- Непорядочек, товарищ комиссар! - встретил их наглый мордастый парень, принимавший арестованных на Лубянке. - Враг народа, а с наркомовскими петлицами, с орденом.
- Ты с кем разговариваешь? С дворником? - возмущенно спросил Жихарев парня, сдиравшего петлицы и орден с френча Ягоды.
- Все вы здесь временные! Сегодня - с ромбами и орденами, а завтра - враги народа! В наручниках через этот предбанник пойдете!
- Это - у тебя не порядок! Почему арестованный в наркомовской форме? Немедленно переодеть! - рявкнул Жихарев на парня.
Ягоде принесли поношенную красноармейскую форму, узкую и короткую для него, дали разбитые красноармейские ботинки. Так и увели в камеру, с нижнем бельем, торчавшим из-под штанин и рукавов. Пашка поехал проводить обыск в квартире арестованного, который не дал никаких улик. К рассвету Жихарев вернулся на Лубянку.
- Как провел ночь Ягода? - спросил он у начальника караула.
- Похоже, помешался! Не спал, ходит из угла в угол, сам с собой разговаривает.
- Давай его ко мне!
Привели Ягоду.
- Ну что, Генрих Николаевич? Методы наши вы знаете - сами их разрабатывали. Все равно рано или поздно заговорите! Зачем себя мучить? Рассказывайте все о вашей контрреволюционной, шпионской деятельности! Суд учтет ваше чистосердечное признание, - обратился Пашка к подследственному.
- Суд учтет! Жихарев! Вы понимаете, что суд будет для того, чтобы уничтожить меня!
- Понимаю, Генрих Николаевич. Поэтому даю вам возможность умереть, не мучаясь, и не мучая вашу семью. Зная меня много лет, вы не можете не понимать, что я заставлю вас говорить. Заставлю дать те показания, которые будут нужны следствию.
- Я согласен! Хозяин получит такие показания, какие пожелает. Только не мучайте меня!
Ягода начал давать показания. Точнее, он подписывал все, что давал ему Жихарев. Остальные оппозиционеры упорствовали и опровергали показания Ягоды. Ежов ставил Пашку в пример другим членам следственной бригады:
- Вот Жихарев - молодец! Какой матерый враг дает у него показания! И все делается спокойно, без крика. А вы все идете и просите разрешить какие-то особые методы воздействия! Методы у нас одни - советские, социалистические, - разглагольствовал он на совещаниях.
- Да ведь все они отрицают! Уперлись, молчат, не раскалываются! - вставил Фриновский - первый заместитель Ежова.
- Ладно, попробую договориться с Вышинским. Думаю, разрешат вам особые методы, - пообещал нарком.
В мае 1937 года Генеральный прокурор СССР разрешил применять к подследственным методы физического воздействия. После этого и Бухарин, и Рыков, и Крестинский, и все остальные стали давать показания и поддерживать показания Ягоды. А тот тем временем признался, что совершил убийство Горького, взял на себя убийство наркома тяжелой индустрии Куйбышева. Хотя к последнему были причастны Пашка с Хозяином.
Была провалена первая пятилетка. С треском проваливалась и вторая. Сроки ввода в эксплуатацию гигантов индустрии срывались. Не было квалифицированных кадров. Бывшие строители, умевшие работать мастерком и лопатой, не справлялись со сложными станками, постоянно выводили из строя оборудование. Катастрофически не хватало людей для работы на предприятиях - их построили слишком много. Ржавела техника, омертвлялись вложенные в нее капиталы. Плановые показатели хронически не выполнялись. Если за первую пятилетку все беды сваливались на специалистов-вредителей и кулаков, то за промахи, допущенные во второй, начали искать виновных в высших эшелонах власти. Неоднократно гнев Сталина обрушивался на наркома тяжелой индустрии и его первого заместителя - Орджоникидзе. Неоднократно генсек бросал им обвинения в развале промышленности, неумении руководить ею. Всегда спокойный, сдержанный на эмоции Куйбышев отмалчивался. После разносов на заседаниях политбюро он шел в кремлевский буфет и нагружался там красным вином. Однако не выдержал и он.
- Да вы же во всем виноваты! - вспылил он на очередное обвинение Сталина в срыве поставок военной техники. - С кем работать? Всех знающих специалистов вы расстреляли или сгноили в лагерях! Мы посылаем инженеров учиться в Америку и Германию. Они возвращаются и попадают в тюрьму как шпионы! Вы постоянно вмешиваетесь в дела наркомата. Мы выполняем ваши указания, а они никуда не годятся! Для того, чтобы руководить тяжелой индустрией нужны не только инженеры. Нужны экономисты! А где наши экономисты? Они высланы из страны как лжеученые. Экономические расчеты у нас заменили лозунги. Результат - срыв поставок не только военной техники. Результат - срыв пятилетнего плана. А теперь вы обвиняете меня и вверенный мне наркомат во всех смертных грехах! Я не допущу этого! Ответственность надо делить пополам: половину - наркомату, половину - политбюро!
С этими словами Куйбышев выбежал из кабинета вождя, хлопнув дверью. Пашка в это время сидел в приемной. Дверь открылась, и на пороге появился Сталин. Увидев Жихарева, он жестом велел подойти.
- Иди за ним! - тихо приказал Хозяин.
По его искаженному лицу Пашка, понял, что ему предстоит.
- Ну что за человек?! - донеслись до Жихарева слова вождя. - Совершенно перестал выносить критику. И при этом не делает никаких выводов!
Куйбышева Пашка нашел в буфете. Перед наркомом стояла ополовиненная бутылка масандровского портвейна. Затравленно смотрел он по сторонам. Жихарев подошел к буфетчику.
- Дай-ка того же самого, что Куйбышеву подал!
- Пал Палыч, сейчас официантка подаст!
- Открывай и подавай сам! - велел Пашка.
Там же, в закутке добавил он в бутылку несколько капель из своего флакончика. Затем присел за столик к Куйбышеву. Тот уже допивал бутылку.
- Вот, еще одна бутылочка, Валериан Владимирович, - поставил Жихарев на стол отраву. - Гляжу - вы это приканчиваете. Дай, думаю, еще принесу. А мне сейчас официантка коньяк подаст.
- Да тяжелый был день, очень тяжелый, - Куйбышев налил стакан из пашкиной бутылки.
- Ну и на здоровье! - протянул Жихарев рюмку с коньяком.
- Не буду я с вами чокаться!
- Это почему же? Форма моя не нравится?
- Просто знаю, что в этом стакане! Знаю, но должен выпить! Пью, потому что не вижу другого выхода! - осушил стакан Куйбышев.
- Что же вы, Валериан Владимирович! Нельзя нехорошо о нас думать!
- Я видел вас в приемной у Сталина. Неспроста вы стали угощать меня. Понимаю, что Сталину надо от меня отделаться! Но с кем он останется? С неучами и бездарями! Они разрушат страну! Втопчут в грязь великий народ, низведут его до положения скота! Уже рабочие и крестьяне начали превращаться в рабочую скотину, в рабов. А ведь когда-нибудь придется ответ держать! Не хочу быть с ними!
Куйбышев поднялся из-за стола. В это время лицо его посинело. Он захрипел, потащив за собой скатерть с бутылками и закуской, упал на пол. Обслуга и несколько находившихся в буфете чинов бросились к упавшему.
- Мертв! - констатировал Пашка, склонившись над Куйбышевым. - Сердце подвело, инфаркт.
- Топорно сработал, - сказал ему тогда Сталин. - Орденов за такую работу не дают!
И вот, через пару лет, Ягода взял эту смерть на себя. Физические истязания, перемешанные с истязаниями моральными, сломили дух арестованных. Как по маслу прошло следствие, как по маслу, прошел процесс. Всех приговорили к расстрелу. В подвале Внутренней тюрьмы Жихарев с подручными ждали команды для приведения приговора в исполнение. Плечистые молодые люди, которых Пашка никогда не видел, внесли стол и стулья. На столе поставили бутылки с любимым Ежовым гамбургским пивом. Еще два ящика пива поставили в углу. Высокомерно посматривая на компанию Жихарева, парни выстроились у стен. Ввалились во главе с Ежовым Вышинский, Фриновский, председатель военной коллегии Верховного суда СССР Ульрих.
- Приговор приведут в исполнение без этих кустарей! - пренебрежительно кивнул Ежов на Васю Фомина и Тихона Гавриловича.
Жихарев с подручными около трех часов ждал у камеры Ягоды. Тот, как всегда, ходил из угла в угол, разговаривая сам с собой. Наконец, явилась подвыпившая компания. Молодые люди принесли стол со стульями и стальные прутья с запекшейся кровью.
- Учитесь у профессионалов! - дыхнул Ежов перегаром на Пашку и обратился к Ягоде. - Ну, что, Генрих Николаевич? Садился-бодрился, срал-срал и упал? Думал, что отойдешь в мир иной тихо без мук? Ошибся! А ну-ка, дайте ему!
Молодой человек ударил Ягоду прутом по ногам, разорвав ахиллесовы сухожилия. С криком рухнул бывший нарком на пол. С двух сторон ударили его прутами по голеням. Крича от боли, потянулся Ягода к ногам, но удар прутом по запястью опрокинул его на пол.
- А-а-а! - кричал Ягода, катаясь по полу.
- Поставьте его на ноги! - приказал Ежов.
Генриха Николаевича поставили на ноги, на раздробленные кости. Он потерял сознание. "Приведите его в чувства и снова поставьте на ноги!" - с упорством пьяного требовал нарком, наливая в стакан пиво. Шесть раз поднимали Ягоду и ставили на ноги. Каждое падение сопровождалось ударами сапог по печени и почкам. Ягода описался и обкакался. Пот тек по его лицу.
- Из грязи человек родился, в грязи он умрет! - с этими словами Николай Иванович сапогом раздавил Ягоде нос.
Бывшему наркому раздробили колени и перебили нижнюю часть позвоночника. Снова привели в сознание, вылив три ведра холодной воды. Один из парней проткнул прутом живот Ягоде. Принялись за руки, методично дробя пальцы каблуками.
- Постойте! Он уже слабо чувствует боль! - заметил Фриновский.
- Хватит! Кончайте его! - распорядился Ежов.
Молодые люди обступили Ягоду. Замелькали в воздухе руки, послышался свист стальных прутьев, рассекавших воздух, раздался треск ломаемых костей. По полу покатилась снесенная прутом крышка черепа, оставляя за собой след перемешанных с кровью и мозгом волос.
- Уберите эту падаль! - приказал Ежов.
- А ну, кустари, за работу! - обернулся к Васе Фомину и Тихону Гавриловичу молодой наглец со шпалой в петлице и золотой коронкой во рту.
- Пол потом вымоете! - велел им еще один из юнцов.
Стараясь не смотреть на то, что осталось от Ягоды, пашкины подручные положили тело на носилки. Первым вырвало Васю. За ним вывернуло на изнанку Тихона Гавриловича.
- Тоже мне, работнички! - криво усмехнулся нарком. - Убрать их отсюда! Заменим молодежью - у нее нервы крепкие!
Тело Ягоды положили в машину с надписью "Хлеб", где уже лежали трупы остальных, казненных по делу Бухарина-Рыкова. В рассветном полумраке машина направилась к крематорию.
Наутро пришел приказ о переводе Васи Фомина на работу в Первоуральский политический изолятор. Тихона Гавриловича отправили на пенсию. Пашка был награжден орденом Красной Звезды.
Глава 20
Во время процесса по делу Бухарина-Рыкова Пашке пришла идея подключиться к подготовке другого процесса - о заговоре в Красной Армии. У наркома обороны Ворошилова уже давно шла борьба с его первым заместителем - маршалом Тухачевским. Малограмотный Ворошилов отвергал идею новой структуры вооруженных сил, предложенную Тухачевским. Был нарком и противником автоматического оружия, считая его оружием полиции, нужным лишь для разгона демонстрантов. Являлся Климентий Ефремович и противником развития авиации, танковых войск, реактивной артиллерии. Поэтому у армейской молодежи Тухачевский пользовался большим авторитетом, нежели Ворошилов. Наркомом овладела боязнь потерять кресло. Дважды он перемещал Тухачевского из аппарата Народного комиссариата обороны. Дважды его возвращал обратно Сталин, разжигая конфликтную ситуацию между военачальниками и их сторонниками. При этом сам Хозяин долгие годы ненавидел Тухачевского за перебазирование Первой Конной армии на Западный в фронт во время войны с Польшей. Раскол военных на два лагеря входил в планы вождя. Двум враждующим группировкам невозможно было договориться об устранении его от власти. С целью создания прецедента по обвинению в шпионаже и организации заговора Тухачевского отправили в зарубежную поездку. После нее маршала снова удалили из наркомата, назначив командующим непрестижного Приволжского военного округа. В конце мая 1937 года его вызвали в Москву и арестовали по прибытии прямо на вокзале.
- Подключись к следствию! - приказал Пашке Ежов. - Арестованная публика - матерая. Просто так не сдастся. Правда, сейчас мы имеем право применять методы физического воздействия на подследственных Так что не стесняйся!
Жихарев пришел к Радзивиловскому - следователю, занимавшемуся делом Тухачевского.
- Ваши услуги не понадобятся, - нагловато заявил тот. - Ваш маршал, оказывается, совсем не выносит боли! Всего три часа беседы - и он во всем признался.
В углу кабинета на полу сидел совершенно седой человек с заплывшим от синяков лицом.
- Топай сюда, морда! - приказал ему следователь. - Протокол готов, подписывай!
- Почему вы так легко дали показания? - спросил Пашка Тухачевского.
- Все равно убьете! А буду упорствовать - мучить станете…
- Разговорчики! - Радзивиловский схватил маршала за волосы и несколько раз ударил лицом об стол.
Оставляя на бумаге следы крови, Тухачевский подписал протокол. - Увезти! Пусть отдыхает! - вызвал конвой Радзивиловский.
- Что вы с ним делали? Он стал совсем седым? - спросил Жихарев.
- Секрет фирмы! А впрочем, когда его сюда привезли у него седыми были только виски.
Отказались от пашкиной помощи и другие следователи, имевшие право делать с арестованными все, что хотели. Поэтому все оказавшиеся под следствием руководители армии очень быстро дали требуемые от них показания. В качестве компенсации "за моральный ущерб", как выразился Ежов, Пашку пригласили на совещание к Сталину, где докладывался ход следствия.
- Учитывая, что большинство арестованных - евреи, неплохо было бы направить следствие на их разоблачение как прислужников мирового сионизма. Заговор следует признать сионистским, а его целью - установление право-сионистской диктатуры., - предложил Ежов.
- Правильно! Всех евреев надо из вооруженных сил гнать! - поддержал его Ворошилов.
Женатые на еврейках Ежов и Ворошилов, тем не менее, были закоренелыми антисемитами. При первой же возможности они старались удалить евреев с руководящих постов.
- Нет, - возразил им Сталин. - Для сионистских заговоров еще не пришло время. Наш народ питает ненависть к фашизму. Идет война в Испании. Заметьте, - война с фашизмом. Поэтому судить их будем как фашистских агентов! Цель заговора - установление фашистской диктатуры. В этом направлении должно вестись следствие!
На переделку протоколов не потребовалось много времени. Они составлялись так, что можно было выносить обвинения и в фашистском, и в сионистском, и в белогвардейском, и в троцкистом заговорах. Затем всего несколько часов понадобилось для проведения суда. Почти все обвиняемые отказались от показаний, выбитых у них на следствии. Однако председатель суда маршал Блюхер словно оглох, сделав вид, что не слышал отказов. Всех подсудимых приговорили к расстрелу. В драном красноармейском обмундировании их вели в подвал военной коллегии Верховного суда.
- Да здравствует товарищ Сталин! - кричал бывший командарм первого ранга Якир, которого вели под руки дюжие молодцы.
- Может быть, отвезти их во Внутреннюю? - спросил Пашка Ежова.
- Нет! Во Внутренней тюрьме люди работой перегружены. Прикончат этих здесь! А ты не беспокойся - все, что причитается тебе за труды - получишь!
У Пашки сложились странные отношения с наркомом. Он то приближал Жихаерва, то отдалял его. Так во время выборов в Верховный Совет СССР Ежов сам предложил Пашке стать его доверенным лицом. Поехали в город Горький, где баллотировался нарком внутренних дел. Встреча с избирателями проходила в недавно построенном Дворце культуры работников автозавода. В соответствии с инструкцией, Жихарев вошел в здание первым. Войдя, он попытался придержать дверь, державшуюся на тугих пружинах. Рука в перчатке заскользила, дверь вырвалась и ударила по лбу наркома. "Ё… твою мать!" - заверещал полутораметровый Ежов, отброшенный на руки сопровождавших его лиц. Вышли на сцену. Зал, рассчитанный на несколько тысяч человек, встретил наркома овацией. Раскланиваясь с залом и аплодируя самому себе Ежов, цедил сквозь зубы нецензурщину в адрес сидевшего рядом Пашки. Наконец, аплодисменты утихли. Жихарев зачитал биографию наркома и предоставил ему слово. Жуткую картину всеобщего заговора нарисовал тот в своем выступлении.
- Везде и всюду враги. Они есть на каждом заводе, в каждом колхозе, в каждом учреждении. Вы думаете врагов нет здесь? - спросил он, подойдя к краю сцены. - Есть! И их много! Но недолго им гулять по нашей родной советской земле! Всех возьмем!
С этими словами Ежов взметнул вверх свой крохотный кулачок. Овация была ему ответом.
- Да здравствует товарищ Ежов! Даешь ежовые рукавицы для врагов народа! - неслось из зала.
В ту же ночь арестовали всех, кто присутствовал на встрече с наркомом. Пашка же больше месяца не показывался на глаза начальнику.
С первых дней своего руководства Ежов приступил к реорганизации аппарата НКВД.
- Все вы разложены, избалованы высокими чинами, полученными не по заслугам, - заявил он на одном из совещаний. - У нас больше, чем в армии народа, имеющего генеральские звания. С этим будем кончать! Заодно посмотрим: все ли соответствуют имеющимся у них званиям. Не обессудьте, но многим придется расстаться с большим числом ромбов и шпал в петлицах. Враги проникли в органы. Поэтому упорядочивание званий будет производиться одновременно с поголовной проверкой всех наших сотрудников! Мы возьмем всех шпионов и диверсантов, окопавшихся в нашем аппарате!
После этого совещания всем работникам органов вдвое были повышены должностные оклады. Одновременно почти все они были понижены в званиях. Маршальские звезды и по четыре ромба в петлицах сохранили лишь нарком и его ближайшее окружение. Пришлось снять один ромб и Жихареву.
- Все, кто имел по два ромба, их потеряли. Мне, правда, с трудом, удалось убедить Ежова сохранить тебе один ромб, - сказал Пашке Хозяин. - Ты знаешь, что такое органы. Они и меня могут проверить и мне могут отказать!
Несколько иначе представил дело Ежов:
- С большим трудом удалось убедить Хозяина оставить тебе один ромб. Ты знаешь его непреклонность и представляешь, чего мне это стоило!
Одновременно шла проверка работников органов. Это было уничтожение всех неугодных Ежову. Сначала арестовали служивших в аппарате латышей - тех самых бывших латышских стрелков, что перешли на сторону революции. Среди них было немало членов партии с дореволюционным стажем.
- Развели шпионское гнездо! - говорил Пашке один из высоких чинов, которому поручили ведение дела латышей. - Крепкие орешки! Многие еще при царизме тюрьму и каторгу прошли.
- Как же тебе удается такие крепкие орешки столь быстро раскалывать? - поинтересовался Жихарев.
- Так, ведь тюрьма у нас - не царская! Примитивно там работали, в белых перчатках. Не желали господа пачкаться. А мы - народ попроще! Все интеллигентские штучки отбросили. Поэтому и раскрываемость преступлений у нас стопроцентная.
- Поделился бы опытом! - попросил Пашка.