Однако волокита оказалась минимальной. Когда вышел приказ о зачислении, у коменданта общежития появился электронный список с фамилиями студентов, на основании которого и производилось заселение. Вике выделили место в общаге прямо в день её обращения. Правда, комендант попенял, что она явилась так поздно – одной из последних.
– Есть свободное место, но жить придётся с девушкой-сценаристкой. То есть не с твоего факультета, – предупредил он. – Прости, но у актёров уже всё занято…
Вика, откровенно говоря, вообще не видела в этом проблемы. Ни с кем из своих однокурсников она всё равно ещё не успела настолько сдружиться, чтобы целенаправленно мечтать о совместной комнате. Сценаристка – так сценаристка…
Общежитие располагалось на улице Бориса Галушкина – четверть часа быстрым шагом до института. Здание было шестнадцатиэтажным; Вику поселили на девятом. Там практически не было артистов – в основном проживали студенты сценарного-киноведческого и режиссёрского факультетов. Удивительно, но они даже внешне отличались от актёрской братии: Викины однокурсники были молодыми, красивыми, яркими, непосредственными и даже с первого взгляда безбашенными; будущие же сценаристы и режиссёры выглядели сильно старше и значительно серьёзнее, некоторые парни отпускали бороды и усы, а девушки претендовали на интеллектуальную богему – кутались в шали или летящие шарфы, носили очки и короткие стрижки-ёжики.
Викина соседка по комнате оказалась непохожей ни на тех, ни на других. Во-первых, в этой особе было не меньше ста килограммов живого веса и почти два метра роста. Во-вторых, она перемещалась в пространстве так стремительно и так неистово размахивала руками, жестикулируя, что постоянно задевала что-нибудь и роняла на пол. В-третьих, у неё был необычайно громкий голос – зычный и густой, она могла бы запросто делать объявления на улицах города без мегафона. (Потом Вика не раз страдальчески морщилась и зажимала уши, когда соседка выскакивала на балкон и, задрав голову, принималась орать, обращаясь к верхним этажам: "Эй, вы, там, наверху! Будьте человеками, перестаньте выкидывать мусор из окон! Всё валяется у нас на балконе! И кое-что из этого я не хотела бы трогать даже десятиметровой палкой, это омерзительно!") В-четвёртых, она имела буйные кудри… впрочем, об особенностях этой девушки можно было рассуждать бесконечно, очень уж колоритной фигурой она была и как будто нарочно привлекала к себе ещё больше внимания своими пёстрыми нарядами, разноцветными гольфами и бусами.
Звали соседку красиво – Зоя Леопольдовна Туманова. Ну, или просто Зойка. Очень обаятельная и смешливая, шумная, она приехала в Москву из Ижевска и на полном серьёзе планировала в будущем написать сценарий к фильму, который получит "Оскар" как "лучший иностранный".
– Слушай, если тебя кто-нибудь обидит тут – сразу говори мне, – предупредила Зойка в первую же минуту знакомства, едва Вика ввалилась со своими баулами в комнату. – Я здесь четвёртый год живу, всё про всех знаю и тебя в обиду не дам. – Она смотрела на новую соседку с откровенной жалостью, видимо, впечатлённая её тщедушной фигуркой и малым ростом.
– Спасибо, конечно, – Вика пожала плечами. – Но я вроде и сама себя никому не позволю дать в обиду.
Судя по скептическому выражению Зойкиного лица, та ей ничуточки не поверила. (Позже, когда Вика рассказала соседке свою историю: уход отца, болезнь матери, жизнь с бабушкой, – Зойка ещё больше прониклась убеждением, что подружка пропадёт без опеки, и целенаправленно взяла её под своё крылышко, чтобы защищать и оберегать.)
В общем-то, общага оказалась довольно приличной – Вика на всякий случай готовила себя к худшему и потому приятно удивилась. В общежитии была блоковая система: по две комнаты на блок, в каждом блоке – маленькая прихожая и туалет с душем. В комнатах селили строго по два человека, не больше – таким образом, всего в блоке проживало четверо. В комнатах имелись отличные деревянные кровати, практически новые, с удобными хорошими матрацами. Кухня была общей – на этаж, собственные электроплитки в комнатах строго запрещались. Вике, как бюджетнице, нужно было платить всего пятьдесят пять рублей в месяц за все эти удобства.
Зойка быстренько ввела её в курс дела.
– Стиральных машин в общаге нет, так что придётся стирать вручную либо относить бельё в прачечную, здесь недалеко есть хорошая и недорогая, могу подсказать адрес. Всем желающим выдают постельный комплект с одеялом, подушкой и бельём, которое меняют раз в неделю. Я, конечно, предпочитаю иметь своё собственное бельё, хотя на первое время пойдёт и казённое. Холодильник – мой, но я тебе, конечно, разрешаю им пользоваться. Единственное – не доводи до того, чтобы продукты там тухли, лучше покупай понемножку и чаще. Размораживать и мыть будем по очереди.
Вика послушно кивнула, несколько ошарашенная таким напором, а Зойка продолжала деловито перечислять:
– Из продуктовых магазинов здесь рядом есть три: "Пятёрочка", "Продуктовый" на углу Галушкина и проспекта Мира и "Магнолия" – непосредственно на проспекте, прямо перед салоном МТС. Также у нас в общаге есть столовая, работает с двух часов дня до полуночи. Салат "Цезарь" там не бери! – предупредила она строго.
Вика удивилась:
– Почему?
Зойка сделала страшные глаза и осуждающе объяснила:
– Он у них без куры. Зато… Зато печень в столовке – просто бомба!!! Очень рекомендую попробовать именно печень. Вкуснятина!
– Обязательно попробую, – еле сдерживаясь, чтобы не заржать, пообещала Вика.
– Так, что у нас дальше… Есть бесплатный Интернет, но работает с грехом пополам, так что я особо на него не рассчитывала бы. Придётся ходить в интернет-кафе. Посуда у тебя своя?
– Так… немножко.
– Здесь не выдают, поэтому придётся закупиться. Если хочешь, можем съездить с тобой в выходные в "Ашан" или "Икею", обзаведёшься всем недостающим. Ещё в конце сентября придётся заклеить окна – иначе мы тут зимой дуба дадим от холода. Гостей приводить можно, но они должны будут оставить на вахте свой паспорт. Их запишут на твоё имя и номер комнаты. В одиннадцать вечера всех выгоняют. Уф-ф, ну, вроде, всё! – выдохнула она и радостно посмотрела на свою новую сожительницу.
В это время в дверь тихонько постучали.
– Открыто! – крикнула Зойка.
В комнату заглянул щуплый парнишка с преувеличенно жалостливым выражением лица.
– Девчонки, есть чего-нибудь пожрать, в смысле – нормального, горячего? – заныл он. – Вторые сутки живу на соке и кексах…
– Иди, иди отсюда, плакальщик! – бесцеремонно заявила Зойка. – Развелось вас, нищебродов… Учись готовить – это пригодится в жизни.
Когда за парнем захлопнулась дверь, Вика осторожно поинтересовалась:
– А не слишком ли ты круто его послала?
– Да они оборзели! – возмутилась Зойка. – Здоровые лбы, а всё прибедняются – ах, ни супа сварить себе не умеют, ни даже яичницы поджарить. Я это уже четвёртый год подряд наблюдаю, с каждой группой "новобранцев". Парни таким образом пытаются сразу присесть на шею какой-нибудь сердобольной девчушке. Найдёт себе самую жалостливую, построит ей глазки… И она потом готовит ему и кормит вплоть до диплома. Ну нет, со мной этот номер не пройдёт! Если мужик не может для себя элементарно сварить пельменей – он и не мужик вовсе! – заключила она решительно.
Самое удивительное, что у этой толстушки был свой обожатель, преданный ей с самого первого курса. Звали его Валерик, и фамилия полностью соответствовала его сущности – Смирнов. Зойка изредка снисходила до общения с ним, но к телу не допускала, и Валерику только и оставалось, что таскаться за ней по коридорам института и страдальчески вздыхать, наводя смертельную тоску одним только своим упадническим видом.
– Слушай, пожалей парня, а, – не выдержала Вика где-то спустя месяц. – Дай ему, что ли, один раз – осчастливишь его до смерти!
Зойка затряслась от смеха.
– Ой, у меня, конечно, как у любого сценариста, богатое воображение, но даже оно не позволяет мне представить себя, занимающуюся сексом со Смирновым…
– Почему?
– Ну, знаешь старый похабный анекдот про "голубиных два яичка и хреночек вот такой"? Вот поэтому, – фыркнула Зойка. Она вообще была остра на язык и никогда не лезла за словом в карман.
Несмотря на то что сама регулярно динамила Валерика, Зойка, тем не менее, была страстной охотницей до чужих любовных историй. И чем драматичнее – тем лучше. Поэтому Вика стала для неё просто кладезем сокровищ: безответно влюблённая в популярного актёра-бабника, одновременно встречающаяся с другим парнем – во всех отношениях положительным, но "сердцу не прикажешь". Зойка с пристрастием выспрашивала у соседки подробности её ялтинских каникул. Слушала взахлёб, с открытым ртом – и Вика, сама не заметив как, выложила ей всё от начала до конца.
– Белецкий, конечно, не мужик, а отвал башки, – вздыхала Зойка понимающе, – но всё равно ты набитая дура. Данила – просто золото! Молодой, красивый, любящий тебя, уверенно набирающий популярность… У него всё самое прекрасное только впереди – слава, признание…
– А у Белецкого что – всё позади? – обижалась Вика за Александра. – Он же вовсе не старый. Ему только тридцать шесть…
– Ну, и сколько ещё будет сиять его звезда? Лет пять, максимум – десять! – припечатывала Зойка безжалостно. – А потом на его место придут другие. Такие, как твой Данила.
Вика возражала, но довольно вяло. В конце концов, их недоистория с Александром закончилась в Ялте, даже не успев толком начаться. К чему сейчас было спорить о том, кто из двоих для Вики лучше? У неё всё равно не оставалось выбора… Да и Данила, конечно же, действительно был золотым парнем. О таком парне любая нормальная девчонка могла только мечтать.
Впрочем, едва начались занятия, Вика по уши погрузилась в учёбу и думать забыла о личной жизни – ей было банально некогда. Она и не предполагала, что пора студенчества окажется настолько насыщенной, отнимающей все силы и свободное время. В отличие от других вузов, где учебный день ограничивался какими-то рамками, занятия во ВГИКе начинались с утра и длились до поздней ночи: несколько раз даже пришлось там заночевать, репетируя. В среднем, Вика и её сокурсники проводили в институте по двенадцать-тринадцать часов в сутки. В первой половине дня обычно были лекции: литература, психология, история театра, мировая художественная культура, иностранный язык, а также пластическое воспитание (сцендвижение, пантомима, танец) и сольное пение. Затем можно было наскоро перекусить в буфете или столовой – пирожком, шоколадкой или бутербродом, и снова мчаться на занятия. Вторая половина дня полностью посвящалась актёрскому мастерству: работа над этюдами, самостоятельными отрывками, спектаклями. И так – до упора, до самой ночи, потому что на часы здесь никто не смотрел.
Актёрское мастерство и пластику Вика полюбила больше всего на свете; к лекциям же относилась без должного пиетета и частенько использовала это время для того, чтобы тупо отоспаться – пока педагог читал свой предмет, не отрывая взгляда от тетради, можно было незаметно вздремнуть часик. Впрочем, преподаватели относились к подобным выходкам вполне лояльно – ну, или, скорее, равнодушно. По большому счёту, им не было до студентов-актёров никакого дела, и уж тем более никто особо не стремился заинтересовать их своей дисциплиной. Во всяком случае, так казалось Вике, которая справедливо полагала, что все эти непрофильные общеобразовательные предметы – дело второстепенное.
Вообще, она была так занята, что даже с Фунтиком, самым лучшим своим другом, смогла пересечься только в конце сентября, два месяца спустя после их последней встречи. Увидев её, он пришёл в шок.
– От тебя остались кожа да кости! – заявил он в негодовании. – О чём ты вообще думаешь, ты даже во время вступительных не была такой дистрофичкой!
– Да, понимаешь, всё некогда, – смущённо оправдывалась Вика. Конечно, она и сама была в курсе, что схуднула – юбки и джинсы буквально сваливались с неё, пришлось потуже затягивать ремень. И не то чтобы у неё не было денег на еду – просто действительно не оставалось времени, чтобы нормально поесть, она жевала и перекусывала на ходу, вернее, на бегу. А порою ей было просто лень что-то готовить – она доползала до общаги, падала на кровать и проваливалась в сон. Плюс та бешеная энергия, которую она тратила на репетициях и занятиях по мастерству, банально не позволяла ей заплыть жирком.
Они встретились на Лубянке и теперь, прогуливаясь, неспешно двинулись по Никольской улице в сторону Красной площади.
– Нет, дорогая, так дело не пойдёт! – Фунтик никак не мог успокоиться. – Этак ты доведёшь себя до могилы во цвете лет! Тебе нужно нормально жрать, ты поняла меня?
Сам он, к слову, выглядел весьма респектабельно – приятель устроил его на работу в модный бар, и Фунтик снискал там славу обаяшки-бармена, отбоя от клиенток просто не было. Однако, несмотря на своё внешнее благополучие, Викин друг не отказался от идеи стать артистом. Он постоянно мотался на всевозможные кастинги, пару раз даже поучаствовал в съёмках ток-шоу.
– Если хочешь, – предложил он Вике, – я буду тебе звонить, когда подвернётся какой-нибудь интересный проект. Понятно, что не дешёвка всякая… ну, а вдруг – серьёзная интересная роль? Далеко не всегда режиссёры ищут среди профессионалов, им часто нужны молодые свежие лица…
– Спасибо, Фунтик, – поблагодарила Вика с признательностью. – Это было бы очень кстати. Вообще, если будет какая-то работёнка для меня… ну, ты знаешь, я готова даже петь на свадьбах, если понадобится. Голосом вроде Бог не обидел… а подработка мне ой как нужна, на одну стипендию не проживёшь!
– Что ж ты раньше молчала, Вичка?! – всплеснул он руками. – А я и заикаться об этом боялся, думал, что не царское это нынче дело…
– Дурачок, – рассмеялась она. – Да я любому заработку сейчас буду рада, другой вопрос, что на постоянную работу с моим графиком учёбы фиг устроишься. Только по выходным и могу… Ну, по ночам ещё. Но тогда времени на сон вообще не останется.
– Нет-нет, никаких ночных смен! – покачал он головой. – Будут съёмки – позову. Ты знаешь, в иных ток-шоу даже тупо массовкой посидеть – уже можно тысячу рублей за раз заработать.
– А как ты узнаёшь про все эти шоу и кастинги? – полюбопытствовала Вика.
– Да Алла меня зовёт, она же сама… – начал было Фунтик и запнулся, поймав удивлённый Викин взгляд.
– Ну да, – смутился он, – я забыл тебе рассказать. Мы с Аллой… Ну, в общем… вроде как встречаемся.
– Вроде как?! – перепросила Вика. – То есть ты сам не уверен?
Она была настолько ошарашена новостью, что даже не знала, как на неё следует правильно отреагировать. Алла Югова категорически не понравилась ей ещё со времён вступительных – особенно то, как гадко она повела себя с Фунтиком, унизив его у всех на глазах. И вот теперь, получается, Славка снова с ней закрутил… Она хотела хорошенько отругать Фунтика – ну надо же иметь хоть каплю гордости и самоуважения! – но что-то в его глазах заставило её прикусить язык.
– Ты хоть счастлив с ней? – спросила она тихонько.
Тот виновато отвёл глаза.
– Когда она со мной – то да… Вичка, она удивительная. Она классная! Я не могу описать словами… Но проблема в том, что… сегодня она может быть милой и ласковой, а назавтра… как будто мы вообще чужие люди, – вздохнул он, и стало понятно, что его давно это мучает. – Она то приближает меня к себе, то отталкивает. Я не могу понять, что она ко мне чувствует, нужен ли я ей.
– А уйти первому – никак? – спросила Вика, уже понимая по его выражению лица, что это безнадёжно.
– Никак, – вздохнул он. – Похоже, я действительно её люблю. По-настоящему… Ладно, не будем обо мне. Давай лучше поговорим о вас со Стрельниковым! Как ты съездила к нему в Ялту? Чем вы там занимались?
Вика принялась взахлёб рассказывать ему обо всём, что с ней произошло. Она старалась не заострять особого внимания на Белецком, упоминая о нём нарочито вскользь, в контексте всей киногруппы, но, чем дольше продолжался её рассказ, тем подозрительнее смотрел на неё Фунтик. Взгляд его становился всё более пытливым, как у прокурора, и наконец, не выдержав, он перебил её:
– О, Боже… Ты что, влюбилась в Белецкого?!
Вика осеклась, споткнулась и густо залилась краской.
– А что… это так очевидно? – спросила она виновато.
– Дурында, да у тебя это на лбу написано, ты бы посмотрела на своё лицо, когда говоришь о нём!
– Блин, – выругалась Вика. – Наверное, надо себя как-то контролировать…
– Что у вас с ним было? – встревоженно продолжал расспросы Фунтик.
– Ничего… – Она развела руками. – Ну, правда, ничего особенного! Он только поцеловал меня один раз. По пьяни. В шутку…
– Силён мужик, – вздохнул Фунтик, – если тебя так накрыло от одного только поцелуя, что ты улетела…
– Меня накрыло раньше. Если честно – то с самого первого взгляда, – призналась Вика: помирать, так с музыкой. – Это было… как удар грома, вот так – бах!
– Плохо дело, – констатировал Фунтик уныло. – А Стрельников не догадывается?