- Попались мне в букинистическом магазине две старинные книжки. Одна - "Средневековые пытки и казни", другая - "Восточные пытки". Пара приемчиков из этих - и дают показания, как миленькие!
Через две недели после этого разговора покончил с собой в камере бывший начальник контрразведки Артузов, которого допрашивали с помощью средневековых пыток. На совещании Ежов рвал и метал:
- М… ки! Это же - главный участник следствия! И ему позволили умереть!
- Артузова допрашивали с применением средневековых пыток. Не наши методы! Его запытали, - вкрадчивым голос сказал майор госбезопасности, заместитель пашкиного знакомого - любителя пыток.
- Вы считаете такие методы нецелесообразными? - впился в него взглядом Ежов.
- Я считаю любые методы целесообразными, товарищ нарком! Но при этом люди не должны гибнуть! Они должны давать показания, а не умирать!
- Ведение дела поручаю вам! - улыбнулся Ежов майору и метнул фиолетовые глазки на любителя букинистической литературы. - А вас я отстраняю от дела! Будете в резерве, пока я не придумаю, что с вами делать!
Закончилось совещание. Все закуривали в приемной наркома.
- Какая же ты сволочь! - выпалил пашкин знакомый майору.
- Ну почему же сволочь? Работать надо! А то сто процентов раскрываемость, сто процентов раскрываемость - а подследственные гибнут! Тоже мне - ударник! - пренебрежительно ответил майор.
- Чувствовал я, что ты и на мое место, и на мою жену метишь. Пары дней мне не хватило, чтобы тебя-гниду уничтожить. Ну, ничего, будет и тебе великий пост!
Вечером Пашку вызвал Ежов.
- Этот молодой человек, - указал нарком на уже знакомого Жихареву майора. - Будет вести дело нашего поклонника средневековья. Вот - ордер на арест. Взять немедленно!
У квартиры любителя старинных книг уже дежурили сотрудники наркомата.
- Все тихо. Никто из квартиры не выходил, - доложил старший из наблюдателей.
Однако никто не открыл дверь, когда группа Жихарева, стала звонить. Пришлось прибегнуть к помощи отмычки и щипцов, которыми перекусили цепочку. С оружием наготове оперативники вошли в квартиру. В спальне на кровати из карельской березы лежала совершенно голая женщина с простреленной головой. Пашка невольно залюбовался телом покойницы. Такие фигуры он видел в Музее изобразительных искусств у статуй древнегреческих богинь.
- Вот сволочь! - пробормотал майор. - Такую бабу лишить жизни! Ведь спортсменка была, умница, красавица. А этот куркуль, чтобы другим не досталась, убил.
За столом в кабинете сидел пашкин знакомый. Он застрелился из маленького "дамского" пистолета.
- Потому и выстрелов не слышали, что пистолетишко - дамский! - отметил Пашка.
- Мне он его показывал. Говорил, что подарок друзей из Испании, но я думал, что это - зажигалка, - пробормотал майор.
На столе лежала записка: "Все равно, убьете, гады! Люську застрелил, что она вам не досталась!" Рядом с пистолетом на столе лежали книги "Средневековые пытки и казни" и "Восточные пытки".
- Не актируйте эти книги! - попросил майор. - Они пригодятся мне в работе.
- Бери! - разрешил Жихарев.
- Что с этими делать? - кивнул на трупы майор.
- Его хоронить придется, а бабу отдадим в медицинский институт. Хорошее пособие для студентов получится. Не пропадать же такой красоте!
Через пару недель, как было покончено с латышами, брали майора. Увидев входивших в его кабинет Жихарева с оперативниками, тот нервно улыбнулся, в один прыжок достиг окна и сквозь стекла выбросился из него. "А-а-а!" - послышался крик тут же заглушенный шумом транспорта. В верхнем ящике стола Пашка нашел уже знакомые ему книги.
- Не хотел, чтобы эти пособия использовали на нем. Потому и с восьмого этажа предпочел выброситься, - констатировал Ежов, просмотрев переданные Пашкой книги. - Надо бы их распространить среди следователей…
- Эти книги никому счастья не приносят, - заметил Жихарев.
- А нам счастье и удача не нужны! Нам работать надо! - отрезал нарком.
Все сильнее раскручивалась пружина репрессий в органах. Вести дело арестованного начальника управления или отдела поручали его первому заместителю, которого назначали на освободившееся место. Разумеется, преемник делал все, чтобы добиться от бывшего начальника признания в преступлениях, караемых смертью. Через некоторое время арестовывали и этого руководителя, и уже его дело поручали вести его вчерашнему заму. Пять раз проходили такие изменения в органах накануне войны. Такая же система была введена в армии, промышленности, науке и культуре. Только там преемник не вел лично дело бывшего начальника, а курировал ход следствия. Одновременно с латышами репрессии обрушились на эстонцев, литовцев, поляков. Хотя наряду с ними бросались в тюрьмы представители других больших и малых народов, этих уничтожали поголовно.
- Если они не шпионы сейчас - станут шпионами в будущем! Зачем нам потенциальные враги? - ответил Хозяин на предложение Ежова установить процент арестов среди прибалтов и поляков. - Никаких процентов! Пока на их родине существуют буржуазные режимы, вся эта шантрапа должна находиться за Уралом!
Тем не менее, идея процентов Сталину понравилась. Начали устанавливаться планы по арестам: годовые, квартальные, месячные. Разрабатывались планы по арестам немецких, английских, японских и прочих шпионов, троцкистов, правых уклонистов, вредителей. Судам спускались сверху планы по вынесению смертных приговоров, двадцатилетних и прочих сроков заключения. Везло тем, кто попадал в суд в конце месяца. К этому времени план по расстрелам, как правило, был уже выполнен, и подсудимые приговаривались к заключению. Тоже самое происходило в Особых совещаниях - судебных органах с быстрой процедурой рассмотрения дел. Там дело рассматривалось без подсудимого, а подчас - и прокурора. Однако вскоре нашли лазейку для перевыполнения плана по расстрелам - начали осуждать на десять лет без права переписки. Эту категорию осужденных уничтожали или сразу же после вынесения приговоров, или же помещали в лагерь, где людей расстреливали или забивали насмерть, когда такое решение принимала администрация.
Попал было под арест и пенсионер Тихон Гаврилович.
- Три дня просидел, - рассказывал он зашедшему проведать Пашке. - На четвертый вывели меня из районного отдела, дали в зубы и говорят: "Молись, дед, богу, что мы план по арестам в этом месяце выполнили!" Ну чем не царский режим?!" Разговор под выпивку шел в коморке Тихона Гавриловича.
- Четыре комнаты в квартире, а жильцов - только я, да старушка-пенсионерка. Раньше, в восемнадцатом, когда мы въехали, жизнь здесь кипела. А теперь всех пересажали! - рассказал старик.
Тоже самое творилось и в пашкиной квартире в Большом Комсомольском переулке. Поначалу квартира, в доме, специально построенном для сотрудников НКВД, была шумной и многолюдной. Затем двое из троих пашкиных соседей пропали. Семьи их выселили. Дольше всех задержалась семья следователя Ивашова. Но в один прекрасный день (вернее - ночь) увезли и его. Жену с детьми вышвырнули в подвал на улице Герцена. Правда, подселяли пару сотрудников, переведенных в Москву из областных управлений, но и они быстро исчезли.
- Бери всю квартиру себе! Тебе по чину положено! - разрешил Пашке начальник хозяйственного управления НКВД.
Так и жил Жихарев один в четырех комнатах, обставив их мебелью из красного дерева и карельской березы, купленной в комиссионных магазинах по продаже конфискованных вещей врагов народа. Ну а в немногие свободные часы Пашка встречался с Тихоном Гавриловичем - за стариком нужен был глаз, да глаз. Слишком много он знал. Попадись где-нибудь, начни рассказывать лишнее - пришел бы конец и Жихареву и Васе Фомину. Поэтому каждый месяц Пашка старался бывать у старика. Он сожалел. Что Ежов услал из Москвы Васю, лишив тем самым Жихарева возможности контролировать слова и действия Фомина. Успокаивало лишь то, что Вася командовал политическим изолятором, лагерное начальство подвергалось репрессиям редко.
- Как ты теперь живешь, Гаврилыч? По паркам гуляешь или подрабатываешь к пенсии где-нибудь? - спросил Пашка, разливая по стаканам водку.
- Подрабатываю, Паша. Нанялся в морг, принимаю и выдаю родственникам покойничков. Мне без трупов никак нельзя! Привык я к ним за двадцать лет! Только в наш морг, во Внутренней я не пошел - уж больно там жмурики страшные, да изуродованные, - приняв полстакана водки старик сразу же захмелел.
- Что-то ты, Гаврилыч, быстро косеешь! Годы сказываются или не пил давно?
- Что ты, Паша! Наоборот каждый день принимать приходится. Спирту полно! Да и родственники покойных кто четвертинку поднесет, кто деньжат подкинет.
Это сообщение насторожило Пашку. Он понял, что Тихон Гаврилович спивается, а спившийся человек непредсказуем в своем поведении. Выйдя на кухню, Жихарев нашел пустую четвертинку из-под водки. В шкафчике Гаврилыча он обнаружил бутылку уксусной эссенции. Перелив ее содержимое в тару из-под водки, Пашка вернулся в комнату. Старик спал, раскинувшись на своей железной койке. Только начатая бутылка водки была уже пуста. Еще раз зайдя на кухню, Жихарев залез в шкафчик соседки. Там тоже была уксусная эссенция. Ее он перелил в бутылку, стоявшей в комнате. Затем Пашка тихо покинул квартиру. Две недели спустя он снова наведался к старому товарищу.
- Умер наш Тихон Гаврилович, - сообщила старуха-соседка. - Уксусной эссенцией отравился. Держал ее в таре из-под водки. Верно, перепутал… На Даниловском кладбище его в среду похоронили. Имущество родня из деревни между собой поделила, а в комнату комсомольцы-метростроевцы въехали.
Из комнаты Тихона Гавриловича лихо ударила гармошка.
- Юрка, бля, пей! - хрюкнул сиплый женский голос.
Хохот, повизгивание и гомон донесся из-за двери Гаврилыча.
- Видишь, батюшка, никакого мне покоя на старости лет не стало, - вздохнула бабка.
Добрался Ежов и до евреев в аппарате НКВД.
- Сколько евреев в СССР? Какой процент они составляют от общего числа населения? - спросил он на совещании.
- Двадцать процентов, - ответили ему.
- Вот и у нас в аппарате их должно быть двадцать, нет - десять процентов! Завтра же представьте мне список всех евреев, работающих в наркомате!
Через день евреев в наркомате заметно поубавилось.
- Куда же ребята-евреи делись? - спросил Пашка у проходившего мимо сотрудника Оперативного отдела.
- Как куда? - удивился тот. - Те, кто чином повыше - в камерах своей участи ждут. Кто чином пониже - уже в морге. В одну ночь мы их всех забрали и расстреляли без суда и следствия. Сейчас в Донской, в крематорий жечь повезем. Кстати, мой вам совет - дуйте в наш комиссионный. Дня через три там будут интересные вещи продавать, которые от них остались.
- А семьи?
- Семьи уже в лагеря едут. А жен и родителей начальников завтра в расход пустим.
- Значит и начальников ждет смерть?
- Николай Третий так решил! Но для приличия их немного посудят. Правда, в крематории все равно: с приговором или без приговора туда труп привезли.
В тот же день Пашка узнал, что начали пытать его бывшего начальника Паукера. Он сидел уже довольно давно, но до поры до времени его не допрашивали. Паукер знал слишком много, что могло повредить Хозяину. Но если Ягода был слишком умен, чтобы располагая информацией Паукера помалкивать, то Ежов этим качеством не отличался.
- Для меня было бы большой честью вести дело Паукера, - сказал Жихарев наркому.
- Ты что в начальники управления захотел? Не пришла еще твоя очередь! Это дело поручено его бывшему заместителю Гулько. Он теперь начальник - он должен вести дело! Жаль, что он тоже - еврей. Поэтому щадит Паукера: пока ему только морду бьет. Будешь у Гулько подручным. Действуй по книгам, что ты мне передал. Их копии у тебя есть.
Пашка попытался воздействовать на решение наркома через Сталина.
- Хорошо, что он не допустил тебя к этому делу. Ни сам Паукер, ни его показания не нужны! - прозвучал приговор Хозяина.
Вернувшись от вождя Пашка пошел к Гулько. Тот отрабатывал боксерские приемы на загнанном в угол Паукере. С приходом Жихарева удары стали чаще и сильнее. "Ух-ух-ух!" - задергался словно марионетка Паукер. Глухо звучали удары, капельки пота выступили на лысине Гулько. Наконец, Паукер свалился на пол.
- Приведи его в чувства, а я пойду гимнастерку сменю! - велел Гулько Пашке.
Склонившись над Паукером, Пашка поднес к его руке автоматический карандаш, в который вместо графитового грифеля была вмонтирована натертая ядом игла. Несколько раз уколов подследственного, Жихарев поднес к его носу нашатырный спирт. Паукер открыл глаза, его лицо выражало недоумение растерянность. Выглядел растерянным и переодевшийся Гулько. В это время в кабинет вошли молодые люди, знакомые Пашке по казни Ягоды. Их возглавлял наглец с золотой коронкой. Теперь в его петлицах было уже по две шпалы.
- Нарком велел подключиться нам к следствию. Допрашивать будем здесь! - объявил он с порога.
- Поедем на ближнюю дачу! - обратился к Гулько Жихарев, которому сама судьба послала молодых хамов. - Есть вопросы по организации охраны генсека.
- Что, падла, икру с осетриной жрал, думал: так и дальше будет? - услышал Пашка, выходя из кабинета.
- Товарищи! Гулько! Жихарев! - закричал Паукер.
- Тамбовский волк - тебе товарищ! - двинул фиксатый Паукера табуреткой по голове.
Через три часа Гулько и Жихарев вернулись со сталинской дачи. По кабинету Гулько метались молодые люди.
- Вставай! Вставай, сука! - тряс фиксатый уже бездыханное тело Паукера.
- Как он встанет, когда он уже мертв? Кровоизлияние в мозг, разбитая вдребезги печень, разрывы сердца. Все это видно по лицу - не надо даже вскрытия производить! - объявил Пашка.
- Да, молодые люди, - громадный брак в вашей работе. Перестарались, - размышляя вслух, произнес Гулько.
- Сдайте оружие! - приказал Жихарев фиксатому.
Молодые люди немедленно вывернули руки своему бывшему начальнику, защелкнули на них наручники. Содрали кобуру с наганом, выудили из заднего кармана браунинг. Кто-то тут же поставил фиксатому синяк под глазом. Молодой наглец, велевший Тихону Гавриловичу во время казни Ягоды мыть пол, усадил фиксатого на стул и спорол петлицы с его гимнастерки. "И фикса тебе, гад, не положена!" - прорычал он, доставая отвертку. Глянув на стол, наглец взял бюст Дзержинского и, приставив отвертку к золотой коронке, стукнул по ней.
- Товарищи! Гулько! Жихарев! - повалился в ноги фиксатый, плюясь кровью.
- Тамбовский волк - тебе товарищ! - пинками погнали из кабинета молодые люди своего бывшего начальника.
- Я буду ходатайствовать перед товарищем Ежовым о поручении вам этого дела, - улыбнулся Гулько молодому наглецу, покосившись на выбитую коронку. - А пока составьте протокол изъятия оружия и ценностей.
- И это надо убрать! - кивнул Гулько в сторону мертвого Паукера.
Глава 21
Атмосфера страха охватывала страну. Безотказно работала машина подавления. Каждую ночь тысячи людей отправлялись за решетку. Каждый день тысячи людей пополняли лагеря. Каждый день сотни людей расстреливались или уничтожались другими способами. Главный удар наносился по старым членам партии. Они могли знать что-то компрометировавшее Хозяина и его приспешников. Они на правах старых товарищей протестовали против репрессий, против диктатуры. Поэтому в тот период Сталин выдвинул лозунг: "Кто не с нами - тот против нас!" В созданном Наркомате партийного контроля фабриковались материалы по исключениям из партии, за которыми следовали передачи дел в следственные органы. Нарком народного контроля Шкирятов, которого сразу же прозвали Малютой Шкирятовым по аналогии с подручным Ивана Грозного - Малютой Скуратовым, еженедельно ездил к Хозяину для утверждения списков исключенных из ВКП (б) - ветеранов партии, партийных и хозяйственных руководителей, военных. Казалось, не было такого коммуниста, под которого Наркомат партийного контроля не сумел бы подвести идеологическую базу для исключения из партии. В этой обстановке награждение, повышение в должности не приносило радости: все знали, что сразу за ним же может последовать арест. Наряду с доносами, написанными по идейным соображениям, писались доносы из зависти и желания отомстить. Страх царил не только в народе - он царил даже в Кремле.
Разоткровенничавшийся однажды Ворошилов показал Пашке, как перепланировали его квартиру в Кремле.
- Хочешь знать, где моя спальня? Смотри! - с этими словами нарком нажал на одну из книг в большом стеллаже.
Стеллаж отъехал и сквозь проем нарком с гостем вошли в спальню.
- Но это - еще не все! Вот подарок балтийских моряков, - указал Ворошилов на веревочную лестницу, прикрепленную к подоконнику. - В случае чего можно спуститься на кремлевскую стену.
Боялся всего и Сталин. Он не верил даже своим приспешникам, не раз доказывавшим ему преданность. Почти у всех них родственники были арестованы и содержались в тюрьмах в качестве заложников. Как-то в присутствии Пашки в кабинет Хозяина на коленях вполз его секретарь Поскребышев. Не говоря ни слова, он обнял ноги вождя, с мольбой заглядывая в лицо.
- Нет! Не проси! - ответил Сталин на немую просьбу. - Мы найдем тебе новую жену - русскую! А пока подай нам чаю!
Поскребышев как побитая собака выполз из кабинета.
- Вот какая у человека неприятность - жена врагом народа оказалась, - сказал вождь Пашке. - Всегда я говорил, что незачем на еврейках жениться. Уж больно ненадежная эта народность! Кто они? Люди без родины! А для таких людей нет ничего святого. Правда, мы скоро организуем для них автономную область. Там они обретут родину. Да, Жихарев, ты чай проверь, когда его Поскребышев принесет!
Поскребышев принес чай. Пашка быстро сделал анализ и доложил, что можно пить.
- Говорят, красивая жена у Поскребышева, - продолжал разглагольствовать Хозяин. - А ты почему не женишься? Пора бы!
- Не нашел еще избранницу, товарищ Сталин! - ответил Пашка, а сам подумал: "Чтобы ее как жену Поскребышева забрали, а потом использовали ее показания против меня?"
- Ничего, Жихарев! Женим Поскребышева и тебе жену подберем.
Вошел Поскребышев забрать пустые стаканы. Он молча положил перед Сталиным лист бумаги.
- Что это? - спросил генсек.
- Отказ от жены и требование скорейшего развода с ней.
- Молодец! Только зачем мне это показываешь? Ты лучше Ежову покажи! Органы ведь и меня проверить могут! И мне могут отказать! Об этом я всем твержу! А то приходил на днях Калиныч - у него тоже жену забрали… А что я могу?
- Так вот какая идея насчет евреев, - обратился к Пашке вождь, когда за Поскребышевым закрылась деверь. - Есть у нас под Хабаровском городишко Облучье. Там будем создавать область. Даже названия новых городов придумали: Биробиджан, Биракан. Бывал в тех краях?
- Бывал, товарищ Сталин! Места гнилые - болотистая котловина, а кругом горы. Ветров практически нет. В таких местах эпидемии быстро распространяются. Сам климат ведет к повальным заболеваниям ревматизмом, туберкулезом, другими болезнями легких.
- Вот пусть и позаботятся о себе! Все врачи-евреи там будут. Вообще всех евреев туда отправим. Будут жить компактно, в своей автономной области. А то после революции расползлись по всей стране. Народ баламутят: всем недовольны, все критикуют!